ВЕРА

ГЛАВА I. Счеты с жизнью.

 Ася приоткрыла скрипящую дверь, обернулась и, убедившись, что бабка не слышит, на цыпочках подкралась к тумбочке Инессы Львовны. Чувствуя, как волнение, пульсирующее в висках, поглотило ощущение реальности, она словно в бреду, схватила пузырек со снотворным и, распахнув дверь, ощутила на себе сверкающий взгляд пожилой женщины. 
— Снова учебу прогуливаешь, мерзавка?! —  ядовито фыркнула Инесса. — У, нахлебница! — привычно замахнувшись костылем, старуха хотела было продолжить нравоучение, но её остановила гримаса ярости, изуродовавшая лицо внучки.
  — Как же ты меня достала! — Ася выпустила  из рук перехваченный костыль и, оттолкнув растерявшуюся бабку,  пересекла  узкий, тёмный коридор, соединяющий спальни.
Хлопнув дверью девятиметровой комнатушки, которую она  делила с матерью и младшим братом, Ася забралась под одеяло, вставила наушники и открыла пузырек.  «Пятнадцать, шестнадцать…», — безмолвно шевеля бледными губами, она зачем-то пересчитала капсулы и крепко стиснула кулак.  Сейчас ей хотелось, чтобы открылась дверь, раздался телефонный звонок, и кто-нибудь её остановил, сказал, что жизнь не кончена, что она, Ася, кому-то нужна, и кто-то её понимает и принимает такой, какая она есть.
Пронизывающий до мозга костей вопль «BlackSabbath» манил Асю с демонической силой: «Простись с жизнью, она дешева. Убей кого-нибудь, никто не будет плакать. Свобода - твоя, делай всё, что хочешь, нам нужна лишь твоя душа». Ася не знала перевода, но эмоции, растревоженные душераздирающими звуками, заглушали тихий голос разума. Перед глазами стоял образ разгневанного Марка и непривычно настойчивой на своём матери.
Прошёл час. Никто не пришёл и не позвонил — наступило полное разочарование. С каждой секундой, теряя надежду, Ася преодолевала себя и страх перед смертью. Вконец истерзанная сомнением,  она открыла рот и попыталась высыпать таблетки. Безмолвные свидетели надвигающейся трагедии они, словно нарочно, прилипли к вспотевшей ладони, давая овер тайм.
— Да что же это такое!
Свирепея от  беспомощности, Ася отчаянно соскребла таблетки зубами и, запив ставшую комом «свободу» недопитым с утра чаем, торжествующе прокричала: — Моя жизнь в моих руках!
Проваливаясь в сон, она успела подумать, что  такой чай  заваривает  только её бедная мать и ей стало нестерпимо жаль эту забитую жизнью женщину.
Сквозь дрожащую пелену, что заволокла белый потрескавшийся потолок, Ася вдруг ощутила панику: трещина, пробороздившая стыки плит, стала постепенно увеличиваться и, в конце-концов раздвинулась, поглотила всё  её сознание.

 ***
  Вера не находила себе места. С утра ей не понравилось настроение дочери — Асю знобило, сославшись на недомогание, она укуталась в одеяло, демонстрируя желание остаться дома.
Вера знала, что её запутавшаяся в жизни девочка физически здорова, а потому, её очень беспокоило душевное состояние Аси. Говорить о чём-либо с ней было бесполезно, ибо причина была одна — Марк.
Ася познакомилась  с молодым человеком на Сахарном заводе, где она проходила практику.
Марку было тридцать два, опасаясь что-либо менять в своей жизни,  он второй десяток работал  сантехником. Приходили и уходили начальники, менялись владельцы, но знание дела и умение подстроиться под  ситуацию и нужного человека делало его незаменимым работником.
Окунувшись, в омут свободной взрослой жизни, Ася всецело отдалась возлюбленному. По её глубокому убеждению всё было бы хорошо, если бы  между ей и Марком не стояло веское «Нет» матери.
  Вере было тридцать семь. Прожив нелегкую, полную горечи и лишений жизнь, она  видела фальшь и потребительское отношение Марка к её дочери. Марк, же пользуясь  влюбленностью и юношеской строптивостью молодой девушки, убеждал её в ответных чувствах и ревности матери к её женскому счастью.

 ***
— Сударыня, с вами все в порядке? — откуда-то издалека Вера слышала голос пожилой женщины. Голова кружилась. Перепуганная покупательница стала лихорадочно набирать неотложку.
— Не нужно, не звоните, мне уже лучше, —  собравшись силами, Вера  открыла сумку и  достала верапамил: она держала его в сумочке на случай, если понадобится помощь кому-нибудь из покупателей, такое бывало, а тут…
 — Держите, — пожилая женщина протянула ей бутылочку с водой. Вера подняла глаза и неуверенно протянула руку. — Берите, берите, не бойтесь, мне часто приходится принимать лекарства, вот и ношу её с собой, — покупательница сочувствующе пожала плечами и улыбнулась.
Вера проглотила таблетку, выбила чек и ответила улыбкой на улыбку: — Не знаю, что бы я без вас делала, спасибо.  — Не за что деточка, береги себя.
Когда за покупательницей захлопнулась дверь, Вера проследила взглядом за мелькнувшей в уличном окне фигурой спасительницы. «Береги себя», — слышались ей слова удаляющейся из вида женщины и она попыталась припомнить, когда в последний раз кто-нибудь говорил ей подобные слова. На ум ничего не приходило. В сознании снова всплыли мысли об Асе.
  Чувствуя неладное, Вера набрала  телефон дочери. Ася не ответила. Вера снова почувствовала ощущение нарастающей паники: сердце, словно соревнуясь с секундной стрелкой часов, нервно отсчитывало лихорадочные удары.
Слушая монотонно разрывающие душу гудки, она автоматически набирала кнопку вызова снова и снова, а потеряв терпение, набрала номер городского телефона. В трубке послышался привычно-раздраженный, свистящий голос матери. Инесса Львовна была взбудоражена утренним происшествием и считала своим долгом отчитать дочь как следует.
Дослушав поток упреков, Вера нетерпеливо попросила позвать к телефону Асю.

 ***
Памятуя об утренней стычке с внучкой, Инесса была рада поводу подстегнуть упрямицу. Резко распахнув дверь в комнату Аси, она замерла: подкатив глаза, девушка безвольно свесила голову и бормотала что-то бессвязное.
— Матушки, мои! — забыв о костыле,  ненависти и надменной гордости, Инесса выбежала на лестничную клетку и, издавая дикий вой, отчаянно затарабанила в соседнюю дверь.
  Щелкнул замок.
— Иван, ты дома! Скорее!.. — в агонии она тащила  сонного мужчину за рукав домашнего халата.
— Инесса, помилуй, я двое суток на ногах, - сопротивлялся Иван Матвеевич Тихонов. Но едва он взглянул на Асю, пузырек, скатившийся на пол, как пришёл в себя:
— Боже, милостивый! Инесса, срочно готовь соляной раствор и вызывай Скорую!
  Промедление грозило  бедой. Подхватив обмякшее тело Аси, он напрягся: безвольная, крепкая девушка словно сопротивлялась спасению. Времени на жалость к себе не было. Пошатнувшись, пожилой мужчина стиснул зубы и, на полусогнутых ногах, торопливо понес девушку в ванную. 
— Ну, голубушка, не время спать, день на дворе, — нещадно хлеща  бледное лицо юной соседки,  Иван Матвеевич уложил её на бок и, вставив резиновую трубку, принялся промывать желудок. В смеси воды и чая были отчетливо видны едва растворившиеся таблетки.  Ася закашлялась. 
— Хорошо, хорошо, — нервно улыбался Матвеич, как его обычно называла Ася. — Не приятно, да? Ну, сама виновата, придется ещё потерпеть, — наполнив кружку Эсмарха, опытный реаниматолог Иван Матвеевич Тихонов  сочувственно улыбнулся.
 Уложив испуганную девушку в кровать, Тихонов присел рядом и осмотрел комнату. Его взгляд привлекла сиротливо лежавшая на письменном столе записка. Казалось, под его строгим взглядом, она стыдливо съежилась.
Изменив правилу не читать чужие письма, Иван Матвеевич пробежал глазами бичующие  строчки и, бросив удивленной Инессе: «Не нужно скорой!..», — вышел.
Спустя некоторое время, он вернулся, молча  закатал  рукав Асиной толстовки и обратился к крутящейся под ногами Инессе:
— Не суетись, Инесса, зажми вот тут, и не отпускай, пока не дам знак.
Указывая на предплечье Аси он нащупал едва пульсирующую вену и ввёл иглу.
Спустя пару минут лицо девушки порозовело. Ася приоткрыла дрожащие веки и обвела взглядом комнату — теперь она боялась поднять глаза к потолку — ей казалось, коснись она взглядом трещины, как черная пропасть вновь поглотит её сознание. Стыдливо косясь, на пишущего  доктора, она тихо прошептала:
— Матвеич, простите...
— Простил, простил. Выздоровеешь, вернусь с ремнём, для тебя это будет лучшим лечением, а пока, вот, — он кивнул на назначение и, собираясь уходить, прикрепил к нему  номер телефона психотерапевта.   
  В дверях Иван Матвеевич столкнулся с взволнованной Верой. Отечески похлопав крестницу  по плечу, он отдал ей записку и, не говоря ни слова, устало побрел домой.
  Сведя брови, Вера подняла глаза на мать, та устало сунула ей назначение и, едва справляясь с надвигающимся приступом астмы, ушла к себе.
Своевременная помощь, оказанная Тихоновым, спасла Асе жизнь и уберегла семью от позора. О случившемся не знал никто, кроме Веры, Инессы, Аси и Ивана Матвеевича.

                ГЛАВА II. Марк.

Спустя два дня, когда Вера сдалась и отпустила дочь в самостоятельную жизнь, Ася торопилась к  Марку. Она была безмерно счастлива: во-первых, она жива; во-вторых,  будет вместе с любимым, и его угроза расставания в случае отказа от совместного проживания рассеялась сама собой.
  Добравшись до четвёртого этажа ветшающей пятиэтажки, Ася без стука ворвалась в квартиру Марка.
— Сюрприз! — бросив на пол сумку, она крепко стиснула  сухую шею молодого человека и ловко обхватила ногами его бедра.
— Сумасшедшая! — завалишь! — пошатнувшись, Марк нахмурился.
— Ну… милый — я с сумкой!», - обиженно намекнула Ася.
— Да, вижу, не слепой. Собери на стол у меня гости, — властно  буркнув, Марк надменно окинул её едва скользнувшим взглядом и скрылся.
 Примеряя  роль хозяйки, Ася открыла холодильник: плавленый сырок, два вялых огурца, заветренный, сухой кусок колбасы. «Да уж, не густо…», — памятуя о деньгах, одолженных матерью, она спешно  спустилась в магазин.

 ***
 Проводив соседа, Марк повеселел. Он всегда приходил в приподнятое настроение после повышения градусов.
— Ну, что, Аська, стели постель!.. — похотливо подмигнул он засыпающей девушке.
Ася зевнула. Всё это время она тихо сидела на кухне и бездумно играла в тетрис. Встряхнув пышную копну каштановых волос, она улыбнулась едва стоящему на ногах Марку  и направилась в спальню.
  Глядя на ладно сложенную девушку, лежавшую в его кровати, Марк думал о том, что она была бы хороша для совместной жизни, если бы не её детские дурачества и учёба, отнимавшая, по его мнению  время, которое можно было потратить на дело.

***

Ася училась на повара-кондитера. Неусидчивая, она не любила теорию, но с удовольствием ходила на практику, где выполняла ручную работу.
  — Ась, тебе не надоели эти нудные училки и тетрадки? — пряча истинное значение слов, Марк засунул руки в карманы узких потертых джинсов. — Сидишь, читаешь, лучше бы пошли в бар, пивка попили, — обиженно косясь в окно, он криво улыбнулся сидевшей напротив Асе.
Уловив недовольные нотки в голосе любимого, Ася отложила учебник и  забралась к нему на колени:
—  Маркуша, ты же знаешь, я бы давно бросила учебу, да мама перестанет деньги давать, — она обвела пальцем контур его губ, — как жить будем?   
Марк угрюмо молчал.
Ища ответ, Ася заглянула в его серые глаза.
Что ты меня гипнотизируешь? — оттолкнув руку, щекотавшую его губы, Марк оскалился, желваки нервно напряглись — Работать иди!  — больше толку от тебя будет. Хоть в тот же бар иди официанткой. Знаешь, какие сумари соседка таскает?!
  Ася  виновато соскользнула с коленок и, опустив голову, села рядом. Наступила гнетущая пауза. Чувствуя, что перегнул палку, Марк обнял Асю и заигрывающе повалил её на диван.

 ***
 Обуреваемая противоречивыми чувствами, Ася уставилась в окно: пушистые хлопья снежинок весело кружились в небе, на подоконнике гомонили воробьи, их щебет сливался с монотонным голосом  преподавателя.
— Кукушкина! — раздался совсем близко голос Елены Викторовны.
Ася вздрогнула и подняла глаза на преподавателя.
— Я задала Вам вопрос, извольте отвечать.
Ася виновато хлопала глазами, класс хихикал. 
— Не знаю, о чем Вы думаете, Кукушкина, но видимо не о пересдаче зачета. Диплом чистильщика картошки у нас не выдается — едко бросила женщина.
По партам прокатилась волна сдерживаемого хохота и Ася почувствовала прилив нарастающего гнева. Решительно вскочив, она собрала тетради  и выбежала в пустой коридор.
— Чистите картошку сами!.. — эхом разлетелся её голос. Задыхаясь от обиды и злости, она вышла во двор с твердым решением не возвращаться.

 ***
— Молодец Аська, правильное решение! — поддерживая решение Аси бросить учебу, Марк одобрительно потрепал её макушку. — Завтра куплю газету с объявлениями, пройдусь по кафешкам,  — найдем тебе работу.  — А у меня пока глухо с работой… Сегодня работаем, завтра не работаем, сама знаешь, как мне трудно, —  он деловито подбоченился и тяжело вздохнул.
Ася сочувственно кивнула.
 Утром воодушевленный Марк заглянул к соседке:
— Теть Клав, тебе нужна помощница на кухне?
Инстинктивно прихорашиваясь, Клавдия потрескавшейся рукой заправила выбившую прядь немытых волос.
— Так я же ничего не готовлю дома, — улыбнулась она в ответ.
— Так и я же не про дом. Теть Клав, выручай, помоги мне Аську пристроить, а я тебе по сантехнике помогу.
  Подкатив подслеповатые от катаракты глаза, Клавдия Ивановна задумалась:
  — Хорошо, Маркуш, я спрошу у своих, вечером загляну.

 ***
 На первую зарплату Аси купили Марку гитару. Он сиял, на Асе не было лица.
— Ась, ты что, не рада? Буду тебе серенады петь… — Марк легонько толкнул её в плечо.
Сглотнув подстуающую тошноту, Ася поймала на себе  заискивающий взгляд любимого, и одобрительно кивнула.

Глава…
  Достав из духовки бисквит, Ася довольно цокнула языком: воздушный, румяный, он парил, источая приятный аромат ванили. Предвкушая восторг Марка, она густо смазала коржи сметано-йогуртовым кремом; достала из холодильника душистый клубничный джем и нарисовала сердечки.
«Наш первый день влюбленных…», — мечтательно прикрыв глаза, Ася улыбнулась: «Интересно, что Марк приготовил для меня…?».
Закончив украшение  торта, Ася плюхнулась в кресло и, бесцельно пощелкав пультом,  остановилась на какой-то мелодраме. Глаза слипались,  томимая ожиданием, она  натянула плед и уснула.
  Спустя три часа Ася подпрыгнула от резкого звонка в дверь. На пороге стоял участковый. Сквозь заглушающее слова биение сердца, она услышала обрывок фразы «… на 15 суток».
— Простите, что? — Ася непонимающе уставилась  на полицейского.
— Я говорю, за пьяную драку в баре Ваш муж задержан на 15 суток.
Обреченно кивнув, словно это ей был вынесен приговор и её саму посадили за решетку, Ася кивнула и, захлопнув дверь, бросилась  на диван.
Выплакав обиду, она попыталась уснуть: веки налились свинцовой тяжестью, но сон не шел. Чувствуя горький привкус предательства, Ася открыла бутылку шампанского и наполнила бокал: пузырьки весело выпрыгивали за края, —  залпом осушив  содержимое, она почувствовала, как приятное тепло растеклось по всему телу.
Налив второй бокал, Ася вышла на балкон.  Фонарь бросал свет на пушистые сугробы снега, переливающиеся «россыпью бриллиантов».
«Вот и подарок Марка…»,  —  нагнувшись, Ася посмотрела вниз: голова закружилась, перед глазами всплыла  памятная история с таблетками. Мгновенно протрезвев, она вернулась в комнату. Какое-то время она металась по квартире, словно пойманная птица, но не найдя выхода, смирилась  и заснула тяжелым, беспокойным сном: она беспокойно вертелась на скрипящем диване, одежда сковывала движения, голова гудела.

 ***
На утро от обиды на Марка в душе Аси не осталось и следа. Она набрала номер домашнего телефона его приятеля  Михаила.
—Да,  — раздался резкий женский голос.
— Теть, Зой, Мишу можно?
—  Засадила Мишку и наглости хватает звонить?! — рявкнула раздраженная женщина.
 — Простите, я не знала, что он тоже … — виновато пробормотала Ася. — Теть Зой, а что можно передать в КПЗ? — не обращая внимания на обиду, не унималась девушка.
— Так это не из-за тебя они подрались? — чувствуя вину за несправедливую грубость, Зинаида  смягчилась и стала подробно наставлять Асю.
Положив трубку, Ася открыла шкаф и  выгребла его содержимое на пол. Безалаберный Марк не имел привычки складывать вещи и, зачастую, грязную одежду засовывал в аккуратно сложенные стопки выстиранного и выглаженного белья. Отыскав чистые пары нижнего белья, спортивный костюм и носки, она сложила вещи в пакет. После десяти минут безрезультатного поиска второго тапочка, Ася уложила в пакет свои пляжные шлепки. «Синие, с черной перемычкой, кто поймет, что они мои?» — подумала Ася, накинула куртку и, повернув ключ, выбежала на улицу.
 Список покупок вызвал любопытство опытного продавца: неторопливо пробивая товар, женщина  пристально рассматривала покупательницу.  Поймав на себе изучающий взгляд, Ася почувствовала раздражение:
— Выбивайте скорее! 
Чай, сигареты, сало, сухари,  конфеты, сгущенка, — ей хотелось, чтобы Марк оценил её заботу.

