Лаура

Лаура
Роман в стихах
Эпиграф
«…Как приманчиво привести в согласие красоту нравственную с красотой физической! Какое гордое удовлетворение испытывает человек, когда ему это удается! Как прекрасен труд, единственное орудие которого любовь!..»
«Блеск и нищета куртизанок»
Оноре де Бальзак


Едва красавица проснется,
Едва очей ее коснется
Один из солнечных лучей,
Едва рукой она своей
Сорвет ночное покрывало,
Которое еще дышало
Ее духами и теплом,
Она уж мыслит об одном –
О зеркале,.. ведь манит властно
Оно красавицу всечасно.
И, забывая обо всем,
Любуясь с наслажденьем в нем,
Она головку набок клонит,
По волосам руками водит
Уже привычным чередом.
То щечки нежно мнет перстами,
Играет алыми устами,
То бровью тонкой поведет,
То с грустью тайною вздохнет,
То, глаз прищурив, улыбнется,
То так, то эдак повернется.
Она красавица, она!
Она собой восхищена…

Тебе, воздушная девица,
Я посвящаю свой рассказ.
Пусть разум твой им насладится,
Как путник чистою водицей.
И пусть глаза всплакнут не раз.
Надеюсь, ты, в его строках
Найдешь своей души стремленья,
И в нем печали и сомненья,
Искристой радости мгновенья,
Блеснут, как лик твой в зеркалах.
Пусть промелькнут в моих стихах
Твои надежды и страданья,
И пусть твое существованье
Не омрачают никогда
Любые ложные порывы.
Пусть обойдет тебя беда,
Будь жизнерадостна всегда.
Стремись, красавица, к любви
И в жизни для других живи!

Глава 1
Был очень душный летний вечер.
Сгущались в небе облака.
Деревья замерли, как свечи,
Не ощущая ветерка.
Вот-вот – и небо разразится
Ужасным плачем: все кругом
От духоты освободится
Под оживляющим дождем.
В тени немолодого сада,
Как белый сказочный фантом,
Стоял большой красивый дом.
Вокруг – зеленая ограда.
С обратной стороны фасада
Вовсю распахнуто окно.
На подоконнике вино –
Души тоскующей услада.
Почти у самого окна
Сидят две девушки. Одна
Кладет пасьянс на стол пытливо,
Задумчиво и молчаливо –
Гадальщица, ни дать, ни взять.
Волос густых и темных прядь
Спускалась прямо ей на плечи.
Из-под бровей – усталый взгляд.
Пред ней – оплавленные свечи
И карты выложены в ряд.
От чуть мерцающего света
Глаза у девушки  блестят.
Ланиты трепетно горят.
Зовут ее Елизавета.

С другой же стороны стола,
Как утро майское светла,
Чиста лицом и белокура
Сидела нежная Лаура.
Смотря на бледный лунный свет,
Головку подперев рукою,
Она задумалась – зимою
Ей будет девятнадцать лет…

Лаура часто изменялась:
То вдруг грустила, то смеялась,
То сдержанна была до слез,
То злилась в шутку, то – всерьез.
То отвергала, то просила,
То забывала, то дарила.
То раздражалась не шутя,
То обижалась, как дитя.
Она была властолюбива,
Хотела если, то шутлива,
А если нет, то холодна
И неприступна, и бледна.

В ней было все: от отчужденья
И непонятных умных фраз
До сказочного умиленья,
Что очаровывает нас.
В ее душе необъяснимо
Порок был рядом с чистотой,
То порождая херувима
С неповторимой красотой,
То дьявола в обличье милом,
Так нами иногда любимом.
Она была порой нежна,
Доверчива и простодушна,
Порой ретива, непослушна
И сильно всем раздражена.
Меняя часто гнев на милость,
Она привыкла уж к тому,
Как общество к ней относилось,
Что верной богу одному
Ей надо быть, ведь откровенна,
Как лань покорна, не надменна,
Она была лишь перед ним –
Один был ею он любим.
Ибо, как видно, не желая
Ни ада грешнице, ни рая
Монетой той же ей платил;
Ее земную он любил
Как редкий цвет оберегая.

Отец ее покинул свет,
Когда ей было восемь лет.
Он был полковником в отставке
И к пенсии своей надбавки
За инвалидность получал, -
Хозяйство вел и не скучал.
С британских островов сей малый
Сбежал в Россию, где осел,
Женился, в общем, обрусел.
Но не жалел о том нимало.

На девять лет пережила
Его жена и мать Лауры.
О ней скажу лишь, что была
С тяжелой женщина натурой.
Когда пришел руки просить
Лауры первый сват, она же
Его не выслушала даже
И выставила за порог.
Печальный сватовства итог
В причину вылился скандала.
Лауру мать не понимала,
Хотя любила и ласкала.
Но как бедняжка умерла?
Известно богу лишь, легла
Она в постель, а встать – не встала…
Спокойно смерть ее застала.

И вот уж скоро третий год
Поместья этого оплот
Была Лаура, хоть именьем
Приказчик Степа управлял
И очень часто нарушал
Ее приказы, но терпеньем
(В поместье всякий это знал)
Большим Лаура обладала,
И часто все ему прощала,
Хотя он многое скрывал.

В тот вечер милые подруги
Вдвоем сидели у окна.
Едва сквозь облака видна
Была красавица луна.
Стояла тишина в округе.
Лаура, полный неги взор
Направив на Елизавету,
Подобно юному корнету,
Затеяла с ней разговор.

Лаура
- Ну, поделись же не скрывая,
Скажи мне, Лиз, последний бал
Тебя он разочаровал?
Что за апатия такая?
Уж очень грустная с него
Ты возвратилась, отчего?

Лиза
- Скрыть ничего не удается,
От глаз всевидящих твоих.

Лаура искренне смеется.

Лиза
- О приключениях своих…

Она мечтательно вздохнула
И грустно на свечу взглянула.
- О нем! О нет...  О нас двоих.

Елизавета оглянулась

- Тебе поведать я хочу…

В сторонку сдвинув чуть свечу,
Она румянцем вся покрылась,
Лицо улыбкой озарилось.
К Лауре ближе пересев,
Она тихонько, нараспев,
Едва дыша, ей зашептала:

- О, как я на балу блистала!
О, Лора! Как я танцевала!
Как жаль, что не было тебя
Со мною рядом, веришь, я,
Ну, словно перышко, парила.
Как легкий ветерок, кружила,
Среди танцующих царя.
Мне вальс на славу удавался,
Но главное – Он рядом был!
Мне постоянно улыбался
И взгляды дерзкие дарил.

Лаура
- Скажи мне, что с тобой случилось?
Ответь мне, Лиза, кто же Он?

Лиза
- Мне кажется, что я… влюбилась!
Тот бал, ну просто сладкий сон!

Лаура
- Да с кем ты все же танцевала?
Неужто с Робертом Донским?

Лиза
- Ну что ты, милая, не с ним.
Я от него давно устала…

Лаура
- Тогда Андрей, младой корнет,
Тебя поди очаровал?

Лиза
- Ему всего осьмнадцать лет!
Он для меня еще так мал…

Лаура
- О, Лиза! Право, я не знаю…
От любопытства вся сгораю.
Скажи мне, кто он? Кто такой?
Ну, Лиз…

Лиза
- Поручик молодой!

Она на Лору посмотрела
С улыбкой, полной торжества.
Но та задумчиво сидела,
Внимая Лизиным словам.

Лаура
- Хоть бал последний пропустила,
Но все же не припомню я
Месье, достойного тебя…

Лиза
- Меня ты сим не оскорбила.
Ведь он впервые к нам на бал
Залетным соколом попал.
Какая в нем мужская сила!
Как он спокоен, как красив!
Высок собой  и статен.
А голос, боже, так приятен!
Хоть сам он страшно горделив.
О, Лора, если бы ты знала,
Как жажду я любви его!
О, как от страсти я сгорала,
Но не добилась своего…
Его душа в ответ молчала.
А он прекрасен – нету слов!
Среди прилизанных голов,
Среди пустых и сытых взоров,
Средь лицемерных разговоров
И опустившихся умов
Он, будто сказка, слышишь, Лора?
Он, словно хладная Аврора
В мужском обличье, и ему
Мое сердечко ни к чему…

Она задумчиво вздохнула.
На темно-серые глаза
Вдруг навернулась ей слеза.
Она рукой ее смахнула.

- На дам, представь, он не глядит.
Лишь с девушками очень редко,
Как шаловливая кокетка,
Пошутит малость, пошалит,
Заигрывая с ними мило.
Потом отхлынет, как волна.
Собой доволен он сполна.
Но я бы все ему простила.
Он видел свет, он знает мир.
Его понять, увы, нетрудно.
Ведь наш ему наскучил пир.
У нас ему же просто нудно.
Какая бы из наших дам
Сравнилась с дамой из столицы?
Они нежны там, белолицы.
Куда тягаться с ними нам?
Не можем с ними мы сравниться.
И от сего, мой херувим,
Уж заскучал, поди, по ним.
Ведь дело-то свое он знает –
И опытен не по годам.
Лаура, верь, поручик сам,
Хоть многого не понимает.
Хоть и повеса молодой,
Но с очень умной головой.
Большой эстет в любовном деле.
Насквозь он видит наших дам
И мало верит их словам –
Они ему уж надоели.
Ох, как над ними он шутил.
Как посмеяться-то любил!
С лицом невинным менестреля
Он двум девицам как-то раз
В одной беседке, в один час
Назначил трепетно свиданье.
Они пришли без опозданья.
А он им как бы в назиданье
Урок, давая наперед,
В то время с третьей был девицей:
Красивой, статной, белолицей.
Ей улыбался в свой черед,
Выслушивал ее признанье
С бестрепетным очарованьем
И, верно, думал про себя:
«Ведь вхож в любое сердце я!»
Хоть страстью нежной не измучен,
В любовном деле он – хитрец.
Уже давно всему научен.
Он женских властелин сердец!
И я люблю его, Лаура!
Пусть я, как ты, не белокура,
Не так красива и умна,
Не так стройна, не так бледна,
Но, Лора, сердцу не прикажешь.
Умом спасенья не подскажешь.
Сердечко бьется от того,
Что я не видела его
Всего два дня. Ну отчего
Мне наказанье это, боже?
За что же, ну скажи, за что же
Я вынуждена так страдать?

Лаура
- Да… я могу тебя понять.
Со мной не раз такое было.
Но время раны залечило.


Лиза
- А он… Ему-то все равно.
Он ко всему привык давно.

Лаура
О, Лиза! Будь же равнодушней!
Ты слишком мучаешь себя.
Будь больше разуму послушней,
Будь сдержанней, Его любя,
Взамен любви не получая,
В безумной страсти утопая,
Ты только мучаешь себя,
Сердечко девичье терзая.
А, кстати, скоро ль новый бал?
Давно я там не появлялась.
Наш губернатор заскучал,
Покуда здесь я прохлаждалась…

Лиза
Нам с губернатором беда.
Тебя он видеть рад всегда.
Приветить он безумно любит:
Сначала нежно приголубит,
Потом распустит свой язык.
И потекут ручьем расспросы,
Пшеном посыплются вопросы.
Ох, резвый все же он старик.
А дальше танцы, развлеченья,
Потом картежная игра.
И так до самого утра,
Насколько хватит нам терпенья…


В окно направив грустный взгляд,
Елизавета, глядя в сад,
Сырой прохладой наслаждалась,
Чему-то мило улыбалась,
Порой своей рукой ловя
Слезинки чистые дождя.

***
Укутавшись листвой зеленой,
Спит крепким сном усталый сад.
Лишь слышен тихий скрип оград
Да шелест листьев упоенный.
Прошедший дождь своей рукой
Все освежил в сей час ночной.
В окне помещичьего дома
На фоне свечки восковой
Фигурка тонкая с косой –
Она нам хорошо знакома.
Довольно позднею порой
Лаура, проводив подругу,
Одна осталась и сейчас,
Когда пошел второй уж час,
Глядит на спящую округу.
И в темноте, среди ветвей,
То материнский нежный образ:
Глаза, походка, тихий голос
Являются мгновеньем ей,
Волнующим воспоминаньем,
Ласкающим ее сознанье.
То добрые глаза отца,
Его мозолистые руки,
Не ведавшие лени, скуки
Почти до самого конца
Едва касаются Лауры.
И… снова ночь,.. вдали фигуры
Бредут дорогою ночной.
Вокруг все спит, вокруг покой
Под лунным желтым созерцаньем.

Но неспокойно только ей,
Лауре – дочери страстей.
Гнетут ее воспоминанья.
Любимице богов и муз
На сердце беспощадно давит
Боль прошлого, тяжелый груз
Утраты. Взор ее печалит
Могила предков, спят они
Вдвоем, в разлапистой тени
Большого дуба, в центре сада,
Напротив белого фасада,
Укрытые сырой землей.
Там вечна тьма, всегда покой.
Туда Лаура устремила
Свой полный жгучей грусти взгляд.
Туда, где предки Лоры спят,
Где часть души она хранила.

Ее беспечные друзья
И своенравные подруги
Не видели Лауры муки
(О коих написал здесь я).
Для всех Лаура – хохотушка,
Порой – надменное дитя,
Простая, светская болтушка,
Что говорит всегда шутя.
Судьбы безвольная игрушка.
Но, видит бог, сама она
Была достаточно умна,
Чтоб не казаться всем занудой.
Во время бала это ей
Претило. В обществе друзей
Она была почти Гертрудой:
Источником смешных идей.
Не знаю, может быть, за это,
Но свет ее ценил. Она
Всегда была им обогрета.
Мужчинами окружена
Была везде, но похвалиться
Мог дружбой с нею мало кто.
Тем паче близостью. Зато
Она давала насладиться
Игрою флирта. Рядом с ней
Мужчина был мужчиной. Ей,
Владевшей тайной мира чувства,
Его возвысив до искусства,
Мечтавшей научить людей
Гармонии души и тела,
(В чем Лора, кстати, преуспела),
Ей было страшно, ведь она
Была, по сути, одинока.
И на страдания жестоко
Безжалостно обречена…

…Последний раз в окно взглянув,
Лаура свечи потушила
И грустно, тяжело вздохнув,
Под одеяло заспешила…

***
Ах, утро! Что за благодать!
Проснешься, сладостно зевая,
Тебе не хочется вставать,
И ты все нежишься, мечтая,
О чем-то милом и родном,
Мешая образы со сном.

Так и Лаура, чуть проснувшись,
В лучи златые окунувшись,
Слегка откинув одеяло,
В постели сладостно лежала,
Не чувствуя желанья встать.
А за окном листва шумела
Под ветром резким и шальным.
И груша между листьев спела,
Любуясь небом голубым.
Ей было так приятно, томно,
И розовым казался свет.
В окно заглядывал любовно
К Лауре ласковый рассвет.
На стенах зайчики мерцали,
Устав от солнечной игры,
И всюду мебель целовали,
Лучом кидаясь на ковры.

Устав лежать, Лаура встала.
И в пеньюаре, как была,
Так и пред зеркалом предстала:
Нежна, румяна и бела.
Сквозь тонкий шелк ее сорочки
Видны прекрасные черты.
Богатство женской красоты
Едва ль опишут эти строчки.
Пронзительный, с усмешкой взгляд,
Немного чувственные губки,
Всегда готовые для шутки,
И прячущие белый ряд
Зубов жемчужных. Говорят,
Те, кто Лауру знал и видел,
Что Лора, в сущности своей,
Противоречье в чистом виде:
То приласкает, то обидит,
То скроется вдруг от друзей
Без столь привычного прощанья
И равнодушного лобзанья.

Закончив ранний туалет,
Когда лучистый яркий свет,
Пройдя сквозь лиственную сетку,
Дошел от стула до окна,
Служанку позвала она.
К ней в комнату вошла брюнетка,
Свежа, как капелька росы.
Да, девушки такой красы
Встречаются довольно редко:
Глаза прекрасный свет таят,
Сама стройна и смуглолица.
Дуняшей звали ту девицу.
К таким всегда благоволят.
Семнадцать лет весной ей было.
Мать Дуни здесь еще служила
Уж много-много лет назад
Родителям Лауры.., что же,
Теперь и Дуня служит тоже
Лауре, кто же виноват,
Что так судьба ее сложилась.
Ведь крепостной она родилась.
И бедную жестокий рок
На рабство долгое обрек…

Гостиная. Уж стол накрыли.
Искрится красное вино.
Лучи все светом напоили
Сквозь приоткрытое окно.
За столиком сидит Лаура,
Глаза ладошкою прикрыв.
А рядом грустно и понуро,
Младые плечи опустив,
Прищуриваясь чуть от света,
Задумалась Елизавета.
Печальный свет в ее глазах
Сырая ночь не умалила.
На чувственных ее губах
Печать страдания светила.
И было видно, что она
Осталась в эту ночь без сна.
Напротив, милая Лаура
Была на вид совсем не хмура.
Она с улыбкою своей
За Лизой тихо наблюдала.
И улыбалась все сильней,
Когда та тяжело вздыхала.

Лаура
- Давно пора бы отойти
От полуночного каприза.
В себя давно пора прийти.
Ну, улыбнись… Ну, что ты, Лиза?
Ты только посмотри в окно!
Тебе  неужто все равно?!
Сидишь, ну словно неживая,
Подобно цвету увядая!
Ведь на тебе лица уж нет.

Лиза
- Какая все же ты болтушка
С воображеньем на весь свет.
Не надо быть такой, душка!
Тебе же лишь осьмнадцать лет!
Что можешь знать ты в годы эти?
О чувствах, о любви, о свете?
Послушай, Лора, для меня
Любовь, страданья – все едино,
Как ночью звуки клавесина,
Как искры жгучие огня.
Я знаю, ты не виновата…
Не обижайся, Лора, но
Любить не каждому дано.
И не для всех любовь отрада.
Не каждому дано страдать
И боль в душе превозмогать…

Как будто кинули вдруг камень
В запретное души кольцо,
От сих речей, как яркий пламень
У Лоры вспыхнуло лицо.
Глаза зажглись недобрым светом,
Все пальцы стиснулись в кулак,
И, в довершение при этом,
Сорвалось с губ Лауры:

- Та-а-к!
Скажи, ужель ты так считаешь?
Ужель меня не понимаешь?
Я слышу, обвиняешь ты,
«Лаура, мол, любить не может!»
Что ж, это на тебя похоже.
Но, Лиз, спустись же с высоты!
Подумай хорошо сначала.
Спустись на землю, этот свет –
Ни рай, ни ад. На нем ведь нет
Того, о чем ты так мечтала:
Нет чистых мыслей и идей,
Нет бескорыстного начала
В единой плоти… Ты пойми:
Витает равно над людьми,
Как сильно б ты ни отрицала,
Гармония – добро и зло!
Преобладание влекло
Любого этого начала
К убогости высокой мысли!

Наверное, на этот раз
Их очень милая беседа
Продлилась бы и до обеда.
Прервал ее, в столь ранний час,
От губернатора посыльный.
Зашел с дороги он весь пыльный
С словами: «Вот конверт для Вас».
Да, да, права Елизавета,
Оказывается , была –
Внутри заветного конверта
Лаура с радостью нашла
Желанное столь приглашенье
От губернатора на бал.
Он очень мило Лору звал,
С особым, нежным вожделеньем.
И надо думать, что решенье
Ее любой бы угадал.

Елизавета приказала
Быстрее бричку заложить.
И, попрощавшись, поскакала
Свои догадки подтвердить.

Конец  1-й главы.


Глава 2

На бал Лаура в этот раз
Премило очень опоздала,
Хоть и не много потеряла,
Не быв на бале первый час.
Ее уж ждали. Первым встретил
Лауру губернатор наш.
Вторым, кто гостью заприметил,
Был сын его, Андрей Мураш.

Пока Лаура занимала
Сиих почтеннейших мужей,
К подруге ветреной свой
Елизавета подбежала.
Ее в сторонку отозвав,
Ей слова вымолвить не дав,
По залу бегая глазами,
Перчатки теребя руками
От напряженья своего,
Она Лауре зашептала:

- Он здесь! Я видела его!
Он здесь… Я видела…

Лаура
- Кого?

Лиза
- Ну, неужель ты не узнала
По описанию его?

Лаура
- Ах, да! Красавца твоего?!

Лиза
- Он был здесь с другом, но куда
Пропал, не знаю. Вот беда!

Пока красавица гадала,
Куда любовь ее пропала,
Оркестр вальс уж заиграл.
Весь гомон сразу же пропал
И гости закружились в танце.
А Лиза, перестав метаться,
Вдруг загляделась на двоих:
Высоких, статных, молодых
Поручиков. Вояки эти,
Лауру с Лизой заприметив,
Настойчиво, как никогда,
Шли прямо к ним…

Лаура
-Елизавета!
Да на тебе лица-то нету.

