Ровный гул моторов усыплял. Дэниэл почти не спал перед вылетом, и глаза закрылись сами, уже не слушаясь его. Ну что ж, немного выспаться перед встречей с приятелем Джонсом не помешает. Снова эти камни, эти ручьи детства. Вчера все это уже снилось ему. И он, маленький мальчик. Дэниэлу с детства хотелось, чтобы люди были добрыми. Не ссорились и не воевали. И желание самому сделать что-то очень важное было сильным. Важное именно для этого – для доброты и любви. Сначала он просто рассказывал всякие истории своим приятелям по детским играм. Сам придумывал. И всегда они заканчивались хорошо. В историях больные выздоравливали, враги мирились.
Потом стал давать советы и взрослым тоже. И его истории стали больше похожи на притчи, а не на сказки. Он научился видеть символы так хорошо, как никогда прежде. И научился вплетать эти символы в свои рассказы так, что они становились понятными всем. Многие слушали его с интересом, но еще больше людей смеялось над ним. Дэниэл отвечал на их смех улыбкой и никогда не злился.
А потом он стал пророком. Сам он не сразу это понял. Собирался выращивать плоды и животных, как и все. Или строить дома. Но у него уже не было на это времени. Потому что люди все время приходили к нему с вопросами. Они приносили пищу, и он отвечал. И много думал. Но не все ему верили. Это его очень расстраивало. Он понимал, что так все равно будет много зла. Каждый человек страдает от зла, совершенного другим человеком. И всякое зло идет от людей. От неправильных действий. Он очень хотел, чтобы ему поверили все, как можно больше людей. Большинство людей словам не верит. Послушают его сказки, как бродячего актера, разойдутся и забудут.
Он понял однажды, что убедить людей в своей правоте можно, но очень дорогой ценой. Своей жизнью. Такая жертва – она может произвести сильное впечатление на людей, даже самых недоверчивых. Но как и когда – это было непонятно, страшно. И страшно об этом думать. Так страшно, что кожа холодеет.
Дэниэл проснулся от вибрации самолета. Посадка. Он проспал весь рейс. Какого черта ему снятся такие странные сны. Досада и злость на фокусы спящего мозга осталась. Он стал разглядывать стюардессу, но и тут не повезло. Обычно чьи-нибудь стройные ноги легко могли отвлечь от дурацких фантазий. А у этой мулатки вместо ног были тростиночки.
И вот она, Африка. Теперь осталось потратить целый день на поиски Джонса. Его приятель забрался в какую-то глухомань. Его подробные письменные объяснения лежали в кармане. И план, как его найти.
Он увидел стоянку автобусов, и на одном из них было написано по-английски название того самого города, куда направлялся Дэниэл. Автобус оказался экскурсионным, но его с удовольствием посадили. Туристов было не много, и Дэниел спокойно забрался на последние места, снова закрыл глаза. Сны больше не снились. Иногда сквозь прикрытые ресницы он видел пальмы, дома из глины. Солнечные блики сквозь веки словно отбивали морзянку. Это мелькание придорожных деревьев. Таинственный код таинственной земли.
Дорога оказалась очень долгой, были остановки для экскурсии по развалинам. Дэниэл не пошел со всеми, всякие разрушенные города навевали на него тоску. Потом обед в местном ресторанчике. Он удивлялся, что запахи и даже местные блюда оказались такими знакомыми. Точно такой же ресторан у него в Лондоне недалеко от дома. Как все перемешалось в мире. Микс. Не хватает парочки чопорных лондонских бабулек с зонтиками здесь. Тогда уже не было бы никакой разницы.
Автобус не довез его до мотеля, указанного Джонсом. Туристов повезли обратно, а Дэниэлу пришлось добираться на такси. Он слегка занервничал, когда машина оказалась на глухой темной окраине города. Но спустя десять минут он увидел Джонса на ярко освещенном просторном крыльце этого небольшого постоялого двора. Джонс курил, сидя в кресле, и делал вид, что никаких машин тут нет и не было.
Дэниэл вышел из такси и замер на миг. Эта картинка показалась ему до боли знакомой. Джонс, развалившийся в кресле в невозмутимой позе и с совершенно отрешенным видом. И он сам, стоящий на дороге со своими чемоданами. Как будто он пришел к этому мудрецу за советом. И тончайшее ощущение – слабая надежда утешения – лежало между ними, как свет ночного фонаря на крыльце. Тут архетипический образ зашевелился, поднялся из кресла. Без традиционной бороды мудреца, в ковбойской шляпе – и все же это был он, его приятель Джонс. Джонс-который-всегда-знал-что-делать.