 ***
  Взяв бланк заявления на передачу пакетов, Ася присела за выщербленный, выкрашенный синей краской  стол и принялась отогревать окоченевшие руки. Очередная посетительница, нервно постукивая носком сбитого сапога, сверкнула укоризненным взглядом, давая понять, чтобы та поторапливалась. Ася взяла ручку, онемевшие пальцы не слушались и выводили «пьяные» кренделя.
 Справившись, Ася подошла к пропускному пункту.
Открыв паспорт, пожилой старлей изучающе посмотрел на посетительницу и удивленно приподнял брови. Пробежав глазами по заполненному бланку, он осмотрел содержимое пакетов. «Как можно совместить безграмотность, юный возраст девушки и знание дела, с которым она собрала пакеты?»,  - пытаясь выстроить логическую цепочку, блюститель порядка зашёл в тупик и, словно ища подсказки, машинально проговорил:
 — Не первый раз у нас? 
  Ася, довольная произведенным впечатлением, кивнула. 
 — Ну, дела…  Хочешь совет?
Ася одобрительно кивнула.
 — Беги от него!... — со знанием дела шепнул полицейский.
  Потупив взгляд Ася опустила голову и направилась к выходу.
— Много вы все понимаете! —  бросила она в след и скрылась из вида.

 ***
—  Вот и весна… — мечтательно прислушиваясь к  радостно-звонкому плачу тающих сосулек,  Ася стояла на балконе в ожидании Марка. Сегодня ей всё напоминало о нём: и голубиное воркование, и касание тусклых солнечных лучей, и даже  пронизывающий, порывистый ветерок, пыльный запах таящего снега и первые «подснежники», пестревшие на клумбе пивными бутылками, окурками, спичками и пустыми пачками сигарет.
Хлопнула входная дверь.
— Маркуша! Как я тебя просмотрела?! — сияя от радости встречи, Ася бросилась к небритому, дурно пахнущему мужчине.
  Поджав губы, Марк нервно стряхнул обнимающие его руки и, не поднимая глаз, уткнулся в туго набитый пакет. Через мгновение, оставив серый росчерк на бледной щеке Аси, обжигающий удар резиновым шлЁпком, заменил ей радостные поцелуи встречи. От обиды и боли на дрожащих ресницах повисли  слезы.
 —Дрянь! Ты, что, ополоумела?! Решила меня опозорить? — не унимался Марк, тряся чёрным сланцем.
 — Марк, — сдерживая рыдание, пыталась объясниться Ася.
Но он её не слушал. Разбрасывая по комнате грязные вещи и едкую брань он, не стесняясь, обнажал перед Асей свою истинную натуру.
 
***
 Тёплые майские дни пробуждали надежду. Навестив маму с братом, Ася вышла во двор и вдохнула запах сирени. Дурманящий  аромат всколыхнул воспоминания маленькой девочки, загадывающей желания на счастливые цветочки.  Спугнув жужжащих пчёл, Ася наклонила ветку. Переводя взгляд с цветка на цветок, она считала лепестки. «Нашла!», - наткнувшись на пятилистник, она удовлетворённо вскрикнула вслух и, отщипнув, положила в рот горько-сладкий цветок.

 ***
— Ну, не знаю, на что вы будете дитя растить? —  полюбопытствовала тетя Клава, одалживая Марку очередной безвозвратный полтинник.
— Аська беременна?! —  отшатнувшись  от  соседки, словно та была больна проказой, Марк залился краской, и, тяжело дыша, вытаращил глаза. Его свирепый вид сковал  горло словоохотливой Клавдии:
— Ну, я это… я так…, я не знаю… — неуклюже оправдываясь,  она сунула купюру и торопливо захлопнула дверь. 

 ***

 Довольная прогулкой,  Ася нажала кнопку звонка.  Послышались тяжелые, быстрые шаги. «Соскучился», - мелькнуло в голове девушки, лелея надежду, она  улыбнулась и прикрыла глаза.
— Нет, ты сука ещё щеришься?
Нервное одергивание Марка вернуло Асю к реальности. Она распахнула глаза и, едва заметив надвигающийся кулак, снова зажмурилась. В глазах потемнело. Нащупав стену, она  сползла на пол. Удар, еще удар.
Крохотный, беззащитный, живущий в своем  маленьком ограниченном мирке, по-своему сознавая, чувствуя и слыша, что делается вокруг, малыш прятался в утробе матери, будто ища спасения. 
Предвидя реакцию Марка, Ася долгое время скрывала беременность и вот, извиваясь от боли, она лежит на холодном полу,  расплачиваясь за несвоевременное материнство. 
— Не надо! Марк, не надо! — взвыв от боли, Ася пыталась судорожно ухватить его за ногу.
Лицо Марка исказила гримаса презрения. Брезгливо сплюнув, он окинул взглядом скорченную  фигуру Аси и  выскользнул на улицу.

 ***
 — Гаденыш… — глотая слезы, Ася  подползла к дивану и уткнулась в старый плед.
Въевшийся запах сигарет, вызывая непреодолимое желание затянуться, мутил сознание. Она поднялась, истерично пошарила по карманам и пыльным полкам, но ничего не нашла.  Сигареты закончились пару дней назад вместе с остатками скудных сбережений.
  Сердце малыша учащенно билось. Ася вышла на лестничную клетку и затянулась брошенным на пол бычком.  Испытывая боль  от недостатка  кислорода, кроха судорожно скорчился. Низ живота матери напрягся, причиняя ей боль. 
— Ненавижу! -  вдохнув смольный запах фильтра, Ася закашлялась.  На глаза снова навернулись слезы.
Вернувшись в квартиру, она набрала горячую ванну, собралась с мыслями и, испытывая нестерпимую боль, погрузилась в воду. Кожа горела вместе с остатками воли. Взревев, она выскочила из воды и растянулась на мокром,  потрескавшемся кафеле.
— Чёрта с два я тебя оставлю! —  обуреваемая одурманивающей благоразумие самостью, она поднялась, натянула майку, джинсы и,  спешно покидав в сумку вещи, решительно сбежала вниз по лестнице.
Через полчаса перед ней остановилась заполненная до отказа маршрутка. Дверь не открылась. Ася отчаянно рванула ручку, но измотанные жарой и давкой пассажиры, ехидно улыбаясь, блокировали дверь. Едва сдерживая слёзы, она сиротливо присела на лоснящуюся скамейку. Через 15 минут притормозила ещё одна маршрутка, на этот раз из неё вывалился нетрезвый мужик. Растолкав толпу, Ася втиснулась в салон, и задержала дыхание: запах давно не стираной робы, сырой рыбы и гнилой картошки, купленной опрятной сморщенной старушкой на вечернем рынке,  — валил с ног. Низ живота, причиняя боль, в очередной раз напрягся.

 ***
  Шагая по пыльной улице, Ася была преисполнена решимости. Вот и ветхий домик с покосившимися воротами сиротливо ловит знакомый взгляд. Калитка распахнута в приветливом поклоне.
Войдя во двор, Ася постучала в окно. На стук никто не вышел. Она постучала громче, но снова никто не ответил. Встревожено толкнув дверь, она вошла в дом своего детства: пустые бутылки, окурки, гора немытой посуды, нестерпимый зловонный запах — говорили о том, что хозяин дома в запое. Растолкав опухшего, с заплывшими глазами и слипшимися волосами отца,  Ася попыталась с ним поговорить, но на слове «аборт» Павел замертво рухнул в смятую, нестиранную постель и захрапел.
Взяв недопитую бутылку, Ася обессилено сползла на пол.
Первый стакан погрузил её в пьянящую негу: она расслабилась, жизнь заиграла яркими красками. Кроха пнул мать в живот и скривился от отвращения.
Спустя полчаса  Ася распахнула калитку и, сделав пару неуверенных шагов, обернулась, чтобы попрощаться с домом. Её мутный  взгляд рисовал расплывчатый образ старого друга. Почувствовав подступающую дурноту, содрогаясь от спазмов, она опустилась на колени.

 ***
  Преодолев два лестничных проёма, Ася позвонила в дверь. На пороге появился её одиннадцатилетний брат Артем. Мальчик удивленно окинул взглядом старшую сестру и, шире отворив дверь, пропустил в прихожую пошатывающуюся девушку. В маленьком коридоре Ася столкнулась с встревоженным  взглядом матери и её снова стошнило.
  На шум, шаркая тапочками, вышла Инесса Львовна. Окинув взглядом Асю, она негодуя швырнула в неё пультом от телевизора,  судорожно отыскала ингалятор и, хлопнув дверью, предалась своему безудержному гневу: морща лоб, сводя редкие брови, заламывая руки и тряся головой, — она выкрикивала в адрес матери и дочери изощренно-отборную брань.
Опустившись на пол, Ася плакала. Вера, не говоря ни слова, готовила готовила раствор марганца.

 ***
 Утро выдалось хмурым. За окном гремел гром, сгущались тучи. Просыпаться Ася не хотела. Постель пахла свежестью, окутывая теплом и уютом, словно утроба любящей матери. «Мама», -  на мгновение это слово стало для неё таким родным… Вспомнив о вчерашнем дне, Ася мысленно проиграла предстоящую беседу и стремительно выпрыгнув из кровати отправилась на кухню.
Веру охватил ужас: неужели то, что она слышит - реальность? Она подошла к Асе и хорошенько её встряхнула:
— Ты что говоришь, как можно?.. — слёзы безвыходного отчаяния задушили её слова. Она хотела сказать о смертном грехе, но разум кричал лишь об убийстве крохотного, беззащитного создания. Рыдая, она обняла дочь.  — Не смей... — прошептали её дрожащие губы.

 ***
День прошёл в рассматривании детских фотографий и сентиментальных воспоминаниях.
Мысль об аборте сменилась мыслью о вынашивании ребенка. «В конце-концов, его можно будет оставить в роддоме», - приняла тайное решение Ася и успокоилась.
  Когда вечером устроившись за кухонным столом, она пила тёплое молоко со свежим  хлебом, принесённым Артемом, в дверь позвонили.
Это был Марк.
  Неуклюже пройдя на кухню, он смущённо потупил глаза и пробормотал невнятные  извинения.
 «Он меня любит. Я ему нужна», - мечтательно улыбаясь,  Ася соскочила со стула и обвила руками его шею. Глаза Веры излучали боль и хрупкую  надежду. Глаза Марка  шарили по столу — он был голоден.
  Разогрев порцию ужина, предназначавшуюся гуляющему во дворе Артёму, Вера  накрыла на стол.
Смахивая слёзы, она открывала и закрывала шкафчики  буфета, периодически находила что-то по её мнению подходящее и складывала в продуктовую сумку. Сложные отношения между отцом и матерью наложили отпечаток на её характер. Вера рассчитывала только на себя, а когда было совсем плохо, уповала на Бога.
  Насытившись, Марк засобирался уходить.
Провожая гостей, Вера собрала со стола остатки пищи, накинула потертую старомодную, но аккуратную кофту и вышла во двор.
Проходя мимо заброшенного канализационного люка,  она присела и раскрыла пакет. Из-под капота машины, виляя хвостом, выбежала рыжая собака:  её набухшие соски касались земли. Жулька обнюхала угощение и благодарно лизнула руку своей благодетельницы.
 — Пшла! — сторонясь собаки, грозно шикнул Марк.
Защищая пищу, Жулька оскалила неровные зубы, сморщила нос и зарычала.
  — У, сука! — огрызнулся Марк  и  пнул собаку  в живот.
Взвизгнув от боли, Жулька  уцепилась в ногу обидчика. Марк пнул её ещё раз и стремительно зашагал прочь.
— Марк! — кинув обвиняющий взгляд на мать, Ася брось в след за любимым.
Из люка послышался  щенячий визг. Ася вернулась. Подойдя к люку, она наклонилась и, присмотревшись, увидела трех бутузов. Малыши прыгали вокруг матери, вылизывающей  соски, испачканные черствостью и духовной нищетой человеческого существа.
Почувствовав на себе взгляд, Ася подняла глаза на мать, но в прочтя её немую мольбу, вскочила  и побежала прочь.
— Марк…, — стараясь поспеть за любимым, она, задыхаясь, бежала за ним  вслед.
— Побегай, побегай, — желая отомстить Вере, Лине, рыжей собаке,  — Марк ускорил шаг.
Стремительно забравшись на этаж, он отыскал в рваном кармане запутавшийся ключ и вставил его в замочную скважину. Дверь распахнулась: в нос ударил едкий запах кислых щей.
— Ты чего меня не подождал? — войдя в квартиру, Ася почувствовала, как, от дурного запаха к горлу подступила тошнота.
Марк молча бросил на неё разъяренный взгляд.
— Больно, цапнула?
— Закрой свой рот, Ась, а то придётся напомнить, что такое больно, огрызнулся Марк и щелкнул включатель старого пленочного магнитофона.
Громкий, раздражающий звук тяжелого рока наполнил квартиру, достигнув слуха малыша. Испытывая неприятные ощущения, кроха возмущённо застучал ножками. Низ живота Аси напрягся и потянул вниз. Сдерживая рыдания, она села на шатающийся табурет и тихо заплакала.

 ***
 …Округлившаяся, с налитой грудью, Ася сидела в парящей кухне и, широко расставив ноги, чистила картошку. Испытывая приступы удушья, малыш судорожно пинал мать в ребро. Закончив работу, Ася разогнула ломящую поясницу. Тяжело дыша, она тупо уставилась в потолок. Уже который день Ася мучительно искала ответ на вопрос: как жить дальше и что делать с  вечно недовольным, голодным  Марком. Зазвенели бокалы. Балансируя, между горячими кастрюлями, молоденькая официантка аккуратно поставила разнос с грязной посудой.
 — Ух! —  довольная благополучным приземлением, она села на стол и болтая ногами, опрокинула рюмку недопитой водки.
«А это идея», - снисходительно посмотрев на Элю, Ася благодарно улыбнулась за подброшенную идею. С этого дня она  стала аккуратно сливать остатки спиртного, радуя мужа и расслабляясь в его компании после тяжелого трудового дня.
 
 ГЛАВА III. Рождение Петра.

— Тужься! Тужься! — кричала на Асю пожилая акушерка.
  Физически сильная, но обезумевшая от боли Ася, не понимала, чего от неё хотят. Её лицо покрылось мелкой капиллярной сеточкой, инстинкт  спал непробудным сном. Охваченная депрессией  и разочарованием, она неумолимо угасала.
Ей надели кислородную маску.

  Приставив  холодную «слушалку» к животу роженицы, врач тревожно прислушался — сердцебиение малыша было нестабильным.  Роды затягивались. Ребёнка нужно было спасать.
Получив немое разрешение на запретный прием, акушерка стала на подставку и, нащупав обеими руками ягодицы крохи, резко надавила на живот. Ася взревела Акушерка с новой силой надавила на живот, подталкивая малыша к выходу: дикий крик молодой девушки заполнил пространство. В этот момент она  презирала выскользнувшее из неё существо. Малыш, шлепнувшись в поддон, не издал ни звука.
  Хирург подхватил дитя. Перед глазами Аси мелькнуло безжизненное синюшное тельце, а в  сознании  родилась зловещая, липкая надежда.  Откинувшись в кресле, она выжидающе закрыла глаза.
…Молодой, но опытный неонатолог Ирина Борисовна, включила электроотсос, освободила  дыхательные пути крохи от слизи и околоплодных вод,  уложила малютку на бок, открыла ему ротик и легонько надавила на подложечную область. Молчание малютки тревожным эхом отозвалось в её груди.
Женщина обеспокоенно взглянула в решительные глаза пожилого ассистента и, немедля ни секунды, сделала два ритмичных надавливания на грудь малыша. В тот миг, когда она вдохнула в  маленький  ротик «порцию жизни», кроха  ответил ей слабым выдохом. Ему надели кислородную маску. Постепенно кожа малыша стала розоветь. Под теплом лампы он раскинул в стороны ручки  и поджал ножки. Теперь  кроха был похож на обычного новорожденного. Но что-то в нем было не так.
 Ирина Борисовна взяла пробу крови из пуповины ребёнка. Положив  тампон, смоченный  спиртом, на борт кювеза, она с удивлением наблюдала, как малыш всем тельцем, ручками, губами потянулся к ватке. Взволнованно сняв колпак, сдавливающий лоб, она оценивающе всматривалась в  лежащего перед ней мальчика: недостаточный вес и рост; маленькая голова;  короткий разрез глаз;  низко сидящая переносица;  узкая и плоская верхняя губа, — все признаки свидетельствовали об алкогольной фетопатии (примечание: алкогольная фетопатия – внутриутробное поражение плода).
Малыш истошно завопил, у него началась одышка, тремор, переходящий  в судороги — кроха страдал похмельем. Ирина Борисона знала, что сейчас, спасти его могли 5 граммов разбавленного спирта. 
  Первые сутки ребёнок находился в отделении интенсивной терапии. Благоприятные условия его временного сухого, теплого и уютного домика под названием кувез; нежные, заботливые прикосновения медсестер;  и кормление, словно птенчика, через зонд, —  делали великое дело — малыш шёл на поправку.

 ***
 Освободившись от физического бремени, Ася испытывала душевную пустоту. Раздражённая детским плачем, она забилась под одеяло, чтобы скрыться от людской суеты.
Из  укрытия она отрешенно наблюдала за происходящим в палате: скользнув  брезгливым взглядом по  дородной многодетной мамаше Ольге, она перевела глаза в сторону сверстницы Маши  — её обращение с дочкой напоминало  обращение с фарфоровой куклой  древнекитайского производства:  боязнь что-нибудь  поломать, вывихнуть, растянуть была настолько сильна, что Маша испытывала подколенную дрожь при необходимости перенести ребёнка из кроватки на пеленальный столик.
Кормления сменялись подмываниями, пеленаниями и поверхностным сном заботливых мамаш.
Ася испытывала непреодолимое желание затянуться, тело ломило.
Прошло 12 часов.  Потеряв терпение, она  выбежала в коридор, но встретив  укоризненный взгляд постовой медсестры, вернулась в палату. Мысль о побеге таяла вместе с мятными леденцами, которыми Ася  заедала никотиновую зависимость.
  На второй день кроху принесли в палату матери. Малыша приложили к груди, но он брезгливо сморщился и отвернулся, поразив своим необычным поведением медперсонал  и новоиспеченных мамочек.
Проворно спрыгнув с кровати, Ольга и подбежала к Асе:
— Давай, дурёха, покажу как надо кормить дитя!..
 Она ловко вложила влажный, теплый сосок в рот малыша:  в ответ он довольно прикрыл глаза и причмокнул. Видавшие виды женщина прослезилась и  позволила странному ребёнку насытиться. 
 Покормив дитя, Ольга уложила малыша в кроватку и, поддерживая радостное щебетание Маши, завязывающей длинные, ухоженные волосы в аккуратный пучок,  принялась спешно складывать сумку.
Девушек выписывали. Предвкушая встречу с близкими,  мамочки торопились покинуть первую обитель своих чад, в которой поселилась злая cущность странной соседки.
Взгляд Аси ничего не выражал. Это были пустые глаза кукушки.  «Бежать», - едва слышно шевелила она губами.
Суета выписки была ей наруку. Под предлогом проводить соседок по палате, она вышла из корпуса и сделала глоток  свободы.  Сбежав вниз по ступенькам, она затерялась в толпе.