Лиза
- Лаура! Вот он… справа. Да…
О, боже мой, идет сюда…

Лаура с любопытством детским
И простодушным, не по-светски,
Дав волю полную глазам,
Смотрела, как к ним приближались
Поручики. Те улыбались
В ответ на взоры милых дам,
Предпочитая взгляд шагам.

И вот они стоят уж рядом,
Скользя глазами по плечам,
Зардевшихся румянцем дам,
По их прекраснейшим нарядам.
Один из них – Андрей Висков –
Любитель сладких, нежных слов,
Противник всяческой морали.
«Творенья божьего венец»
Друзья Андрея величали,
Грозою девичьих сердец.
В душе своей поручик этот
Имел примерный идеал
И милых девушек из света
К нему он часто примерял.
Но вот беда, как ни старался,
В кого поручик ни влюблялся,
Увы, найти свой идеал
Ему никак не удавалось.
От поисков Андрей устал,
Его душа вся исстрадалась.
Вы поняли уже, что он
И есть властитель сердца Лизы.
Но всемогущий Купидон
Явил на свет свои капризы,
Не подчиненные уму.
И вот, заметьте, почему.

Пока Елизавета страстно,
Не замечая, что напрасно,
Растрачивая столько сил,
Ласкала милого глазами,
Все совладать стремясь с руками,
Андрей Лауру пригласил
На танец. Ловко обхватил
Под розовыми кружевами
За талию ее, и вот
Через мгновенье увлечет
Их в вихрь танца Терпсихора.
Но тут, забывшаяся Лора
Взглянула в Лизины глаза…
О, боже, в них была слеза!
Отчаянье, мольба немая.
Страсть неестественно больная
Столь живо говорила в ней,
Что Лора всей душой своей
Понять смогла Елизавету.
И, вняв своей души совету,
С улыбкой милой, но пустой,
Она Андрею отказала.
Так как прекрасно понимала
Всю боль подруги дорогой.

Пока Андрей в недоуменье,
С огромным внутренним сомненьем,
Приходит тяжело в себя,
Вам описать хотел бы я
Его товарища. Друзья,
Надеюсь хватит Вам терпенья?
Знакомьтесь – это Алексей
Свиридов. В обществе друзей
Спокойный и приятный малый,
Которого уже немало
Судьба лихая потрепала,
Но все ж сердечностью своей,
Гуманностью простых идей
Свиридов резко выделялся
В военном обществе своем:
Он лихо управлял конем,
Во время боя смело дрался.

Он был любимец – вот оно
Столь точное определенье.
Одно лишь плохо, в искушенье
Вводило молодца вино.
Да, да, ведь если б не оно –
Он был бы старшим офицером,
Так как в полку служил примером.

Свиридов был не горделив.
В общенье мрачен, молчалив.
Друзья, что раньше его знали
Еще с Кавказа, отмечали
В нем очень явную тоску
И в поведенье перемены.
Ведь раньше были так надменны
Его слова. В своем полку
Он слыл веселым балагуром
И безобидным шутником.
Но года три спустя потом
Он как-то сник, хотя фигура
Его была на зависть всем:
Он так же был подтянут, строен,
Лицо красивое, живое
И добродушное совсем.
Никто не ведал, в чем причина
Его угрюмости немой.
Ну отчего такой мужчина
Проникся вдруг насквозь тоской?
Никто не знал. Быть может, дальше
Он нам расскажет, но не раньше
Чем этого захочет сам,
Дав волю сомкнутым губам.
Душа Свиридова страдала…

Но я хотел вернуть бы Вас,
Конечно, именно в тот час,
Когда Лаура отказала
(Чем удивила всех немало)
Вискову в танце. О! Она
Была в момент тот так бледна,
Хоть и пыталась скрыть волненье
И очень явное смущенье.
Андрей, как я уже сказал,
На миг в оцепененье впал.
Поймите сами, ведь с Кавказа
Не знал Андрей от дам отказа.
Был баловнем судьбы Висков.
Ему средь дам легко дышалось,
Но на прощанье даже слов
Порою им не оставалось…
Висков не утруждал себя.
Свое любил он слишком «Я».
И вот! Такое вдруг случилось.
О, что в душе его творилось!

Висков очнулся – все поняв
И, с трепетом поцеловав
Лауре руку, удалился.
Свиридов же глазами впился
В Елизавету. Да, она
Пришлась по сердцу офицеру.
Но слишком много брать на веру
Не следует, любовь вредна.
Она – сплошное наказанье
Для тех, кто в ней неискушен.
В реальной жизни страшный сон,
Ежесекундное страданье.
Ведь Лизы нежный, томный взор,
Которым оная ласкала
И с вожделеньем обнимала,
Неся в нем мысленный укор,
Вискова, медленно краснея,
Свиридовым на свой же счет
Был принят. Верно, не идет
За чувством разум, и, немея,
Движеньем мысли цепенея,
В плену губительных страстей
Наш ум придатком служит ей –
Любви! Навязчива идея –
Себя, не тратя на одном –
Любить и сердцем и умом.
Свиридов же любил лишь сердцем.
И потому не понял он
(Хоть был достаточно умен),
Что взгляд Елизаветы милой
Принадлежал Вискову, что ж,
Прикрылась чувством эта ложь!
И Лиза также Алексею,
С непринужденностью своею,
Но все ж с неловкостью в глазах,
Немедля в танце отказала.
Ее лицо чуть просияло
Улыбкой робкой на устах.

Свиридов же с волненьем мрачным,
Рассеянный от неудачи,
Ей пальчики поцеловал
И быстро удалился в зал.

Лаура, вникнув в обстановку,
И очень точно все поняв,
Подругу, тронув за рукав,
Склонила к ней свою головку.

- Плохое очень настроенье.
Ты оставайся здесь, а я
Домой поеду…

На мгновенье
Она увидела: Висков,
Отвергнув напрочь Терпсихору,
Задумавшись, смотрел на Лору
Поверх танцующих голов.

Лаура холодно, бесстрастно
На Лизу взгляд перевела
И, объяснив ей все, пошла
Непринужденно и прекрасно
На выход, оставляя всех
Средь неисчерпанных потех…

Лихая тройка лошадей
Несла карету. В ней Лаура,
Не то печальна и понура,
Не то исполнена идей,
Летела дальше от людей.
О чем дитя сие мечтало.
Что душу Лоры волновало?
Здесь я не в силах Вам помочь.
Душа ее темна, как ночь.

Когда Лаура подъезжала
Уже к поместью, отделяла
Ее лишь роща от него.
Но тут, неясно, отчего,
Карету резко зашатало.
Под нею что-то затрещало
(Возможно колесо), и тут
Послышался какой-то стук.
Одна из лошадей заржала,
Другая тяжело упала,
Издав при этом странный звук,
Как будто треснул рядом лук.
Карета набок повалилась
И в миг все это прекратилось…

…Пугаясь падавших теней,
Лаура шла по темной роще.
Через нее намного проще
Пройти к поместью было ей.
Оставив кучера, карету,
Лишь лунному вверяясь свету,
Найдя дорогу между пней,
Брела она с печальным взглядом,
Цепляясь шелковым нарядом
За череду густых ветвей.

Всецело углубившись в думу,
Она растущему все шуму
Значения не придала
И, кстати, неправа была.
Разверзлось небо над Лаурой.
И тучи, усмехаясь хмуро,
Сверкнули молнии иглой.
И ливень, водяной стеной
Все на пути своем сметая,
К земле деревья пригибая,
Обрушился с высот небес
На спящий, полуночный лес…

Лаура в ужасе метнулась
Направо, впопыхах споткнулась.
И очень мило растянулась
В одной из луж. Спокойно встав,
Испачкав рваный свой рукав,
И не пытаясь отряхнуться,
Лаура умудрилась вновь
Четыре раза растянуться,
Разбив себе при этом бровь.

Она по роще той бродила
Еще, наверно, часа два.
И тут у Лоры закружилась
От напряженья голова.
Пред взором все ее поплыло:
Суровость туч, деревьев ряд.
И Лора веки опустила,
На все последний бросив взгляд.
Пред тем, как потерять сознанье,
Она узрела чей-то лик,
Что над ее лицом поник,
Который с трепетным вниманьем
Разглядывал ее. Потом
Головка снова закружилась.
Все пред глазами растворилось
И Лора медленно забылась,
Обмякнув телом, мертвым сном…

Лаура Лайонс пробудилась
В своем поместье, у себя
В постели, где ее любя
Укрыли теплым одеялом.
Лаура постепенно встала
И мягко подошла к окну:
Предутреннюю тишину
Почти ничто не нарушало…

В ее тяжелой голове
Все ужасы прошедшей ночи
Всплывали. Ноги ныли очень.
Болела бровь. И на руке,
Верней, где раньше был рукав,
В том месте, где его порвав,
Она за ветку зацепила,
Царапина ужасно ныла.
И тело сильно походило
Лишь на один большой синяк.

Лаура вскоре все узнала:
Но как домой она попала?
А дело было, в общем, так…

Дуняша в час зачем-то встала.
От туч нависших страшный мрак
 Ей не давал уснуть никак.
В окно неистово хлестала
Погода дьявольским дождем,
Когда вдруг кто-то постучался
Железным, верно, кулаком
В усадьбу. После заругался
И сильно надавил плечом.
Но зря – Дуняша уж ключом,
С трудом, но двери отворила
И незнакомца в дом пустила.

Пред ней возник из тьмы ночной,
Закрыв дверной проем собой,
Мужчина лет под тридцать где-то.
Он попросил у Дуни света.
Она со свечкой подошла
К нему и тут лишь поняла
Кто на руках был у мужчины –
Лаура Лайонс! Он причины
Ей всей, понятно, не открыл,
Но был с Дуняшей очень мил.
Он из соседнего поместья.
Они ходили с другом вместе
У Лоры воровать дрова,
А суть в сем деле такова:
Той рощей, где Лаура наша
Так заблудилась ныне страшно,
Владели два поместья. Да,
Поместье Лоры, иногда,
Она в нее и заходила
Но очень редко, ведь любила
Уж больно свой тенистый сад,
Второю половиной рощи
Владел Елизаветы брат.

Так вот: крестьяне воровали
Не у своих господ, о нет!
Они деревья вырубали
Лишь у соседа. Ведь сосед,
Как мужики прекрасно знали,
То бишь, Лаура, их прощал.
И вечно с миром отпускал.
Они на этом и играли.

Так было и в последний раз.
Пробил двенадцатый уж час,
Он с другом вышел за дровами,
Вооружившись топорами
Они пошли спокойно в лес.
Но тут с разверзшихся небес
Ударил ливень. Хоть друзьями
Они и были, - друг его
В лесу оставил одного,
Сочтя, что будет еще время
Дров нарубить.  А он решил,
Что ливень для него не бремя
И глубже в рощу поспешил…

Там и наткнулся он случайно
На Лору. Бедная печально,
Уткнувшись мокрой головой,
Лежала в луже. Он рукой
Ее за тело обнимая,
Собой от ливня закрывая,
С земли тихонько приподнял.
И, заглянув в лицо, узнал
Лауру Лайонс… С тяжкой думой
Понес он рощею угрюмой
Ее домой… Ну вот и все,
Все приключения ее,
Что крепостной поведал этот,
Спросив лишь водочки за это.

Да! Вечером того же дня
К Лауре Лиза приезжала.
Когда же все она узнала,
То охала и причитала,
Карету Лорину кляня.

…Лаура долго все металась,
Пытаясь в эту ночь уснуть,
Закрыв глаза. Ей все казалась
Та роща… Лора ищет путь.
Но не находит. Ветки больно
Ее стегают по рукам,
И по испуганным глазам.
На душу давит ей невольно
Вой ветра, страшный шум листвы.
Стальная тяжесть головы
Ей дальше двигаться мешает.
Колени гнутся, и она
Уж распласталась у бревна.
Ее сознанье оставляет…
И только вдруг, в последний миг,
Лаура видит чей-то лик,
Мелькнувший тенью перед нею.
И все… сознание тускнеет.
И в памяти большой провал,
Подобный пропасти меж скал…

Прошло три дня… Лаура снова
Прекрасна и вполне здорова.
Ведет хозяйство, как всегда.
На псарню ходит иногда,
Где держатся ее борзые –
Стремительные, молодые,
Поместья гордость и краса.
С собаками она в леса
Травить зайчат порой ходила
И в том отраду находила.

Однажды вечером она
Играла в вист с Елизаветой.
В окно высокая луна
Струилась мягким желтым светом.
Помещицы, войдя в азарт
От так к себе манящих карт,
Играли не на шутку страстно.
И безнадежно, и напрасно.
Дуняша их остановить
Безрезультатно все пыталась.
Как сильно Дуня ни старалась,
Но не смогла их вразумить…

Итог игры их был печален:
Лаура лошадей, в начале
Из-за не шедших ей бубей,
Безжалостно троих спустила,
Которых, вскоре, возвратила.
Елизавета сто рублей
С завидной легкостью своей
Лауре мило проиграла.
Но прекращать игру не стала,
Поставив на кон трех крестьян
Против двоих борзых Лауры.
И проиграла… Лишь тогда
Она решила закруглиться,
Сказав Лауре:
- Ерунда…
Из-за крестьян не буду злиться.
Тебе я завтра утром их
Доставлю в целости троих…

Конец 2-й главы

Глава 3
Наутро был сплошной туман.
Все небо пасмурно и хмуро.
Проснувшись, сонная Лаура
В окно взглянула – там Степан
Встречал крестьян, которых Лиза
Из-за минутного каприза,
Из-за бездумности своей
Вчера Лауре проиграла.

Одевшись, девушка сошла
К крыльцу. Степана позвала
И стала с ним довольно живо
О чем-то громко говорить.
Степан не смел ей возразить.
Ее он слушал терпеливо.

Стремясь увидеть сквозь туман,
Лаура медленно обводит
Глазами карими крестьян.
С крыльца неторопливо сходит.
Навстречу двигается им…
И с каждым шагом различим
Уж каждый: женщина седая
Одна из них; моложе чуть
И чуть стройней была вторая.
Но стоило лишь ей взглянуть
На третьего, мгновенно, тут же
Становится Лауре хуже.
Лицо бледнеет и она
Бессильно наземь оседает,
Сознанье медленно теряет,
Как в ночь ту, у того бревна…

Когда помещица очнулась,
Сидела Дуня рядом с ней.
Она к Дуняше потянулась
С мольбою:
- Дай воды скорей…
О, боже, что со мной случилось?
Я наяву или во сне?
Пусть Он сейчас зайдет ко мне.
Иди скорей, не стой на милость.

Ее Дуняша поняла
И моментально удалилась.
А Лора тихо опустилась
И мягко на кровать легла.

Он перед нею, он прекрасен,
Он обаяньем наделен.
И взгляд его предельно ясен:
Григорий дерзок и умен.
Непринужденно, благородно,
Как с цвета падает листок,
Лаура делает шажок
Вокруг Панфилова свободно.
А он стоит не шевелясь,
В молчании прилежном,
В то время, как Лаура нежно,
К лицу мужчины обратясь,
Его своим ласкала взглядом.
Приятно щекотали нос,
Пьянящим ароматом роз,
Дыханьем утреннего сада,
Духи Лауры. Вся она
Весенней свежести полна.
С ее размеренным дыханьем
Вздымалась девственная грудь.
О, как хотелось к ней прильнуть,
Испить ее очарованье
Григорию! И лишь сознанье,
Как палочка о двух концах
Ему мешало сделать это.
Холодный блеск в его глазах
Теплу сопротивлялся света.
Глаза ведь – зеркало души.
Они же ни чета желаньям
И, если в чувствах мы спешим,
Удерживает нас сознанье.
Григорий все прекрасно знал.
Он малый был смышленый очень.
Желаньям волю не давал,
Хоть знал всегда, чего он хочет…

Лаура
- Ты узнаешь меня, скажи?
Не мнись со взглядом столь лукавым!

Панфилов
- Я знаю, что у госпожи
Не только поступь величава,
Но сердце без боязни, раз
Она в столь страшный, поздний час
По роще вышла прогуляться
Одна, без верных ей людей.

Лаура
- Казалось мне, что я сильней.
Ты спас меня, должна признаться.
Тебя я отблагодарить
Хочу. Проси, что хочешь, ну же…
Лежать мне бог весть сколько в луже…
Как твой поступок оценить?

Панфилов
- Одно лишь у меня желанье.
С одной живу надеждой я…

Лаура
- Свобода?

Панфилов
- Госпожа моя,
Я все свое существованье:
Во время барщины, во сне,
Мечтал о вольной… больше мне
Не надо ничего…

Лаура
- Ну что же…
Не знаю, право, что дороже:
Прохлада льда иль жар огня,
Свобода, внутренняя или
Свобода тела… мы ценили
Всегда второе и хоть я
Свободна, но душа моя
В темнице не своих суждений,
Поступков, выводов, решений
Была когда-то, признаю…
Я часто книжною душою
Понять пыталась мир, не скрою,
Что до сих пор в себе таю
Порою думу не свою.
Но я ошибки исправляю.
А ты, Григорий, уж привык
Быть крепостным и я не знаю,
Быть может, мой жесток язык,
Но я отлично понимаю,
Что ты в душе все тот же раб.
Не волен ты в своем сознанье.
Ты выдержать свободу слаб –
Привычка выше пониманья.
Нет-нет, пока о ней забудь.
Увидев барина, ты будешь
Свою в поклоне спину гнуть,
Бояться перед ним вздохнуть.
Что ты свободен позабудешь.
И в «вольной» воли не найдешь.
Поверь мне, будет очень сложно
Устроить жизнь тебе… и все ж…
Ты молод и собой хорош.
Тебе помочь, конечно, можно.
Ты должен быть всегда со мной.
На равных должен ты общаться.
Да-да… и нечего смущаться.
Раз вольным хочешь быть, друг мой,
Учись свободой обращаться .
Во всем имении моем
С тобой все обходиться будут,
Как с барином. Они забудут,
Что ты крестьянин. Ночью ль, днем
Ты должен помнить, что условно
Свободен. Делай, что угодно.
Моею правою рукой
Ты будешь – управлять поместьем
С приказчиком Степаном вместе.
И каждый день всегда со мной.
Я научу тебя, как надо
Общаться с дамами, ведь взгляда
Порой довольно не того
И все… не выйдет ничего.
Цени и уважай себя.
Ко мне на «ты» лишь обращаться.
Меня Лаурой будешь звать.
Давай-ка, друг, раскрепощаться.
Учись свободой обладать.
За остальное будь спокоен.
Когда ты будешь, как и я,
Внутри свободен, жизнь твоя
Изменится, с собой на волю
Я даже денег дам тебе.
Ты будешь участью доволен
Своею… и в своей судьбе
Ты будешь счастлив и свободен.

Панфилов
- Поступок Ваш так благороден…

Лаура
- Поступок «твой», ведь мы на «ты»,
Забудь все рабские черты.

В изящном одеяньи белом
Она стояла перед ним,
Покачивая стройным телом,
Со взглядом откровенно смелым,
Смеющимся и непростым.
Панфилову свело дыханье.
Он волновался, он не знал:
Быть может, госпожа смеется,
А может, правду говорит.
Быть может, им лишь развлечется,
А может быть, освободит.
Он встретился глазами с нею
И устыдился, покраснел…
И как он оскорбить посмел
Подобной мыслию  своею
Лауру? Он собрался и
Припал к ее руке губами.
Она всем существом своим
Со вспыхнувшими вдруг глазами,
С благодарением немым,
Как огонек, затрепетала.
Но в бликах света, лишь одно
На щечке красное пятно
Ее волненье выдавало.

Лаура
- Иди, мой друг, иди скорей.
Пусть будет бог с тобой все время.
Надеюсь, что свободы бремя
Невольничества не сильней…

***

А мы Лаурино поместье
Покинем и заглянем вместе
В губернский тихий городок.
Легко перешагнем порог
Уютной комнаты, что сняли
Свиридов и Висков. Они
В ней находились лишь одни
И что-то живо обсуждали.
С угрюмой миною курил
Свиридов, в кресле восседая,
И дым под потолок пуская,
Вискову резко говорил:
- Ну, хватит! Перестань метаться…
Уже четвертый день подряд
Меня гнетет твой мрачный взгляд.
Скажи, ты не устал кидаться
К коню, пытаясь ускакать
Все время к ней? Тебе мешать,
Поверь, я, право, не желаю,
И все же должен я сказать.
Мой друг, тебя я понимаю,
Но будь же хоть чуть-чуть сильней…

Висков
- С тех пор, как я ее увидел,
Меня все время тянет к ней.
Ее ничем бог не обидел:
Свободной грацией своей
Она, ступая, подкупает,
Насквозь глазами прожигает.
Я, как мальчишка, перед ней
Обрел утраченную робость.
Желанье нравиться и кротость
Во мне рождались все сильней.
Мой друг, о, сколько знал я женщин,
Довольно трудно угадать.
Пытался каждую понять:
Одну полней, другую меньше.
Я им заглядывал в глаза,
Постичь пытаясь их желанья.
Как много стоят их страданья,
Изнеженная их слеза.
Не для серьезного общенья,
А для живого развлеченья
Их создал бог. И лишь одно
Достойно, право, уваженья –
Способность их к деторожденью.
Но это все, что им дано.
Мое о них такое мненье…

Свиридов
- Ну, а Лаура?

