Медленно приводя в порядок ворох мыслей, Авдеич прошёлся по двору, сел на скамейку под вишней.
«Закат багровый – будет ветер», - отметил старик про себя. А память неустанно возвращала в прошлое…
В конце 1988 года умерла мать Авдеича Зинаида Поликарповна, а через год в Светлячки приехал друг и однополчанин отца из Польши и рассказал, как и где погиб Авдей Светлов. Через неделю собрались с Натальей, поехали на место гибели отца, привезли родную землицу из Светлячков на братскую могилу. Горько было осознавать, что мать не дожила до этого совсем немного…
Почти каждое лето к Авдеичу и Наталье приезжали внуки. В этот раз гостила одна внучка Дашенька, четырёх лет. Бабушка и дедушка не могли налюбоваться внучкой. Всё свободное время Авдеич проводил с ней: ходил на речку, учил плавать, мастерил качели, даже детские фильмы смотрели вместе.
Смышлёной Дашка была не по годам. Как-то, посмотрев сказку «Двенадцать месяцев», после слов Января-месяца «Нет, уж если они на задних лапках ходят, так из них людей не сделаешь» спросила: «Почему не сделаешь, деда, мы ведь тоже на одних ногах ходим?» Авдеич сразу и не нашёлся, что ответить. Сбивчиво объяснил, что собаки и люди устроены по-разному. Дашка потом долго пыталась научить Шарика ходить на задних лапах. Тот сопротивлялся сначала, но научился. То ли учитель хороший был, то ли ученик…
Авдеич тронул рукой качели, они заскрипели – не для кого смазывать, теперь у внуков другие игрушки…
Нагрянули непроглядные 90-е, времена, когда товарищи скоропостижно превратились в господ. Магазины заполнялись невиданными деликатесами: от маргарина до шоколадных изысков; очередей не стало, но не было и денег: пенсии и зарплату платить перестали – опять нужно было выживать. Выручали огороды – не давали умереть с голоду.
Поселковую жизнь разнообразили «мыльные творения» из-за бугра. «Рабыня Изаура» потрясла Светлячки новизной сюжета. Соседей объединяли вечерние обсуждения на лавочке под вишней. Предлагались разные варианты развития действия, но задуманный сюжет неумолимо стоял на своём. «Рабство и раболепие искоренить трудно», - глубокомысленно произнесла однажды Герасимовна, мать Марии, после просмотра очередной серии. Она перебралась к детям из небольшого колымского городка незадолго до перестройки.
Единодушны были жители Светлячков в сочувствии к рабыне и в ненависти к тиранам. Как только не разучились сопереживать в такое лихолетье? Интерес не угасал: тянуло людей к «неизведанному», которое было рядом: любовь, ненависть, жизненная трагедия…
Обострённое чувство справедливости находило утешение в счастливом окончании драматической истории: изначально заложена в человеке доброта, и никуда от этого не деться…
Менялись предпочтения во всём: кино, музыке… Появлялись другие лидеры сцены, а то, что когда-то было любимо, похоронено на время в «пыльных чуланах» памяти. Но всегда остаются истоки: классическая музыка, русские песни, пленяющие душу, без которых не обходится ни одно застолье…
Апогеем интереса к сериалам стала «киноэпопея» «Просто Мария». В означенный час пустели улицы, забрасывались огороды и все неотложные дела. Телевизоры «недоумевали» и были «польщены» столь пристальным вниманием людей.
Если «Рабыню Изауру» смотрели на одном дыхании, то сериал «Просто Мария» разбирали «по косточкам», взвешивая на достоверность каждый фрагмент. Когда доходило дело до гардероба Марии, то обсуждениям поселковых женщин не было конца. Мужики, конечно, смиренно молчали. Это могло продолжаться до позднего вечера, если по улице не проходила какая-нибудь девица в мини-юбке на высоченных каблуках. Разговор тут же переключался: «Ишь, пошла, ни стыда ни совести. Лучше бы уж совсем без юбки!» Мужики и бабы на время объединялись в суждениях, и разговор плавно перетекал в прошлое житьё-бытьё. «Куда как удобнее валенки и телогрейка с ушанкой», - бормотал Авдеич, его одного не увлекала «модная» тема, хотя в молодости, когда появилась возможность, любил пофорсить: часто менял галстуки – у него их имелась целая дюжина. Это была слабость Авдеича в ту пору. Но теперь они украшали только вешалку старого шифоньера, отражаясь в зеркале пёстрым строем: от «пожара в джунглях» до тёмно-синего в крапинку…
Новый век принёс боль и утрату: под Рождество умерла Наталья, и всё потеряло смысл. Пустота - без цвета и звуков, без желаний и надежд…
Уходили в небытие воспоминания Авдеича. В сумерках слышался колокольный звон, а, может, это ему только казалось… Он по привычке прошёл к калитке в конце огорода. Полынь-поляна, как всегда, распахнула свои объятия. До боли родной запах растревожил память, которая откликнулась словами Натальи: «Горчит полынь, цветёт, седея».