 ***
Вечерний  обход застал кроху в одиночестве. В палате стоял едкий запах детских испражнений. Малыш перепачкался и запутался в пеленке. С одной стороны, обособленный и независимый от матери, он не мог существовать сам по себе.
— Я бы таких мам стерилизовала! — возмущенно выпалила молодая медсестра.
— Эх, Леночка, не все в этой жизни просто и однозначно. Вот я бы  таких мам просто пожалела: они не ведают что творят, — оставить своё беспомощное дитя может только жалкий, духовно убогий и не зрелый человек. Его мать ведь даже бланк отказа не заполнила. Дай мне карту роженицы, а малыша срочно отправь в отделение интенсивной терапии, — уверенно проговорила доктор.
  Побеседовав с персоналом, Ирина Борисовна Долженко открыла карту: безработная, одинокая, образование начальное, в графе домашний адрес и телефон указаны данные матери. Учитывая то, что Ася Кукушкина не становилась на учёт в женскую консультацию; беря во внимание полное равнодушие, которое она проявляла к малышу после родов – можно было говорить об осознанном, заранее спланированном  отказе от ребенка.
 Все дети плачут на одном языке, но лишь плач брошенного ребенка сливается с горестным плачем   милосердного сердца. Ирина Борисовна знала, какова доля "ничьих детей", когда новорожденные крохи проводили безвозвратно уходящее время  в больничной палате. Без движения, прогулок, игрушек, событий, общения и ласковых прикосновений они не просто отстают в развитии от своих "семейных" сверстников, — они находятся в состоянии глубокой депрессии. Большинство этих детей никогда не узнают тепла материнских рук и не услышат тихого биения маминого сердца. Её собственное сердце рвалось на части. Она сняла трубку и набрала номер телефона бабушки брошенного малыша.

 ***
Услышав о поступке дочери, Вера оцепенела. Опережая тщательно подготовленную речь доктора, она умоляюще проговорила:
— Помогите мне забрать внука…
 Достигнув желаемого результата, врач облегченного вздохнула, дала номер телефона знакомого адвоката и посоветовала срочно разыскать  Асю для написания официального отказа от ребенка.

 ГЛАВА IV.  Вера. Действие закона бытия.

  Кровать в очередной раз жалобно  всхлипнула: Вера отчаянно боролась с бессонницей, теребящей душу мыслями о дочери. Прошло еще два часа, обессилев, она откинула одеяло и села. Ночной фонарь, бросая свет на стену, рисовал в её воображении уродливые картины будущего. Тревога нарастала в такт тикающей  стрелке будильника.
Нащупав свечу и спички, Вера чиркнула спичкой и зажгла огонь. Мягкий желтый свет заполнил комнату, погружая Веру в  атмосферу уюта и безопасности. Обращая свои мысли к небу, она горячо просила о даровании терпения и вразумления, как поступить. 

 ***
Стук  каблуков эхом разлетался по двору. Вера торопилась увидеть дочь. Преодолев на одном дыхании четыре лестничных площадки, она нажала выцветшую засаленную кнопку звонка. Звука не последовало. Вера постучала в дверь. Тишина. Взволнованная, она отчаянно рванула ручку — дверь жалобно скрипнула и распахнулась. Не решаясь войти, Вера тихо позвала дочь.
Сквозь пьяную завесу Ася слышала шум, сливающийся с шумом в голове. Она натянула одеяло, как это  делала каждый раз, когда мама будила её в школу. «Ася!», - глухо донесся до боли знакомый голос. Проваливаясь в дрему, Ася увидела маму. Вера стояла в домашнем халате и улыбалась. Влекущий запах оладушек манил Асю на кухню. Оторвав гудящую голову от подушки, она села, опустила ноги на пол и, отрезвленная холодной действительностью, проснулась.
— Асяа, ты тут?.. — повторила Вера.
— Мамочка! — Ася кинулась в объятия Веры.  — Мамочка!.. — не найдя слов, чтобы рассказать о том что случилось, она судорожно глотала воздух.
— Девочка моя! — глаза Веры блестели, она крепко прижала  дочь.
 В дверном проеме появилась фигура Марка: закисшие глаза, трехдневная щетина,  трясущиеся руки, - он вызывал отвращение. Ася  смущенно отстранилась от  матери.
Довольный произведенным впечатлением,  Марк скрылся так же тихо как появился.
 — Мам, — холодно начала Ася.
— Я знаю что произошло, Асенька, — прервала её мать и опустилась на колени. — Забери малыша, доченька, возвращайся домой. Вместе мы справимся…
  Глаза Аси  потемнели.
— Я его ненавижу! — прошипела она в ответ.
Слова дочери легли хлесткой «пощечиной» по сердцу Лины. Она поднялась и, едва сдерживая рыдания, направилась к двери.
— Напиши официальный отказ от ребенка, дрожащим голосом проговорила она и выбежала из квартиры.

 ***
Шёл ливень. Редкие прохожие, ища глазами укрытия, сиротливо втягивали шеи. Вера не ощущала ничего: ни холода, пробирающегося сквозь мокрую одежду, ни слез, смешавшихся с каплями дождя — глубокое чувство горечи и утраты пронзало всё её существо.
Неожиданно, пред ней предстала картина резвящихся малышей, то и дело высовывающихся из-под грибка песочницы. Молодые мамаши, словно птицы кружили над своими «желторотиками», пытающими выпорхнуть из сухого и теплого гнезда.
«Хоть ты и выросла, а всё еще моя маленькая девочка, я тебе помогу, доченька», — подумала Вера и ускорила шаг.
Дождь закончился так же неожиданно, как начался. Солнце, пробиваясь сквозь тучи, просеивало косые полоски света. Увлеченная зрелищем, Вера не заметила, как добралась до остановки. Едва она отжала подол мокрого платья, как скрипнув тормозами, подъехала маршрутка.
Был воскресный день, пропустив свою остановку, Вера вышла у Свято-Вознесенского храма.

 ***
Служба закончилась, но  двери храма были открыты и Вера увидела, как солнечный свет, просвечивая красочные витражи, жизнерадостно устилал деревянный пол.
Прикрыв волосы косынкой, висевшей в притворе, она тихо вошла в храм и насторожилась, — ей казалось, откуда-то с купола, доносилось тихое, непрерывное пение - будто ангелы небесные пели чистыми, мягкими голосами хвалебную песню жизни.
Чувствуя тягу к общению с Богом, Вера всё же представляла собой тот род людей, что можно охарактеризовать, как «ни то, ни сё». Верить верила, а молитвы читала от случая к случаю,  непрестанного обращения не совершала и в сердце своём не держала. Приходила в храм от случая к случая, когда помощи было ждать не от кого.
Сейчас, смиренно всматриваясь в  пречистые лики святых она, безудержно рыдала и искренне молилась  о прощении грехов дочери, благополучии внука и благоразумии матери. 

 ***
  Инесса слушала Веру непривычно кивая в ответ.
— Мам, что с тобой? ты на себя не похожа, как ты себя чувствуешь? — не скрывая удивления спросила Вера.
— Все хорошо, если так вообще можно говорить, учитывая моё состояние. Я вспомнила свои студенческие годы. Знаешь,  до сих пор не могу забыть, историю Киры. На пятом курсе она «удачно» выскочила замуж и забеременела. Малыш родился альбиносом. По словам мужа, такой ребенок не   вписывался в рамки идеальной преуспевающей семьи.  Было принято  безапелляционное решение оставить ребенка в роддоме. А когда спустя пять лет бездетного брака, муж собрал Кире чемодан - она попыталась вернуть ребёнка, но было поздно, — его усыновили. У меня есть небольшие сбережения, застекли лоджию и пересели в нее Артёма, так тебе с малышом будет проще, — взволнованно прохрипела Инесса.
Вера знала кого благодарить за столь разительную перемену в матери. Трогательно обняв пожилую женщину, она поцеловала её морщинистый, теплый лоб и, войдя к себе, зажгла свечу.

 ГЛАВА V. Домбровский.

 В понедельник Вера позвонила адвокату и договорилась о встрече в парке.
 Он увидел её издалека. Стройная, миловидная женщина в простеньком вязаном платье стояла у пруда и, отщипывая кусочки чёрствого хлеба, заботливо бросала их в воду. Белый лебедь подплыл совсем близко, так, что она протянула руку и погладила гордую птицу.  Восходящие лучи солнца путались в  её пшеничных локонах.
Заслышав шаги,   лебедь предупредительно удалился на безопасное расстояние. Молодая женщина улыбнулась, и помахала ему вслед. По всему было видно, что это не первая их встреча. Поймав немой вопрос адвоката Домбровского, Вера подтвердила его догадку:
  — Я прихожу сюда каждые выходные. Знаете, если бы эта птица могла говорить, то поведала нам о трагедии своей жизни, — сказала она и покраснела, поймав себя на мысли, что слишком откровенно начала разговор с  не знакомым ей человеком.
— Ну, что же вы смутились. Я пришёл с миром. Продолжайте, Вера.
Вера закивала головой и, не отрывая взгляда от птицы, продолжила:
— Каждый год  пара лебедей прилетала на этот пруд. Они откладывали яйца, насиживали их, растили малышей. Но этой весной лебедь прилетел один. Всё лето он пробыл один: летал один, спал в гнезде один. Скоро  лететь в теплые края, но он словно не собирается этого делать…
 Вслушиваясь в её голос, всматриваясь в глубину синих глаз, отражающую нежность утреннего неба,  Домбровский стоял в изумлении и тихом безмолвии.  Образ Веры всколыхнул детские воспоминания маленького Саши. «Как же эта хрупкая, но сильная духом женщина, похожа на  маму…», подумал Александр и зажмурил глаза, а когда снова открыл - видение исчезло, но появилась настойчивая потребность во что бы то ни стало помочь Вере. 
— Вера,—  начал он осторожно, — вы не будете против,  если я составлю вам компанию и мы вместе навестим малыша?
 Он опустил голову и вновь нерешительно заговорил:
— Знаете, я ведь с девяти лет рос в детском доме. Мои родители погибли в автокатастрофе. Первое время тосковал и думать не хотел о приемных родителях. А спустя время понял, что подросшие щенки никому не нужны. Единственным утешением для меня было чтение и защита младших. Так что ваша история мне близка.
Вера внимательно смотрела на стоящего перед ней мужчину. Дорогая одежда, собственный офис в центре города: он производил впечатление преуспевающего человека.
— Вы удивлены? — высоко приподняв брови, Домбровский  улыбнулся,  — это мальчишеский максимализм. Я всё время пытаюсь что-то доказать себе и окружающим. Мне сорок два года, я обеспеченный человек, но чувствую себя одиноким, как ваш гордый друг, —  кивнул он в след уплывающему лебедю.
 У Веры сжалось сердце.
— Конечно, я не против. По правде говоря, я боюсь этой встречи, вдруг кроха меня не примет, — призналась она искренне и направилась в сторону больницы.

 ***
  Они шли по тенистой аллее. Говорить с Домбровским было легко. Захваченная общением, Вера не замечала ничего, что происходило вокруг и, лишь почувствовав тяжесть в руках, пришла в себя: по пути они зашли в аптеку и Александр дал волю своим нереализованным чувствам — памперсы, соски, бутылки, присыпки, крема, поилки, игрушки и прочие детские принадлежности заполнили пять больших аптечных пакетов.
Адвоката в детское отделение не пустили. Он присел на скамейку в больничном сквере и, подперев кулаками подбородок, наблюдал за входом. Вера, по сути, чужой человек, но когда за ней закрылась дверь, он почувствовал щемящую тяжесть утраты. Погружаясь в себя, он  снова вспомнил маму.


 ***
 Вера поднялась на второй этаж за разрешением на  встречу с внуком, дверь заведующей была заперта.
В коридоре царила сумрачная тишь и, лишь непрестанный детский плач бередил душу. Чтобы скоротать ожидание, Вера бегло изучала информационные стенды: «Как укрепить иммунитет», «Как справиться с ангиной», «Как наладить контакт с больным ребенком»  — её взгляд остановился на ящике для пожертвований под эгидой благотворительной акции «От сердца к сердцу». На торце коробки  каллиграфическим почерком были выведены строки  Пикуля:  «Жизнь встречает по взрослым законам,  ей ласкать малышей не с руки.  И приклеено к новорожденным это страшное – ОТКАЗНИКИ!» Слова болью отозвались в сердце. Открыв кошелек, она пересчитала свои скромные сбережения, достала самую крупную купюру и просунула её в отверстие коробки. «Я не позволю жизни лишить тебя детства», - подумала она о внуке.
Ожидание томило.  Вера прислонилась к стене и, прикрыв глаза, прислушивалась к детскому плачу. 
 — Отойди в сторону, милая, — голос уборщицы прозвучал совсем близко, — так, что Вера вздрогнула. Женщина в синем халате сочувственно улыбнулась:  — Да на тебе лица нет. Случилось что?
— Вы не знаете, кто это плачет? — вопросом на вопрос встревожено ответила Вера.
— Отчего ж не знать-то? — знаю: уж не первый год работаю, — с каким-то особым чувством гордости проговорила женщина. — Это сиротки в десятой палате, — она перешла на шепот: — Сколько ни просятся сердобольные мамаши понянчить крох, эти мегеры, — кивнула она в сторону проходившей мимо женщины в белом халате, — не разрешают: мол, разбалуете, а нам потом мучайся с ними. Я вот, на днях, тайком новые петельки пришила на комбинезончики, и пеленки обметала. Жалкие они такие…  Пожилая женщина смахнула слезу.  — Детка, ты ежели к заведующей, то приходи завтра, её сегодня не будет — по-матерински заботливо сказала она напоследок и продолжила свою работу. 
— Завтра?! — брови Веры удивленно взметнулись вверх. Не помня себя, она рванулась в сторону детского плача.


 ***
  Медперсонала в палате не было. Нерешительно, словно преступница, Вера переступила порог и встретила сиротливо-испуганный взгляд малыша лет двух: сидя в кроватке, он, словно заключенный,  обеими ручками держался за перегородки, пытаясь протиснуть личико; на нём были выгоревшие от регулярной санобработки ползунки, — лямки то и дело спадали,  обнажая нежные детские плечики.
 — Женщина, вы что тут делаете?! — за спиной укоризненно прозвучал женский голос.
 От неожиданности Вера вздрогнула.
— Я... Я…  простите, я бабушка одного из малышей… — она запнулась,  было ли у крохи имя — она не знала.
Голос женщины в белом халате стал мягче:
— Кто мать ребенка? — спросила она деловито.
— Ася. Ася Кукушкина, сконфуженно ответила Вера и опустила глаза. — Я оформляю опекунство и хочу забрать малыша.
 Медсестра сочувственно посмотрела на Ангелину:
— Понимаю. Я так думаю, справки терапевта о состоянии здоровья у вас нет?
Вера отрицательно покачала головой.
— Так и быть: сделаем  для вас исключение… Вымойте руки с мылом и наденьте дежурный халат.
Вера послушно выполнила указания. Медсестра  сунула бутылку уже знакомому Вере малышу, скатала три валика и, подперев ими бутылки, вставила соски в голодные и привычные к такому  кормлению ротики лежащих крох.
— Хотите покормить внука?
  В глазах Веры на миг проскользнула искорка страха, но уже в следующее мгновение он сменился трепетом и волнением.
— Да-да… — торопливо, придавая голосу уверенности, проговорила Вера, и  аккуратно приняла на руки туго перепеленатое, кричащее дитя.
— Привыкайте, он неспокойный ребенок, плохо ест и мало спит, — сочувственно предупредила медсестра.
— Чшшш… —  ласково шептала Вера.
Прислушиваясь к мягкому тону женского голоса, к звучащей в нём нежности, всматриваясь в улыбку глаз - малыш затих. Вера тронула уголок губок малыша и его ротик инстинктивно приоткрылся.
Закончив кормление, она не торопилась возвращать малыша. Он мирно посапывал в колыбели её рук, как вдруг, Вера почувствовала мокрое тепло, расползающееся на дежурном халате.
Медсестра понимающе улыбнулась:
— Не переживайте, — памперсов хватает только на ночь, и то не всегда.
— Я принесла. Пакеты было велено оставить на посту, — спохватилась Вера.
— Да не переживайте вы так. А за памперсы спасибо! —  благодарно улыбнулась медсестра, подбадривая взволнованную посетительницу.   

 ***
  Вера торопливо сбежала по лестнице и вышла на улицу.
—Вера!.. — окликнул её уже знакомый голос. — Как всё прошло? — поинтересовался адвокат.
— Отлично! — улыбаясь, Вера умоляюще посмотрела на Домбровского. —Александр Сергеевич, я вас очень прошу, помогите мне как можно скорее забрать Петеньку.
«Петеньку…», — эхом повторил её внутренний голос.
— Петр?! — переспросил Домбровский,  — сильное имя.
— Да… сильное… — одухотворенная подсказкой свыше, Вера кивнула, только малыш такой маленький и слабый…
— Ничего… — маленький камушек такой же твердый, как большой! — уверенно резюмировал адвокат.

 ***
  Они вышли из больничного двора. Вера  протянула руку для прощания:
— Спасибо за поддержку, Александр Сергеевич. Сегодня у меня счастливый день!
Её маленькая, тонкая рука уютно устроилась в его крепкой, теплой ладони. Домбровский почувствовал прилив нежности:
— Лина, а пригласите меня в гости,  как ваш адвокат я должен располагать информацией о вашем быте, да по правде говоря и от чашки чая в кампании хорошего человека я бы не отказался.
Вера смутилась и опустила глаза.
— Мне, как-то неловко, — под молочно-белой кожей разлился розовый румянец, сделавший её необыкновенно трогательной.
— Но, если так нужно, что ж, пойдемте. Учтите, у меня сварливая мама и кухня не располагает к долгим чаепитиям.

 ***
По дороге Домбровский предложил зайти в  супермаркет. Глядя, как он наполняет корзину, Вера снова почувствовала себя неловко.
— Вера, что любит ваша мама? — полюбопытствовал адвокат.
— Мед… — нерешительно ответила Вера и смутилась.
  Домбровский отыскал полку со сластями и вручил Вере красочную баночку с золотистым сладким содержимым. Расплатившись,  довольный собой, он крепко взял ручки продуктового пакета и, почувствовав смущение спутницы, укоризненно покачал головой:
— Вера, вы не забыли, что я могу себе это позволить? тем более, что мне это доставляет большое удовольствие.
Понимая  его желание быть щедрым, Вера одобрительно  кивнула.