Тут Висков,
От сказанных вдруг вздрогнул слов.
Глаза прищурил, повернулся
К Свиридову и… улыбнулся.

Висков
- Представь, мой друг, гуляешь ты
По лугу, а вокруг цветы:
Ромашки, васильки играют
Листочками… благоухают
Приятной свежестью своей
В потоках солнечных лучей.
И кажется, что больше нет
Иного в мире совершенства,
Чем василька небесный цвет.
Но вдруг, посередине луга,
Ты видишь розу – цвет огня.
Она влечет к себе тебя
Торжественным своим цветеньем.
Ты вдруг застынешь на мгновенье,
Потом к ней руки протянув,
Пойдешь неторопливым шагом,
В мерцанье красном потонув,
Ее своим съедая взглядом.
И к ней стремясь, затопчешь ты
Все нежные лугов цветы,
Которые своим нарядом
Лишь несколько минут назад
Дарили радости мгновенья,
Людского счастья ощущенья,
Ласкали погрустневший взгляд.
Затопчешь их без сожаленья…
И вот стоишь ты перед ней –
Ладонь на стебельке сжимаешь
Ее и… резко обрываешь.
Она твоя… но все сильней,
Хоть ты сего и не желаешь,
Шипы врезаются в ладонь.
Они жгут кожу, как огонь.
И вот уже цвет алой розы
Ты видишь на руке своей.
Но боль не порождает слезы,
А удивление скорей
Столь неизвестным ощущеньем.
И в следующее мгновенье
Почувствуешь ты радость вдруг
От обладанья этой розой.
И в то же время боль и слезы,
От окропленных кровью рук,
В единое сольются чувство!
Вот где рождается искусство!
Как это трудно объяснить,
Бессвязно шевеля губами,
Понять практичными умами
И чувство в слово облачить…

Свиридов
- Капулле, верно, не уступишь
Ты в красноречии своем.

Висков
- О, нет же, Алексей, ты шутишь!
Хотя, спасибо и на том.

Свиридов
- Сравнение твое мне ясно.
Оно понятно и прекрасно,
Хотя в нем промах есть…

Висков
- Какой?

Свиридов
- Лаура – человек живой,
А не красивое растенье,
Волнующее лишь мгновенье.
К ней нужен ведь подход иной…

Висков
- Есть у меня одна догадка.
Одной помещицы загадка
В руках у друга моего…

Свиридов
- Мне интересно… у кого?

Висков
- А утром ты узнаешь это…

Свиридов
- Что ж, подождем тогда рассвета.
Хотя, неясно, для чего…

***

Поместье барина Рубцова…
И хоть фамилия нам нова,
Но мы знакомы с ним, он брат
Известной нам Елизаветы.
Примерно года три назад
Свои сменивший эполеты
На тихий барский особняк
С красивым и роскошным садом.
Он по своим несносным взглядам
Был убежденный холостяк.
С трудом терпел он женщин рядом.
Кто все ж такой Сергей Рубцов?
Во-первых, умный острослов.
Он все увидит, все приметит
С улыбкой хитрою своей.
На шутку шуткою ответит,
Смех вызывая у людей.
За это Лора и ценила
Его, он был ей верный друг.
Когда Лауру брал недуг,
Когда помещица грустила,
Он приходил на помощь ей
Веселой шуткой иль советом.
Он очень привязался к ней.
Но никогда Рубцов при этом
Не путал разный смысл вещей.
Ее красивым, стройным телом
Он не стремился обладать,
Общаясь тонко и умело,
В укромном месте целовать.
И не пытался он поставить
Лауры душу под контроль.
Побаловаться и оставить,
Тем самым причинив ей боль.
Он, словом, братом был Лауре.
И им остался до сих пор.
Был свойственен его натуре
Приятный тихий разговор,
Который от веселой шутки,
Неординарной прибаутки
Вдруг превращался в бурный смех
И заражал мгновенно всех.

С его сестрой Елизаветой
Уже знакомы мы чуть-чуть.
Сей девушки натуры суть
Была, как теплый лучик света.
Она любила погулять,
Но замуж Лиза не стремилась,
Хоть часто на балах крутилась
И обожала флиртовать.
От неприятных светских сплетен
Она бежала из Москвы.
Но Лиз, позволю Вам заметить,
Не потеряла головы.
Не знаю, справедливы были
Те сплетни, или, может, нет,
Но, право, в восемнадцать лет
Мы все достаточно любили,
Снося при этом много бед.
Она переселилась к брату,
Где, наконец, нашла покой,
Оттаяла своей душой,
Гуляя по большому саду,
Лаская тонкою рукой
Листочки и, глотая жадно,
С благоговением, отрадно
Живящий воздух. Тишиной
Вокруг царившей наслаждаясь,
Свободой полной упиваясь,
Она забыла шумный свет,
Мечты, желанья юных лет.
Недолго Лиз своей душою
В оковах пребывала сна.
Однажды, раннею весною,
Лауру встретила она.
В то время Лоре – лишь пятнадцать.
Она полна душевных сил,
Готова на балах стараться
Всем безотчетно улыбаться
И быть в кругу мирских кутил.
Лаура снова разбудила
В душе у Лизы страсть к балам,
Блестящим шпорам и усам.
Всему тому, что Лиз забыла.

Три года пролетело… ей
Все чаще начало казаться,
Что сердце стало охлаждаться,
Не согреваясь от страстей.
Опять ей все надоедало,
Она пресытилась уж всем, -
Довольно редко танцевала
И очень вяло флиртовала, -
Казалось – это насовсем.
Но вдруг однажды, в вихре бала,
Ворвался Он, Андрей Висков.
Тот, кто ее был другом снов,
Кого она так ожидала…
В лицо ему взглянув лишь раз,
Она зашлась вся мелкой дрожью,
Все вспоминая матерь божью
И отвести не в силах глаз
От глаз Вискова. Все старалась,
Бедняжка, справиться с собой…
Но ничего не получалось…
У Лизы отнял он покой.

Уж время близилось к обеду,
Едва заметный ветерок
Бумажный трепетал листок,
Что был в руках Елизаветы.
Она сидела за столом
Перед распахнутым окном
И что-то живо рисовала,
Бросая иногда свой взгляд
На душу радующий сад.
И на мгновенье замирала.
Но что происходило в ней?
Что рисовала все ж Рубцова
С печальной грацией своей?
С горбинкой нос, изгиб бровей…
Кого ж еще, как не Вискова.
Кто мог сильнее волновать
Ее измученную душу.
На подсознание влиять,
Законы совести нарушив?
Его красивые черты,
Возможно, были ей дороже
Живой, душевной красоты.
Хотя… такого быть не может.
Не так просты ее мечты.
Тот образ, что нарисовала
Она по облику его,
Далек был очень от него.
Но Лиза этого не знала.
Она спокойно рисовала
Ее губителя портрет…
Ей было не шестнадцать лет,
И Лиза уж довольно знала,
Чтоб жертвою очередной
Не стать красавца в эполетах,
Не столь была она простой,
Чтоб дать смеяться над собой
Погрязшему в пороках свету.
Но все-таки смущало то,
Что явные черты обмана
И неприкрытого изъяна
Ей не сказали ничего.
Быть может, Лиза не боялась
Разочаровываться в нем?
И в сердце страждущем своем
Иллюзиями наслаждалась?

Дорисовав его портрет,
Она две строчки набросала,
Те, что Лаура написала
В свои шестнадцать с лишком лет.
Она в задумчивости строчки
Любила эти повторять,
Припав на мягкую кровать
В своей узорчатой сорочке.

«Желаньем я твоя, но ты
Не угадал мои мечты…»

И ниже Лиза подписала:
«Лаура». Бедная не знала
Сколь эта подпись принесет
Лауре горя и страданья,
Испортив ей существованье,
Окутав пеленой забот.

Головку подперев рукою,
Вздохнув задумчиво, она
Во двор смотрела. Тишина
Невыносимою тоскою
Рубцову угнетала. Ей
Покоя не давал Андрей.
Владел Висков ее душою.
Все б отдала она сейчас
За то, что он сидел с ней рядом,
На миг не отрывая взгляда
От Лизиных влюбленных глаз.
Она буквально ощущала
Свою ладонь в его руке,
Его ласкала по щеке
И откровенно обнимала…

Конец 3 главы.

Предисловие к 4-й главе.
В 1817 году, 5 мая, в церкви св.Николая, которая находится в Тамбовской губернии, отцом Серафимом была сделана запись в церковной книге следующего содержания:
«Сегодня днем, 1817 года, мая 5-го от рождества Христова, в семье крепостного крестьянина Павла Смирнова родилась девочка, коию по окончании крещения именовали Татьяной…»
Перевернув страницу этой книги, мы увидим запись, свидетельствующую о смерти вышеупомянутой девочки, заметив дату смерти – 5-го декабря 1817 года.
Ниже была сделана следующая запись:
«1817 года, декабря 5-го от рождества Христова, в семьей Тамбовского помещика Дмитрия Ларионова (Джонатан Лайонс до приезда в Россию был протестантом, но решив жениться на русской девушке, принял православие) и Марии Ларионовой родилась девочка, которую окрестили Наталией…»
Не было ничего любопытного в этих записях, если бы все они не касались одного лица, т.е. Лауры Лайонс. Объяснение этим записям следующее: Джонатан Лайонс, прожив с Марией четыре года и так и не заимев детей, решил взять (по неотступным просьбам жены) себе девочку, но сделать это втайне от всех, дабы в дальнейшем оградить ее от разных неприятностей, связанных с ее происхождением. В это время, в одной из его крепостных семей рождается девочка, сама женщина при родах умирает. Полковник Лайонс подкупает безгрешного отца Серафима вместе с губернским нотариусом и делает фиктивные документы о рождении Лауры. Таким образом, 5-го декабря умерла Татьяна Смирнова и родилась Наталия Ларионова, т.е. Лаура Лайонс… Но почему Лаура, а не Наталия? Очень просто. Старик Джонатан очень любил свою Англию и, пренебрегая всем, назвал дочку протестантским именем из тоски по родине. Мария сначала сопротивлялась этому, но потом привыкла и смирилась. Постепенно все привыкли к нему, хотя завещание Лайонса было составлено все-таки на имя Наталии Ларионовой. В 1821 году помещичий особняк Лайонсов загорается, от пожара спасли лишь часть мебели и картины. Во время пожара из тайника полковника пропадают ценные бумаги, деньги, а вместе с ними документы, касающиеся Лауры – ее происхождения и завещание.
Особняк восстановили, и к 1823 году он выглядел лучше прежнего. Полковник Лайонс сделал копии с документов и переписал заново завещание, но утерянные при пожаре  документы так и не нашли…
Знала ли Лаура о своем происхождении? Читайте дальше.


Глава 4

Ее отвлек от нежных дум
Все время нараставший шум.
Елизавета посмотрела
В окно открытое во двор
И даже вскрикнуть не успела,
Так Лизонька оторопела.
Ведь к ней во двор во весь опор
Влетели всадники лихие…

Стреножив молодых коней,
С обычной легкостью своей
Уланы наземь соскочили.
Гостям навстречу уж спешили
Рубцов с седеющим слугой.

Рубцов
- Висков?! Друг мой, какой судьбой
Ко мне сюда вы прискакали?!
Мой старый друг!..

Висков
- Я помню, раз
Меня Вы как-то приглашали.
Но, верно, Вы не ожидали
Увидеть нас в столь ранний час?
Наверняка еще Вы спали…

Рубцов
- Напротив! Я безумно рад
Увидеть друга боевого.
Товарища мне дорогого.
Ведь ты мне словно кровный брат!
Я рад тебя увидеть снова!
Но что же мы все тут стоим?
Пройдемте ж в дом, друзья, скорее…

И, подхватив рукой своею,
Порывом радостным движим,
Гостей под локти, устремился
В гостиную, где уж дымился,
Густой выплевывая пар,
Пузатый русский самовар.

А в это время наша Лиза,
Увидев молодых гостей,
Металась в комнате своей,
От столь внезапного сюрприза
Вся растерявшись… И она
Кидалась к зеркалу. Рукою
Чтоб бледность не была видна,
Покрыла пудрою густою
Все нежное лицо свое.
А в бедной голове ее,
Как снежная метель, крутилось,
Ключом горячим в сердце билось
И не давало мыслить ей
Одно коротенькое слово:
«Висков! Висков! Висков Андрей!»
Шептала снова Лиз и снова.
Как было сладко страшно ей!

Но все же, поборов волненье,
Вдыхая воздух у окна,
Свое уняв воображенье,
В гостиную вошла она.

Рубцов
- А вот и Лиза… Дорогая,
Ты заставляешь ждать гостей.

Висков, его опережая,
Галантно поклонился ей.


Висков
- Такая девушка, как Лиза,
На то имеет все права…

Лиза
- Какие лестные слова
Для чисто женского каприза…

Рубцов
- Знакомься Лиз, Висков Андрей.

Висков
- Мы как-то раз уже встречались.

Лиза
- Но Вы тогда не представлялись,
К подруге подойдя моей.

Рубцов
- Андрей, ты помнишь наш Валерик?
Как жизнь ты спас мне в том бою?..
Какие были там потери!

Висков
- Порой я по ночам томлюсь,
Друзей погибших видя тени.
Пред образом, склонив колени,
За души часто их молюсь.

И на минуту, впав в молчанье,
Три офицера, как один,
Ушли в свои воспоминанья,
Лишь им известные одним.

Рубцов прервал оцепененье:
- Знакомься, Лиза, Алексей
Свиридов…

Поборов волненье,
Свиридов поклонился ей,
Свой взгляд от Лизы отрывая.
До этого он лишь молчал,
Здесь встретить не предполагая
Ту, о которой он мечтал,
Которую любил, не зная…
Он встретился глазами с ней
И кровь в висках его забилась.
От трепета дыханье сбилось,
Но он шагнул навстречу ей…

А Лиза (женщины прекрасно
По нашим видят все глазам),
Заметив этот взгляд пристрастный,
Улыбку придала устам
И мягким голосом сказала:
- Вы не обиделись в тот раз,
Когда Вам в танце отказала?

Свиридов
- О, нет! Обидеться на Вас
Ошибкой было бы моею.
Я упрекать Вас в том не смею.

Рубцов
- Пройдемте же к столу скорей,
Закончим наши представленья.
Что может лучше быть общенья
В кругу испытанных друзей?

- Неплохо ты, Сергей, устроил
Свой барский быт, - сказал Висков,
Переводя свой взгляд с полов
На разноцветные обои.

Рубцов
- Да, я не жалуюсь пока.
И сад, и роща, и река –
Все под рукою… Мне приятно
По саду вечером пройтись,
Вдыхать душистый запах мяты,
Свою «перебирая» жизнь.

Висков, прищурив глаз лукаво,
С улыбкой дерзкою сказал:
- Ох! Твоего не зная нрава,
Я думал бы, что ты пропал.
Но я уверен, что с рассвета,
С собою взяв два пистолета,
Ты в сад выходишь подышать.

Лиза
(всплескивая руками)
- О, если бы знали, как Вы правы!
Его военные забавы
Мне по утрам мешают спать!
(обращаясь к Рубцову)
Уж если хочешь пострелять –
Бери, закладывай кареты
И в рощу нашу поезжай.
Там от души себе стреляй,
Лишь не опаздывай к обеду.
Но по утрам мне не мешай.

Рубцов задорно рассмеялся:
-Да, если б я не упражнялся
Порою утренней в стрельбе,
То не узнать, поверь, тебе
Всех предраасветных наслаждений,
Приятной свежести растений,
Прохладных ветра дуновений
И солнца первый поцелуй.

Висков
- Конечно, это все прекрасно,
Но ты мне все же растолкуй.
Мне до сих пор, мой друг, неясно,
Зачем в отставку ты ушел?

Рубцов задумчиво провел
По лбу рукою…

- Понимаешь,
Ты многого, Андрей, не знаешь.
Когда я кровью истекал
В Большой Чечне, за что, не зная,
И горцам головы срубал
Себя их кровью обагряя,
Мне думать было ни к чему:
За что, зачем и почему.
Связав себя такой войною,
Стонал от боли весь Кавказ,
Пока дождливою весною
С чеченкой стройной, молодой
Не встретился в горах я раз.
Обычно, если мы встречали
В садах, на тропах, у воды
В горах чеченок молодых,
Увидев нас, они кричали
И, словно серны, убегали…

А эта смотрит на меня
И ни на дюйм не шелохнется.
Я спрыгнуть захотел с коня,
Но тот как на дыбы взметнется.
(Он был дичком еще, и я
Объездить не успел коня).
Назло, как ветер, понесется,
Взбрыкнув при этом раз, другой.
И я, как акробат, дугою,
Увидев землю под собою,
С коня слетел и головой
На камень «хорошо» наткнулся….

Когда я, наконец, очнулся –
Ее увидел над собой.
Она, склонившись надо мной,
Водой мне промывала рану.
Я медленно открыл глаза
И прикоснулся к ее стану.
Она отпрянула назад
И замерла, глаза сужая,
За мной украдкой наблюдая.
Я улыбнулся… мне в ответ
Она зашлась вся звонким смехом.
По скалам прокатилось эхо…
Ей было девятнадцать лет…
Все чистотою в ней дышало.

Наверно, я ее любил,
Раз каждый вечер приходил
К реке, где воду набирала
В большой кувшин свой Фатима.
В ней доля острого ума
Великолепно сочеталась
С ее природной красотой…
Мы часто до поры ночной
О разном с Фатимой болтали,
Смеялись, спорили, ругались,
Сведенные на миг судьбой,
Друг другом просто наслаждались…
Она рассказывала мне
Про тех, кого она любила:
Про брата и отца… молила
Меня не драться на войне,
Не брать на душу грех кровавый,
Но я не понимал тогда,
Пока к нам не пришла беда,
Как речи милой были правы…

Из Грозной* выступил отряд –
Известной стало, где скрывался
Шамиль с остатками солдат.
Не помню уж, как назывался
Чеченцев горный тот аул,
Названья мы не уточняли.
Какая там была резня!
В крови аул тот захлебнулся,
Под мертвецами задохнулся,
Став страшной жертвою огня…

Но в том бою не дрался я.
Мне в это время приказали
На случай, если б отступали
Чеченцы, перекрыть вокруг
Дороги, но, увы, удача
Была с Шамилем, не иначе…
Он хитростью прорвал наш круг,
Пешком пробравшись через скалы,
Устраивая за собой обвалы,
И скрылся цел и невредим,
Лишь жаждой мщения томим…

Когда мы на конях ворвались
В аул, он был похож на ад.
Куда ни глянь – везде валялись
Тела изрубленных солдат.
Над обгоревшими домами,
Большими черными клубами,
Ветрами горными гоним,
Плыл рваными кусками дым.
И отовсюду доносились
Проклятья женщин… Мы спустились
По склону вниз и там, друзья,
Свою беду увидел я…

Над обожженными телами
Склонилась девушка одна.
Погибших обхватив руками
Над ними плакала она,
Пытаясь оживить слезами.
Я мягко соскочил с коня.
Когда чеченка обернулась,
Во мне все вдруг перевернулось,
Как будто нож пронзил меня.
Обняв колени мне, рыдая,
Она упала предо мной,
Ко мне прижалась головой…
Безумно что-то причитая,
Моя бедняжка Фатима
От ужаса сошла с ума…

Ну что же вы все загрустили.
(к Лизе)
Сестричка, улыбнись гостям!

Висков
- Да… многих в жизни мы любили.
Всем нашим бог судья делам,
Чтоб в ад отправиться всем нам,
Достаточно мы нагрешили…
(к Рубцову)
Сергей, ты, помнишь, говорил,
Что уж три года собираешь
Оружие…

Рубцов
- Я не забыл,
Что страсть к нему и ты питаешь.
Ты прав, люблю я собирать
Пищали, шпаги, сабли, ружья,
Коллекция моя оружья
Пополнилась с тех пор раз в пять.

Висков
- Сергей, ты можешь показать
Все то, чем ты сейчас владеешь?

