Ну и что, почему бы не дружить с вороной?
Серёжка Самосвал из восьмого дома дружит с хорьком! Тоже мне, удивительное дело! Хорёк по кличке Шурик живёт у него дома, а у Маши ворона теперь «вольная птица». Обычно так про саму Машу говорит бабушка: «Марья у нас птица вольная, куды хотить – туды летить». И вздыхает, но не грустно, а весело. А теперь их двое таких летучих. Только Цыганка к ним домой уже не прилетает, потому что «у неё где-то гнездо», она прилетает во двор и садится рядом на землю. А вот Маша дома бывает несравненно чаще, потому что надо завтракать, обедать и ужинать. А ещё спать и в ванне купаться.
Вспомнив о ванне, Маша нахмурилась. Вчера, когда она купалась, мама обнаружила пропажу её крестика – видно, сорвался, пока вся их дворовая компания резвилась на улице. Сначала играли в магазин, продавали «пельмени», «зелень» и другие продукты. А потом играли в прятки. Во дворе было довольно много хороших, укромных местечек, и почти в каждом из них мог остаться крестик. Недаром после пряток Маша приходила домой исцарапанная. Зато у неё получалось протискиваться в такие заросли, что никто её не находил, пока она сама не вылезала. И тут уж у кого зорче глаза и ноги быстрей: «Чур-палочки, Маша!»
Конечно, сегодня нужно облазить все вчерашние места и найти крестик. А то без него как-то не так. Неуютно. Но сначала – завтрак для Цыганки.
Родители ушли на работу, бабушка – в магазин, дома остался только дедушка, который с самого утра смотрит по телевизору футбол. Он «болеет». Это значит – переживает за одну из команд. Правда, переживает он очень спокойно, благодушно поглаживая круглый живот. Если «наши» забивают, он одобрительно улыбается, а если «наши» пропускают гол, досадливо крякает и хлопает себя по колену. Как-то Маша попробовала «болеть», как он: села рядом и принялась гладить живот. Такой способ ей наскучил мгновенно – от него хотелось прилечь и уснуть. То ли дело, как папа за свой хоккей переживает! Они устраиваются на полу, на расстеленной старой шубе, и начинают «болеть», кто во что горазд: хмурятся, вскакивают, кричат и катаются по полу от радости, если «наши» оказываются сильней. А если «наши» проигрывают, всё равно катаются, чтобы не расстраиваться и по-прежнему радоваться жизни. Папа тогда машет рукой и говорит: «Подумаешь».
А сейчас лето, хоккей кончился, и дедушка смотрит футбол. А Маша сейчас прошмыгнёт мимо него и займётся угощением для крылатой подруги.
Прошмыгнуть мимо деда не удалось. Она проползала под диваном, тихо-тихо, стараясь не дышать. Дедушка вдруг слез, опустился на четвереньки и громко сказал, заглянув под диван:
– Это кто тут шевелится?! Ай, да это мышка-норушка!
– Я не мышка, – не согласилась Маша.
– Ну, значит, лягушка-поскакушка, – спокойно заключил дедушка. – А ну-ка, бегом умываться!
– И не лягушка, – сказала Маша, вылезая и одёргивая пижаму. – И мне готовить надо.
– Нельзя готовить, не умывшись, – серьёзно сказал дедушка. – Иначе такое наготовишь, что любая твоя ворона подавится. Это я тебе говорю как судовой кок.
– А как это – кок?
– Кок – это значит повар такой, на морском или речном корабле. Это если просто объяснять… А вообще… Кок – это почти волшебник, так вот. Сложная профессия.
Дедушка подмигнул, потянулся, чтобы легонько щёлкнуть ей по конопатому носу, но она взвизгнула и увернулась.
– Таких слов не бывает, – сказала она. Дедушка не был похож на волшебника. У волшебников должна быть удивительная шляпа и, самое главное, волшебная палочка. Ни того, ни другого у дедушки не замечалось. А вообще, он любил загадки и тайны, так что мог и спрятать палочку в какой-нибудь секретный сундучок. И, может, когда внучка спит, он достаёт палочку, и – чай сам наливается в чашку, кусочки сахара сами прыгают в чай, а ложка сама всё размешивает, пока дедушка смотрит свой вечный телевизор. Так вот сидит и смотрит: в одной руке пульт, а в другой – палочка.