 ***
Они поднялись на второй этаж. Лина позвонила. Послышался скрип половиц: шаркая ногами, Инесса Львовна подошла к двери и заглянула в глазок — увидев дочь в сопровождении статного, представительного мужчины, она торопливо открыла дверь, неуклюже поздоровалась и, обуреваемая любопытством, застыла на месте, приоткрыв рот.
Комичная картина развеселила Веру и её спутника.
— Мама, познакомься, это Александр Сергеевич Домбровский, — адвокат, — пояснила Вера. 
Домбровский улыбнулся пожилой женщине и поцеловал её сухую, костлявую руку.
Растроганная проявлением внимания, Инесса кивнула, непривычно улыбнулась и медленно удалилась в свою спальню.
Вера заварила чай. Душистый аромат мяты  умиротворяющее заполнил небольшое пространство.  Кухня действительно была  очень мала, на ней едва разместились два взрослых человека, но она была наполнена каким-то необычайным уютом и теплом, соседствующим со скромностью обстановки.
 — Александр Сергеевич, четвертый час, а мы с вами не обедали, может быть задержитесь ещё на полчаса и мы с вами пообедаем?
 Домбровский одобрительно кивнул.
  — Вера, расскажите о себе…
— А что рассказать? — смутилась Вера.
— Всё, что сочтете нужным, — мягко, но настойчиво потребовал адвокат.
— Что ж, слушайте… Я росла в неполной семье. Отец ушёл из дома, когда мне было четыре года — устав от несносного характера мамы, он оставил нам квартиру и перебрался жить к родителям, а через полгода уехал вахтой в Архангельск. Через десять лет появился отчим. Мать родила мальчика, когда мне было шестнадцать. Уборка квартиры, пеленки, игры с малышом - в общем, я провалила поступление в медучилище. Решила поступать на следующий год, да мама сосватала меня за Павла. В восемнадцать у меня появилась дочь, — Ася. Муж связался с плохой компанией: стал пить, потом стали пропадать вещи из дома. В общем, растила Асю я одна, да ещё кормила и обстирывала скатившегося «соседа по дому». Потом появился Николай. Мы вместе работали: я продавцом в хлебном магазине, он водителем. После двух лет ухаживания я приняла его предложение. Через год у нас родился  сын Андрей. Николай оказался своенравным, ревнивым, эгоистичным  и ленивым человеком. Пять лет я терпела его издевательства и побои, но когда он попытался совратить двенадцатилетнюю Асю, —  я собрала вещи и ушла к матери. К тому времени отчим умер, а она тяжело заболела, так что моя помощь была кстати: разве что дети её раздражали.
Растроганная неприятными воспоминаниями, Вера пылала.
Казалось, впервые за всю жизнь, Домбровский не знал, что сказать. Ему хотелось утешить Веру и в тоже время, слов, предназначавшихся именно ей он не находил, а потому, поспешно встал и ограничился стандартной фразой:
— Все будет хорошо, поверьте мне, Лина!
 Проводив адвоката, Ангелина вернулась на кухню, села на стул и,  уткнувшись лицом в ладони, горько расплакалась.


 ***
 Выйдя из подъезда, Александр хотел вызвать такси, но почему-то передумал и неспешно побрел за машиной, оставленной утром у парка. Он думал о Лине: ни один человек после смерти родителей не был ему так дорог, как стала за день знакомства эта женщина.
  На протяжении всего пути его сопровождал странный цокот за спиной. Прервав раздумья, он остановился. Цокот прекратился. Оглянувшись по сторонам, Домбровский обратил внимание на  белую тощую лайку.
— Так это ты цокотишь?! — задумчиво спросил он собаку.
Она подошла ближе и ткнулась носом в колени. 
— Что подруга, оголодала?..
В поисках магазина они прошли ещё квартал. Собака не отставала. Домбровский зашёл в уличный киоск и купил колбасы.
— На, жуй… — предложил он угощение.
Лайка закрыла лапой нос и легла на холодный, грязный асфальт.
— Ну, что же ты? — попробуй!.. 
Запах дурманил  сознание,  в животе собаки заурчало, но она так и не притронулась к еде. Оставив идею накормить беспризорницу, Александр пошёл дальше. Собака шла рядом. Дойдя до парковки, Домбровский обернулся:
— Ну, что прикажешь с тобой делать?
  Лайка подошла к  двери БМВ и тронула лапой ручку.
— Хочешь  поехать со мной?! — его брови поползли вверх.
— Что ж, хорошо, — открыв заднюю дверь машины он шутливо склонился в приветственном поклоне.
Собака с достоинством поджала когти и легким прыжком заняла предложенное место. Ехали они молча. Домбровский изредка посматривал на свою гостью в зеркало заднего вида.
— А ты ничего! — улыбнулся он пассажирке,  — Мы с тобой поладим. «Лайка, поладим», - крутилось у него в голове,   — Буду звать тебя Ладой.
  Собака, словно понимая о чем речь, одобрительно гавкнула.

 ***
  Ночью Домбровскому не спалось. Простыни смялись. Подушка промокла. Давно он не испытывал такого волнения, — разве что на первом своем слушанье. Сон пришёл под утро вместе с сигналом будильника. Приняв душ, Александр сделал пару звонков и нерешительно набрал номер Веры. Вера была на работе, и они договорились о встрече в кофейне, недалеко от её дома.
Домбровский сидел за столиком, читая какие-то бумаги: деловой, строгий, солидный. Расправив складки платья, Вера нерешительно приблизилась и тихо проговорила:
— Я опоздала, Александр Сергеевич, простите, маршрутки к вечеру переполнены…
Она поправила волосы и присела.
— Нет-нет, Вера, не беспокойтесь, я должен был это предвидеть и заехать за вами, — извинился адвокат.
Они заказали по чашке кофе, Домбровский настоял на шоколадке для своей спутницы.
— Ну что, вы со мной как с маленькой, Александр Сергеевич?
— Вера… — глядя в сияющие  глаза, Веры адвокат запнулся,  — знаете, Вера, у меня к вам деловое предложение, вы только не обижайтесь и дослушайте до конца: Хорошо?
  Вера перестала улыбаться и, выпрямив спину, напряглась.
  Домбровский продолжил:
— Мы можем завтра же забрать малыша, но для этого нужно сделать несколько неожиданны для вас шагов. Во-первых, вы должны написать заявление о предоставлении отпуска по уходу за ребенком, а во-вторых, вам требуется наличие достаточной жилплощади и соответствующих условий для проживания вместе с малышом.
Вера почувствовала, как меркнет перед ней мечта.
— Нет, нет, вы меня не правильно поняли, я хочу сказать, что выход есть, правда он не совсем обычный. Понимаете, вы и я, мы оба можем помочь друг другу. Если вы согласитесь стать,  моей помощницей по дому, то перебирайтесь с Артёмом в мой дом и хозяйничай. Вам  жилплощадь, мне порядок и готовый обед.
— Вы жалеете меня…, — смущенно опустив плечи, проговорила Вера.
Воодушевленный отсутствием прямого отказа, Александр ухватился за ниточку:
— Это вы меня пожалеете, если согласитесь: не торопитесь с ответом. Завтра скажете мне о принятом решении. И возьмите во внимание, — вчера я обзавелся собакой;  ветеринар сказал, ей требуется реабилитация: режим, уход, а с моей занятостью, сами знаете, придётся сдать её в питомник, — опытный переговорщик, он знал слабые точки оппонента, не ошибся и на сей раз.
Вера задумалась.

 ***
  Придя домой, Вера заглянула в комнату матери:
— Мам, можно с тобой поговорить?
 Инесса одобрительно кивнула. Вера бесшумно пересекла комнату и присела на диван:
— Домбровский предлагает мне работу экономки с проживанием в его доме… — нервно заламывая руки, проговорила Вера, стараясь уловить реакцию матери.
  Неожиданный поворот событий ввёл пожилую женщину в ступор. Понимая, что дочь уже выросла, и упускать такую возможность было бы непростительной блажью, она переступила через свое эго и, приподнявшись, отчеканила:
— Будешь дурой, — если откажешься. Обо мне не беспокойся, скоро Виктор вернется. Иди, —  не дожидаясь ответа, она откинулась на подушку и продолжила смотреть телевизор.
— Спасибо за совет, мам, —  Вера поцеловала Инессу и вышла так же тихо, как вошла.

***

В эту ночь не спалось Вере. Сдерживая неуёмное желание сообщить Домбровскому о принятом решении, она дождалась утра и, спешно собравшись, отправилась на работу.  В обед она зашла в отдел кадров и удивила итээровцев новостью о декрете. Девушки слетелись стайкой к столику кадровика и, щебеча наперебой, расспрашивали о подробностях истории с брошенным ребенком. Тронутые решимостью Веры, коллеги напоили её чаем и, до получения подтверждающих документов, предложили взять очередной отпуск.
 Едва Вера вышла из кабинета, зазвонил мобильный: это был Домбровский.
— Здравствуйте, Вера! — бодро поприветствовал он.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич! — дружелюбно ответила Вера.
— Чем порадуете?
Она выдержала паузу и улыбнулась в трубку:
— Я согласна…
— Отличная новость! — я в вас не сомневался. А у меня  тоже сюрприз… Когда и где вас можно забрать?
Сердце Веры радостно подпрыгнуло.
— После шести я буду дома.
— Я буду в шесть, — предупредите все маршрутки, чтобы не опаздывали!»

 ***
 Александр заехал ровно в шесть, как обещал. Подходя к машине, Вера заметила на заднем сидении чью-то  фигуру.
 — Девушки, знакомьтесь: — Вера — это Лада; Лада — это Вера.
  Вера протянула руку, Лада послушно подала лапу.
— Будем знакомы… — поглаживая новую знакомую, Вера улыбнулась и  повернулась к Домбровскому: — Хороший сюрприз, но уход ему действительно требуется.
— Вера, это не сюрприз, это, надеюсь, ваш новый друг: сюрприз впереди… — загадочно приоткрыв пассажирскую дверь, Александр пригласил Веру занять почетное место.
 Машина остановилась у роскошного особняка, окружённого сосновыми деревьями. Домбровский нажал кнопку пульта: ворота автоматически открылись. Выйдя из машины, он подал руку Вере и открыл дверь Ладе.
— Ох, уж, женщины! — наигранно качая головой, Добмровский довольно улыбался.

 ***
 Вера переступила порог: уже в гостиной чувствовался тонкий вкус владельца дома. Единственным  недостатком особняка был идеальный порядок и безжизненность. В нём было холодно. Вера инстинктивно поёжилась.
— Всё так страшно? — встревожено спросил хозяин.
— Простите, Александр Сергеевич, это наверное нервное…
  Он подал ей комнатные тапочки и накинул на плечи плед.
— Так лучше?
Вера одобрительно кивнула.
— Тогда закрывайте глаза: впереди сюрприз!
Она послушно зажмурилась. Домбровский взял её под руку и повёл за собой. Вера поймала себя на мысли, как безотчетно доверяет этому едва знакомому человеку. Вот они остановились: послышался мягкий звук открывающейся двери. Вера с огорчением подумала о том, что сейчас он отпустит её руку.
  — Можно открывать!
Вера открыла глаза и приоткрыла рот, — перед ней была сказочная  детская комната: кроватка с балдахином гармонично сочеталась со  шторами  и настольной лампой в синий кораблик; кресло для кормления; комод для детских вещей; куча игрушек и детских принадлежностей.
Александр кивком головы предложил открыть комода. Вера послушно отодвину ящик и, растроганная увиденным, заплакала — он был заполнен вещами. 
— Ну, ну… —  утешая Веру, Домбровский присел рядом.  — Это я, можно сказать, и себе подарок сделал: у меня сегодня День рождения. Вы - моя гостья!
  Вера вскочила и смахнула слезы.
— То есть, как День рождения?!
 Она почувствовала себя неловко и опустила глаза.
— Не переживайте… Я специально вас не предупредил: хотел напроситься на особенный подарок…
Что ж…— просите… —  нерешительно согласилась Вера.
— Я планирую на выходных навестить могилу родителей и заехать в Детский дом, составите мне компанию?
 Теряясь в догадках оказанной чести, Вера одобрительно кивнула.
 Александр  провёл экскурсию по дому. Проходя мимо кухни, Вера почувствовала запах жареного мяса.
— М-м-м…, у вас есть кухарка? — спросила она.
— Нет, но у меня повсюду умные машины!
— Боюсь, мне с ними не справиться…
— Справитесь, Вера, я помогу.
 На праздничный ужин хозяин дома предложил буженину, сыр, виноград и Киндзмараули. Вера редко пила спиртные напитки и бокал красного вина опьянил её. Справившись  с порцией мяса, она  откинулась на спинку прикрыла глаза.
Влажный кожаный нос Лады вернул её в реальность. Вздрогнув,  Вера  заглянула под стол.
— Моя умница, если бы не ты: глядишь, уснула!.. — похвалила она собаку.
—  Вера, не балуйте животное,— улыбнулся Домбровский, — Лада живёт во дворе и знает об этом. Правда, Лада? — он проводил  непрошенную гостью до двери.
—Мне тоже пора… 
— Жаль, что так рано уходите. Завтра нам предстоит поездка,  мне бы хотелось, чтобы вы успели как следует отдохнуть, я вызову такси.
 Проводив Веру до машины, он заплатил за поездку и, взяв с неё обещание перезвонить по приезду домой, благодарно поцеловал её теплую руку. 

 ***
  — Сашенька, твой День рождения всегда большой праздник для нашей детворы! — красивая, строгая женщина по-матерински обняла  предупредительно наклонившегося Александра и одобрительно похлопала его по спине. 
— Ну, здравствуй, няня! — поставив на стол коробку, он поцеловал Нину Матвеевну  в щеку. — Знакомьтесь, это  Вера, мой хороший друг, — представил он Веру, скромно стоящую в дверях. — Вера, - это директор детского дома, Соколовская Нина Матвеевна.
Вера подошла ближе и пожала протянутую руку женщины. Рукопожатие Нины Матвеевны оказалось  крепким, кратким, но дружелюбным: в нём чувствовался сильный характер  хозяйки.
— А у меня для тебя подарок… —  загадочно улыбаясь, женщина выдвинула верхний ящик стола и достала пожелтевший от времени листок. — Верочка, знаете, кем в детстве хотел стать наш Саша? —- она перевела взгляд на Домбровского: опустив глаза, Александр одобрительно кивнул.  —Саша хотел стать  гайдаровским Тимуром — и ведь стал! - она протянула Александру листок, аккуратно исписанный ровным детским почерком: — Узнаешь?
 Глаза Домбровского улыбались, но сам он будто отсутствовал: страница с сочинением из школьной тетради; голос Нины Матвеевны; стены, запах, доносившийся из столовой - он снова почувствовал себя маленьким мальчиком.
 — Саша… — женщина вышла из-за стола и взяла его под руку, — хочешь компота из сухофруктов? — читая мысли Домбровского, Нина Матвеевна увлекала своего любимца и его спутницу в столовую.

 ***
  Завидев директора, гомонящая детвора, словно по команде, стихла.
— Приятного аппетита! — громко произнесла Соколовская.
— Спа-си-бо!.. — грянул благодарный ответ и эхом разлетелся по столовой.
Предвкушая феерию сладости, дети, улыбаясь, посматривали на гостей. Заглянув в глаза «Ниночки», так детдомовская детвора семидесятых звала  юную няню Нину, Домбровский получил немое согласие на внос коробок.
 Провожая Александра, Соколовская обняла своего любимца:
— Спасибо тебе, Саша, куда направить средства?
Жмурясь от полуденного сентябрьского солнца, Домбровский улыбнулся:
— Как всегда, моя дорогая….
  Он по-ребячьи подмигнул женщине и, поймав любопытный взгляд Лины, серьезно добавил:
— Пополните библиотеку, Нина Матвеевна.
— Добро, Сашенька, впрочем, другого ответа я и не ждала — спасибо тебе, — согласно кивнула женщина, провожая гостей до машины.

 ***
  Ехали они молча. Вера была переполнена трепетным уважением к своему новому знакомому и, почувствовав, что Александр погрузился в себя, старалась не выдавать своего присутствия.
 По дороге Домбровский купил букет желтых лилий и  розовую орхидею в прозрачном горшочке:
— Это Вам! — протянув орхидею Вере, он добавил:  — я не против, если вы наполните мой дом уютом.
 Машина остановилась у городского кладбища.
 Сухие ветки елей, треща под ногами, нарушали немое безмолвие. Отыскав вечный причал родных людей, Александр наполнил вазу бутылкой Аква-минерале и, расправив цветы, поставил букет.
 Вера  стояла рядом. Её взгляд, полный смиренной скорби, был прикован к мраморной плите с изображением улыбающейся молодой пары.  «Где-то я встречала это лицо», — промелькнула мысль в голове Веры. Она всматривалась в образ женщины, но вспомнить, кого она ей напоминала, не могла.
  Прикурив толстую кубинскую сигару, Домбровский прикрыл  глаза.  Источая богатый аромат древесины, земли, с тонкой примесью трав, сигара горела медленно и ровно, давая почувствовать власть над временем и ощутить настоящий вкус жизни.
— Папины любимые, — пояснил он Вере, оставляя тлеющую сигару на надгробии.


 ГЛАВА VI. Мытарства Аси.

 — Встать: суд идёт! — слова секретаря доносились откуда-то издалека,  — Слушается дело по иску прокурора Ленинского района Геннадия Дмитриевича Привалова в интересах несовершеннолетнего Кукушкина Петра Павловича  к Кукушкиной Асе Павловне о лишении родительских прав… Ответчик о слушании дела извещен надлежащим образом, в судебное заседание не явился…
  От волнения у Веры кружилась голова.
— Был выявлен факт ненадлежащего исполнения родительских обязанностей… в связи с отказом без уважительных причин взять своего ребенка из роддома… Злоупотребляет спиртными напитками… утрата материнского чувства… безответственность, — слова прокурора острой болью отдавались в сердце Веры.
 «Доченька, как трудно поверить, что то, что я слышу, имеет к тебе отношение. Девочка моя», — Вера мысленно вела  разговор с Асей.
— Бедная моя девочка… — прошептала она вслух.
Домбровский обнял Веру  за плечи и прижал к своей груди: «Тук-тук-тук», - успокаивающе говорил голос его сердца. Вера почувствовала себя лучше.
— При таких обстоятельствах суд пришел к выводу об обоснованности заявленных требований и постановил лишить Асю Павловну Кукушкину материнских прав в отношении несовершеннолетнего сына Петра Павловича Кукушкина, — огласил решение судья.
 Вера безвольно кивнула и, поддерживаемая под руку адвокатом, вышла из зала суда.
 Шаги гулко разносились по пустому коридору. Прервав молчание, Вера заговорила:
— В конце-концов, она может одуматься и вернуть себе сына, правильно? — ища поддержки, она заглянула в глаза Домбровского.
— Правильно… — сочувственно ответил адвокат и открыл перед ней дверь.