Рубцов
- Да ради бога!
(к Свиридову)
Алексей,
С сестричкой милою моей
Соскучиться ты не успеешь,
Надеюсь, сильно, если я
С Андреем отлучусь?

Лиза
(надувши губки)
Идите…
Смотрите только, у ружья
От смертной скуки не засните.

Висков
(разглядывая ружья)
- Как тонко сделано, скажи….
Как инкрустировано мило!
Мне б в жизнь терпенья не хватило.

Висков ружье вдруг отложил,
Неторопливо повернулся
К хозяину и улыбнулся…
- Мой друг, я очень бы хотел
Твой голубой конверт увидеть.

Рубцов
- Но…, как дознаться ты сумел?

Висков
- Я не хотел тебя обидеть…
Я справки кое-где навел…
Прости за то, что самовольно.

Рубцов задумчиво прошел
По комнате и недовольно
Достал из тайника конверт.

Рубцов
- Мой друг, без малого пять лет
Храню я документы эти…
Я знаю: много тайн на свете,
Но лишь одной владею я,
И эта тайна  не моя.
Поверь, Андрей, я без сомненья
И, видит бог, без сожаленья
Тебе их дал бы прочитать.
Но, к сожалению, скрывать
Конверт нельзя…

Висков
- Постой!

Рубцов
- Терпенье!
(протягивая ему конверт)
Взгляни внимательно сюда.
Ты узнаешь чей вензель это?

Висков
- Его узнал я без труда.
Из-за него я здесь с рассвета.

Рубцов
- Скажи, Андрей, я знаю, ты
Любитель женской красоты.
Я помню, скольким ты вскружил
Головки женщинам, ужели
Они тебе не надоели?
Их вздор тебя не охладил?

Висков
- Тебе ль не знать мои желанья?
К чему пустые оправданья?

Рубцов
- Вот и ответь, мой друг, к чему
Тебе Лаура? Почему
Лауры документы эти
Тебе так хочется узнать?
Неужто мало дам на свете,
Которыми ты мог играть,
Как душеньке твоей угодно,
Потом бросая их свободно?
Мой друг, тебе совет я дам:
Держись подальше от Лауры.
Она не для твоей натуры.
Не думай только, что я сам
Имею на Лауру виды.
Пойми, мой друг, не для обиды,
Не для вражды между собой
Тебе я говорю все это.

Висков
- Но в чем же суть тогда запрета?

Рубцов
-Поверь мне на слово, друг мой,
Ты будешь с ней несчастен очень.
Лишь знает бог, что Лора хочет.
Тебя же я предупреждаю.

Висков
- Теперь ты выслушай меня:
На ней хочу жениться я.

Рубцов
- Я ничего не понимаю…
Ты что, с ума сошел, Андрей?
За мыслью не следишь своей?
Тебя достаточно я знаю,
Чтоб удивляться перестать.
Но это! Нет! Мне не понять…

Висков
- Постой, Сергей, не возмущайся.
Сначала выслушай меня.
В то, что тебе открою я
Ты вникнуть все же постарайся.

Я видел Лайонс только раз,
Но этого вполне хватило,
Чтоб вдруг неведомая сила
Ее красивых, умных глаз
Невольно завладела мною,
Моим сознаньем и душою.

Рубцов
- Не знаю… что тебе сказать…
Ты извини, но я не смею
Тебе конверт сей показать.
На то я права не имею.
Ты должен, друг, меня понять.


Висков
- Я понимаю…

***

В это время
Внизу, в гостиной, Алексей
Выдерживал достойно «бремя»
(Ведь он наедине был с ней!)
Повесы с целым возом шуток,
Различных странных прибауток
И старомодных эпиграмм,
Пригодных для замужних дам.

А Лиза тоже не сидела,
Как говорят у нас, без дела.
Она болтала обо всем:
О том, как скучно, мол, живем,
Как нынче извратились нравы,
И приняли ужасный вид
Почти все барские забавы,
От коих Лизу уж тошнит
И в сердце копится презренье.

Свиридов будто бы ожил.
Он с откровенным восхищеньем,
С чудесным внутренним волненьем
За Лизой милою следил.

Лиза
- Мой друг, ну что ж Вы не едите?
Вот пирожки, варенье, чай…
Быть может, Вы рулет хотите?
Пожалуйста…

Он невзначай,
Беря протянутое блюдце,
Сумел руки ее коснуться
Своей взволнованной рукой.
Их взгляды встретились…

Лиза
- Друг мой,
Вы увлеклись…

Улан невольно
Дал выскользнуть ее руке.
На чисто выбритой щеке
Румянец нежный вспыхнул. Больно,
Остановив свой взгляд на нем,
Смотреть ей на улана было.
Уверенность пропала в нем,
Как пропадает солнце днем
За тучами. Печаль сквозила
В его прищуренных глазах
И лишь улыбка на устах
Чуть виноватая застыла.

О, эти сладкие мечты!
Я знаю по себе, кто любит,
Тот никогда не позабудет
Любви известные черты.
Они так ярки и просты!

Елизавета догадалась,
В чем суть Свиридова тоски.
И успокоить постаралась
Его, дотронувшись руки.

Лиза
- Ну что Вы, друг мой, не грустите.
Ужель все безнадежно так?
Какой Вы все-таки чудак…
Вы лучше на меня взгляните.

Улан поднял на Лизу взгляд.
В ее глазах одно участье,
Какое видит бедный брат
В глазах сестры… лишь призрак счастья –
Цветущий, но не плодоносный сад.

Лиза
- Мой друг, не надо волноваться.
У Вас такой печальный вид.
Сейчас Вам надо прогуляться.
Вас чистый воздух исцелит.
Пойдемте в сад…

Они, поднявшись,
Несмело взглядом обменявшись,
Несмелым шагом вышли в сад.
А в это время Лизы брат
С Висковым вместе возвратились
Из комнаты и удивились,
Не обнаружив никого.

Рубцов
- Мой друг, им, верно, надоело
Томиться за столом без дела.

И, взяв под локоток его,
Повел за ними вслед Андрея
По чисто убранной аллее,
Присыпанной слегка песком,
Вдоль аккуратного фасада
С изящным черным «сапожком»
Вглубь старого большого сада,
С ним говоря о том, о сем,
Все что-то живо объясняя,
Едва ли, впрочем, замечая,
Что друг его не слышит слов.
Все время думая, Висков
Отстал на несколько шагов
От друга, взгляд его споткнулся
О белый сложенный листок.
Андрей задумчиво нагнулся
И взял его за уголок…

Какой восторг и удивленье
Весь вид Вискова излучал,
Когда в портрете он узнал,
Дивясь, свое изображенье.
«Желаньем я твоя, но ты

Не угадал мои мечты…
Лаура»

Висков
«Боже, неужели?!
Возможно ль это?! О, мой бог!
Ты мне и в этот раз помог!
Едва друг друга мы успели
На тропке жизни повстречать,
И вот она моя! Я знаю,
Что на устах ее печать.
Я все прекрасно понимаю:
Свет научил ее молчать,
Таить в себе свои желанья,
Печали, радости, мечты…
О, эти милые черты
Полны ее очарованья!
Но как добиться мне признанья,
А вместе с ним ее руки?
Ведь это вольное созданье
Скорей погибнет от тоски,
Чем в чувствах, что она питает
Ко мне, признается… и все ж
Мне бог все время помогает.
Да и собою я хорош.
И нрава, в общем, неплохого».

Так думал молодой улан,
Пока внезапный крик Рубцова
Не сдернул сладкий сей туман.

Рубцов
- Мой друг, Вы отстаете снова…
Что с Вами? Вам нехорошо?
Быть может, мы назад вернемся?

Висков
- Нет, нет, Сергей, давай пройдемся
Хотя бы пять минут еще.
Здесь так необычайно мило.

Читатель должен знать: листок,
Что Лиза в комнате забыла,
Когда к своим гостям спешила,
С окна сдул легкий ветерок
И опустил на край аллеи.
На радость и восторг Андрею.

Конец 4-й главы.


5-я глава

Наутро наш Андрей Висков,
Встав рано по своей привычке,
Еще под впечатленьем снов,
Катил в двухместной новой бричке
К Лауре Лайонс. Сердце билось.
Поверить был Андрей не в силах
В то, что она его любила.

Он так орудовал хлыстом,
Безумно лошадь погоняя,
Едва ль вокруг что замечая,
Так страстно думал об одном,
Что чуть не сбил от невниманья
Мужчину, правым колесом,
В простом крестьянском одеянье,
С котомкой, шедшего пешком.

Висков
- Эй, берегись!!! Холоп, правее!

И проскочив его, Андрей,
Взмахнул своим хлыстом сильней
И полетел еще быстрей.
Панфилов (это же был он),
Стряхнув с одежды пыль рукою,
Был очень сильно удивлен
Внезапной бричкою лихою.
Дорога эта ведь вела
К одной Лауре: не могла
С ним  не обмолвившись ни словом,
К себе красавца молодого
Лаура Лайонс пригласить.
Она должна была спросить,
За приглашенья принимаясь,
Хотя бы мнение его.

Так шел он, молча удивляясь,
В догадках сумрачных теряясь.
Ведь он привык уже к тому,
Что Лора верила ему
И никого не приглашала,
Не посоветовавшись с ним.
Не обратил наш друг сначала,
Своею думою томим,
На бричку, что минутой раньше,
Задев его, умчалась дальше,
Внимание свое; но вот,
Взглянув задумчиво вперед,
Он видит редкую картину:

Высокий видный господин,
Свою согнув дугою спину,
Пытался насадить один,
Хоть видно было – не умеет,
Огромнейшее колесо
На ось. Он дышит тяжело, потеет.
Сюртук свой кинул на песок.
Пыхтя, кряхтя, жилет измазав,
Висков ругался не шутя:
- Чтоб провалилась ты, зараза!
Ну погоди ж ты у меня!

Вот-вот – и колесо уж входит.
Но тут комар Вискову вновь
Сосет под левым ухом кровь.
Он с ним в секунду счеты сводит,
При этом бросив колесо
Себе так точно на носок,
Что вся округа огласилась:
- А-а-а, дьявол! Что ты провалилось!
Вот не везет, так не везет.
Одни несчастья бог мне шлет!

Тут он Григория заметил,
Стоявшего чуть в стороне.

Висков
- Холоп, иди скорей ко мне!

Ему Панфилов не ответил.

Висков
- Ты что, оглох? Иль барит твой
Тебе мозги все выбил, что ли?
Не видишь, что один я в поле?!
Иди сюда, мужлан, не стой!
Пока мой хлыст не прогулялся
По молодой твоей спине.
Иди и подсоби-ка мне!

Панфилов
- Ну что ты, барин, раскричался?
Ты надоел мне, я пошел.
Холопа тоже мне нашел…

От столь нахального ответа
Андрей Висков аж подскочил
И хлыст мгновенно свой схватил:
- Да тут уж честь моя задета!
Молись, холоп, чтоб не убил!

И, бросив бричку, он метнулся,
На Гришку. Тот не промах был:
На хлыст ногою наступил
И от удара увернулся.
Но офицер не отступил…

***
Проснулась Лора очень поздно.
С лица смахнув волну волос,
Она привстала грациозно
С постели. Нежный запах роз,
Стоявших у кровати рядом,
Приятно щекотал ей нос.
Скользнув своим спокойным взглядом
По комнате, она, поднос
С остывшим кофе пододвинув,
Позавтракала чуть, состроив мину:
- Дуняш, иди ко мне скорей.
Ну где ты там запропастилась?
Вот до чего ты обленилась,
К хозяйке не спешишь своей.

Тут, тяжело дыша, вбежала Дуня.

Лаура
- Скажи, где ты была, шалунья?
Я уж устала звать тебя.

Дуня
- Простите, матушка, но я
Внизу все время хлопотала
И не услышала сначала,
Как требовали Вы меня.

Лаура
- Скажи, вернулся из Тамбова
Панфилов?

Дуня
- Нет еще, он снова
Опаздывает…

Лаура
- В этот раз
Какой он сочинит рассказ
В свое пустое оправданье?
Он мне сплошное наказанье.
Ишь, разошелся как, гляди.
Гуляет с кем-нибудь, поди.
А скажет, по делам ходил.
Неугомонное созданье.
Оставим, Дунь, его пока.
Займемся лучше туалетом.
А то лучи дневного света
Вот-вот закроют облака.

Едва Лауре уложили
Волос душистых водопад,
Едва в гостиной стол накрыли
И ложки выложили в ряд,
Когда во двор стрелой влетела
Вискова бричка, правил ей
Панфилов, рядом с ним Андрей.

Поводья натянув умело,
Григорий встал среди двора.
Вся крепостная детвора
Со всех сторон тут налетела.

Лаура шума не любила.
Услышав со двора галдеж,
Она, свою откинув брошь,
Неторопливо вниз спустилась.
То, что пред нею вдруг открылось,
Лауру в ужас привело,
Дыхание в груди свело:

Панфилов, тяжело ступая,
Боль сильную превозмогая,
Сошел на землю. На щеке,
На лбу, на шее, на виске,
На всем его буквально теле
Кровавые следы алели,
Так прогулялся хлыст по нем.
Висевшая на нем тряпьем
Одежда только дополняла
Бойцовский образ молодца.
На Лайонс не было лица,
Она от ужаса не знала,
Что делать ей: к нему бежать
Иль доктора скорее звать.

Они смотрели друг на друга,
Один – сквозь пелену крови,
Другая – сквозь слезу любви,
Вдруг замершая от испуга
За очень милого ей друга…

Из брички вдруг раздался стон.
Он вывел из оцепененья
Лауру с Гришей. На мгновенье,
Что был Панфилов отвлечен
Прекрасных глаз прикосновеньем
Лауры, как-то он забыл
О том, кто в бричке находился.
Народ в нее глазами впился
И разговоры прекратил.

Открыв у брички дверь, Панфилов
Со всей своей мужскою силой,
Вискова крепко обхватив,
Помог несчастному подняться –
Он на ногах не мог держаться,
Безвольно руки опустив,
Повис он, тяжело качаясь,
На Грише, но Григорий сам
Был слаб, и оба, обнимаясь,
Упали к Лориным ногам…

Лаура
-Степан, ну что вы все стоите?!
Несите в дом их поскорей,
В опочивальни для гостей.
Да осторожнее, смотрите!

***
Лаура села на кровать
К Панфилову, он все пытался
Подняться, но ему вставать,
Как бедный Гриша ни старался,
Лаура запрещала. Он
Довольно сильно был смущен
Тем, как она с ним обходилась.
Лаура всячески стремилась
Ему страданья облегчить:
Ко лбу примочку положить,
Погладить теплою рукою
По меченой хлыстом щеке.
Своею женской теплотою
Ему снимала боль она,
Хотя сама была бледна.
Но так прекрасна! Ею Гриша
Залюбовался, еле слыша
Лауры шепот над собой:
- Все будет хорошо, родной.
Ты, главное, не поднимайся.
Поменьше двигаться старайся.
Тебе сейчас лишь надо спать.
Не думай даже мне вставать.
А если что, я буду рядом…
Ну, Гриша, милый, ну, не надо
Так грустно на меня смотреть.
Тебя сплин может одолеть.

Поправив Грише покрывало,
Лаура потихоньку встала:
- Я ненадолго отлучусь,
А ты уснуть все ж постарайся.
С постели не приподнимайся.
Минуты через три вернусь.

***
Отдав Степану приказанья
Насчет хозяйства своего,
Его оставив одного,
Услышав наверху стенанья
Из спальни, где лежал Висков,
Лаура снова поспешила
Наверх. К Андрею дверь открыла,
Войдя к нему без лишних слов.

Висков метался на постели.
Бинты, повязки все слетели.
Он очень тяжело дышал
В бреду выкрикивая что-то.
У ног – комок из одеял.
Лицо покрыли капли пота.

К звонку Лаура подошла
И Дуню в спальню позвала.

Лаура
-Дуняша, сделай перевязки
Больному. Старые повязки
Сними и выбрось, если он
Начнет в бреду метаться снова,
Вот здесь снотворное готово.
Его приняв, впадет он в сон.
Лекарства приготовь сначала.
Примочки заново поставь,
Подушки все ему поправь.
В конце накинешь покрывало.
Старайся всем ему помочь.
Сегодня будешь здесь всю ночь.
Тебя наутро сменит Маша.
Смотри же, не усни, Дуняша!

Она к Панфилову пошла,
Дав Дуне эти указанья.
И там несчастного нашла
В тревожно-спящем состоянии.

Головку подперев рукой,
Лаура, в кресло сев устало,
Панфилова перед собой
С любовью нежной изучала.

Лаура
- И что же я нашла в тебе,
Столь резко изменив себе?
Ты не красавец, я видала
Мужчин красивее тебя.
Но лишь с тобою рядом я
Впервые в жизни испытала
Блаженство истинной любви.
Сейчас лежишь ты предо мною:
Лицо все бледное, в крови.
И я с измученной душою
Припасть к твоей груди хочу,
Прижаться головой к плечу,
Чтоб чувствовать одно и то же.
С тобой одним стать существом,
Прижавшись к иссеченной коже,
С тобою думать об одном…
Но голос мой не проникает
К тебе сквозь твой тревожный сон.
В ответ я слышу только стон
И он мне душу разрывает…

***

Был чрезвычайно удивлен,
Проснувшись утром, наш Панфилов.
И очень сильно восхищен
Картиной, что пред ним открыло,
Взойдя на чистый небосвод,
Неся тепло с собою, солнце,
Пуская в спальню, сквозь оконце,
Волну лучей своих черед.

Богини гордые Олимпа
Сравниться, верно бы, не смогли
С Лаурой спящею. Как нимфа
Таила редкий дар Земли
Всех привлекать к себе Лаура.
Не потому ли, что натурой
Ее естественность была.
Лаура в жизни доверяла
Лишь сердцу и уму, не знала
Она ни зависти, ни зла,
И все, как есть, воспринимала.
В ней подкупала простота,
А безыскусственность смотрелась
В ней словно должное. Хотелось
Расцеловать ее в уста,
Когда Лаура улыбалась.
О, боже мой, какая сладость
Лицом к волне волос припасть,
Прильнуть губами к нежной коже,
Руками тонкий стан обнять,
Лицом к лицу! О, боже, боже!!!
Дай бог любимой обладать
И ей всего себя отдать!

Лаура все еще дремала.
Головка на плечо упала.
Ее волос душистых прядь
На розовой щеке лежала.
Сложив покорно пред собой
Ухоженные руки, Лора
Влекла, как юная Аврора,
Свою чистой красотой.
Какой Лаура Лайонс спящей
Была желанной и манящей.
Могла привлечь, чаровать,
Заставить душу трепетать.


Панфилов Лорой любовался
В постели лежа, чуть дыша.
Его спокойная душа,
Хоть он себе не признавался,
Сомнений вся была полна.
Но он, едва ли допуская
И мысли даже, что она
Была в него вдруг влюблена.
Умом практичным понимая,
Что между ними пропасть, он
Лаурой сильно был смущен.
И все, что Лора говорила,
Он склонен был воспринимать,
Как жалость. А душа понять
Была его, увы, не в силах –
Она сильнее все любила…

Один из солнечных лучей
Коснулся сомкнутых очей
Лауры. Девушка открыла
Свои глаза. С какою силой
Взаимного столь обожанья
И обоюдного вниманья,
В молчании, не шевелясь,
Они смотрели друг на друга!
Так смотрит верная супруга
На мужа, в нежность превратясь,
Наутро после бурной ночи,
Проснувшись на груди его.
Так ласку источали очи
Лауры, глядя на него.
Так смотрит на свою подругу,
Всем существом своим любя,
Супруг, ей в прядь пуская руку,
Держа на лоне у себя
Ее головку, обнимая
Другой рукою гибкий стан,
Волос распавшихся дурман
С лица любимой собирая…

Лаура первая смогла
Очнуться от оцепененья,
Уняв в душе своей волненье,
Она рукою провела
По волосам…:
- Мой друг, давно ли
Проснулся ты? Терзают ли
Твое сегодня тело боли
Иль все ж немножечко прошли?

В ответ, на локти поднимаясь,
Лауре мило улыбаясь,
Панфилов медленно сказал:
- Когда бы даже здесь лежал
Я мертвый, после ночи этой,
Что всю с тобою я провел,
Я б вновь дыхание обрел,
С того к тебе вернувшись света…

Лаура
- Раз начал ты уже шутить,
Так значит, на выздоровленье
Дела твои идут. Терпенье –
И скоро будешь ты ходить.
А я пойду, дам указанья
О завтраке, лежи и жди!

И, полная очарованья,
Поправив Грише на груди
Повязки легкою рукою,
Ушла, закрыв дверь за собою.
И поспешила вниз сойти,
В делах порядок навести.