– Что значит, таких слов не бывает? Я же есть! – дедушка выпрямился, и глаза у него молодцевато сверкнули. – Сколько лет этим словом назывался!
Он подошёл, отряхнул её от пыли и с явным облегчением вернулся на диван:
– Так что советую помыть руки, если не хочешь отравить любое живое существо в округе своими микробами.
– У меня не любое живое существо, у меня только одна ворона, – смущённо напомнила Маша и потопала умываться.
– Тем более, – солидно сказал дедушка ей вслед и вдруг воскликнул. – О-ха-ха! Гол!
…Ворона появилась у них зимой. Папа нашел её на балконе. Пошёл снимать бельё, вдруг остановился там и повернул лицо к дочке, оставшейся по другую сторону от балконной двери. Лицо у него выражало крайнее удивление и тревогу. Он таращил глаза и выпячивал губу. Потом нагнулся, через мгновение опять встал и открыл дверь. Снова дохнуло январским морозом, послышался короткий лязг защёлки, и папа уже вносил в ладонях неподвижную птицу.
– Залетела в форточку, – пояснил папа, пожав плечами.
Маше сначала было страшновато. Птица казалась мёртвой, но потом стало заметно, как она тихонько и часто дышит. И как по-живому мерцают черные капельки её глаз. Они мерцали так, что хотелось тут же пожалеть, погладить бедняжку.
Нашли пустую коробку из-под обуви. Наложили туда войлока, у дедушки имелись запасы. Он, кроме всего прочего, умел валять валенки, поэтому внучка у него морозов не боялась. Устроили вороне гнёздышко и поставили в уголок, поближе к батарее.
Следующие два дня первый класс Машу не узнавал. Её обычная весёлость в эти дни часто сменялась грустью, она могла внезапно бросить игру и сесть у окна, о чём-то задумавшись. На уроках иногда слушала невнимательно, отвечала невпопад. Всё потому, что ворона не поправлялась. Почти не ела, плохо пила. Еле двигалась. Маша за неё очень волновалась.
Потом ворона всё-таки ожила, стала кушать кашку и пить сладкий чай из личной кружечки. А через некоторое время так и вообще пила и ела за компанию со всей семьёй, но всё же в своём уголке. Уже и летать начала, уже тоскливо сидела у окна, глядя на улицу, а морозы всё не спадали, гудели, припадали к земле тяжелым ледяным хрусталём, и отпускать гостью в такую холодину никому не хотелось.
Прозвали ворону Цыганкой, за чёрненькую головку и за любовь к блестящим штучкам. Если со стола пропадала ложка, если Маша неосторожно забывала на столе заколку и потом не находила её – все знали, что искать следует в Цыганкином гнёздышке.
Наконец морозы ушли, уползли на свой Северный полюс, снег стал водянистым и липким; такой снег легко превращается в весёлого снеговика с руками-веточками и носом из всего, что под руку попадётся. Например, из крышки от пластиковой бутылки.
Решено было, что пора птицу выпускать на волю... Вышли на балкон, папа открыл фрамугу. Цыганка постояла на подоконнике, поглядела на всех, каркнула во всё воронье горло и, захлопав крыльями, взвилась в воздух, полетела над крышами пятиэтажек.
Но! На этом история не закончилась, а началась!
Теперь, стоило Маше появиться во дворе, как её тут же, или некоторое время спустя, встречала ворона. Прилетала откуда-то свысока, садилась перед ней на дорожку и, приветственно каркнув, вопросительно смотрела, чуть повернув голову – мол, как дела, подруга? И Маша ей рассказывала, конечно, а вы как думали? Казалось бы – ворона, но какая умная собеседница! Она никогда не перебивала, выслушивала внимательно обо всех приключениях и иногда наклоняла чёрную головку, как будто кивала. Выпалив из себя все накопившиеся слова, Маша вспоминала, что пора бы Цыганку угостить.
Правда, ворона предпочитала общаться с подругой наедине, и если к ним подходил ещё кто-то, немедленно улетала.
…Конечно, Маша пока не умела готовить кашу. Поэтому она просто насыпала в мисочку разной крупы – гречневой, овсяной, перемешала и, осторожно прикрыв за собой дверь, вышла на улицу, прямо в сверкающее лето.