 ***
 В день суда Ася проснулась в растрепанных чувствах: ей приснился ребёнок — малыш, улыбаясь, тянул навстречу ручки; Ася играла с ним в «Прятки»:  «Ку-ку…», - прячась за деревьями, она то и дело  выглядывала из-за стволов, удаляясь всё дальше и дальше… «Ку-ку», — где-то далеко звучал её голос; ребёнок потерял мать из вида и горько заплакал.
 — Маркуша, может, заберём малыша? — преодолев сомнение, робко спросила она Марка.
— Нет! — сонно рявкнул Марк и, стащив с неё одеяло, отвернулся к стенке.
  Опустив ноги в тапочки, Ася побрела на кухню. Аппетита у неё не было. Не умываясь, она оделась и вышла во двор.

 ***
  Стояла теплая сентябрьская осень: в небе летали тонкие, блестящие нити паутины; солнце нежно пригревало макушку. «Как же я запуталась», —  подмигнула она красному светофору и, под резкий свист тормозов и вопли разъяренного водителя, перебежала дорогу.
 На работе Ася не появилась. Она бесцельно слонялась по улицам города и лишь почувствовав жажду и отсутствие денег в кармане, вернулась в квартиру Марка. Дверь была заперта. Она позвонила, никто не открыл. Не получив ответа и на стук в дверь, Ася взяла коврик,  и, спустившись по выбеленной известью стене, заняла выжидательную позицию.
Часа через два замок щелкнул: послышались голоса и шаги. Дверь открылась, выпустив тонкую светловолосую девушку.
Ася  застыла в немом оцепенении.
— Пока, принцесса!
Марк шлёпнул незнакомку. Она игриво взвизгнула, поцеловала его и сбежала вниз по лестнице.
  Не заметив Асю, Марк сыто потянулся и захлопнул дверь.

 ***
 Не помня себя, Ася бежала прочь. «Мужчина ведет себя с женщиной так, как она ему это позволяет», — в её памяти  всплыли наставления матери, так категорично воспринимаемые ещё совсем недавно. «Как же ты права, мама, я себя ни во что не ставила», — горько вздохнув, она продолжила бесцельное скитание.
На землю опускалась ночь.  Дрожа от холода, Ася села на привокзальную скамью и, поджав под себя ноги, уткнулась носом в коленки. «Кто я?», - искала она ответ на простой вопрос. «Преступница.  Брошенка. Предательница», - правда жестоко хлестала её по мокрому лицу.
 — Чё… — дрожишь? — раздался резкий незнакомый голос.
— Я не дрожу, — вздрогнув от неожиданности, Ася поёжилась.
— Бежишь? 
— Бегу…
— Деньги есть?..
Ася вдруг осознала, какой опасности она может себя подвергать, скитаясь в одиночестве по безлюдным местам: колени её предательски задрожали.
— Нет…
Трясясь от холода и страха, она разрыдалась.
— Ну, ты это… брось. Я тебя не трону. Есть куда бежать?
— Нет — вытирая рукой нос, отрицательно покачала головой Ася.
— Пошли со мной…
Ася подняла глаза на стоящую перед ней женщину: короткие, засаленные волосы; рваные джинсы; одутловатое лицо - она не вызывала симпатии. Борясь со страхом, Ася опустила ноги на землю. 
— Катя, — женщина протянула грязную, шершавую руку.
— Ася, — вспотевшая ладонь девушки прилипла к руке незнакомки.
— Да не дрейфь! —  поднимая  Асю с лавки, Катя обнажила беззубый рот в  улыбке.

 ***
 Через двадцать минут Ася стояла перед заброшенным домом: сквозь реи, скрывающие окна, просвечивался свет огня, — дом был обитаем.
 — Милости прошу… — приподняв полог мешковины, служивший дверью, женщина пропустила гостью вперед и привычно придавила его куском шлакоблока.
На Асю смотрели шесть пар сверкающих глаз.
  — Да не боись, трусиха! — подбадривала её Катя. — Знакомься, — это моя семья: Колян, — тощий сухой мужчина согнулся в наигранном почтении;  — Манька, — женщина в старом махровом халате предупредительно взяла Коляна под руку;  — это Сема, Анька и Надька; а это мой Степка, — усатый мужик в тельняшке сплюнул и сверкнул золотой фиксой. — А это, братцы, Ася,  — она вытолкнула вперед прячущуюся за её спиной девушку.
 Обустройство дома шокировало: тройка сбитых матрацов лежала на земляном полу вдоль стены; центр комнаты делил костер и  яма, представляющая собой импровизированный стол из мусорных отходов; душный запах грязной одежды, пота, перегара и несвежей пищи тисками сдавливал горло.
 Почувствовав в руках холод граненого стакана, Ася хотела было отказаться от угощения, но предвкушение расслабляющего тепла и жажда забвения, оказались сильнее разума.

 ***
Придя в себя, Ася открыла глаза. Над ней висела шиферная крыша. «Где я?», — панически мелькнула мысль. Повернув голову,  Ася издала дикий вопль ужаса: обнаженная, она лежала в переплетении человеческих тел.
 — Чё орешь, дура?! — шикнула Катя,  — Подымайся, пойдем «хавку» отрабатывать.
  Глаза Аси застили слезы. Она оцепенела от ощущения мерзости к самой себе. Ей хотелось содрать с себя кожу, запачканную липкой грязью человеческой низости, но она поднялась, натянула джинсы и футболку.
 Растолкав компаньонов, Катя сонно потянулась и, одобряюще подмигнула Асе:
— А ты ни чё!
 Пряча брезгливое выражение лица, Ася отвернулась.

 ***
  Было раннее утро.
— Самое время собирать урожай,  — поделилась своей мудростью Катя,  направляясь в сторону мусорных баков, что горстками ютились в спальном районе многоэтажек.
 Копошась в мусоре, Ася не сводила глаз с татуировки на запястье новой знакомой: это был фрагмент колючей проволоки — она  видела такой же рисунок у Хрыча, друга Марка. (из разговоров она знала, что за плечами этого человека был не один тюремный срок).
Перехватив взгляд Аси, Катя беззубо улыбнулась:
— Было дело… — знаешь, её значение?
Ася кивнула.
— Боишься спросить, за что срок мотала? Катерина  изучающее осматривала  подопечную, —  Степка говорит ты, похоже, дитя имеешь, где он?
  От неожиданности Ася проткнул палец иглой, брошенной в мусор кем-то из жильцов.
— Отказалась я от него —  не поднимая глаз, холодно произнесла она.
— Бросила в Роддоме? —  не унималась Катя.
— Бросила. Вчера суд был…, обреченного проговорила Ася, чувствуя неудержимое желание  выговориться.
… Выслушав историю новой знакомой, Катя прониклась жалостью к заблудшей маленькой девочке.
— Ты это, прости за вчерашнее. Если не хочешь, я своим скажу, они тебя не тронут. Найдем тебе лежак. Будешь спать сама,  — с какой-то теплотой в голосе прошепелявила она, пытаясь найти слова утешения и поддержки.
— Нет, спасибо, я пойду к отцу жить, — с облегчением выдохнула Ася.
— Дело твое. А знаешь, меня ведь тоже материнских прав лишили… — обречённо произнесла Катя.
  Женщины подперли спинами мусорные баки и закурили.
— Мой второй муж был инвалидом детства. Дитёв иметь не мог. В постели тоже был не ахти какой мужик. Одно у нас было общее: страсть к бутылочке. Воот… Нагуляла я  дитя. Пришла, рассказала… — думала, врежет мне промеж глаз, а он говорит:  «Не тронь мальца. Растить буду». Оставила. Да так он мне опостылел за четыре месяца: орет день и ночь. В общем, оставила я его Ваське. Загуляла…, — она смачно сплюнула, — А мать его возьми и сдай дитя органам. Отправила сына кодироваться,  меня  на порог не пускает. Вылечился он, собирал документы, шоб пацана  забрать. Туго мне стало без его пенсии, хоть вой: ребра с голодухи повылазили,  одежда спадает. И тут меня осенило: заманю его на речку, —  притоплю, а там глядишь, по потере кормильца буду получать на дитя, как малоимущая, да ещё часть хаты  отсужу. Знала б, что кореш меня сдаст, пришибла бы и его на том же месте. Воот… А освободилась, пацана усыновили. Ревела я потом… да что  толку, — она подняла глаза, — Простят ли меня небеса?.
— Простят, Кать, простят! Ты сходи в храм покайся. Мать говорит, на душе спокойней становиться, — Ася поднялась, отряхнула штаны и протянула руку  подруге по несчастью. Обнявшись, они попрощались  и разошлись каждая своей дорогой.

 ГЛАВА VII. Болезнь Павла.

  Ася подошла к дому отца и  её окутала какая-то беспричинная паника. Лоза Изабеллы, змеиным клубком опутавшая обшарпанную беседку, ломилась под тяжестью богатого урожая. Сорвав  ароматную сизо-черную ягоду с восковым налетом, Ася положила её в рот: грубая кожица отстала от сладкой нежной мякоти и она смачно выплюнула её на утоптанную землю. «Почему отец  до сих пор не сделал вино?», — подумала гостья, сорвала гроздь и направилась к двери.
  Поднявшись по узким, давно не крашеным ступенькам, она увидела записку. На пожелтевшем от времени обрывке газеты знакомым почерком было написано: «Ключ на прежнем месте».
  Ася спрыгнула вниз, как она любила это делать в детстве и, со знанием дела пошарила в пыльном углу сарая. Запутавшись в паутине, она брезгливо отдернула руку: ключа не было… «С чего я взяла, что записка принадлежит мне?» Закусив губу, она вышла во двор и села на порог.
Бесцельно уставившись в пол, Ася рассматривала зеленый слой краски, просвечивающийся сквозь коричнево-синие слои.
Пригреваемая солнечными лучами, она прикрыла глаза и провалилась в детские воспоминания: вот она перепачканная краской, но довольная своей работой трёт бензином щёку - голова кружится от восторга и едкого запаха…
— Ася, ты? —  удивленный голос отца прервал её видение.
  Ася открыла глаза и радостно бросилась на шею усталому, седому человеку с пожелтевшей кожей.
— Папка! — она стиснула мужчину в объятиях.
— Ну…ну:  ты как маленькая! — пробурчал растроганный Павел  и обнял дочь за плечи.
— А я и есть маленькая… —  обиженно буркнула Ася.
— Ну, что же мы стоим? — Павел спустился со ступенек и зашёл в сарай, — для кого записки пишутся? — пожурил он Асю.
— Я искала… — растроганная отцовской заботой, она сглотнула напрашивающуюся слезу.
  Ася приготовила обед. Запах борща мутил её сознание. В животе урчало.
— Прошу за стол! — продекламировала она, простирая руки в поклоне.
Павел приподнялся с дивана, опустил отекшие ноги на пол и слабой походкой подошёл к столу.
Ася, увлеченная поглощением пищи, не сразу заметила его удивленный взгляд.
— Тебя что, голодом морили? — подтрунивая над дочкой, спросил Павел.
Ася отодвинула пустую тарелку:
— Морили… Пап, можно я у тебя поживу?
Павел одобрительно кивнул:
— Что случилось? Где мама?
—Пап, ты доедай, и я тебе всё расскажу.
Ася выжидательно  поставила локти на стол и подпёрла подбородок раскрытыми ладонями. Первый раз за много лет их глаза встретились. В глазах Павла читалась  боль и грусть. Она моргнула, пытаясь стряхнуть наваждение, но ничего не изменилось. В попытке поддержать беседу Ася пожурила отца:
— А ты почему до сих пор виноград не собрал? Чем гостей угощать будешь?
Павел обреченно опустил голову:
— Доктор не велел…
— Причём тут доктор, ты ж, сроду не ходил к докторам? —  заволновалась Ася.
— Не ходил, да видно пришло мое время… — Павел отодвинул нетронутую тарелку и встал, —каждый человек появляется в нашей жизни в своё время, —  трезвый рассудок отца говорил непривычным для Аси языком.
— Ты о чём? 
— Я о том, что ты пришла вовремя, нужно успеть переоформить на тебя дом.
Павел обнял дочь. Боясь услышать правду, она прильнула к его груди и заплакала.

 ГЛАВА VIII. Новая жизнь Веры.

  Вера с Артемом собрали чемоданы и, воодушевленные предстоящими переменами, присели «на дорожку».
— Ба, а ты скучать будешь? — прервав немое молчание, встрепенулся Артём.
 Инесса Львовна  пожала плечами. Она не понимала, что с ней происходит: сердце щемило, в душе  пробивался хрупкий росток  грусти.
— Навещайте хоть иногда, — выдавила она смущенно.
В её голосе слышались  обвиняющие нотки тоски.  Звонок в дверь прервал  терзания пожилой женщины.
— Ну, с Богом!», — встав, Вера поцеловала мать и хотела было подхватить чемодан, но Артем деловито окинув её взглядом, взял инициативу на себя:
— Ма, я сам!
 Довольный собой, он дотащил вещи до выхода и открыл дверь. На пороге стоял Домбровский.
— Да ты настоящий, мужик!», — похвалил его Александр, —  Давай помогу… — взяв тяжелый чемодан, он подмигнул Артему.
— Мам, звони… —   Вера обняла Инессу: скрывая слёзы, пожилая женщина прикрыла глаза.

 ***
Погрузив чемоданы, переселенцы сели в машину. Артём смущенно опустил голову:  сила мотора и лаконичная роскошь дорогого салона  придавили его к сиденью, — он почувствовал себя маленькой, ничтожной пылинкой. Профессинальное чутье подсказывало Домбровскому настроение гостя:
— Всё в твоих руках парень: учись, стремись, дерзай и ощутишь над ней власть, — проговорил он мягким, уверенным голосом.
Артём открыл скрещенные на груди руки и поднял подбородок.
 Поймав в зеркале благодарный взгляд Веры, Александр улыбнулся:
— Вера, отпустите нас в выходные на картинг?
Одобрительно кивнув, она  обняла сына и в очередной раз удивилась проницательности и человечности  Домбровского.

 ***
 Инессу разбудил глухой сигнал будильника. Она слышала этот звук каждый день, но сегодня он был непривычно назойлив.
— Да что она там делает? —  сердито выругалась женщина и, встав с  дивана, направилась в комнату Веры.
Распахнув дверь, она окончательно проснулась: две металлические кровати, — подарок родителей Инессы на свадьбу, аккуратно застелены пледами; тряпичные коврики, старательно вязанные Верой; стол-тумба; стул…
— Она ушла, едва шевеля сухими губами, проговорила Инесса и  беспомощно опустилась на кровать: та, почувствовав настроение своей старой хозяйки, — жалобно скрипнула,  вызвав безудержное рыдание одинокой женщины.

 ***
  Опустив забрало шлема, Артём согнул пальцы: перчатки сидели как влитые, давая возможность чутко чувствовать руль; сердце, норовя выпрыгнуть на серую полоску трассы, безудержно тарахтело.  Он крепко стиснул руль Хонды, сконцентрировался и, привыкая к машине медленно поехал.
Обуздав первый круг, Артём почувствовал себя настолько уверенно, что утопил педаль газа в пол: прилив адреналина будоражил кровь; стремительно планируя по виражам, начинающий пилот превратился из  пойманной птицы  в свободно парящего ястреба.
 Опьяненный ревом мотора, Артём заглушил болид и  снял шлем.
— Ну, ты даешь!.. — воскликнул тренер,  — для новичка – ой, как не плохо! Пойдешь к нам в клуб? Группы правда уже укомплектованы, но от такого парня грех  отказаться.
Артём смущенно перевёл взгляд на Домбровского. Тот одобрительно кивнул:
— Убедим маму и обязательно вернёмся! А теперь дайте мне крылышки размять!
 Адвокат прыгнул в машину и, войдя в  раж, слился с болидом: автоматически оценивать ситуацию, быстро принимать решения и преодолевать трудности, — было для него привычным делом.

 ***
Возвратившись домой, гонщики, возбужденные переполняющими эмоциями,  наперебой  пересказывали Вере впечатления совместно проведенного выходного. «Мужчины…, завтра их будет трое», - предвкушение счастья тихо поселилось в душе Веры.

 ***
  Больница гудела. Медперсонал и мамаши судачили о преуспевающем адвокате, приютившем отказника и женщину-опекуна с сыном.
— Идут! — прошло волной по коридору.
Женщины выглядывали в окна, рассматривая красивую пару: одни  завидовали чужому счастью; другие восторгались статным мужчиной; третьи, — молча благословляли идущих на благое дело.
 Вера трепетала.
— На нас все смотрят, — тихо прошептала она Домбровскому и залилась румянцем.
— Пусть смотрят. Сегодня мы для них повод пообщаться, пересмотреть свою жизнь.
Слушая Александра, Вера почувствовала  себя уверенней.
  Поднявшись на второй этаж, она распрямила плечи и, улыбаясь любопытным лицам, то и дело выглядывающим в проемы предупредительно открытых дверей, прошла в знакомую палату:  Петя спал; дежурная медсестра одела сонного кроху и, подстрекаемая коллегами поближе рассмотреть Домбровского,  в  сопровождении Лины вынесла малыша на улицу.

 ***
  Почувствовав легкое прикосновение ветерка, кроха сморщил носик.
— Ну, здравствуй, Клиент! — адвокат взял мальчика на руки.
 Устроившись в крепких, надежных руках, согреваемый ласковыми лучами солнца, — малыш сонно улыбнулся.
— Спасибо вам за всё! —  Вера, в порыве чувств, обняла растроганную медсестру.
— С Богом! — смахивая слезу, ответила девушка и, помахав в след удаляющейся троице, бросилась к своим отказникам.
  Не успела она подняться на этаж, как ее обступили нетерпеливые сослуживицы.
— Ну, как он? —  требовали они подробностей.
— Улыбался… —  задумчиво проговорила Алла.
— Тебе что ль, улыбался? — съязвил кто-то из коллег.
— Вы о чём? — недоуменно переспросила девушка.
— Ну, ты даешь, о чем… — О ком! Как тебе Добмбровский?», - требовательно настаивал тот же голос.
— Не знаю, девочки, я не успела обратить на него внимание, помню только блаженную улыбку Петеньки, —  рассеянно выдавила Аллочка и, не дожидаясь ответа, спешным шагом направилась в десятую палату.
 На пороге её встретил выбравшийся из кроватки Кирюша. Сегодня ей не хотелось  журить проказника. Она присела, взяла бутуза на руки и прижала к груди.

 ***
  Едва Вера переступила порог детской, раздался тревожный звонок Ивана Матвеевича:
— Здравствуй, Верочка, прости, что беспокою тебя: хочу, чтобы ты знала — Инессе скорую сегодня вызывали, — давление подскочило. Ты бы навестила её, дочь?..
Тихонову доставляло особую радость произносить заветное слово «дочь». Он был лишён радости отцовства и от того, так близка и дорога ему была эта соседская девочка.
Кровь прилила к голове Веры: прижав к себе синий конверт, она присела в кресло.
— Что с вами? —тревожно спросил Александр.
— У мамы давление подскочило. Скорую вызывали…
— А давайте, покажем ей внука?», — предложил он побледневшей Вере.
— Вы думаете?
— Почему бы и нет, я побуду с Петром, а вы соберите сумку.
— Конечно, — передав малыша хозяину дома, Вера стала складывать вещи.