***
Уладив все дела в поместье
С приказчиком Степаном вместе,
Закончив с ним свой разговор,
Она уж было поднималась
К Панфилову, когда во двор
Вдруг неожиданно примчалась
Коляска, Лайонс замерла.
В коляске прибывшей была
Рубцова Лиза. Оперевшись
На руку кучера, сошла
Она, спокойно оглядевшись,
На землю и одна пошла
Навстречу вышедшей Лауре.
Лицо красивое нахмурив,
Она проговорила ей:
- Ты о подруге уж своей
Забыла вовсе? Что случилось?
Скажи, подруга, мне на милость?
Тебя я жду уж третий день,
Но видно, милая, что лень
Тобою сильно овладела,
Раз ты приехать не хотела…

Лаура улыбнулась ей:
- Прости меня… К тебе хотела
Заехать я, но не сумела.
Ну, проходи же в дом скорей.

Войдя в гостиную, Рубцова
К Лауре обратилась снова:
- Позавчера, в обед, ко мне
На вороном своем коне,
Висков приехал. Представляешь?!
А с ним Свиридов. Лора, ты
Едва ль, поверь мне, понимаешь
Все счастье сбывшейся мечты!

Лаура
- Ну что ты, знаю я прекрасно,
Когда и днем, и ночью ты
Рисуешь милого черты
И думаешь о нем всечасно.
Сюрприз есть, Лиза, у меня.
Да, для тебя, но только я
Не знаю, будешь ли ты рада,
Его увидев? Может быть,
Его мне следовало б скрыть?


Лиза
- Ну что ты, милая, не надо.
Ты знаешь, что сюрпризы я
Люблю, как малое дитя.

Лаура
- Ну что ж, пойдем тогда со мною.
Пусть будет бог моим судьею…

Остановившись у дверей
Той спальни, где лежал Андрей,
Лаура двери распахнула
И Лизу мягко подтолкнула
Вперед. Когда же та вошла,
То очень сильно побледнела,
Как статуя окаменела.
Она едва жива была.

Лаура молча наблюдала
За ней. Она прекрасно знала
Какой творится ураган
Сейчас в душе Елизаветы
При виде синяков и ран
Вискова, что в потоках света
К себе приковывали взгляд.

Ужасных мыслей водопад
Рубцову захлестнул. Несмело
Она к Висков подошла
И на постель к нему присела.
Как на него она смотрела!
С какою нежностью взяла
Его израненную руку
В свою ладонь. С какою мукой
Она смотрела на него,
Не понимая отчего
И как он здесь вдруг оказался.

Висков всю эту ночь метался.
Он бредил, часто просыпался.
Уснуть под утро только смог.
Он спал: перед Рубцовой лежа,
Весь бледный, с иссеченной кожей,
С распятья, словно снятый бог…

Рубцова, не смотря на Лору,
С волнением сказала ей:
- Как очутился здесь Андрей?
В какую он ввязался сору?
Кто так его изрубцевал?
За что, скажи, он пострадал?

Лаура
-Пошли со мной, Елизавета,
Быть может дельного ответа
Тебе я не сумею дать.
С тобой нам надо подождать,
Пока им лучше хоть немного
Не станет…

Лиза
- Ты сказала «им»?

Лаура
- Да, я сказала про другого,
Такого же, как он, больного,
Который тоже недвижим
Лежит сейчас в своей постели
В бинтах, с примочками на теле,
Одной лишь мыслью одержим:
С нее подняться поскорее
И прогуляться по аллее.

Лиза
- Но кто он? Знаю ль я его?

Лаура
- Конечно, знаешь, отчего
Не знать, он бывший твой крестьянин.

Лиза
- Панфилов?! Это он изранен?

Лаура
- К большому сожаленью, он.
Все это, как кошмарный сон.

Лиза
- Скажи, Лаура, мне на милость,
Что с ними все-таки случилось?

Лаура
- Поверь, об этом знаю я
Ничуть не более тебя…

***
Прошло три дня…  Все это время,
Пренебрегая даже сном,
Несла Лаура Лайонс бремя
Заботы о своем больном.
Но не было оно ей в тягость,
Скорее, доставляло радость.
С какой заботою она
Сама бинты ему меняла,
Компрессы нежно поправляла,
Как мужу верная жена –
Она была всегда с ним рядом,
Его одаривая взглядом,
В котором Гриша наблюдал
Не только жалость, состраданье
(Чем раньше Гриша утешал
Себя), но и не скрытое признанье
В привязанности. Не хотел
Пока Панфилов вывод делать:
«Что общего она имела
С невольником?» Его удел
Послушно выполнять желанья
Хозяйки, ведь непослушанье
Всегда каралось лишь кнутом.
Но помнил он и о другом:
Как руки Лоры трепетали,
Когда касались рук его.
Ведь чувствовал он, отчего
Глаза Лауры излучали
Такую нежность и тепло.
Его к ней все сильней влекло.
Он понимал, что между ними
Большая пропасть, и что он
На пораженье обречен.
Что им не быть вовек родными.
Но былоль что ему терять?
О, нет! И прежде, чем обнять
Лауру, прежде, чем ответить
Взаимностью, все надо взвесить,
Что может Лора потерять?!
Высокое происхожденье,
В дворянском свете положенье
Накладывало на нее печать
Пристойного ей поведенья.
Не придавать сему значенья
Для Гриши значило одно:
Ее погибель – все равно
Им вместе быть не суждено.
Но знал Панфилов и другое:
Пока ее нет рядом с ним,
Владеет сердцем он своим,
Все чувства содержа в покое.
Но стоит появиться ей,
И он собой уж не владеет,
Сопротивляться ей не смеет
Душой влюбленною своей.
И Гриша, наконец, решает
Просить Лауру об одном:
Покинуть этот барский дом, -
Иного он пути не знает.
Ведь только жертвуя собой,
Он сохранит ее покой.
В кругах презренного им света
Она останется чиста.
Невинной будет красота
Лауры, и пускай за это
Всю жизнь несчастен будет он,
Покинув милое созданье,
Навечно будет обречен
На жалкое существованье,
Никто поставить ей в упрек
Не сможет связь с простолюдином.
Как их желания едины!
И как он от нее далек!

***
На третий день, перед обедом,
К нему помещица зашла,
Спросив Григория при этом:
- Ну как, мой друг, у нас дела?
Врач разрешил тебе подняться.
И, если хочешь, прогуляться.
Пойдем тогда со мною в сад.

Панфилов
- Ну, наконец, я очень рад.

Лаура
- Одежда вся твоя на стуле.
Тебя внизу я буду ждать…

Глаза Лауры улыбнулись,
Заставив Гришу трепетать.

***
Одев рубашку с кружевами
И брюки черные, он встал,
Пройдя нетвердыми шагами
Пред зеркалом большим предстал.

Григорий сложен был красиво:
Высокий, плечи в два локтя.
Бывало раньше, он, шутя,
Крестьянским мужикам на диво,
Ломал подковы. Смуглый сам.
Природа придала чертам
Его лица и обаянье,
И подбородок волевой,
И взгляд пронзительно живой,
Достойный, право, изваянья,
И плотно сжатые уста,
Лицо, которое хранило
Еще отметины хлыста,
Решительность в себе таило…

Тряхнув своею головой,
По ранам проведя рукой,
Он распахнул одним движеньем
Свою рубашку… лишь мгновенье
Не верил он своим глазам:
От сердца, через грудь, тянулся
Огромный ярко-красный шрам.
Григорий грустно улыбнулся,
Неторопливо застегнулся
И медленно пошел к дверям…

Конец 5-й главы.

6-я глава

Походкой горе-дворянина,
Глаза от солнца щуря чуть,
Панфилов вышел из гостиной,
Пытаясь глубоко вздохнуть.
Его не видя, наша Лора,
В порыве детского задора,
Играла с молодой козой.
Ее дразня своей рукой,
Она смеялась звонким смехом.

Лаура
-Маруська! Ну же! Вот потеха!
А ну-ка, встань передо мной
На два копытца. Вот лентяйка!
Ну что мотаешь головой?
Неисправимая зазнайка!

Увидев Гришу, залилась
Румянцем юная Лаура –
Ее изменчива натура –
Помещица вся вдруг зажглась:
В ее глазах – живых, прекрасных
(Пыталась скрыть сие напрасно)
Возник манящий огонек.
И Гриша, словно мотылек,
Пошел на свет его, стараясь
Волненье скрыть, и не решаясь
С Лаурою заговорить.

Лаура
- Ну как? Поправился немного?

Панфилов
- Тебя одну благодарить
Обязан я за это…

Лаура
- Бога.
Лишь он тебя мог исцелить.
Ему я только помогала.
Молилась с самого  начала
Твоей болезни за тебя…

Панфилов
- И все же, приходя в себя,
Всегда я видел пред глазами
Твое лицо… и под бинтами
Я кожей чувствовал своей
Касание руки твоей…

Лаура пристально взглянула
На Гришу, грустно улыбнулась,
И, взяв его под локоток,
Ему чуть слышно прошептала:
- Пойдем, пройдемся же чуток
С тобой по саду, я устала
Последние все эти дни
Одна бродить в его тени…

Остановившись на мгновенье
Она спросила с оживленьем:
- Ты расскажи мне, что с тобой
Случилось на неделе той.

Панфилов
- К чему тебе все это, Лора?

Лаура
- Но я обязана все знать.

Панфилов
- У нас произошла с ним ссора –
Твой гость мне начал угрожать.

Лаура
- Ты расскажи мне все с начала.

Панфилов
- Ну, ладно… Возвращался я
Из города, куда меня
Сама же ты и посылала.
Я шел назад через поля,
Раскинутые за Тамбовом,
Дорогой, что всегда вела
К одной тебе. Вдруг, как стрела,
Как псих, самоубийца, словом,
Как явно умственно больной,
Промчался прямо предо мной
Сей господин…

Неторопливо,
Вдыхая запах трав, они,
В приятной в жаркий день тени,
Пришли вглубь сада, где на диво,
Среди раскидистых ветвей,
Сооруженная красиво,
Была беседка, рядом с ней
Стояла статуя Дианы.
Здесь он закончил свой рассказ.

- …Полученные мною раны
Слабее были в пару раз,
Чем у него, но я надеюсь,
Что все в порядке будет с ним?
Он до сих пор ведь недвижим?

Лаура
- Я представленья не имею
Зачем ко мне стремился он…

Лицо ее ожесточилось,
В глазах презренье проявилось
И голос выше стал на тон:
- Его зовут Андрей Висков.
Он офицер. Я раз встречала
Его средь бала, но двух слов
Ему тогда я не сказала.

Панфилов
- Лаура, можно попросить
Тебя о скромном одолженье?

Лаура
- Да, я в твоем распоряженье.
Чем я могу тебе служить?

Панфилов
- Меня понять ты постарайся…
Тебя прошу я об одном:
Дозволь покинуть мне твой дом.
Прошу тебя, не обижайся.
Ко мне с такою теплотой
Еще никто не относился.
За время, что я был с тобой,
Немалому я научился.
Под взглядом искренним твоим
Я стал совсем, совсем другим.
Но я прекрасно, Лора, знаю –
Нам вместе быть никак нельзя,
Другая у меня стезя.
Тебе, Лаура, я мешаю.
Отправь в деревню ты меня.
Забудь и будь благословенна,
Будь жизнерадостна, а я
Стремиться буду непременно
Жить так, чтоб память о тебе
Я с правом мог хранить в себе…

Лаура сильно побледнела.
Пока он говорил, она
Задумчиво, осиротело
На Гришу пристально смотрела.

Лаура
- Скажи мне, в чем моя вина?
Чем пред тобой я провинилась?
Скажи мне, Гриша, что случилось?
Ужель я плохо относилась
К тебе? Прости меня, но я
Всегда старалась для тебя…
Тебе, быть может, что-то надо?
Так не стесняйся же, скажи!
Я ничего не пожалею.
Все, что в именье я имею,
Тебе от всей своей души
Отдать, поверь, я буду рада,
Не уходи…

Комок застрял
У Гриши в горле. Гриша встал
И, подойдя к ней, нежно взял
В свою ладонь Лауры руку.
Какую боль, какую муку
Взгляд Гриши изучал…

Панфилов
- Прости…
И все же должен я уйти.
Не быть тебе со мной счастливой.
Тебя я только погублю…

Лаура
- Но, Гриша, я тебя…

Лаура не договорила.
Она в лице переменилась:
На белых девичьих щеках
Румянец заалел вишневый.
В ее прищуренных глазах
Взгляд стал из нежного суровым…

Увидев этот жесткий взгляд,
Панфилов отшатнулся. Сад,
Как будто зная, что творится
В душе Лауры, зашумел,
Стволами грозно заскрипел,
Листвой их затеняя лица.

Лаура
- Скажи мне, ты не поспешил?
Ты окончательно решил?

Панфилов
- Да…

Лаура
- Что же… значит богу
Угодно так. Ступай, друг мой.
Готовься в дальнюю дорогу.
Пусть будет бог всегда с тобой.

Григорий молча удалился,
Идя, куда глаза глядят.
Над ним шумел угрюмый сад,
Пот по лицу его струился…

«…За что, за что, за что…» - ключом
Слова в мозгу Лауры били.
В своем отчаянье немом
Лауры кулачки сдавили
Перчатки белые в комок.
И шелковый ее платок
Скользнул, стыдливо обнажая
Лауры плечи, опускаясь,
Как лепесток, на пояс ей.
«…За что, за что…» - еще сильней
У Лоры в голове звучало.
Ее сознанье разрывало.
Из глаз Лауры потекли
Невольно чистые слезинки,
Как две невинные росинки,
В объятья падая земли…

О, бедное мое созданье !
Я плачу, плачу вместе с ней.
От не свершенного желанья,
От сдержанных в себе страстей…

В душе ее происходила
Борьба гордыни и любви.
Она Лауру изводила,
Уничтожая жизнь в груди.
Сопротивлялась Лора боли,
Себя стараясь в руки взять.
Лауре ведь не занимать
Ни твердости, ни силы воли.
Но сердце девичье ее
Над волей брало все ж свое.
Лицо ее собой являло
Страдания души живой,
Столь искренней и непростой,
Столь чувственной и величавой,
Что, если бы кто-нибудь в тот миг
Увидел  Лору и проник
В души ее переживанья,
Он на колени бы упал
Пред сим прекраснейшим созданьем,
И небу должное б воздал
За редкое столь созерцанье
Богини истинных страстей!

Но нет… Одну среди теней
Я вижу хрупкую фигуру
Моей трагической Лауры.
Нет никого в беседке с ней…

Панфилов в тот же день уехал.
Он не хотел быть ей помехой.
Он еле сдерживал себя,
Когда она была с ним рядом
Всем существом своим любя,
Его обласкивая взглядом.
Он чувствовал, как тянет к ней
Его неведомая сила.
Чем ближе – тем сильней, сильней
Она с ума его сводила.
Он чувствовал – один толчок –
И Лора в Гришиных объятьях,
И соскользнет с Лауры платье –
Он допустить сего не мог.

Собравшись полностью, Панфилов
Пошел наверх проститься с ней.
Когда она ему открыла,
Кто был из них двоих бледней,
Сказать я вам, увы, не в силах.

Панфилов
- Прощай…

Он ей взглянул в глаза.
Она едва собой владела.
Любви невольная слеза
В ее глазах уже блестела.

Панфилов
- Прости…

Ладонь Лауры взяв,
Он трепетать ее заставил.
Тепла часть своего оставил,
Губами страстно к ней припав.

Лаура
- Но ты вернешься?

Не давая
Ему ответить, закрывая
Панфилову ладонью рот,
Она сказала:
- Да, я знаю…
Пусть день, неделя, год пройдет,
Но ты вернешься…

Панфилов
- Испытаю
Еще раз я судьбу свою.
Быть может, больше не увижу
Тебя… я все сейчас предвижу.
Ну, подойди ко мне поближе…
Почувствуй – я тебя люблю.

Как нежно, как неторопливо,
Задумчиво и молчаливо,
Прильнул к губам Лауры он.
Она произвела лишь стон
И тем же Грише отплатила…
Как девушка его любила!

Когда Панфилов выезжал,
На старенькой телеге сидя,
Он на усадьбу взгляд поднял.
В одном из окон он увидел
Лауру: прислонившись лбом
К окну, не отрывала взгляда
Она, застывшего на нем,
Когда высокая ограда
Закрыла путника собой.

Глаза Лауры заблестели,
Ланиты сильно покраснели,
И слезы струйкою живой
По нежному лицу стекали
И капали на платье ей.
А зубки белые сильней
Ей губы тонкие кусали..

***
Уехал он… а дни текут…
И на душе Лауры тяжко.
Измучилась совсем бедняжка,
Страдания ей душу рвут.
Пять дней прошло, как он оставил
Ее одну… за что, за что
Он мучиться ее заставил?
Кто право дал такое, кто?
Ведь губы девушки хранили
Еще любимых губ тепло.
Ее еще сильней влекло
К нему. Глаза ее любили
Смотреть на стул, где он сидел,
Постель, в которой он болел.
Все ей о нем напоминало.
Она любила и страдала…

Закрывшись у себя одна,
Подолгу в комнате она
Сидела в кресле у окна.
Одна Дуняша только знала
О ком помещица страдала.
Она одна лишь понимала,
Как тяжело, как больно ей,
Душой бесхитростной своей
Лауре бедной помогала.
В себе не в силах все держать,
Она пыталась рассказать,
Пыталась поделиться болью
С Дуняшей, она невольно
Поведала служанке все,
И Дуня поняла ее…
И вот в такой момент поднялся
С постели раненый Висков.
Хоть медленно он поправлялся,
От страшных просыпаясь снов,
И все же выздоровел, боли
Уже не мучили его.
Он поборол их силой воли.
Висков – военный, для него
Страданья тела уж привычны.
Ведь раны на войне обычны.

Лаура, видя, что Висков
Почти что полностью здоров,
Его на ужин пригласила,
Но перед тем предупредила,
Чтоб он отъехать был готов.

Когда она ему сказала
Об этом, все затрепетало
В душе безжизненной его.
И было, право, отчего
Ему так сильно волноваться:
Ведь твердо наш Висков решил
За ужином в любви признаться
Лауре. Он уверен был –
Его она, бесспорно, любит,
И стоит лишь открыться ей,
Она растает, приголубит
Рукою ласковой своей.
И все ж его сомненья грызли,
И мучили, порою, мысли:
«Спокойна очень уж она…
Не видно, чтоб возбуждена
Была Лаура… странно все же».
Но успокоил он себя:
«Да, это на нее похоже.
В себе замкнулась, как дитя,
Желанья силой подавляя
И чувствам воли не давая.
Ну как не понял сразу я!»

И вот настал прохладный вечер.
В столовой загорелись свечи.
За небольшим резным столом
Сидит Висков, в душе огнем
Пылая от предвосхищенья
Столь им желанного мгновенья,
Он замер, обратясь весь в слух
И еле сдерживал свой дух.

Ну, наконец… Он слышит ясно
Шуршанье платья, и в дверях,
Как в самых лучших наших снах,
Любви богинею прекрасной
Явилась Лора. Только в ней
Не радость робкая таилась.
В глазах ее, огня сильней
Печаль жестокая светилась
Бессонных всех ее ночей…

Висков в нее глазами впился,
Привстав, он низко поклонился.
Лаура на его поклон
Головку лишь свою склонила.
Но так непринужденно, мило,
С такою грацией, что он
Не выдержал:
- Как Вы прекрасны!
Простите дерзость Вы мою…

Лаура
- Я Вас за это не виню.
Ведь Вы стараетесь напрасно.

Висков
- Как Вы жестоки… почему
Вы так ко мне несправедливы?
Я говорю Вам – Вы красивы.
А Вы… Я что-то не пойму…

Лаура
- Я Вас обидела? Простите…
Не знала, как ранимы Вы.
Да, да, конечно, правы Вы…
Я так несдержанна…

Висков
- Простите,
Но я хотел…

Лаура
- Скажите мне,
Зачем сюда Вы направлялись?
Зачем?

В наставшей тишине
Они глазами повстречались.

Висков
- Я ехал, чтобы Вам сказать…

Он замолчал от напряженья.
И было видно, что волненье
Мешает грешному дышать.

Лаура
- Я слушаю… Вам плохо стало?

Лаура медленно привстала
И подалась чуть-чуть вперед.

Висков
- Сидите… нет… сейчас пройдет.