Был не жаркий, но очень тёплый июньский день. Кучевые облачка, маленькие, смешные, как барашки на картинках, гуляли по синему просторному небу. Озорник-ветер лохматил им беленькие кудряшки.
Соседка, бабушка Настя, развешивала на веревке выстиранное бельё. Наволочки, полотенца, огромные пододеяльники и простыни шевелились и вздрагивали на ветру, словно живые.
– У барашков – кудряшки! – сообщила Маша соседке и заулыбалась. Весёлые слова получились.
Бабушка Настя была очень резвая бабушка. Она повернулась и удивлённо раскрыла глаза на круглом своём лице. Качнулись на висках кудряшки, только не белые, а рыжие.
– Ух ты! Неужели ты, Мария?! Неужели у барашков кудряшки?! И где же ты их видела?!
Маша молча показала пальцем на небо.
– И правда, кудряшки и барашки! Ах ты, какая затейница! А сколько этих барашков, и не сосчитаешь, небось!
– Сосчитаю, что тут сложного…
Они вдвоём принялись загибать пальцы. Получилось двенадцать барашков.
– Но это только тут, – спохватилась Маша. – А вообще они ещё могут быть и над соседними дворами. Другие барашки, не эти… И вообще, на целом-целом небе их очень-очень много. Большое-большое стадо. А ветер у этого стада пастух. Он гладит им кудряшки на спинках, и они бегут, куда он покажет.
– Точно, – бабушка Настя закивала. – Я бы никогда не подумала, - и прицепила к верёвке очередную прищепку.
– Пойду на середину двора, – сказала Маша. – Пока там нет никого. А то Цыганка не прилетит.
– Давай, – кивнула соседка. – Заботься, раз такое дело.
В середине двора было как в середине мира. Мама рассказывала, что наша планета похожа на большущее яблоко. И она медленно крутится. Солнце светит ей на бочок, и там получается день. А планета всё крутится в одну и ту же сторону и поворачивается уже другим бочком. И там тоже наступает день, а на тёмной стороне – ночь. И вот крутится она, как будто кто-то вертит её за хвостик от яблока, хотя никакого хвостика и нет. Этот воображаемый хвостик называется осью вращения.
Маше казалось, что огромный двор из этого места становится ещё шире. И неуловимо, еле-еле вращается вокруг, будто карусель: белые кирпичные пятиэтажки, тополя и берёзки, заросшие палисадники, мальчишки с футбольным мячом у ржавого заброшенного гаража, мамы с колясками… И всё было рядом, всё было близким, отчётливым, всё можно было как следует разглядеть…
В этот момент она разглядела Серёжку Самосвала, который шёл прямо к ней, сунув руки в карманы шорт и сдвинув на затылок серенькую кепочку. Маша поставила миску на землю и замахала головой и руками – «не подходи». Серёжка хмуро улыбался и подходил. Как назло. Когда он подошёл, она так и спросила:
– Ты на зло?
– Что на зло? – Самосвал вызывающе прищурился.
– Подошёл. Ну я же просила!
– Я не слышал.
– Я руками показывала!
– Мне что, подойти нельзя?
– Можно, только попозже. Мне Цыганку кормить. А она же не подлетит.
– Твою птицу надо дрессировать, чтобы не боялась, - Серёжка усмехнулся снисходительно. – У меня Шурик никого не боится. Хотя он не птица, но и вороны умеют не бояться людей. Даже в цирке выступают, сама же видела зимой.
– У нас ворона не из цирка, – недовольно сказала Маша.
– Какая разница? А давай, я отойду, а когда она прилетит, ты её подержишь, и я тоже рядом посижу? И она будет привыкать. И потом ко всем привыкнет.
– Не надо, пусть она спокойно поест.
– Нет, ну когда поест, она же не сразу улетит, – нетерпеливо пояснил Серёжка.
– Может, я не хочу её дрессировать, – заявила Маша.
– Ну и останется твоя ворона глупой трусихой, будет людей всегда бояться.
Маша нахмурилась.
– Ну и будет, – сказала она. – Люди разные бывают. Некоторые ни за что могут камнем кинуть.
– А она может клюнуть. Моего Шурика попробуй вот обидь, он так укусит, что, наверно, палец может откусить.