 ***
Встретив гостей, Инесса старательно скрывала своё состояние. Пытаясь быть гостеприимной, она предложила положить правнука на пуховую подушку в её спальне, поставила чайник и достала банку меда. Всё это было на неё не похоже.
— Как ты себя чувствуешь, ма? — спросила Вера.
— Так ты всё знаешь… Иван разболтал? — нахмурив брови, пожилая женщина насупилась, — А я то думала, ты решила меня навестить, — внука показать.
— Ну, что ты, мам, я буду звонить тебе каждый день и приезжать каждую неделю, — начала Вера.
  Инесса махнула рукой и, скрывая слёзы, торопливо направилась в спальню.
Тихий плач малыша, вернул ей боевое расположение духа. Пересилив искушение взять кроху на руки, пожилая женщина  привычно скомандовала:
— Боец проснулся. Несите кашу!
«Молодежь» засуетилась. Инесса Львовна потеплела:
— А-а-а… — успокаивала она правнука на знакомом ему языке.

 ***
  Вера неспешной походкой прогуливалась по парку, расположенному вблизи особняка Домбровского.  Петя крепко спал, баюкаемый  мягким покачиванием рессор больших колес и свежим утренним воздухом.  Тени деревьев мягко ложились на асфальт, рисуя,  в воображении причудливые  картинки. Увлечённая рассматриванием изображений, Вера не сразу обратила внимание на  девушку, отчаянно машущую рукой.
— Вы мне? — она не могла вспомнить, где встречала это милую незнакомку с детской коляской.
— Вам, вам!
  Девушка подбежала к коляске и заглянула.
— Тьфу, тьфу! — щёчки наел. Как спит? Наверное, устаете?   тараторила она без умолку.
— Простите, не припомню, откуда я вас знаю. Мы с Вами знакомы? — пытаясь встряхнуть свою память, смущенно проговорила Ангелина.
— Я Алла Михайловна, медсестра, что ухаживала за Петенькой!
Теперь Лина и сама узнала девушку и   протянула ей руки.
 — У Вас есть малыш? — удивилась Ангелина, — рассматривая бутуза, сидящего в прогулочной коляске.
— Да! Представьте себе, благодаря вам и Петеньке: в тот день, когда вы ушли, во мне что-то перевернулось и решила во чтобы то ни стало не отдавать его в дом малютки. Собрала документы и забрала его к себе. Теперь, я настоящая мама! — посмотрите, какой он славный!
— А… грустноглазый… как же преобразила  тебя любовь! — растроганная, Лина  поцеловала  пухлую ручку мальчика.
Женщины присели на скамейку и завели неспешный  разговор о детях. Солнце поднималось все выше и выше, подогревая увлеченный разговор новоиспеченных мамаш.
Звон колоколов Свято-Вознесенского храма созывал прихожан на полуденную службу. Женщины перекрестились.  Вера посмотрела на часы:
— Скоро кормить Петеньку…
Обменявшись с Аллой номерами телефонов, Вера спешно направилась домой.

 ***
 Подойдя к пешеходному переходу Вера обратила внимание на элегантно одетую пожилую даму в шляпке. Женщина не решалась перейти дорогу. Их взгляды встретились.
— Вы будете переходить, милая?
Вера кивнула и протянула руку. Морщинистая рука пожилой женщины оказалась удивительно мягкой и теплой: щемящее чувство затрепетало в груди Веры —  «Бабуля…», — промелькнуло у неё в голове.
— Я им не доверяю…—  извинилась спутница, кивая в сторону рычащих моторов.
  Женщины благополучно перешли дорогу. Вере не хватало сил разжать руку, — ей казалось, что в этот момент, когда она это сделает, — упорхнет  мгновение счастья.
— Право не знаю, как вас благодарить, —  проговорила  пожилая дама.
— Ну, что вы… вам куда?
— Мне на Каштановую.
  У Веры от радости подпрыгнуло сердце:
— Да мы с Вами соседи! Если вы не против, — я с удовольствием вас провожу!
Пожилая женщина благодарно кивнула:
— Зовите меня Антонина Николаевна.
—  А я Вера. Что вы делали одна, вдали от дома?
— Вы почувствовали мою неуверенность? Да, милочка, вы правы, я очень редко выбираюсь из дома. Сегодня как раз тот случай. Я забирала посылку от дочери», — она показала  небольшой сверток, —  здесь итальянский шелковый галстук от Валентино и запонки:  подарок моему сыну на день рождения.
— Вы живете одна? — Вере хотелось знать об этой женщине как можно больше.
— Нет, моя дорогая, я живу в доме сына и невестки. Они милые добрые люди.
А вы?... — обратилась она к Вере, с кем живете вы?
Лина вкратце обрисовала картину своей жизни.
— Я о вас наслышана. Непременно приходите к нам в гости.  Нам с вами стоит познакомиться  ближе.
Антонина Николаевна остановилась у высоких ворот и ещё раз протянула руку:
— До встречи.
—  До встречи… грустно улыбаясь, Вера выпустила её ладонь и помахала вслед уходящему воспоминанию.

 ***
— Вера, вы познакомились с нашей соседкой? — Домбровский одобрительно улыбался, — в следующую субботу мы приглашены на праздничный обед в честь именин моего доброго друга, сына Антонины Николаевны. Она от вас в восторге!
  Ангелина покраснела.
— Что с вами? — удивился Александр.
— Мне приятно приглашение, но я себя чувствую неловко.
  — Отчего?
— Я всего лишь ваша экономка — раз; я не умею общаться с людьми вашего  круга — два; я не могу соответствовать вам — три», — выпалила Ангелина на одном дыхании.
 — А теперь, разберем все по-порядку, —  Домбровский деловито-наигранно предложил Вере присесть за стол переговоров. — Вы экономка с понедельника по пятницу и это не мешает вам иметь друзей — раз; вы красивая женщина, прекрасный собеседник, добрый, милый отзывчивый человек  — два; а насчет несоответствия — я вас не понял, — проясните, пожалуйста, что вы под этим понимаете?
От услышанных комплиментов у Веры кружилась голова, она ещё больше залилась краской и, опустив голову,  стыдливо проговорила:
— Мне совсем нечего одеть…
— Ах, вот вы о чем! Истинная женщина! Ну, это поправимо. В пятницу у вас аванс, я приеду домой на пару часов, посижу с Петром, а вы пробежитесь по магазинам. Идет?
— Идет, — улыбнулась Вера и, чувствуя благоприятное время для разговора, продолжила, — Александр Сергеевич, раз уж мы с вами начали откровенную беседу, у меня к вам есть большая просьба: вы только не давайте спешный ответ, — дело серьезное… — она замялась.
— Ну? — Александр нетерпеливо улыбался.
— Я прошу вас стать крестным отцом Петеньки…
Вера даже не представляла, что значило для Домбровского её предложение. Он сиял.
— Спасибо… Вера! Знаете, я чувствовал, что подошло время поговорить об этом с вами, но все как-то не решался.  Я люблю этого мальчика и очень хочу стать для него духовным отцом, — с этими словами он встал и обнял её за плечи.

 ***
 Костюм на манекене выглядел потрясающе.
— Сколько он стоит? — поинтересовалась Вера у консультанта модного бутика.
— Ты что, разбогатела? — Вера услышала за спиной знакомый голос и обернулась.
В длинноногой ухоженной женщине с орлиным носом узнавалась школьная подруга Безделева Жанна. 
— Жанна, это ты? Ты как всегда не отразима! — искренне обрадовалась встрече Вера, — поможешь  с выбором?
 Жанна надменно окинула взглядом старую знакомую и, сморщив нос, пренебрежительно фыркнула:
— Времени в обрез. И ты не трать своё, посмотри на цены!
  Вера залилась краской. Бросив сухое: «Пока!», - Жанна  направилась к выходу.
Звук китайских колокольчиков привёл Веру в чувство.

— Не обращайте внимание. Мне показалась, эта барышня вам завидует. Хотите, покажу платье, от которого вы не сможете отказаться? и цена у него очень приятная. Я отложила его для себя. Но ради такого случая…», - улыбаясь, продавец достала из подсобки темно-синее платье  тонкой шерсти в стиле 50-х с рубашечным верхом и юбкой клеш. — Вот. Очень модно в этом сезоне.
— И удобно, — одобрительно добавила Вера.
— Точно: дорого, модно, комфортно»,  —резюмировала продавец, окончательно уверив Веру в правильности выбора.
Вера взяла в руки бирку:
— Да… почти весь мой бюджет… - протянула она в размышлениях, но ещё раз оценив шикарный наряд,   скрылась в примерочной.
  Платье сидело, как влитое. Вера не могла оторвать взгляд от женщины  в зеркале.
— Вам помочь? — прервала её продавец.
— Нет, нет… — всё в порядке!», — Вера отодвинула шторку и вышла.
 — Какая же вы, оказывается, красавица! — продавец одобрительно сложила ладони у ухоженного, очаровательного личика, — теперь, главное правильно подобрать обувь и никаких аксессуаров! Ваши удивительные глаза — самый подходящий и впечатляющий аксессуар к этому платью!
  Она написала записку и подала её Вере:
— Вот. Держите. Зайдите в этот бутик, там работает мой хороший друг. Он сделает вам скидку на туфли. Ищите кожаные или бархатные туфли серого цвета на каблуке и никакие другие, слышите? — давая наставления неопытной, но милой покупательнице, продавец вновь улыбнулась.
Переполненная эмоциями, Вера благодарно обняла девушку:
— Спасибо вам за всё! А платье дам поносить, —  она шутливо подмигнула, расплатилась и вышла на залитый светом тротуар.

 ***
 Пребывая в мечтах, Вера сразу не заметила, как подметая плитку длинными колышущимися юбками, в её направлении шла немолодая цыганка.
— Ой, вижу, человек ты хороший, добрый, всем помочь хочешь. Беда тебя ждет, — начала она вкрадчивым тоном.
Вера остановилась как вкопанная. Цыганка приблизилась ближе и, будто невзначай, дотронулась бронзово-черной рукой в золотых  перстнях до молочной руки девушки.
— С ребенком у тебя беда, — продолжала она внушительным тоном.
У  Ангелины подкосились ноги.
— Дай монетку! — потребовала цыганка, сверкая золотой улыбкой.
  Потеряв бдительность,  Вера торопливо открыла сумку, нащупала кошелёк и достала пятирублевую монету.
— А теперь заверни её в бумажную купюру, — продолжала цыганка, поправляя на голове косынку.
Вера доверчиво выполнила указание и зажала полученный комок в кулак.
— Дуй! — скомандовала гадалка.
Вера выпустила струйку свежего дыхания на грязную руку цыганки. Резкий свет солнца ослепил девушку. Она зажмурилась, а когда вновь посмотрела на руку, там было пусто.
— Дай, милая, другую купюру.
  Вера открыла кошелек. При виде одинокой пятитысячную купюру, она засомневалась.
— Не жалей, милая, денег на своё счастье. Моё слово крепко. Далеко вижу, ты добрый человек, но счастья у тебя нету.
Вера достала купюру.
…  Оставшись без денег, Вера почувствовала себя обманутой, но пререкаться с цыганкой не решилась.

 ***
  Тихо хлопнула входная дверь. В ожидании пробуждения Петра, Домбровский дремал в гостиной.
— Как поход? —  зажмурившись, он резко распахнул глаза, пытаясь прогнать сон.
Вера опустилась в кресло и разрыдалась.
— Что с Вами, Вера?
Глотая слезы и шмыгая носом, Вера пересказала Александру историю с исчезновением денег.
— И стоило так рыдать? За каждый урок нужно платить, если не умеешь их извлекать из опыта окружающих. Сегодня для вас будет уроком талантливое искусство обмана цыганки.
— Да, но туфли то я так и не купила, — всхлипнула Вера.
— Куплю их вам в кредит», — улыбнулся Александр, протягивая хрустящий свежий платок.
  Вечером Вера достала из коробки свои старые лакированные туфли на шпильке и тщательно отполировала их  мягкой фланелевой тряпочкой. Она повертела туфлю в руке:  силясь затмить предательски потрескавшийся от времени лак, она ослепительно сияла. «Будет мне уроком», — повторила Вера слова Домбровского. Она помнила об обещании адвоката, но видя его загруженность и уставший вид, не смела думать, что он вспомнит о туфлях для золушки.

 ***
  Приближалось время полудня. Вера радостно ворковала над Петенькой, уговаривая его переодеться. Малыш стойко переносил момент раздевания, но когда дело доходило до втискивания в одежду, отчаянно вопил и сопротивлялся. Достигнув цели, Вера  облегченно вздохнула:
— Ну вот, ты готов. Теперь полежи смирно.
Проскользнув в платье, она запела.
— И мне до тебя, где бы я ни была, дотронуться сердцем не трудно… - лился её голос.
Прислушиваясь,  малыш внимательно следил за её губами. Ангелина расчесала  разбросанные по плечам локоны,  пару раз взмахнула тушью по ресницам и нанесла блеск на  губы. Втискиваясь в ссохшиеся туфли, она прикусила губу. Пересилив  жгущую боль, она взяла малыша и распахнула  дверь, едва не задев ею хозяина дома.
 — Простите, Александр Сергеевич, я такая неловкая, —  спохватилась она озабоченно.
— Ну что Вы, Вера, это я, как мальчишка заслушался. Вот, — это вам, — он протянул картонную коробку с прозрачным верхом, сквозь который просматривалась пара дорогих замшевых туфель  серого цвета.

 ***
  Доставая банку с детским питанием, Вера заметила на подоконнике белую орхидею.
— По какому случаю подарок? 
— Просто так, — улыбнулся Александр, —  не мог же я покупать цветы участницам торжества и не купить их вам. Да, и потом, этот цветок напомнил мне Вашего одинокого лебедя. Как Вы относитесь к предложению навестить его после обеда?
Вера одобрительно кивнула.

 ***
Домбровский позвонил в домофон. Ворота автоматически открылись и впустили гостей. На пороге их встречала ухоженная милая женщина.
— Ирина, — представилась она Вере.
— Вера.
— Неужели это ты?! — Ирина внимательно всматривалась в личико крохи.
Ангелина непонимающе следила за женщиной. Поймав удивленный взгляд, Ирина  укоризненно посмотрела на Александра.
— Дамы, не сердитесь. Мы с Антониной Николаевной хотели сделать Вере сюрприз. Вера, познакомься, — это Ирина Викторовна Долженко.
До сознания Веры стало доходить почему этот глубокий голос показался ей знакомым.
— Ну, что же мы стоим? — спохватилась хозяйка дома,  — обед стынет.
 Заглаживая вину, Домбровский вручил Ирине букет: солнечный подсолнух в кампании веселых хризантем, сухая коробочка кувшинки в обрамлении золотых листьев клена рисовали в воображении игривый осенний сад. Вдохнув горько-сладкий аромат, женщина благодарно улыбнулась.

Глава 9. Крещение Петра

Домбровский впервые за много лет отстоял службу в маленькой, но добротной часовенке Святых Первоверховных Петра и Павла;  исповедовался, причастился и, вдохнув густой, ароматный хлебный запах просфоры, вышел во дворик. Подойдя к покосившемуся деревянному  колодцу, он зачерпнул из ведра кружку холодной  воды с удивительным серебряным вкусом и присел  на скамью под старой елью. Благоговейно созерцая золотой крест на фоне прозрачного утреннего неба,  он не сразу заметил, как к нему подсел отец Владимир.
 — Вы хотели со мной поговорить?
Домбровский втянул ноздрями бодрящий воздух.
— Дышится  у Вас тут благодатно.
Священник  одобрительно кивнул.
— Хочу хлопца покрестить в вашей часовне. Вы не против?
— Отчего ж против. Для нас это будет большой праздник. Не каждый день Бог дает такую благодать. Деревушка у нас маленькая. Народу мало, а приезжие не частые гости. Как звать то Вашего хлопца?
— Петр, —  ответил Александр, — необычный он мальчик и судьба у него необычная.
Вкратце описав историю будущего крестника, Домбровский поднялся:
— Вы уж молитесь за него.
Священник освятил гостя крестным знамением и одобрительно кивнул.
 Вечером по деревне разлетелся слух о предстоящем крещении взятого на попечение мальчика и реставрации колодца  часовни на пожертвование заезжего прихожанина.

 ***
  Утром, пока дом спал, Вера подошла к устроенному ею алтарю, зажгла свечу, помолилась и нерешительно набрала номер телефона Али.
— Да… — услышала она сонный голос.
— Здравствуй, доченька. Сегодня у Пети крестины. Знаешь, это очень важно. Духовно человек рождается только раз в жизни. Поедешь с нами?
— Вы там духовно рождаетесь, а отец умирает, — хлестнула Ася мать и бросила трубку. 

 ***
Переступив порог, Вера замерла. Маленькая, уютная часовня была наполнена красками жизни: ярко-красные ягоды калины, блестящие сотней рубинов в убранстве оранжево-желтой листвы, перемежались  радужным разноцветьем георгин. Красочность убранства создавали резные позолоченные детали иконостаса, травные орнаменты высоких панелей,  сочетающиеся с иконами «неба».
 Навстречу прихожанам вышел отец Владимир. Благословив присутствующих, он покровительственно возложил руку на голову крохи. Следя за губами священника, читающего запретительные молитвы против сатаны, малыш стих.
— Изгони из него всякого лукавого и нечистого духа, скрытого и гнездящегося в сердце его… — крестообразно дунув на Петеньку проговорил батюшка.
Вера поежилась и поправила соскользнувшую косынку. Священник благословил мальчика и, возложив руку на курчавую головку, продолжил молитву.
— Отрицаешься от сатаны? —  громогласно прозвучал его голос.
— Отрицаюся!, — вторил ему Домбровский.
Громкие голоса встревожили кроху. Детский плач наполнил часовню. Отец Владимир улыбнулся и протянул малышу руку.
— Читаем символ веры, — ласково сказал он Пете и крестным.
Бархатный баритон Александра слился с нежным тембром Аллы. Мальчик повернул голову в сторону знакомых голосов и затих.
В знак исцеления и примирения с Богом, батюшка  окунул помазок во флакон с елеем и помазал малышу  личико, грудь, ручки и ножки. Осенив купель крестным знамением, он осторожно взял кроху на руки:
— Крещается раб Божий Петр. Во имя Отца, аминь, — малыш почувствовал прикосновение теплой, успокаивающей воды; — И Сына, аминь, и Святаго Духа, аминь.
Петр не издал ни звука. Отец Владимир возложил на него нательный крест и достал из воды. Холодный воздух окутал тело мальчика и лишь теплое, мягкое полотенце и привычно крепкие руки Домбровского сдержали вопль новопросвещённого.
 Кроху облачили в белую хлопчатобумажную ризу с золотой вышивкой. Это был труд трех бессонных ночей Аллы. Священник повернулся к прислужнику, извлек из ковчежца флакон с мироносицей и кисточку. Пряный аромат ладана, мускуса, гвоздики легким облаком повис в воздухе. Отец Владимир помазал малыша святым миром: лоб для  освещения мыслей; глаза, чтобы  шёл по пути спасения под руководством благодатного света; уши, чтобы  чутко слышал слова Божии; уста, чтобы они стали способны к вещанию божественной истины;  руки для освещения на труд благочестивый; ноги для хождения по стопам заповедей господних; грудь, чтобы облекшись благодатного Духа Святого, победил всякую вражескую силу.
— …Печать дара Духа святого», — третий раз прозвучал голос священника.
— Аминь, — ответил Домбровский.
  Выражая радость Церкви о рождении нового её члена Духом Божиим,  Петра  торжественно обнесли вокруг купели с пением «Елицы во Христа крестистеся».
  Пламя свечей в руках крестных родителей благодатно освещало чтение Евангелие.
С мальчика отерли  миро. В знак послушания и жертвы, батюшка крестообразно постриг завитушки и скатав с воском, бросил в купель. Жизнеутверждающий восковой буек, всплыл улыбками в глазах близких.
Крепкие руки отца Владимира подхватили Петеньку и вот, священник «рисует» им крестное знамение перед царскими вратами и  заносит в алтарь, чтобы появившись вновь, передать в крепкие руки крестного. 
 Церемония подошла к концу.
— Прошу вас отобедать с нами, — гостеприимно предложил отец Владимир.
Домбровский перевел взгляд на Веру. Она одобрительно кивнула.