Андрей потер своей рукою
Виски и брови. Вдруг решив
Уверенней быть, устремив,
Борясь жестоко сам с собою,
Взгляд на Лауру, бросил ей:
- Я ехал, всем пренебрегая,
До безрассудства лишь желая
Увидеть Вас, и чем скорей,
Тем лучше. Больше был не в силах
Я чувства сдерживать в себе.
Не мог не думать о тебе.
Судьбу мою ты изменила…

Лаура
- Мы разве перешли на «ты»?

Висков
- Прошу тебя, будь терпелива.
Язвительные спрячь черты.
Меня послушай молчаливо.
Хоть душу пожалей мою!
Ведь я люблю тебя, люблю!!!
Как ты ко мне несправедливо.
Зачем смеешься мне в ответ?
Ведь знаю я, что любишь тоже.
Тебя испортил высший свет.
Он развратил тебя… и все же,
Я все равно люблю тебя
И предлагаю выйти замуж.
Ты только согласись, а там уж,
Тебя счастливой сделать я
Сумею, ты не сомневайся,
Лаура, ну же, соглашайся!

Лаура
- Друг мой, поверь, в другой бы раз
Я, верно, глядя бы на Вас,
Порывом Вашим наслаждалась.
Как искренне, как страстно Вы
Мне объясняетесь… увы!
Лишь разочаровать осталось
Мне Вас… ведь я Вас не люблю.
Примите искренность мою
С моим глубоким сожаленьем…

Висков утратил все терпенье:
- Лаура, отчего, скажи,
Ты не желаешь мне признаться
В ответном чувстве? Сколько лжи!
Ведь мы вдвоем, чего бояться?

Он протянул ладонь свою
И взял Лауру за запястье
С открытой, нежной, сильной страстью.


Лаура
- Оставьте руку Вы мою.
Вы видите – она бесстрастна
И холодна, почти как лед.
Во мне любовь к Вам не живет
И Вы стараетесь напрасно.

Висков
- Ах, так! Ну я Вам докажу,
Что Вы со мной неоткровенны.
Сейчас я что-то покажу
И в Вас исчезнет вся надменность.
Взгляните…

Он ей протянул
Листок, который ветер сдул
С окна Рубцовой Лизы.

Висков
- Где же
Теперь Ваш гордый, снежный взгляд?
Сомненья грудь уж не теснят
И тон не так уже небрежен…

Лаура чуть была бледна.
Она была удивлена
Не тем, кого изобразила
Елизавета, и не тем,
Что Лиза приписала мило
Слова Лауры, но вот кем
Ему рисунок сей был отдан.
А, может быть, и просто продан.
Как он попал к нему? Она
Была лишь сим удивлена.

Лаура
- Мне, право, жаль Вас, но скажите,
Как он попал к Вам? Не таите…

Висков
- К чему Вам знать? Я Вам сказал…
Я в ожидании признанья…
Я много из-за Вас страдал.

Лаура
- А все, мой друг, из-за незнанья.
Не надо слишком доверять
Вещам, в которых не уверен.
Иначе могут быть потери.

Висков
- Что Вы хотите мне сказать?

Лаура
- Рисунок, что Вы мне подали,
Не мною сделан. Вы не знали
Моей руки…

Висков
- Не верю Вам.
Где доказательства к словам?
Вот если б Вы мне доказали,
Что я изволил быть неправ…

Лаура, колокольчик взяв,
Три раза сильно позвонила.
На зов помещицы явилась
Дуняша…

Лаура
- Дуня, принеси
Мне письма. Те, что я писала
Из Петербурга… оставляла
Я в розовой шкатулке их.
Пометки С-П-А на них.

Дуняша быстро удалилась.

Висков
- Ну как же это получилось?

Лаура
- Вот-вот, ответьте мне, Висков,
Где взяли Вы рисунок этот?

Висков
- Я не могу найти ответа….
Иль это сон? Нет! Хватит снов!

Пришла Дуняша, и Лаура,
Взяв письма, протянула их
Вискову. Письма взял он хмуро,
Весь как-то съежился, притих.

Лишь взгляда бедному хватило,
Чтоб убедиться – он не прав.
И письма ей назад отдав,
Он голову склонил уныло…

Висков
- Вы посмеялись надо мной.
Но, видит бог, я, как и раньше,
Вам говорю без тени фальши:
Я Вас люблю… и пусть другой
За это, верно б, извинился,
И, извинившись, удалился,
Но я еще раз говорю:
Лаура, я тебя люблю!
Я не прощаюсь… До свиданья.
Мы встретимся еще…

Лаура
- Прощайте…
Меня увидеть не мечтайте!
Напрасны все Ваши старанья…

Лаура встала и ушла.

Вискова у крыльца ждала
Готовая к дороге бричка.
Он клял себя, спускаясь вниз:
«Что за дурацкая привычка!
Что за позорящий каприз –
Все время обогнать пытаться
События… Ни с чем остаться
Так можно… Как она со мной!
Я научу ее манерам.
Увидит, что над офицером,
С такою даже красотой,
Опасно так вот насмехаться.
Придется малость постараться…
Я нищей сделаю ее!
Я знаю, как… Когда немного
Сойдет вся гордость, спесь с нее,
То будет лишь одна дорога
У Лайонс – выйти за меня!
Тогда повеселюсь уж я!»

Он прыгнул в бричку и помчался
В кромешной темноте в Тамбов.
Был сильно раздражен Висков –
У Лоры он ни с чем остался.
Но в голове его созрел
Ужасный план: Андрей хотел,
Прекрасно все осознавая,
Лауру бедностью сломить,
А уж потом и говорить,
Свою любовь ей предлагая…

Конец 6-й главы.

7-я глава
В тот день Рубцова у себя
За пяльцами весь день сидела
И с грустью нежною смотрела
В окно. Вискова возлюбя,
Она с поры той изменилась:
Замкнулась и остепенилась,
Не ездит в гости ни к кому.
К Вискову только одному,
Когда болел он, приезжала.
И заходила лишь тогда
К нему на цыпочках, когда
Андрея спящим заставала.

Висков, не будь он простаком,
Порой следил за ней тайком,
Все с интересом наблюдая,
Ресницы черные прикрыв,
Прекрасно, впрочем, понимая
Внимания к себе мотив.

Так вот, под вечер к ним в именье
Посыльный чей-то прискакал.
Спросив Рубцову, он отдал,
С коротким очень объясненьем,
Конверт ей: «Это лично Вам», -
Сказал он, на коня взлетая,
Ответить Лизе не давая.
Хлыстом ударил по бокам
Коня и тут же удалился,
В пыли дорожной растворился.

На беленький конверт взглянув,
Рубцова мелко задрожала.
Она еще раз прочитала:
«Андрей Висков». Перевернув
Конверт, она легко открыла
Его и ручку запустила
Вовнутрь, обнаружив там
Листок, согнутый пополам.
Она письмо сие достала
И с упоеньем прочитала,
Скользя глазами по словам:
«Я перед Вами, как пред богом,
Склоняю голову свою.
Как надо мне сказать Вам много.
Послушайте меня, молю!
Я верю, Вы меня поймете,
И доверяю сердце Вам.
Поверьте же моим словам,
Вы боль иль радость в них найдете.

Я побороть хотел себя
С минуты той, как Вас увидел.
О, как себя я ненавидел,
Вас бессознательно любя!
Признаться я себе боялся…
Себе! Что обожаю Вас.
И все же отдалить тот час
Все время ревностно старался,
Когда, не в силах уж молчать,
Я должен буду Вам сказать:
«Я Вас люблю!» О, не спешите!
Ведь Вы рванулись разорвать
Мое письмо… О, не губите
Вы душу грешную мою!
Несчастный! Я же Вас люблю…
Но я и волоска не стою
С головки Вашей. Чистотою
Смогли бы, верно, Вы затмить
Цветочки ландыша. Любить!
Одно лишь у меня желанье.
Хоть безответно, но любить!
Иначе мне не стоит жить.
Ведь жизнь без Вас – одно страданье.
Я не умею говорить,
Когда душа моя пылает.
Огонь не в силах погасить
Мой разум вместе с ней сгорает.
Я не владею уж собой,
Себя за это презирая.
Ваш образ вечно предо мной,
Меня безмолвно утешая.
И я чрезмерно удивлен.
Не думал, что еще способен
Я так любить… как я смешон!
Как низок и неблагороден!
Зачем все это говорю
Я Вам, собою не владея?
Зачем я, права не имея,
Навязываю Вам свою
Любовь? Простите ради бога…
Но видел в Ваших я глазах
Печали, доброты так много,
Что побороть сумел свой страх
Непонятым остаться Вами.
Почувствуйте же за словами,
Как бьется сердце, как болит
Моя душа. Она, страдая,
Ваш образ ревностно хранит.
В себе его обожествляя,
Вы сможете меня понять.
Об этом лишь молю всечасно.
Не оттолкните же напрасно
Того, кто вынужден страдать,
Не видя Вас ежесекундно.
Мой ангел, как же это трудно!
И все ж осмелюсь я просить
О встрече с Вами. Предложить
Я Вам хочу все, что имею,
С любовью искренней моею.
Я на опушке рощи ждать
Вас буду завтра ровно в пять.
И если Вы хоть раз любили,
Вы не погубите меня.
Ведь чувства Ваши не забыли,
С особой нежностью храня,
Те чудные переживанья,
Мечты и дерзкие желанья,
То, чем сейчас взволнован я…
Я буду ждать Вас… приходите.
Как чистый херувим, спасите
Вы душу грешную мою.
Ведь я Вас искренне люблю…»

Елизавета вся дрожала
Пока письмо его читала.
Как хрупкий маленький цветок,
С любовью нежною листок
Она к груди своей прижала.
Была согласна хоть сейчас
Она пойти на зов Вискова.
На все была она готова
За взгляд его небесных глаз.

Скажите, Вас не удивило
С какой Висков большою силой,
Любовь к Рубцовой не тая,
Ей написал письмо такое?
Здесь объяснение простое.
Вискова понимаю я.
Когда Андрей писал все это –
Лауру Лайонс представлял.
Он тоже тяжело страдал,
Заснуть не в силах до рассвета.
И хоть в народе говорят:
«Страданья душу очищают,
Терпимее быть заставляют»?
Но на Вискова, словно яд,
Они подействовали, с силой,
Как плеткою, неумолимой,
Его желанья подхлестнув,
Любви огонь сильней раздув.

Всю ночь промучившись, Рубцова
Была наутро так бледна,
Что брат спросил ее: - Больна?
- Да нет, - ответила она.
- Я полностью, Сергей, здорова.

С утра она, как вышла в сад,
Так целый день там и гуляла.
Под вечер, чтоб не ведал брат,
Она тихонько приказала
Коляску приготовить ей.
В полпятого она на ней
Уже бесшумно выезжала.
Но Лиза так и не узнала,
Как брат в окошко провожал
Сестричку взглядом, не мешал
Он ей, слегка лишь улыбнулся
И от окошка отвернулся…

***
Она увидела его
Едва опушка показалась.
Как Лиза сильно ни старалась
Волненье скрыть, но ничего
У девушки не получалось.

Он бросился навстречу ей.
Галантно руку предлагая.
И Лиза, помощь принимая,
С прекрасной грацией своей,
Сошла на землю, не спуская
С Вискова черных глаз своих.
Андрей прекрасно видел в них
Любовь к нему. Его сомненья
Исчезли в эти же мгновенья.
Она была в его руках.
Вискову только оставалось
Быть убедительней в словах,
Влюбленным быть в ее глазах,
И все прекрасно получалось.

Висков
(Целуя ее руку)
- Я не надеялся…

Лиза
- О, нет…
Прошу, не говори ни слова…
Тебя ждала я столько лет,
Что в этот миг на все готова…

Висков
(Привлекая ее к себе)
- Любимая, как ты права!
Что стоят все мои слова?
Они ведь выразить не в силах,
Как сильно сердце полюбило…

Она смотрела на него,
К нему сильнее прижимаясь.
Сдержать биение стараясь
Младого сердца своего.
Он отвечал ей нежным взглядом.
Она, упившись сладким ядом
Его речей и глаз его,
Не замечала ничего,
Хотя обман совсем был рядом.
Но то любимый был обман.
Любимый ею, он окутал
Все чувства Лизы, как дурман.
Ее он волю ложью спутал.
Висков Рубцову обнимал
Из сожаления скорее.
Ее он ясно понимал
И прижимал к себе сильнее.
Он знал, что значит полюбить,
Взаимности не зная… боже!
Она его любила, что же…
Он рад ей счастье подарить
Хоть на короткое мгновенье.
И за такое ж наслажденье
С Лаурой он готов отдать
Все радости свои земные,
Привязанности все былые,
Все, чем привык он обладать.
Да, в тот момент Елизавета
Безумно счастлива была.
Любовью девушка жила.
Она не знала, что за это
Потом придется заплатить
Ей всеми лучшими мечтами,
От слез иссохшими глазами,
Своим желаньем дальше жить.

Висков, Рубцову обнимая,
Ей медленно проговорил:
- Тебя я б долго не томил
И завтра же к тебе, родная,
Послал сватов, но не могу.
У брата твоего в долгу
Я, Лизонька… И брат твой знает.
Но долг принять мой не желает…

Примерно восемь лет назад
Мне предложил купить твой брат
В одной губернии именье.
Сложив все наши сбереженья,
Мы вскладчину приобрели
То, что хотели… но прошли
Года, и брат твой покупает
Уже в Тамбове, без меня,
Поместье. Мне же оставляет,
Хоть возразить пытался я,
Именье прежнее, владели
Которым вместе мы. На деле,
Вернуть я должен был ему
Часть денег тех, за то именье,
Но он сказал, что ни к чему,
Что это злоупотребленье
Им дружбой нашей будет. Но
Все это время я пытался
Отдать ему их – зря старался,
Он не забрал их все равно.
Я благодарен всей душою
Ему за это, но не скрою:
Я не люблю так поступать –
Долги привык я отдавать.


Лишь только это мне мешает
Жениться на тебе сейчас.
Хотя один господь лишь знает,
Как ожидаю я тот чая,
Когда пред алтарем предстанем
С тобою мы, когда мы станем
Супругами… Не в силах я
Быть хоть минуту без тебя.

Лиза
- Поверь мне, милый, я сумею
Уговорить Сергея…

Висков
- Нет…
Тебе он тот же даст ответ.
А я… просить тебя не смею…

Лиза
- Андрей, я слушаю тебя.
Скажи, что сделать в силах я,
Чтоб нам помочь?

Висков
- Душа моя,
Возьми, не говоря ни слова
Сергею, голубой конверт.
Нет в этом умысла дурного.
Хранятся в нем уж много лет
На купчую бумаги эти.
И я смогу их оплатить,
Чтоб навсегда с тобою быть.
Нет счастья большего на свете,
Чем видеть жизнь в твоих глазах,
Твою ладонь держать в руках,
И теплое твое дыханье
Губами ясно ощущать.
Все мысли, все свои желанья,
Всего себя тебе отдать!

Лиза
- Любимый, я на все готова,
Чтоб быть с тобою рядом снова.
Я сделаю, что хочешь ты,
Не обмани мои мечты…

***
Обратно в город возвращаясь,
Висков был мрачен и угрюм.
Противоречьями терзаясь,
Он полон был тяжелых дум.
Перед лицом его стояло
Лицо Рубцовой. Как она
Была безумно влюблена,
Как чувством чистым опьяняла,
Как больно будет ей потом,
Когда узнает Лиз о том,
Что он ее совсем не любит…
Как больно ей, как страшно будет!
Он ненавидел, презирал
Себя за это. Не искал
Себе в защиту оправданий
Висков. Он понимал, что он
Подлец и будет обречен
На дождь, на ливень проклинаний,
Но отступиться он не мог.
Он жертвовал Елизаветой.
И пусть его накажет бог,
Лишив всех радостей за это,
Он не отступится, ведь он
Был, как и Лизонька, влюблен.
Лаура Лайонс в нем рождала
То чувства тихие, как сон,
То зверя в нем вдруг пробуждала –
Он был на муки обречен.
Любовь к Лауре заглушила
Всю жалость к Лизе у него,
Немыслимо преобразила
Всю душу грешную его.

***
В условленное прибыв место
На следующий день, Андрей
Испуган больше был скорей,
Чем удивлен, когда он вместо
Елизаветы увидал
Одну лишь девушку простую,
Довольно, впрочем, молодую.
Но не ее Висков здесь ждал.
Зато она, его увидя,
К нему уверенно пошла.
Андрей, в своей коляске сидя,
Не мог понять: «Что за дела?»

Девушка
- Скажите, господин, на милость,
Не Вы ль Висков?

Висков
- Да, это я…
А что, мне объясни, случилось?

Девушка
- Да госпожа моя меня
Сюда, навстречу Вам послала
И передать мне приказала
Конверт вот этот… Ведь она
Довольно тяжело больна.
И матушка была не в силах
Приехать к Вам. Она просила
Простить ее…

Висков
- Ты передай
Моей хозяйке сожаленье.
И от меня ей пожелай
Скорейшего выздоровленья.
Скажи, что к ней заеду я.
Пусть послезавтра ждет меня…
***
В тот вечер небо разразилось,
Устав от духоты, дождем.
Лаура у себя закрылась,
Усевшись в кресло, пред окном,
И медленно перебирала,
К губам горячим прижимала
Рубашку порванную. В ней
Тогда был раненый Панфилов.
Она в себе еще хранила
Его тепло, и все сильней
Лаура Лайонс понимала,
Что без него не сможет жить.
Разлука с ним ей доказала:
Его Лауре – не забыть.

Бедняжка сильно похудела.
Еще сильнее побледнела.
Не ест, не пьет, почти не спит.
И видеть никого не хочет.
Задумчивая ходит очень,
Все время плачет и молчит.
А на лице ее прекрасном
Остались лишь одни глаза.
И затуманить их напрасно
Пыталась жгучая слеза.
Они отдельно словно жили,
Лишь взгляд их глубже стал, сильней.
Страдания не изменили
Прекрасный блеск ее очей.

Глаза Лаура закрывает
И видит Гришу пред собой.
Своею сильною рукой
Ее он нежно обнимает…
Нет, не забыть ей никогда
Тех теплых рук прикосновенье,
Когда случилась с ней беда
В ту ночь дождливую, мученья
Те руки оборвали ей.
Мужскою силою своей
Они с земли ее подняли
И бережно к груди прижали,
И понесли ее домой
Сквозь ночи полумрак сырок…
Тут нежные ее мечтанья
Прервала Дуня, постучав
К ней тихо в двери и сказал
Лауре с грустным сожаленьем:
- К Вам просится Андрей Висков.

Помещица была в оцепененье
И сразу, в первое мгновенье,
Не осознала смысла слов.
Дуняша Лоре повторила:
- Приехал к Вам Андрей Висков.
Вас ждет в гостиной. Я впустила
Его в нее, ведь дождь идет.

Лаура
- Но я же раз его просила
Не приходить. Ну что ж, пусть ждет.
Дуняша, только дождь пройдет,
Пусть едет с богом, я не в силах
С ним разговаривать опять.


Дуняша
- Но он велел Вам передать
Вот это…

Дуня протянула
Лауре голубой конверт.
Лаура глубоко вздохнула,
В него со страхом заглянула
И тихи прошептала: «Нет…»
Конверт был пуст. Она закрыла
Свои глаза: - Зови его.
И, удивленья своего
Не скрыв, Дуняша поспешила
В гостиную…

Когда Висков
К ней постучался и без слов
Вошел, помещица стояла
Почти у самого окна.
В глазах ее была видна
Тревога. Лора вся дрожала…

Висков
- О, боже мой! Да Вы больны!
Хотя по-прежнему прекрасны.
Нет в этом ли моей вины?

Лаура
(сквозь зубы)
- Как Вы безудержно ужасны…
Что Вы хотите от меня?
Висков
- Вы знаете прекрасно сами.
Когда теперь все знаю я,
Нет больше пропасти меж нами.
Я искренне был удивлен,
И даже чуточку смущен.
Мне верилось с трудом сначала,
Что дочь крестьянки Вы простой.
Я ошарашен был немало,
Как раньше, Вашей красотой.

Лаура
- Мне жаль Вас, это не меняет,
Поверьте, ничего…

Висков
- Когда
Об этом высший свет узнает,
Изгнанницей быть навсегда
Вам суждено, но это ль страшно?
Изгнание для Вас неважно,
Но стоит заявить мне в суд –
У Вас именье отберут.
Как мать родная Ваша снова
В избу придется Вам пойти:
Кормить свиней, доить корову.
До смерти крест рабы нести…

Лаура
- Еще раз, сударь, повторяю:
Что Вы хотите от меня?

Висков
- Вам выйти замуж предлагаю
В обмен на документы я.

Лаура
- Я предпочла бы, без сомненья,
Кормить свиней, доить коров,
Чем видеть Вас, Андрей Висков,
Испытывая к Вам презренье.