– Сравнил ворону и хорька. У меня ворона и без дрессировки умная. И она не трусиха, она просто осторожная. Прилетит только ко мне, потому что меня знает. И знает, что я уж точно не буду её обижать. Зачем кого-то обязательно клевать, можно просто не лететь к незнакомому человеку. У неё и своих дел много, обойдётся без незнакомых людей.
– С дрессировкой лучше. Без дрессировки звери или птицы сами ничего не могут, – самоуверенно заявил Серёжка.
– Летать она может. А это самое главное.
– Зато если дрессировать, можно всяким фокусам научить. Давай попробуем?
– Дрессируй своего Шурика, – сказала Маша. – А сам отойди. Не мешай.
Ей самой было непонятно, почему ей так не нравится идея дрессировать Цыганку, учить каким-то ненужным фокусам. Это только людям интересно на фокусы смотреть. Зачем какие-то фокусы птице? Или это потому, что Цыганка – птица вольная?
– Очень мне нужно тебе мешать. С какой-то глупой вороной, которая в помойках роется, – сказал Серёжка и направился к ребятам, гоняющим мяч.
«Глупой вороной?!» – Маша чуть не задохнулась от возмущения. Ей захотелось догнать этого нахала и садануть ему кулаком промеж лопаток.
Она не стала этого делать, только замахнулась и тут же опустила кулак.
Почему, если ворона роется в помойке, она обязательно глупая? Ей просто хочется поесть. Что в этом такого уж глупого? И зачем так про неё говорить, Серёжка же её совсем не знает? Не знает, как она, например, умеет умно и терпеливо слушать. Так и человек не каждый умеет.
И вообще, что такого хорошего умеет его хорёк Шурик? Кусать за палец. Быстро бегать. Вот и все его фокусы. Может и ещё что-нибудь, но ничего большего Маша о нём просто не знала. Ей казалось, что Серёжкин Шурик вообще какой-то злыдень шипучий.
А ворона существо летающее. Иногда Маше снилось, что она тоже летает, и поэтому она живо представила, каково это – лететь выше крыш. Скользить по воздуху, над зелёными шелестящими кронами, расправив тёмные блестящие крылья. Мимо носятся ласточки, внизу – большущий квадратный двор, в середине двора – Маша. Цыганка шевелит крылом и соскальзывает вниз.
Может быть, странно, но в этот момент рядом захлопало, а дальше произошло такое, что было лучше всех мировых фокусов, вместе взятых. Случилось просто чудо какое-то!
Цыганка действительно приземлилась рядом и даже не взглянула на миску с крупами. Она только стояла прямо перед Машей и как будто рассматривала её с головы до ног. В вороньем клюве блестела цепочка, на которой покачивался Машин крестик.
Вот!
Вот вам и глупая ворона!
У Маши сразу не то что один камень, а целая куча камней будто с плеч свалилась. Стало так легко, что показалось – ноги не касаются земли. Она засмеялась и вдруг поняла, что совсем не удивляется. Как будто всё так и должно быть, и ничего странного.
Ей снова захотелось догнать Серёжку и рассказать ему обо всём. Чтобы он понял, какая у неё ворона. Чтобы не смел больше говорить про неё всякие гадости. Чтобы не думал о том, как важна для животных дрессировка. Но через несколько секунд Маша передумала. Ей отчётливо представилось, что Серёжка всё равно не станет её слушать. Да еще и посмеётся над ней. И в чудеса такие не поверит.
В этот момент Цыганка положила цепочку на вытоптанную землю тропинки.
Маша, улыбнувшись, опустилась на корточки, взяла крестик в одну руку, а другой принялась легонько гладить ворону, приговаривая:
– Умница! Хорошая Цыганочка! Спасибо, добренькая! Спасибо!
– Каррр! – громко сказала ворона. Наверное, это означало «пожалуйста».
«Всё понимает», – в который раз отметила про себя Маша, а вслух сказала:
– Ты покушай, Цыганочка! Ты, наверно, проголодалась?
Ворона скакнула к миске и стала деловито клевать. Весь её вид как бы говорил: «Рада стараться».
А Маша побежала домой. Надо было срочно отвлечь дедушку от футбола и рассказать ему про такой удивительный случай. И попросить его застегнуть цепочку, потому что сама она этого не умела.
Ворона поклевала, поклевала, да и взлетела на ветку ближайшей берёзки. Она решила подождать, пока подруга не вернётся за миской. А то потеряет ещё.