 ***

 В сопровождении священника гости прошли в трапезную. Запах свежесваренного борща приятно щекотал нос.
— Прошу, — располагайтесь, — радушно предложил Отец Владимир, указывая на большой деревянный стол.

 — …Христе Боже, благослови ястие и питие рабом твоим, яко Свят еси, всегда, ныне и присно, и во веки веков, —  окончил молитву священник.

 Положив ложку в пустую тарелку, Ангелина прервала молчание:
— Спасибо большое. Рецепт столь вкусного борща засекречен? — улыбнулась она дородной прихожанке.
Женщина смущенно опустила глаза.
— Это от того,  что обеды наши приготовлены с душой и молитвой, — поддержал разговор отец Владимир. Вы лучше расскажите мне о матери Петра: кто она? Почему оставила младенца? — обратился он к Лине.

 Отвечая на вопрос священника,  Ангелина впервые была откровенна сама с собой: здесь нельзя было врать и лукавить, нельзя было оправдываться и перекладывать вину на чужие плечи. В ее рассказе было много тире и многоточий, но точки в истории не было. Окончив монолог, она почувствовала на языке привкус горечи. Во рту пересохло. Сделав глоток компота Лина тяжело вздохнула.
— Не отчаивайтесь. Бог в помощь. Я буду молиться об этой заблудшей душе, и она обязательно постучится в дверь храма Господня, — мягко успокоил ее отец Владимир. Он отломил кусочек свежей булочки и, смакуя, запил ароматным узваром.

 ГЛАВА X. Ася — дорога к  храму.
 
Сдавливая голову, вот-вот обещавшую разорваться на тысячу маленьких бесполезных кусочков, Ася раздраженно хлопнула дверкой буфета и села на пол. Тело ломило. Заглянув во все шкафчики и углы отчего дома, она убедилась в твердости отца отказаться от спиртного. «Думай Ася, думай», - твердила она себе и, вспомнив трюки, проделываемые Марком, направилась к соседке.
 Пройдя вдоль домов, она постучала в калитку. Дремавшая дворовая шавка рванула цепь, оскалила зубы и залаяла, отпугивая непрошенную гостью. На шум показалась  пожилая неухоженная женщина.
Здрасьте! Теть Том, Вы меня узнаете? — по-детски загибая руки и крутя сбитым носком в дорожной пыли, заискивающе спросила девушка.
Тамара отрицательно мотнула головой, но окна не закрыла.
— Постой, я ща к тебе выйду,— любопытство взяло верх: женщина сунула ноги в калоши и направилась к калитке.
 Внимательно присмотревшись к девушке, она узнала этот нетерпеливый взгляд бегающих карих глаз.
— Ну, копия папаша. Аська, ты штоль?
  Ася радостно закивала головой.
— Ну, ты вымахала -  не узнать. Тебе что надо, или так?
Теть Том, пятьсот рублей одолжите на недельку?
— Ну, точная копия папаши. Тебе для чего? Пашка вроде закодировался пару месяцев назад, получает пенсию по инвалидности…
— А я хотела пойти продуктов купить, да постеснялась у него денег попросить.  Вы как: не хвораете?
— Та ты проходи, я тебя накормлю, поговорим,  — уговаривала  Асю любопытная соседка.
Неоправданные ожидания, отсчитывая уходящее время, отдавались острой болью в затылке. Ася поблагодарила Тамару за гостеприимство, но заходить отказалась.

 ***
  Изодрав застиранную до дыр отцовскую футболку, Ася растрепала волосы, намочила лицо, руки и, обсыпав себя земельной пылью, посмотрела на отражение в зеркале: «То, что надо! Бедная Ася…». Кривляясь, девушка передразнила своё отражение в зеркале и продолжила перевоплощение. Оторвав крышку от коробки из под пива, она старательно нацарапала легенду; порылась в мусорном ведре и, отыскав пустую консервную банку из-под кильки,  направилась к храму.

 ***
  Служба подходила к концу. К стенам церкви подтягивались «сторожилы»  — профессионалы паперти. Благодаря утренним подаяниям, попрошайки опрокинули пару тройку рюмок и, проспавшись, заступали во вторую смену, отрабатывать опохмелку. Ася на их фоне выглядела белой вороной, потому,  ловя на себе косые взгляды,  ощутила нервную дрожь.

  Звон колокола оповестил об окончании службы. Прихожане покидали храм.
— Подайте, беженке на пропитание, — жалобно стонала Ася.
Слушая историю с наводнением, обрушившим стены дома, и лишившим девушку крова и пиши, сердобольные старушки со слезами на глазах отдавали ей свои скудные сбережения.

 ***
— А, ну, отдай банку! — чья-то рука сдавила горло новенькой. Ася судорожно сглотнула и закивала головой. Хватка ослабла. Вывернувшись из удушливых тисков, она со всех ног бросилась во двор храма, едва не сбив с ног старицу в черной ризе.
— Что с тобой, дитя моё?
Ася отрицательно замотала головой и заплакала.
— Будет, будет, плакать, —  монахиня помогла Асе подняться и, взяв её под руку, повела в свою комнату.
Очутившись к келье, Ася почувствовала себя легко и спокойно, и, лишь набитый смятыми купюрами карман, нещадно жег бедро. Она выложила деньги на стол.
— Вот, возьмите, — виновато проговорила она  благочестивой старушке.
— Они тебе понадобятся, дитя моё: сегодня Господь послал  тебе меня. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, — ласково погладив Асю по голове, монахиня поставила на стол ароматный мятный чай с медом.
— Прям, как дома,  — улыбнулась Ася и, как на духу, открылась матери Софье.
 — Сколько у тебя денег, дитя моё, — заботливо спросила монахиня.
  Вера снова выложила на стол подаяния и пересчитала.
— Пятьсот тридцать два рубля, — она подняла глаза и встретилась со светлыми глазами монахини. — У Вас мамины глаза, — скрывая слезу, Ася захлопала ресницами.
— Вот и славно. Оставайся сегодня у меня. А завтра тебе предстоит новая дорога.
 Мать Софья открыла молитвослов и жестом позвала Асю присоединиться:
— Поблагодарим Отца нашего за прожитый день, за посланные им радости, за произошедшие встречи, события, жизненный опыт, за то, что Господь уберег нас от невзгод, а послал лишь испытания, требуемые для духовного роста, —  она опустилась на колени перед образом Христа спасителя. Ася последовала  её примеру. Какое-то особое целомудрие, проявляющееся в словах, внешнем виде, во всем  поведении монахини, подчиняли себе добровольно и без остатка.
 Вязаный тряпичный коврик снова навеял воспоминания о маме. «Завтра обязательно тебе позвоню», —  Ася мысленно она обратилась к Вере и отдалась молитве.
 — Возьми, дитя мое, — монахиня протянула Асе свежую ночную сорочку. — Отдыхай, —  поцеловав девушку в лоб, мать София вышла и прикрыла за собой дверь.
Ася первый раз окинула взглядом комнату: жесткая кровать, маленький овальный коврик, два кресла, стол и несколько икон на выбеленных стенах, — уютная тихая комната была наполнена тихой благодатью Святого Духа.
 Девушка переоделась, забралась в кровать и, лишь её голова коснулась подушки, уснула крепким, спокойным сном.

 ***
 Монахиня вышла во двор и наломала можжевеловых веточек. Вернувшись в келью, не включая свет, она села в кресло, освободила уставшие ноги и погрузилась в молитву.
… Закричал петух. Ася открыла глаза: светало; в кресле, опустив голову на грудь, спала мать Софья. Испытав угрызения совести, Ася соскользнула с кровати и  осторожно коснулась плеча спящей женщины. Монахиня открыла глаза:
— Птаха ты моя ранняя, чего подскочила ни свет ни заря?..
— Простите меня, мать Софья. Не привыкла я заботиться о других. У Вас, наверное, тело все затекло. Лягте, отдохните…
Софья улыбнулась. Она встала, но спина не разгибалась. Ася виновато подбежала к старице, помогла ей лечь и укрыла  одеялом.
  — Отдыхайте, а я посижу.
  Опустившись в кресло, хранившее тепло матери Софьи, Ася взяла книгу и, полистав страницы, погрузилась в сон. Образ Девы Марии  с воздетыми руками и стоящий в чаше младенец Христос указывали на  дорогу в новую жизнь.

 ***
  Солнечный свет щекотал ресницы, когда Ася почувствовала бодрящий, сладкий аромат можжевельника и чабреца. Открыв глава она увидела хлопочущую у стола мать Софью.
 — Проснулась? — бодро проговорила посвежевшая после сна монахиня, — А я для тебя чай заварила: ты пей, а мне пора на службу. Вот, — возьми, — мать Софья протянула Асе сложенный лист бумаги и пятьсот рублей,  — Бог в помощь, — благословив гостью крестным знамением, монахиня поспешила в храм.
Ася открыла бумагу. На белом, плотном листе старательным  старческим почерком было выведено:  «Иерому Руфину, духовнику Православного реабилитационного центра «Неупиваемая чаша» при Кременско-Вознесенском монастыре. Отец Руфин, прими и позаботься о заблудшей душе подательницы сего письма. Да благословит тебя господь! Мать Софья». Далее была начерчена карта и указан адрес монастыря.
Безвозмездная, всепрощающая любовь пронзила всё существо Аси. Её полюбили не за что-нибудь, а вопреки всему. Мать Софья почувствовала её душой, увидела в ней ту, кем она может быть. Её мудрому взору открылось не дурное, а прекрасное; не злое, а доброе; не уродливое, а чудесное. Ася верила ей, как поверила и  в то, что  может и должна стать другой.

 ***
  Выйдя за ворота храма, Ася благоговейно перекрестилась и, достав разряжающийся телефон, набрала номер матери.
— Здравствуй, доченька, что-то случилось? — раздался  взволнованный голос Веры.
— И да, и нет. Мам, вернусь - поговорим. У меня к тебе просьба, — решительно попросила Ася.
— Хорошо, я слушаю, — как всегда с готовностью быть полезной согласилась Вера.
— Присмотри за отцом, а я через полгода вернусь…
 Телефон предупредительно дилинькнул. Экран погас.

 ***
  Идя по каменистой проселочной дороге, Ася любовалась открывшимся её взору пейзажем: вверх по течению Дона, на махровой лужайке, в окружении могучих багряно-желтых деревьев, —скромно возвышался белоснежный монастырь. Подойдя ближе, она увидела его истинное лицо, невольно отображавшее её собственную душу: полуразрушенный, но  непобедимый временем и людьми, он, как  и она, находился в стадии становления и перерождения. Ася полюбила его с первого взгляда. «Вот он, уголок тихого пристанища!..», - ликовала и пела её душа.

 ***
  Прочтя письмо, отец Руфин по-отцовски обнял Асю за плечи и проводил на территорию общины. Ася окинула взглядом место, где ей предстояло провести время до весны: три жилых вагончика, баня и соляной бассейн —  утопали в тени ветвистых деревьев.
 — Сестры на пробежке, проходи, располагайся. Даю тебе три дня строгого поста и жду на исповедь, — проговорил настоятель и, получив молчаливое согласие, удалился.
… Прогуливаясь, Ася спустилась по извилистой, вымощенной природным камнем тропинке: она привела её к  колодцу. Прильнув к живительной влаге, девушка вспомнила, что со вчерашнего утра  во рту у неё не было  ни крошки. Подставив лицо  лучам солнца, она прикрыла глаза, а когда вновь открыла, взгляд упал на бабочку, отчаянно трепыхавшуюся в сети липкой паутины. С каждым взмахом крыльев нежная красавица увязала всё больше и больше, срывая с тонкой ажурной нити слезинки утренней росы.
Ася осторожно высвободила  пленницу. Посадив крапивницу на ладонь, она улыбнулась: - «Ну, здравствуй, сестра!». Бабочка  на мгновение присела на голову своей спасительницы и, легко вспорхнув,  скрылась среди желтеющей листвы.

 ***
 По возвращении в общину, Ася застала подруг по несчастью за переодеванием. Сёстры готовились к трудовому послушанию. Увидев девушку, они слетелись стайкой, чтобы познакомиться и поддержать новенькую. Ей выделили кровать, тумбочку, место в общем плательном шкафу, напоили отваром из  трав и оставили отдыхать.
— Завтра у тебя начнется новая жизнь… радушно предупреждали её  сестры. Проводив женщин, Вера легла и, уткнувшись носом в подушку, вдохнула приятный аромат лечебных трав.
… Сестра… — кто-то тормошил Асю за плечо. Она открыла глаза: смеркалось.
— Пойдем, — попотеем! — предложила  Людмила, — Знаешь, у меня после бани открывается второе дыхание — выйдешь, окунешься в бассейн, и начинается новая жизнь. А тебе повезло, завтра у нас паломническая поездка намечается. Это незабываемо: прикасаться к мироточащим иконам, погружаться в святой источник  — волнительные, благодатные ощущения! У тебя есть во что переодеться?
  Вера отрицательно покачала головой.
— Не переживай, разберемся…
  Девушки дружно вышли и слились с группой сестёр.


 ГЛАВА XI. В потёмках души Павла.

После разговора с Асей, Вера не находила себе места. Оставив Петеньку у Аллы, она направилась в дом бывшего мужа.
Войдя во двор, она едва не угодила в кроваво-кофейную жижу: её сердце сжалось, — всплыли хлесткие слова дочери о болезни Павла.
 Ангелина поднялась по ступенькам и, не стуча, вошла в дом. За деревянным столом сидел мужчина с поредевшими, выбеленными волосами. Выпирающие скулы обтягивала тонкая желтушная кожа. Увидев Веру, он смутился и, кашлянув в засоленный кровавый платок, встал.
 На фоне его костлявой фигуры выделялся невероятно раздутый живот. Не владея эмоциями, взявшими верх над разумом, — Вера бросилась на шею Павла и разразилась рыданиями. Тяжелая, костлявая ладонь ярко-красного цвета легла ей на голову:
— Ну, ты что тут сырость разводишь? — неуклюже попытался успокоить любимую женщину хозяин дома.
Вере показалось, что за все  годы совместной жизни муж не был с ней так нежен, как сейчас. Рыдая, она оплакивала годы, прожитые под крышей этого дома; жалела себя, его, Асю. А он, любуясь ей, гладил её по голове  и, тяжело дыша, приговаривал:
— Вера, ты  - ангел…
 — Тебе нужно срочно в больницу!.. — всхлипывала Вера.
— Она мне уже не поможет, —  безнадежно улыбался Павел.
— Поможет-поможет!,  — набирая Скорую, успокаивала  себя Вера.
… Перекинув руку ослабшего мужчины через плечо, фельдшер довел больного до машины Скорой помощи.
— Всё будет хорошо, — прощаясь, Павел помахал рукой взволнованной Вере.
— Я приеду, - смахивая слезы, всхлипывала она в ответ.
 Потеряв из вида больничную машину она вызвала такси и, закрыв дверь, положила ключ в условленном месте.
 
***
Павел не первый раз оказался на больничной койке. Большая часть его печени была разрушена и не выполняла свои функции. Жидкость уходила прямо в полость и, сдавливая диафрагму, мешала ему дышать.
  Вставив катетер, медсестра откачала жидкость, поставила капельницу с Альбумином и оставила пациента один на один со своими мыслями.
 Белые стены больницы, вызывая приступ необъяснимой паники и страха, действовали на Павла угнетающе. 
 Войдя в палату, Вера во второй раз не узнала бывшего мужа. Из спокойного, обреченного больного он превратился в агрессивного невротика в паническом приступе.
— Что с тобой? — смачивая Павлу губы, спросила Лина.
— Оставь меня! — огрызнулся Павел.
Вера сжалась и отошла в сторону. Стараясь справиться с раздражением, Павел поманил её к себе и собравшись духом проговорил: —  Прости, Вера, я слышал у тебя есть знакомый адвокат, могу я воспользоваться его услугами?
— Конечно. Не волнуйся. Я спрошу, когда ему будет удобно.
Выйдя в  коридор, она набрала Домбровского.

 ***
  Через полчаса, оставив все свои дела, Александр влетел в отделение терапии и, отыскав глазами Веру, прижал её к своей груди.
 Павел отчаянно нуждался в человеке, с которым он мог обсудить свои дела. Он чувствовал, что всё плохо, а вопрос с переоформлением дома был не решен. После приема гептрана, он успокоился и нашёл в себе силы поговорить с адвокатом, как мужчина с мужчиной, — вызвав тем самым уважение и сочувствие Домбровского.
 Выйдя за ворота больничного городка, Александр пребывал в подавленном расположении духа.
— Может Павлу стоит поговорить с отцом Владимиром?
— Конечно, Александр Сергеевич! — очень хорошая идея!  — какой же вы все-таки чуткий человек… —подхватила Ангелина и облегченно вздохнула.
  Заехав за Петенькой, Домбровский не стал возвращаться на работу и остаток дня провел с Верой и крестником. Как в первый день встречи, он чувствовал потребность заботиться об этой  женщине.