Висков весь сильно покраснел,
Свои покусывая губы.
И как-то странно посмотрел
На Лору, ей сказав сквозь зубы:
- Я знаю, знаю… в Вас сейчас
Одно лишь гордое презренье.
Но все ж пройдет какой-то час
И перемените Вы мненье
По отношению ко мне.
Вы успокойтесь, в тишине,
Когда уйду я, лучше снова
Вы взвесьте аккуратно все.

Она смотрела на Вискова.
К нему презрение свое
Ничуть глазами не скрывая,
Все что-то про себя решая.

Лаура
- Скажи, но как мы будет жить,
Висков, ведь я люблю другого?

Висков
- Не вижу ничего плохого
Я в этом, продолжай любить.
Я увезу тебя, ты будешь
За сотни верст отсюда жить,
И постепенно позабудешь
Его… Полюбишь ты меня.
И в это твердо верю я.
За что меня ты ненавидишь?

Лаура
- О, ради бога…

Висков
- Ты же видишь,
Как сильно я к тебе тянусь.
Тебе всю душу открывая.
Непонятым быть не боюсь,
А ты такая все чужая.

Лаура
- Ты – эгоист! Любовь мою
Ведь ты в расчет не принимаешь,
Хоть любишь сам и не скрываешь.
Но, бог мой, ты не понимаешь,
Как сильно я ЕГО люблю!
И, если ты меня так любишь,
То ты, Висков, ломать не будешь
Мою любовь, а если нет…
Презренье! – мой тебе ответ.
Иди, я больше не желаю,
Висков, с тобою говорить.
Иди и не мешай мне жить,
Как я Вам, сударь, не мешаю!

Висков
- Я ухожу, но я вернусь
К Вам завтра снова за ответом.
Подумай хорошо об этом.
Я от тебя не отступлюсь.

***
Еще на полпути к Тамбову
Висков был, а к Лауре снова
Вошла Дуняша:
- Видеть Вас
Посыльный хочет от Рубцова.

Лаура
- Зови, он нужен мне как раз…

Посыльный передал Лауре
Письмо. Она его взяла,
Открыла, тут же и прочла,
Лицо красивое нахмурив:
- Дуняша, прикажи скорей
Закладывать гнедых коней,
Готовить черную карету.
К Рубцовым в гости я поеду…
Конец  7-й главы.

8-я глава
Почти затихший ливень снова
Обрушился с небес, когда
Лаура Лайонс от Рубцовых
Назад приехала. Беда,
В лице известного Вискова,
Пришедшая внезапно к ней,
Теперь была понятна ей.

Она к себе наверх поднявшись,
Двумя словами обменявшись
С Дуняшей, села у окна.
Лаура опустошена
Была в душе, она смотрела,
Как капли бьются о стекло.
Как было Лоре тяжело,
Как сильно девушка хотела
Быть рядом с Гришей в этот миг.
Его спокойный, гордый лик
Воображенье рисовало
Лауры Лайонс на стекле.
В сырой и неуютной мгле
Она все лучше различала
Родные, милые черты
В объятьях жуткой темноты.

Через минуту Лора села
Напротив зеркала. Смотрела
Сначала долго на себя,
Рукой платочек теребя.
Потом, привычным ей движеньем,
Все из прически украшенья
Сняла, и волосы волной
Скатились по спине Лауры
Воздушным чудом белокурым,
Пол устилая под собой.

Но, вдруг, за дверью шум раздался
Мужских уверенных шагов,
И кто-то, без обычных слов,
Ей громко в двери постучался.

Лаура сжалась вся в комок.
К двери на стуле повернулась:
- Входите же.
Дверь распахнулась,
И комнаты ее порог
Переступил Панфилов.

- Гриша… -
Сказала девушка, не слыша
Свой голос, - Гриша, боже мой!

Она к ногам его упала,
Их обняла и зарыдала,
Прижавшись к ним своей щекой.
Он обхватил ее руками.
И с пола ласково поднял,
К груди своей ее прижал,
Припал ко лбу ее губами.


Панфилов
- Скажи, как ты  жила сама
Все это тягостное время?
Меня разлуки нашей бремя
Чуть не свело совсем с ума.
Я понял – мне не надо боле
Желанной вольной для себя.
Я не смогу прожить на воле
Минуты даже без тебя.
На все согласен я, родная,
Рабом готов твоим я быть,
Как верный пес тебе служить,
Но, чтобы мог я, просыпаясь,
Лелеять мыслию себя,
Что вновь тебя увижу я.
Не прогоняй меня, не надо…

Лаура
- Родной, любимый… как я рада,
Что ты ко мне вернулся вновь.
Тебя звала моя любовь.
Не отпущу… ты мой, не в силах
Ничто тебя уже отнять.
Судьба с тобой нас разлучила,
Чтоб только я могла понять,
Как дорог стал ты мне и близок.
Ведь я из-за своих капризов
Тебя заставила страдать,
Рождаться вновь и умирать.
Но возмещу тебе, родимый,
Я все страдания твои.
Ты будешь счастлив, мой любимый,
Ты посмотри в глаза мои…

Глаза в глаза, одно дыханье,
У двух людей одно желанье.
Он сердце чувствует ее
Всем телом, словно как свое.
Они уже соединились.
Любимых души породнились
Движеньем глаз, дрожаньем век.
Прекрасен в миг сей человек!

Лаура
- Да ты весь мокрый… что с тобою?
Простыть ведь можешь ты, снимай
Рубашку…

Теплою рукою
Она коснулась невзначай
Его пылающего тела…
Она в глаза ему смотрела…

Панфилов
- Иди ко мне…

Он нежно взял
Лауру сильными руками.
Своими влажными губами
Лауры губы отыскал
И к ним, как к роднику, припал.

***
Лаура медленно открыла
Свои глаза. В окно светило,
Взошедшее уж высоко
На небо солнце. Как легко,
Как радостно Лауре было
В объятьях сбывшейся мечты.
Она увидела цветы
На месте, где лежал Панфилов.
Их с детства Лора полюбила
За дивный аромат полей.
Рукой красивою своей
Она к груди букет прижала
И с наслаждением вдыхала
Божественную свежесть их:
Еще не высохли на них
Росинки… очень живо Лора
К окну вплотную подошла,
Веревочку рукой взяла
И распахнула резко шторы.
Глаза прищурив от лучей,
Лаура Лайонс улыбалась.
Она впервые наслаждалась
Мечтою сбывшейся своей…

Как мало человеку надо,
Чтоб счастлив, наконец, он был.
С улыбкой чтоб все время жил,
Живым всех награждая взглядом,
Достаточно, чтоб он любил,
И так же, чтоб его любили;
Чтоб понимали и ценили;
Чтоб нужен он кому-то был.

Лаура счастьем наслаждалась,
Свободно, глубоко дыша,
И умиленно улыбалась.
Как в миг была сей хороша
Лаура! Как глаза горели
У девушки желаньем жить!
Как губки тонкие алели,
Желая снова опьянить
Любимого… Мне очень сложно
Лауры полный дать портрет
В минуту эту. Осторожно
Я все пролить пытаюсь свет
На тонкие души порывы.
Но, как бы ни были красивы
Они, картины полной нет
Без описанья ее тела,
Когда в движеньях рук и глаз
Я вижу ясно всякий раз
Движения души… Несмело
Пытаюсь я соединить
Их воедино, чтоб раскрыть
Всю прелесть этого созданья.

Но мало одного желанья.
Чего-то мне не достает.
Верней, кого-то… не дает
Покоя мне лицо родное,
Любимое и дорогое…
Ее глаза передо мной –
Как сильно мне их не хватает.
Приди ко мне, о, Ангел мой!
Никто меня, как ты, не знает.
Не выразить мне никогда
Свою любовь к тебе словами.
Но знаю, что поймешь всегда,
Почувствуешь меня глазами.

Лаура Дуню позвала,
За туалет принявшись с нею,
Рукою легкою своею
Дуняша Лоре навела
Прическу чудную, одела
Лауру девушка умело,
И, поклонившись ей, ушла
Справляться, как идут дела
На кухне с завтраком. Лаура,
Окинув в зеркале фигуру
Довольно редкую свою,
Нашла, что сильно похудела.

Лаура
(Про себя)
- Наверно, оттого, что сплю
Я слишком мало, что не ела
Последние все эти дни.
Измучили меня они…

В гостиную неторопливо
Сходила Лора вниз, когда,
Бросая взгляд назад пугливо,
Влетел Степан. За все года,
Те, что его Лаура знала,
Она не видела еще
Его таким: рваньем свисала
На нем одежда, все плечо
Разодрано в куски, стекала,
И вид побитый дополняла,
Из носа кровь его. Упал
Он на колени перед нею,
Испуганно запричитал,
Вертя все головой своею:

- Спасите, матушка, убьет.
Ей богу, ведь не пожалеет!
Хоть бить совсем он не умеет,
Но он меня, как лошадь бьет.
Простите, матушка, простите!
От верной смерти сохраните!
Ведь я всего лишь поучал…

Едва он это ей сказал,
Когда в гостиной появился
С зловещим гужевым кнутом
Панфилов. Взгляд его светился
Недобрым, гневным огоньком.

Увидев Лору, на мгновенье
Он, не скрывая восхищенья,
На месте замер перед ней,
Открыто улыбаясь ей:
- Как ты спала? Что тебе снилось?

Лицо Лауры озарилось:
- Спасибо за цветы…

Тут взгляд
Панфилова нашел Степана.

Панфилов
- Степан, пошли со мной назад.
Перед хозяйкой я не стану
Тебя в гостиной поучать.

Степан вновь начал причитать:
- Простите, матушка, простите!
Молю Вас богом, не губите!

Лаура
- Скажи мне, Гриша, отчего
Ты так безжалостно его?

Панфилов
- На мужика он поднял руку
С кнутом… Какую, Лора, муку
Бедняка этот испытал.
Ведь этот зверь его хлестал,
Пока мужик не потерял
Сознание…

Ожесточилось
Лицо Лауры: - Ведь не раз
Мне жаловались уж на Вас.
И вновь такое повторилось.
Нет, больше не хочу тебя
В своем именьи видеть я.
Уволен ты…

Она махнула
Ему изящною рукой.
И он, с поникшей головой,
К ней повернувшейся сутулой
Своей спиной, и, бросив взгляд
На Гришу, вышел из гостиной.

Лаура
- Какой он низкий и противный…

Панфилов
- Родная ты моя, я рад,
Что ты меня так понимаешь
И обижать не позволяешь
Крестьян…

Лаура
- Нам завтракать пора.
Ведь ты не ел еще с утра?

***
За столиком они сидели
Друг против друга, но почти
Лаура с Гришею не ели:
Все друг на друга лишь смотрели.
Панфилов прошептал: - Прости,
Что вмешиваюсь я порою
В твои дела…

Лаура
- Здесь все твое…
И я твоя…

Она рукою
Погладила ладонь его.

Панфилов
- Не выдержал я оттого,
Что моего отца забили
До смерти, так же вот, кнутом,
Не забываю я о том.
Меня не раз им тоже били…

Лаура
- Родной мой, сколько же тебе
Несправедливых и ужасных
Пришлось мучений испытать.

Панфилов
- Но в каждой крепостной судьбе
Заложен этот жребий страшный.
Заложено уже страдать
С рождения и умирать,
Не повстречав желанной воли.
Обидно, страшно мне до боли,
Что все несправедливо так.

Лаура
- Но как исправить это? Как?

Панфилов
- Не знаю…

Лора посмотрела
Ему в глаза: - Сказать хотела
Тебе давно я, но испуг
Тобой не понятой быть вдруг
Мне не давал тебе открыться…
Мне было суждено родиться
Рабой. Отец и мать моя,
Вся крепостная их семья,
Помещику принадлежала.
Но я об этом лишь узнала
Спустя почти семнадцать лет.
Как странно все ж устроен свет…

Панфилов
- Я полюбил тебя, не зная,
Кто есть ты и люблю сейчас
За прелесть карих твоих глаз,
Всем остальным пренебрегая.
Я душу полюбил твою…

Он руку протянул свою
К ее лицу и, улыбаясь,
Лишь нежно пальцами касаясь,
Погладил Лору по щеке.
Она доверчиво прижалась
К его протянутой руке
И откровенно наслаждалась
Его теплом: - Теперь с тобой
Мы можем, милый, пожениться.

Панфилов
- Не стоит, Лора, торопиться.
Подумай лучше, ведь со мной
Ты жизнь свою соединяешь.
При этом ты прекрасно знаешь,
Что не имею за душой
Я ничего… Образованья,
Происхожденья, воспитанья
Я не имею. Высший свет
Тебя за этот брак осудит,
Смеяться над тобой он будет!
Я жизнь тебе сломаю… нет!
Я не хочу, чтоб ты страдала
Из-за меня… Вокруг немало
Мужчин из круга твоего
Тебя достойных…

Лаура
- Ничего!
Ты слышишь? Ничего не надо
Мне в этой жизни, только ты!
Без твоего родного взгляда
Мне нету жизни. Все мечты,
Все мысли, все мои желанья
С тобою связаны, ведь я
Не мыслю жизни без тебя,
Не ощущая близ себя
Родного твоего дыханья.
Мы обвенчаемся с тобой
Без шума, в церкви небольшой.

Панфилов
- Ну что же… если ты решила,
Что отказаться будешь в силах
От выездов и от балов,
Я мужем быть твоим готов.

Весь этот день Лаура с Гришей,
Не видя ничего, не слыша,
Друг другом жили. Боже мой!
Какое счастье окружало
Их в этот жаркий летний зной!
Какую в лица жизнь вдыхала,
Как души милых окрыляла,
Любовь…

В то время, как Висков
С ума сойти уж был готов,
Шатаясь по квартире нервно,
В душе растущее безмерно
Отчаянье сломило в нем
Уверенность его былую.
Ни ночью, грешному, ни днем
Покоя не было. Больную
Он чувствовал к Лауре страсть.
Растущая все больше власть
Над ним Лауры породила
В нем море чувств, она сводила
Его с ума… он понимал,
Что поступить так с ней не в силах
Он будет, но Висков не знал,
Что делать…
Наконец, сломила
Любовь к Лауре у него
Желанья низкие его.
Под вечер он, мундир улана
Надев и оседлав коня,
Сквозь жидкий занавес тумана,
О шпоры саблею звеня,
Скакал к Лауре…
В это время,
Стряхнув с себя сомнений бремя,
Андрей решил, как поступить,
Чтоб отношенья сохранить
С Лаурой. Ясно понимая,
Что он владеть не сможет ею,
Молился об одном Андрей,
Чтоб милости его лишая,
Она позволила б ему
Ее, хоть очень редко, видеть.
Висков стремился лишь к сему.
Как он посмел ее обидеть?
Как опуститься он так мог?
Переступив ее порог,
Он разве мог тогда предвидеть,
Что все зайдет так далеко?
Да… было очень нелегко
Ему в вечерний этот час.

К Лауре въехал он как раз,
Когда Панфилов мылся в бане.
Дуняша сразу же в улане
Узнала, бросив беглый взгляд,
Вискова. Словно выпив яд,
Она скривилась и умчалась
Лауре доложить о нем.

В душе Вискова разрасталось
Отчаянье. Андрей с конем,
К его лицом прижавшись шее,
Заговорил: - Она, скорее,
Не примет больше уж меня.
Противен ей и низок я.
Она права, но бог лишь знает,
Как я потом жалел о том!
Меня Лаура презирает,
А я люблю ее…
В немом
Его печальном, тихом взгляде,
Таилась сильная тоска.
Его дрожащая рука
Перебирала нервно пряди
Из гривы верного коня:
- Хоть ты, мой конь, пойми меня…

Он не услышал, как кричала
Ему Дуняша первый раз.
Она его опять зазвала:
- Входите, принимают Вас…

***
Они стояли, молча глядя
В глаза друг другу… Как была
Красива в розовом наряде
Лаура, как к себе влекла.
Но взгляд ее едва ли можно
Назвать манящим. Осторожно,
Почти что робко, он смотрел
На Лору. Вдруг, переставая
Переминаться, доставая
Конверт, он тихо ей сказал:
- Я для того к Вам прискакал,
Чтоб Вам вернуть бумаги эти…

Лаура
- Отдашь их, у кого ты взял.
Не мне отдашь, Елизавете.
Ты посмеяться славно смог
Над бедной девушкой! Мой бог!
Висков, ведь ты не представляешь,
Какую рану ей нанес.
Как много горьких женских слез
Она излила, ты не знаешь,
До грани ты довел ее.
Бедняжке Лизоньке досталось.
Она едва жива осталась.
Смотреть без боли на нее
Сейчас нельзя. Ты уничтожил
Все лучшие ее мечты,
Святое растоптал все ты,
За что же? Ну, ответь, за что же?

Висков
- Я знаю, мне прощенья нет.
Любовь к тебе, как яркий свет,
Меня внезапно ослепила.

Лаура
- Любовь… она в тебе убила
Все состраданье, жалость всю…

Висков
- Я о прощении молю
Тебя…

Лаура
- Да не во мне все дело… -

Лаура на кровать присела, -
Ведь я простить еще смогу.
В себе я зла не берегу.
Но сможет ли Елизавета
Тебя за это все простить?
Тут я не в силах дать ответа.
Она едва осталась жить…
Елизавета ведь узнала
На том конверте вензель мой,
Она тогда же разгадала
Тебя и, вместо них, прислала,
Еще не встретившись со мной,
Поддельные бумаги…

Висков
- Боже!
Как глупо, как ужасно все же
Я поступил, где разум мой?
Все кончено, мне нет прощенья,
Я умереть без сожаленья
Сейчас готов, так гадко мне.

Прижавшись головой к стене,
Он побледнел…

Лаура
- Ты попытайся
Ее прощенье получить.
Во всем ей искренне признайся,
В грехе своем ты ей покайся.
Ведь, если любит, то простить
Она должна тебя, я знаю…
А я тебя, Висков, прощаю.

В нем будто жизнь проснулась вновь.

Висков
- Клянусь! Тебе моя любовь
Несчастий больше не доставит.
Уж больше никого не ранит.
Могу ли я мечтать о том,
Чтоб редко, но тебя все ж видеть?

Лаура
- Я не хочу тебя обидеть…
Поговорим с тобой потом
Об этом. Вымоли прощенье
Елизаветы. Прояви
Ты в этом нужное терпенье.
Она же ведь в своей любви
К тебе была так откровенна.
Верни же к жизни непременно
Подругу милую мою…

Висков
- Я верил в доброту твою…
Увижу ли тебя я скоро?
Не знаю… но прошу тебя –
Мне подари платок свой, Лора,
Молю покорно очень я.

Лаура
- Нет-нет, об этом ты меня
И не проси… Поверь, не в силах
Я это выполнить сейчас.

Висков
- Меня ты, значит, не простила…

Висков, не отрывая глаз
От Лоры, подошел к ней ближе:
- Я, может, больше не увижу
Тебя, но не лишай меня
Хоть радости носить с собою
Платок, подаренный тобою,
У сердца бережно храня…

Лаура молча протянула
Вискову шелковый платок…

Висков
- Меня ты к жизни вновь вернула.
Благодарю тебя, мой бог…

***
На выходе уж из гостиной
Панфилова он повстречал.
Наш Гриша, с добродушной миной,
Вискову весело сказал:
- Ты выздоровел? Рад безмерно
Тебя здоровым видеть я.
Просить прощения, наверно,
Мне надо было у тебя…

Висков
- Ну что ты! Что ты! Я нисколько
Зла не держу, наоборот,
Тебе я благодарен только
За твой урок, он мне пойдет
На пользу…

Оба обменялись
Рукопожатиями и,
Довольные собой, расстались
Свершившими свой долг людьми.

Конец 8-й главы.

9-я глава

В Тамбове, в комнате, сидел
Андрей Висков, когда влетел
В нее Свиридов, награждая
Его суровым взглядом.

Свиридов
- Как
Ты, дружбою пренебрегая
Посмел зло посмеяться так
Над Лизой? Ведь ты знал прекрасно,
Что к ней неравнодушен я.
Где честь, где выдержка твоя?!
Уроки прошлого напрасно
Все для тебя прошли, и вот
Теперь ее настал черед.
Ты вновь мне сердце разрываешь,
Но ты, наверное, не знаешь,
Что есть всему предел, Висков.
Мне не хватает больше слов
На уговоры. Сколько можно
Ломать сердца всем так безбожно.
Ну хватит, друг мой, в этот раз –
Дуэль!


Висков
- Я вызов принимаю,
Хотя вражды я не желаю
С тобой.

Свиридов
- Пусть выживет из нас
Тот, кто достоин жизни этой.

Висков
- Мои глаза довольно света
Уж повидали, что жалеть
Об этой жизни. Умереть
Я не боюсь…

Свиридов
- Я что-то раньше
В тебе лирической сей фальши
Не замечал. Итак, сейчас
К тебе пришлю я секунданта,
Поручика, драгуна Гранта.
Обговорите место, час…
Прощай… Я был почти уверен,
Что примешь сразу вызов мой.

Ему кивнул он головой
И за собой захлопнул двери…

***
Уж ночь глубокая была.
Висков не спал… Душа жила
Его в сей час воспоминаньем.
Он вспомнил первую любовь
И первое свое признанье,
И первый бой, и страх, и кровь,
Все в первый раз… Его желанья
Пугали широтой своей
Тогдашних всех его друзей.
Поняв однажды, что собою
Неглуп и очень недурен,
Он в наслажденья всей душою
Пустился. Как был грешен он!
Жил для себя и не старался
Жить для других. И вот сейчас
Нет никого, кто понимал бы,
Нет никого, кто бы любил,
За прошлое не осуждал бы,
Кому б он очень дорог был.
Один… вот слово… нет страшнее
Другого слова на земле.
И слово «смерть» пред ним пустеет
И растворяется во мгле.
Когда любим ты и с тобою
Любимый рядом человек,
Тебе не страшно, что твой век
Вдруг оборвется, головою
Склониться в миг последний свой
Ты сможешь на родные руки,
И не страшны тебе уж муки,
Любимая душа с тобой.


Висков достал платок Лауры
И бывшее, как туча, хмурым
Его лицо, как небосвод
В час утренний, все посветлело.

Висков
- Одна она во мне живет.
Лишь Лора породить сумела
То цельное в душе моей,
То истинное чувство, ей
В жертву смог бы, верно, бросить
Я все… но ничего не просит
Лаура, только гонит прочь
И не желает мне помочь.

Он целовал платок губами,
Волнуясь от ее духов.
Он разрыдаться был готов,
Впиваясь в кожу рук ногтями.

Висков
- Меня могла б она понять,
Могла бы полюбить, но видно
Мне не дано любовь рождать.
Как больно, боже, как обидно!
И все-таки последний раз
Была она великодушна,
Вручила мне платок послушно,
Не отрывая карих глаз
От глаз моих…

Он приподнялся,
Нашел чернила и листок.
С своими мыслями собрался
Устало сев на уголок
Резного стула, твердо взялся
Писать письмо…

***
Висков с Свиридовым стояли
Друг против друга. Ожидали
Команды оба, чтоб сойтись.
Их нервы сильно напряглись

А жизнь кипела полной силой
Вокруг собравшихся людей.
И безмятежностью своей
Природа в души их вносила
Желанье жить, но поздно, нет
Пути назад и солнца свет,
И щебет птиц уж не поможет
Одуматься обоим, боже!

- Сходитесь, - Грант махнул рукой.
Навстречу медленно друг другу
Они пошли. Свиридов руку
Стал подымать…

«Еще живой.., -
Висков подумал. - О, мгновенья!
Что ж медлит он? Скорей, скорей!
Настал, настал час искупленья
Бесплодной жизни всей моей…»

И тут же выстрел… На колени,
Как надломившийся тростник,
Упал Висков, лицом приник
К траве… К нему быстрее тени,
Бежал Свиридов: - Грант, скорей
Мою коляску подгоните.
Да не пугайте лошадей!
А Вы, Серов, сюда идите…

Серов был секундант Вискова.
Давно с Андреем он служил.
Как старший брат, его любил
И старым другом был Рубцова.

Свиридов мягко опустил
На спину бедного Андрея.
Висков сильнее все бледнея,
Глаза красивые открыл:
- Спасибо, друг, что не жалея,
Страданья прекратил мои.
Я помешал твоей любви,
На это права не имея.
Прости же друга своего.
Он грешен… только и всего…
Прошу тебя… в кармане этом,
За кителем, письмо лежит.
Достань его… Не жди ответа.
Прочтя его, она простит
Меня, быть может… все возможно…

Свиридов очень осторожно
Достал движением одним
На свет письмо и вместе с ним
Платок, запятнанный весь кровью.
С какою нежною любовью
Висков на сей платок смотрел.
Как в свой последний миг хотел,
Чтобы была Лаура рядом,
Чтоб попрощаться с ней хоть взглядом…

Висков
- Платок, прошу тебя… со мной…
Со мной платок похороните…
У изголовья положите…

Висков поникнул головой…

«Елизавете от Вискова» -
Свиридов прочитал.

Свиридов
- Прости…
Всю жизнь придется мне нести
Сей крест… Ты снова мне и снова
В моих являться будешь снах,
Пока не потеснит твой прах
Мое безжизненное тело…

Одна слеза осиротело
Скатилась по его щеке
И оказалась на руке
Вискова…

Свиридов
- Боже, отчего
Ты не меня взял, а его?

***
Он умер… Не судите строго
Его и не осудят вас.
Пусть в этой жизни он не раз
Переступал законы бога,
Но все ж в душе его жила
Любовь, она его могла
Очистить от всего пустого.
В нем больше было напускного,
Чем прирожденного плохого.
Я не намерен вам давать
Нравоучения пустые,
Свое вам мненье насаждать.
Зачем? Законы непростые
Владеют душами людей.
Я отступаюсь… Вам видней.

***
Был вечер. В комнате своей
В платок укутавшись, сидела
Елизавета. Как же в ней
Все изменилось… Похудела
Бедняжка, сильно побледнела.
Легла морщинка меж бровей.
Но все-таки не потеряло
Свои красивые черты
Ее лицо. Переживала
Она погибшие мечты,
Когда во двор влетел, гарцуя,
Немолодой уже улан.
Елизавета вся волнуясь,
От незаживших в сердце ран,
Своей служанке приказала
К нему спуститься и узнать,
Чего он хочет…

Принесла,
Заставив Лизу трепетать
Всем существом ее прекрасным,
Конверт служанка от него.
Пытаясь справиться напрасно
С собою Лиза, взяв его,
Вся переполнившись волненьем,
Она замедленным движеньем
Его открыла. В нем лежал
Еще конверт, он задрожал,
Как лист, от ветра дуновенья,
В ее трепещущих руках.

«Елизавете от Вискова».

Она была упасть готова.
Рубцову переполнил страх.
Она его узнала почерк.

Лиза
- Предчувствие мне сердце точит.
Какая слабость, дрожь в ногах.

В конверте первом отыскала
Еще одно письмо она.
Когда же Лиза прочитала
Сие письмо, как от вина,
Ее головка закружилась
И Лиза в кресло опустилась.

«Я должен с болью сообщить…
Вчера с Висковым я стрелялся.
Мне было суждено убить
Того, с кем раньше я братался…
Последнее, что он просил,
Вам передать письмо вот это.
Но я не смог, Елизавета,
Меня арест остановил.
С Серовым я Вам посылаю
Его письмо… Я заклинаю
Вас всем святым меня простить…

Свиридов».

Не хотелось жить
Теперь уже Елизавете:
Она, она за все в ответе,
Что не смогла огородить
Его от смерти, ведь любить
Она его не прекращала.
В душе своей она мечтала,
Что он вернется все же к ней.
Что нежностью она своей
В нем все же пробудить сумеет
К себе любовь, и вот она
Опять одна, одна, одна!

Она дрожащею рукою
Письмо любимого взяла.
Из глаз бедняжки потекла
Слезинка чистою росою.

Письмо Вискова:
«Вы держите в своих руках
Мое письмо, а это значит,
Что я убит, что мне удача
Вдруг изменила… На губах
Моих лежит печать забвенья,
Но я вернусь к Вам на мгновенье,
Чтоб вымолить у Вас прощенье.
Иначе нет покоя мне
В могильной мертвой тишине.
Не вылечить уже годами
Ту рану, что я Вам нанес.
И не вернуть назад тех слез,
Рожденных Вашими глазами.
Я понимаю, вправе Вы
Испытывать ко мне презренье
За те огромные мученья,
Что я доставил Вам, увы!
Я каюсь… Может быть, сумели
Меня Вы все-таки простить.
Вы сердце доброе имели,
Но бог не дал мне больше жить.
Пусть Вам послужит утешеньем,
Что тот, кто сердце Вам разбил,
Вам благодарен очень был
За те прекрасные мгновенья,
Что подарили Вы ему,
Что были так добры к нему.
Я так хочу, чтоб Вы узнали
Еще взаимную любовь,
Чтоб полюбили бы Вы вновь
И обо мне не вспоминали.
Я каждый миг просить готов –
Прощения у Вас. Простите!
И строго очень не судите.

С раскаяньем, Андрей Висков».

Она глаза свои закрыла,
Сжимая кулачки сильней.
Она бы все ему простила,
Лишь был бы вновь он рядом с ней.
Елизавета разрыдалась,
Упав лицом в кровать свою.
С дрожащих губ ее срывалось:
- Люблю, люблю, люблю, люблю…

***
Лаура въехала в именье
Рубцовых. Было воскресенье.
В свободные такие дни
Обычно с Лизою они
Встречались, чтобы пообщаться,
Вдвоем по саду прогуляться.
Навстречу вышел ей Рубцов,
Сойти на землю помогая,
Сказал он Лоре:
- Дорогая,
Ты знаешь, что убит Висков?

Лаура вздрогнула:
- На милость,
Скажи мне, как это случилось?

Рубцов
- Дуэль с Свиридовым.. Он был
В живот им ранен, не прожил
Пяти минут он и скончался
У Алексея на руках.
Елизавета вся в слезах.
Уж успокоить я пытался
Ее. Напрасно лишь старался.
Она ужасно не в себе.
Лаура, может быть тебе
Ее удастся успокоить.
Я приказал ей приготовить
Настойки разные из трав,
Но ты сестры ведь знаешь нрав,
Ничто она не принимает,
Отшвыривает все, бросает.
Не знаю, что и делать с ней.
Пойдем же к ней наверх скорей.

Едва Лаура появилась
В дверях, Елизавета к ней
Рыдая сразу устремилась,
Протягивая руки ей.
Ее Лаура обнимая
Шептала:
- Лизонька, родная,
Хорошая моя, ты что ж
С собою делаешь такое?
Оставь ты боль свою в покое.
Ведь долго так не проживешь.

Лиза
- Лаура, я его любила
Как никого… Я б все простила
Ему, в живых останься он.
Какой кошмарный, страшный сон!
Ему я столько не сказала,
Не насмотрелась на него,
Не приняла, не приласкала,
Не обогрела я его.
Ну почему он сделал это?!

Лаура
- Я думаю, Елизавета,
Останься наш Висков в живых,
У ног бы был Андрей твоих.
И я уверена, родная,
Твою любовь он оценил
И ею б, верно, отплатил,
Вину свою осознавая,
Ведь не любить тебя нельзя.

Она ее к себе прижала.

Лиза
- О, Лора, если бы ты знала,
Безмерно благодарна я
Тебе за то, что ты со мною.
Тебя люблю я всей душою.
Висков письмо мне написал.
Последнее… Просил прощенья.
Как будто он, бедняга, знал
Свои последние мгновенья.
Родная, Лора, я хочу
Его увидеть, хоть свечу
За душу милую поставить.
Пусть хоть на мертвом, но оставить
Свой взгляд, исполненный любви…

Лаура
- Но, Лиза, это невозможно.

Лиза
- Не надо так, не говори…

Лаура
- Его увидеть будет сложно,
Ведь по законам церкви он
Отпет не может быть, я знаю,
Он будет просто погребен…

Рубцова, Лору обнимая,
К груди ее припав щекой,
Ей кожу обожгла слезой…

***

На гауптвахте полковой
Сидел Свиридов – с головой,
Тяжелой от переживаний
И мучивших воспоминаний.
Тому, что будет вскоре он
Разжалован, улан значенья
Не придавал, был погружен
В другие Алексей сомненья.
Он вспоминал, в который раз,
Пред выстрелом своим мгновенья,
Знакомую усмешку глаз
Вискова...
Было ощущенье
Какой-то силы над собой
У Алексея, что рукой
Тогда его злой рок направил
В лицо Андрея смерть, заставил
Он на курок нажать его.
Не мог понять он одного.
Ведь целился в бедро он ясно,
А выстрелил в живот, ужасно!
Висков ведь так и не поднял
Руки с зловещим пистолетом.
Он выстрелить не пожелал
В него. Никак найти ответа
На друга поведенье это
Не мог Свиридов и сходил
С ума от мысли, что убил
Того, кому был так обязан,
С кем дружбой долгою был связан.

***

Висков не выстрелил в него.
Ведь взгляд задумчивый его
На что б тогда ни натыкался,
На что б ни падал он, всегда
Лицо Лауры видел. Да,
В последний миг свой улыбался
Он той, которую любил,
Он жизнь ей в жертву приносил.

***

Лаура, наконец, сумела
Елизавету усмирить.
Той не хотелось говорить.
Она тихонечко сидела,
Прижавшись к Лоре головой.

Лаура
- Ты обрела опять покой.
Не надо больше волноваться.
На всем всевышнего печать.
За то, что ты должна страдать,
Тебе сторицею воздастся.

Вдруг сильно хлопнуло окно,
Из рамы стекла полетели.
Лаура вздрогнула: - Давно
Я у тебя уж, в самом деле,
Пора мне, Лизонька, домой.
Предчувствие на сердце давит…
Случилось что-то… Гриша мой
В лесу сейчас деревья валит…

Конец 9-ой главы.

10-я глава

Лаура медленно въезжала
Во двор именья своего,
Не понимая, отчего
Ее Дуняша лишь встречала.

Дуня
- Ах, матушка, беда, беда!
Бревном, на лихо, зацепило
Григория по голове…

Лаура
- Когда?!

Дуня
- Уже под вечер дело было.
Его в телеге привезли
Из леса мужики-то наши.
Когда к нему мы подошли
Вдвоем с моей сестрицей Машей,
Он без сознания лежал.
Кровь все лицо его покрыла.
Он очень тяжело дышал,
Ему ужасно плохо было.

Все это Дуня по пути
Лауре быстро рассказала.
Лаура шаг все убыстряла,
Но платье длинное мешало
Быстрее девушке идти.

Но, наконец, они взбежали
Наверх и сразу повстречали
Врача, который выходил
Из спальни, где лежал Панфилов.
Он молчалив и мрачен был.
Лаура с трепетом спросила:
- Сергей Андреевич, что с ним?
Скажите правду, не скрывая,
Останется ли он в живых?

Врач ей ответил: - Дорогая,
Он до утра не доживет…
Уж больно сильно зацепило…

Лауре плохо… упадет
Она вот-вот… как подхватила
Ее Дуняша, но она,
Себя, взяв в руки, отстранила
Служанку и вошла одна
К Панфилову…

Лаура
- Любимый… Гриша,
Ответь мне, милый мой, ты слышишь
Меня?

Он ей не отвечал.
Он без сознания лежал.

Лаура медленно присела
На край постели: «Боже мой!»
Она дрожащею рукой
Слегка коснулась тела.
Глаза Лауры пеленой
Полупрозрачною покрылись
И слезы струйкою живой
По нежному лицу скатились…
Не в силах я вам описать
Лауры бедной состоянье.
Я вместе с ней хочу молчать,
Уйдя в свои воспоминанья.

Вы спросите, за что она
Его так сильно полюбила?
Да если б мне была дана
Способность разгадать ту силу,
Которую зовут Любовь,
Я бы тогда родился вновь.
Ее разгадка отворила б
Все уголки души людской.
Я знаю, каждый над собой
Задумывается порою,
Что представляет он собою,
Когда он любит всей душой,
Когда он тянется к Ней страстно
И вдруг осечка, все напрасно.
Он нелюбим, но почему?
И начинает он копаться
Уж в собственной душе, ему
Вдруг начинает все казаться,
Что он неполноценен, он!
Что в чем-то богом обделен.
Ему становится так больно.
Он озлобляется невольно,
Не веря больше ничему.
Все подозрительно ему.
И встретив ту, в которой раньше
Родную душу бы узнал,
Он ей, влекомый низкой фальшью,
Любви взаимной не дает.

И вот теперь уже напрасно
Она страданий вся полна.
Душа ее погружена
В безверие и боль всечасно.
И так по кругу, боже мой!
О, люди, не спешите, люди!
Пусть сердце ваше боль забудет,
Пусть овладеет им покой.
Прошу вас, не переносите
Свои страданья на других.
Молю вас, пожалейте их,
В себе свою вы боль храните.

***

Лаура ручками взяла
Его ладонь и поднесла
К своим губам… По телу прокатилось
Знакомое ей столь тепло.
До сердца девушки дошло
И вновь к ладони возвратилось.
С какою силою она
Его страданья ощущала.
Как им была напоена,
Как боль его воспринимала.

Она не знала, как давно,
Как долго с Гришей просидела.
За горизонт уж солнце село,
Заглядывала ночь в окно,
Когда открыл глаза Панфилов.
Лицо улыбка озарила
Его, когда он над собой
Увидел Лору. Взгляд немой
В комок заставил сердце сжаться
Григория. Он приподняться
Хотел на локти, но без сил
На спину снова опустился.

Панфилов
- Да… не в рубашке я родился.
Одно мне бог лишь подарил –
Тебя…

Лаура ручками держала
Его лицо. Через ладонь
Он чувствовал, как вся пылала
Лаура, рук ее огонь
В нем пробуждал воспоминанья.

Панфилов
- Родное, милой созданье…
Прости за то, что я тебя
Заставил мучиться чрезмерно.
Мне тяжело неимоверно,
Что не увижу больше я
Твои глаза…

Он улыбнулся,
Рукой лица ее коснулся…
Приблизивши лицо свое
К его губам, она закрыла
Свои глаза и ощутила,
Как охватило всю ее
Любимое ей столь волненье,
Большого счастья ощущенье,
От теплых, нежных губ его.

Открыв глаза, она смотрела,
Глотая слезы, на него.

Панфилов
- Ну-ну… не плачь… мое лишь тело
Уйдет навечно в мир иной.
Душа моя всегда с тобой,
Где бы ни была ты, будет рядом.

Он обнял Лору нежным взглядом.

Панфилов
- Ты видишь, все же прав я был.
Меня господь не допустил
Твоим стать мужем…

Лаура
- Умоляю…
Не говори так… Я же знаю,
Что ты не можешь умереть.
Ведь ты меня же не оставишь
Одну на этот свет смотреть
И мучиться ведь не заставишь?

Панфилов
- Лаура, солнышко, сильней
Будь, хоть чуть-чуть сильней, прошу
И думать даже так не смей.
Нет ничего, поверь мне, хуже
Себя со мною хоронить.
Тебе еще ведь жить и жить…


Его лицо вдруг покраснело.
Он задыхаться стал…

Панфилов
- Скорей…
Открой окно…

Но не успела
Она подняться…

Панфилов
- Нет, не смей!
Мне холодно…

Весь лоб покрылся
Его испариной…вцепился
Ногтями в руку Лоры он…

Панфилов
- Все…
Пожил… пожил уж я свое…
Рукой своею ощущая
Твою ладонь, не страшно мне
И умирать… К тебе во сне
Я буду приходить, родная…
Ты обещаешь мне себя
Не мучить, радости лишая?
Пообещай мне, чтобы я
Спокоен был…


Лаура
(Сквозь слезы)
- Не обещаю…
Ты плоть, ты кровь, ты жизнь моя.
Жить без тебя я не желаю…

***

Когда наутро Дуня к ним
Зашла, Панфилов недвижим
Лежал… Лаура же сидела,
Холодную ладонь держа
Его в руках своих, смотрела
Она, почти что не дыша,
На Гриши мертвенное тело
Стеклянным взглядом…

***
Подходил
К концу сентябрь. Он спешил,
С деревьев листья обрывая
И их на землю опуская,
Закрасить ими черный цвет…

Как жаль, что в этом мире нет
Таких же листьев, что прикрыли
Они все раны у души.
Скажи мне, бог мой, ну скажи,
За что же тех, кого любили
Мы всей душою, сердцем всем,
От нас ты оторвал совсем?

На мраморном надгробье Гриши,
Стоявшем между старых вишен
На месте, что он так любил,
Где время с Лорой проводил,
Написано три строчки было:

«ТВОЯ ДУША ВО МНЕ ЖИВЕТ.
СО МНОЙ ОНА К ТЕБЕ ПРИДЕТ.

ТВОЯ ЛАУРА».

У могилы
Она застыла… ночь и день
Лаура Лайонс словно тень
Стояла в черном одеянье.
Там и оставил я ее,
В осеннем этом увяданье,
Прекрасную в своем страданье…

Я вижу, как она кладет
Цветы на мрамор, полевые…
Как плачет..., как сжимает рот…

Живые, все они живые,
Пока мы помним, любим их…

Конец.