 ***
Больничные стены нещадно давили на Павла, вызывая отчаянное чувство беспомощности. Его сознание прокручивало прошлое снова и снова: вот он девятнадцатилетний парень технологического университета, — его отчисляют из вуза за прогулы; вот он предает друга, —бросая его в драке; а вот, — он женится на красивой, доброй девушке, несмотря на отсутствие взаимности с её стороны; вот он спивается и забывает о дочери и любимой женщине; вот не приходит на похороны к матери, — осознание безвозвратно ушедшего времени, груз ошибок и безысходность захлестывало всё его существо. С тех пор, как ушла Вера, ему стало хуже: он вырывал из вены капельницы и швырял посудой в медсестер.
Вечером зашёл доктор и предупредил, что утром за ним заедет адвокат Домбровский.
Ночь прошла в томимом ожидании, а лишь забрезжил рассвет, Павел собрал скудные остатки силы воли: он  умылся; оделся и, сев на кровать, уставился в окно. «Наше существование так же мимолетно, как осенние облака», — вспомнил он где-то прочтенную строчку. и печать печали отразилась на его изможденном  лице.
 Скрипнула дверь. На пороге стояла Вера. Мокрая от накрапывающего дождика, она напоминала взъерошенного воробышка.
— Мы планируем провести выходной на службе в маленькой часовенке. В ней крестили нашего внука. Составишь  компанию?
Павел никогда не мог ей отказать, — даже тогда, когда она забрала дочь и ушла из  дома. Он встал, одобрительно кивнул и на шатающихся ногах побрел вслед за Верой.

 ***
 Павел пытался сосредоточиться на службе, но отсутствие опыта не позволяя удержать разбегающиеся в разные стороны мысли. Безмолвно созерцая церковную обстановку, иконы и образ священника, он ощущал, как Божественная благодать заполняет пространство. Исповедавшись, он приготовился к проповеди, но вместо наставлений услышал благочестивый урок жизни. Ощущая потребность выговориться и познать христианскую мудрость, он попросил Веру договориться  об аудиенции со священником.
… Сидя на скамье, в тени еловых веток, Павел не мог оторвать взгляд от отца Владимира. Божья любовь светилась через него. Кашель прервал немую беседу, и он решился задать мучавший его вопрос:
— Отец Владимир, я неизлечимо болен и боюсь смерти… меня преследует прошлое,   я перестал спать…
 Священник понимающе кивнул:
— Сын мой, готовиться нужно не к смерти, а к вечной жизни. А прошлое нам дается проживать  заново до тех пор, пока мы не разрешим свои проблемы.  Вы понимаете, о чем я?
— Не совсем.
— Нужно примириться со всем, что произошло в жизни:  с собственной совестью; с окружающими людьми; со всеми теми, кого приходилось встречать; со всеми обстоятельствами жизни; со всеми словами и поступками. Это не просто. Это борьба с самим собой, но победа стоит того:  победив, ты водворишь в сердце мир.
Похлопав Павла по коленке, священник встал:
 —Бог в помощь. До встречи, Сын мой.
— До встречи, Отец...
 Всю обратную дорогу Павел не проронил ни слова и, лишь когда машина притормозила у больничного городка, попросил отвезти его домой.

 ***
Вера приходила каждый день. Она готовила для Павла постную пищу, обсуждала прошлое до тех пор, пока между ними не стало обид.
Тем временем Домбровский навестил нотариуса и подготовил от имени Павла завещательное распоряжение. Подписывая документы, Павел благодарно пожал Александру руку:
— Благодарю. Вы с Верой посвящаете мне много времени. И, тем не менее, я позволю себе обратиться к вам с очередной просьбой: - У меня осталось два незаконченных дела,  — поможете?
— Помогу, чем смогу,  — с готовностью ответил адвокат.
— Найдите, где похоронена моя мать: за бутылкой я не проводил в последний путь самого дорогого мне человека. И ещё, я хочу  встретиться с Асей.
Домбровский одобрительно кивнул.



 ГЛАВА XII. Духовный путь Павла.

  Машина выехала на  проселочную дорогу и, проехав километров десять, остановилась у ворот Кременско-Вознесенского монастыря. Навстречу к гостям вышел послушник. Юноша предложил путникам освежиться у святого источника, а сам, в поисках Аси, отправился на территорию общины.
Спустившись по каменистой тропинке, Павел прислонился к  свежему срубу колодца: поглаживая теплую поверхность зашкуренного до блеска дерева, он вдохнул горько-сладкий запах дуба и печально прикрыл глаза: «Неужели мне никогда не придется взять в руки рубанок?», — сейчас он понимал, как ему не хватает его любимого дела, как он истосковался по своему ремеслу.
— О чем думаешь?» — прервала его немые стенания Ангелина.
— Да, так… — сухо ответил Павел и покосился на спящего внука.
Завидев родных, Ася ускорила шаг.
— Доченька!
Теплый поцелуй матери, краткое объятие отца. Ася украдкой посматривала на сына. В больших крепких руках Домбровского он выглядел совсем крохотным.
 — Как ты себя чувствуешь, па? — ища ответ, Ася заглянула в его бездонно-черные глаза: тихое сияние, шедшее откуда-то из глубины, излучало любовь, смирение и веру.
— Хорошо… — улыбнулся  Павел — Держи…, — он протянул дочери большой белый конверт формата А4.
Приоткрыв уголок клапана, Ася увидела заполненный бланк завещания. От безысходности на глаза навернулись слезы. Скрывая горечь, она уткнулась в грудь отцу, а едва заплакал малыш, встрепенулась и подошла Пете. 
— Можно?
Поймав одобрительный взгляд матери, Ася взяла кроху и, инстинктивно поглаживая спинку малыша, растворилась в любви к сыну.

 ***
 Павел вышел из машины. Перепрыгивая через цепочку луж, наполнивших разбитую дорогу, он добрался до  покосившейся калитки, но в дом заходить не стал. Яркий свет лампочки, зажженной в мастерской, спугнул ночную бабочку. Здесь пахло  деревом, мхом,  и сырой землей. Он достал ящик с инструментами и смахнул с него пыль: легкие частички почвы, пыльцы, дыма, штукатурки, дерева смешались в густом облаке,— вызвав безудержное чихание хозяина заброшенной столярки. Высморкавшись, он судорожно копался в ящике и, нащупав самодельный деревянный рубанок,  облегченно вздохнул:  «Вот он ты, — мой старый друг…», — перед глазами всплыл образ Семена.
 Светало. Смахнув  с лица струйки пота, Павел  обессилено прилег на старые дубовые доски,  подложил под голову куртку, и первый раз за много лет погрузился в безмятежный сон. Ему снился Петр: мальчик, лет семи,  вытянувшись словно струна, стоял на цыпочках, пытаясь зацепить пальцем край книжного переплета; обессилев от безрезультатных попыток дотянуться до книжной полки, парнишка обреченно опустил голову, но встретившись глазами с деревянным детским табуретом,  — ожил: уголки его  губ поползли вверх, обнажив беззубую улыбку. 
Павла разбудил яркий солнечный луч, пробивающийся сквозь дверную щель.. Отряхнув брюки, он вышел во двор и умылся дождевой водой, наполнившей ржавое ведро. Вывернув карман, он достал мелочь, скомканные купюры и, пересчитав, пожал плечами: денег едва хватало на маленькую баночку морилки.
 … Поторговавшись с прижимистым барыгой, Павел уложил покупку в пакет и, предупредительно обходя снующих покупателей,  направился к выходу. Неспешно шагая, он прокручивал в памяти события вчерашнего дня. Дойдя до воспоминаний о Семене, он решительно развернулся и, переступив через сомнение, стыд и страх, — гложущие совесть более двадцати лет, —  побрел в обратном направлении.
Подойдя к высокому резному забору, Павел нерешительно топтался у калитки: ноги налились свинцом, под ложечкой засосало.
— Вы ко мне? — услышал он знакомый голос.
— Да, Сёма… —  беззвучно шевеля губами, кивнул Павел и, хрустя пальцами, втянул голову в плечи.
— Одну минутку!.. —  мужчина положил молоток и вышел навстречу гостю, — Слушаю вас… 
— Не узнаешь? — виновато опустив голову, пробурчал Павел.
— Не узнаю…
Семён достал пачку сигарет и, закурив, предложил собеседнику. Павел отрицательно покачал головой, с волос посыпалась стружка.
— Павлуха?! — брови Семёна поползли вверх, глаза расширились, на лбу четко вырисовалась горизонтальная складка.
Трудно было понять, о чём он сейчас думает.
— Ты, это…, прости меня, Сём, — не прав я был», — как-то обреченно выдавил Павел, и облегченно вздохнул.
Семён, шокированный благородным поступком старого друга и его болезненным видом, не знал, как выразить то, что творилось в душе. Он прикусил зубами нижнюю губу и, опустив голову, почесал затылок. А когда вновь поднял глаза, схватил старого друга в свои медвежьи объятия.

 ***
  Вера крутила в руках добротный, крепкий табурет.
— Какая прелесть! — восторженно проговорила она, — Не думала, что ты ещё работаешь: заказ?
Павел довольно кивнул:
— Это для Петра. Хотел сделать подарок внуку. Завтра отнесу рубанок Семёну.
— Ты помирился с Сёмой? — растроганная, Вера  приблизилась к бывшему мужу и прижалась губами к колючей сухой щеке, — от чего я раньше не видела, какой ты хороший…


 ГЛАВА XIII. Боль утраты.

  Искупав Петра, Вера радостно ворковала над подрастающим крохой. В сумке вибрировал мобильный. Нахмурив брови, она достала телефон и посмотрела на экран.
— Мама о нас вспомнила, —  улыбнулась она внуку. — Да, Ася!
— Здравствуй, мам. У вас всё хорошо? — в голосе Аси слышалось волнение.
— Всё хорошо. Вот, искупала Петеньку, принимаем воздушные ванны…
— Как папа?
— Всё хорошо. Была у него пару часов назад: привезла подарок Петеньке, — представляешь, он десять лет не брался за рубанок, а тут дубовый табурет смастерил!
— Хорошие новости. Мам, звоню отцу, — он трубку не берет.
— Устал: спит, наверное…
— Мам… — в  голосе Аси появились настойчивые тревожные нотки.
Зная характер дочери, Вера решила не спорить:
— Хорошо, хорошо, — не волнуйся, — как только  его разыщу: перезвоню.
 Волнение дочери, передалось Вере: её бросало то в жар, то в холод, — она беспрерывно набирала  Павла; монотонный гудок, рисуя страшные картины неизбежного, будоражил её чуткое воображение.
Малыш, чувствуя настроение Веры, капризничал и долго не мог уснуть. Спустя час, уложив кроху, разбитая и обессиленная, Вера вызвала такси.
— Я мигом, —  Тёма уроки сделал, читает. Если, что подключайте к помощи его. Справитесь?
— Куда же мы денемся. Может всё же вместе поедем? — попытался возразить Домбровский.
— Я сама. Не волнуйтесь,  благодарно кивнув Александру Сергеевичу, Вера аккуратно закрыла за собой дверь.

 ***
  Оранжевые шашечки стремительно удалялись, и, скрывшись за поворотом, погрузили улицу в кромешную тьму. Угодив в лужу, Вера почувствовала себя беспомощным слепым котёнком.
  Дом беспробудно спал, — лишь холодящие душу отблески лунного света отражались в безжизненных окнах.
Вера толкнула калитку, та жалобно всхлипнула и  уродливо повисла на оборванной петле. Сердце Веры бешено тарахтело, по спине побежали «мурашки». 
  Осторожно ступая на ступени, Вера добралась до двери и, толкнув её, инстинктивно отпрянула назад: протяжный скрип эхом отозвался в смятенной душе. Нащупав  выключатель, она включила свет, наполнивший комнату. Как бывшая хозяйка этого заброшенного дома обошла комнаты: дом был пуст. Страх  завладел каждой её. Вера пожалела, что отказалась от помощи Домбровского. Выйдя во двор, она зацепила ногой ведро — дребезжа, оно докатилось до двери мастерской и затихло.
Затаив дыхание,  Вера приоткрыла дверь, лунная дорожка осветила ботинок Павла. Дикий вопль ужаса разлетелся по улице. Не помня себя, она добежала до соседки, и без чувств, упала в руки Тамары.
 …Резкий запах нашатыря привел Веру в сознание.
— Ну, ты меня напугала, оглашенная! Что случилось?! — взволнованно полюбопытствовала Тамара.
— Пав-лик… там… в мастерской… ботинки… — надрывно плакала Вера.

 ***
  Громкие голоса, яркий свет фар полицейского уазика и машины скорой помощи наполнили двор. Люди в форме озабоченно сновали взад, вперед.
Тяжелой походкой Вера переступила порог и, увидев носилки, накрытые простынкой, нервно задрожала.
— Вам повезло, — бросил медбрат окинув взглядом отчаявшуюся женщину,  — Блендер, катетеры и памперсы — не лучшая альтернатива мгновенной смерти.
Вера подняла на него полные слёз глаза и горько заплакала.
Проводив полицейских и «скорую», Вера почувствовала дрожь: холод невосполнимой потери заполнил всё её существо. «Царствие тебе небесное, Павлуша», - перекрестившись, она, не закрывая калитки, вышла на дорогу.
Сев в такси, Вера набрала дочь.
— Да? — услыша она в телефонной трубке взволнованный голос Аси.
Прошло три часа с момента их последнего разговора. По голосу было слышно, что Ася не спала. Слёзы сдавливали горло Веры. Она не могла выговорить ни слова.
— Он умер?.. — догадываясь о происходящем на том конце провода,  спросила Ася.
— Да… — шмыгая распухшим носом, ответила Вера.
— Я приеду, — едва сдерживая рыдания проговорила Ася и, положив трубку, уткнулась в подушку.

 ***
Вернувшись в дом Домбровского, Вера подошла к спящему мужчине.
— Александр Сергеевич… — ложитесь в кровать.
Домбровский сел, посмотрел на часы и тревожно перевел взгляд на Веру: бледное лицо, потухшие глаза и опущенные плечи, — красноречиво говорили о случившемся.
— Павел?
Глаза Веры заблестели. Отчаянный  крик Петеньки прервал тяжелый разговор.  Мальчик проголодался и, требуя проявления заботы, настойчиво вопил.
— Ну, парень, подожди… — качая малыша, уговаривал  его Домбровский, пока Вера готовила смесь.
— Прости меня, мой хороший… — взяв неугомонное чадо на руки, Вера немного успокоилась. Её щеки порозовели.
Профессиональный взгляд Домбровского уловил произошедшие изменения и он облегченно вздохнул:
— Вера, вам лучше?
Вера одобрительно кивнула.
— Вот и хорошо. Отдыхайте. Ни о чём не беспокойтесь, — заверил он её и вышел.
 «А мне действительно есть  о чём беспокоиться», — трезво оценив ситуацию, подумала Вера и, в очередной раз, поразилась проницательности и отзывчивому сердцу Домбровского.

 ***
  Услышав от матери подтверждение опасений, Ася уткнулась в подушку и горько расплакалась.
Выбравшись из кровати, Надежда присела рядом с Асей и погладила её спутанные волосы:
— Ася, будь благоразумной, — давай, помолимся, — станет легче.
  Шмыгнув носом, Ася затихла и, последовав совету подруги, опустилась на колени в горячей молитве.
 Утром, заметив отстраненность и потухший взгляд Аси, Духовник Руфин отвел её в сторону.
— Отец?..
Сдерживая слезы Ася  опустила голову и кивнула.
— Помолись, дитя моё, и с Божьей помощью отправляйся в дорогу. Тебя будет сопровождать наш водитель, — Роман Ковалев, — кивнул он в сторону высокого крепкого парня.

 ***
Священник отслужил молебен об упокоении. Прощаясь с отцом, Ася  взглядом коснулась его обескровленной щеки. Стук молотков словно пригвоздил её к месту: она стояла не шелохнувшись; ноги не слушались. Но едва Ася услышала глухой звук   кома земли, — ударившегося о крышку гроба, — как обрушившаяся  буря эмоций понесла её  в сторону дома: погруженная в свой внутренний мир, она то бежала, то переходила на быстрый шаг, — не замечая следующего за ней, словно безмолвная тень, Романа.
Не помня себя, Ася влетела в сарай, схватила топор и, смахивая слезы, застилающие глаза, направилась к винограднику. Через полчаса отчаянной схватки она разжала воспаленные, мозолистые ладони: кожа нестерпимо горела. Окинув взглядом кучу виноградной лозы, умирающей на мокрой земле, она обессилено подняла глаза и, встретив всё понимающий и всё прощающий взгляд соратника по общине, уткнулась в его крепкую грудь.

 ГЛАВА XIV. Сила любви.

  Впервые за всю жизнь Роман почувствовал родство душ: в груди пробивался нежный росток любви. И если вчера Ася была такой же, как все, —  то сегодня, — она  предстала перед ним  с новой красотой, новой глубиной, новой значительностью. И пусть она отчасти была изранена жизнью, прошлым, обстоятельствами, — он видел в ней свет.
Асю знобило. Сняв с себя куртку, Роман  набросил её на трясущиеся плечи девушки.
 — Глупая, где теперь от солнца прятаться? А ты знаешь, какой чудесный полезный сок делают из Изабеллы? — осторожно пожурил он Асю.
— Не знаю, — всхлипывала Ася, — прости, не знаю, что на меня нашло… Это все из-за него. — она кивнула в сторону разоренного виноградника, — Отец каждый год  делал вино и… — нахлынувшая волна эмоций снова накрыла Асю волной отчаянния.
— Поплачь, поплачь: станет легче, а виноград весной даст новые ростки, — Роман улыбнулся, согревая её теплом своих глаз.

 ***
  Всю обратную дорогу Ася спала. Добравшись до ворот монастыря, Роман заглушил мотор и окинул взглядом девушку: тревожить её безмятежный сон было бы преступлением. Выйдя из машины, он открыл заднюю дверь и, легко подхватив Асю на руки, понёс в сторону общины.
… — Ну, ты, Аська, даешь, — добрая половина женской общины положила глаз на Романа, а ты бац, и завоевала непреступного парня, — довольно улыбалась Надежда.
— Что вы, сестра, Роман действительно отличный парень. Иметь такого друга - большой подарок.
Ася натянула трико и, не дожидаясь подруги, выбежала во двор. 
 Совместная поездка с Ковалевым внесла коррективы в существование Аси: по возвращении она заметила резкое изменение в настроении назойливого низкорослого ухажера Гены, — теперь парень избегал встреч, а если они всё же случались, опускал глаза; девушки относились к ней с плохо скрываемой ревностью; а умудренные жизненным опытом женщины проявляли уважение. Роман незримо присутствовал в её жизни: то кур покормит раньше, чем она переступит порог курятника, то Зорьку подоит в день её дежурства. Она чувствовала его присутствие на пробежке, в молитве и за обеденным столом, а однажды он передал ей записку и исчез. Вера хранила её под матрацем кровати: «Закончился мой срок пребывания в общине. Теперь я здоров и полон сил для новой жизни. Сочтешь нужным  — заходи», — далее был указан адрес соседней деревни.

 ГЛАВА XV. Мечты сбываются.

  Редкие снежинки срывались с тяжелого неба и, лениво кружась, падали на замерзшую землю.
— Лина, у Вас есть мечта? —  неспешно прогуливаясь по парку, неожиданно поинтересовался Домбровский.
  Пряча в мягкий кашемировый шарф  улыбку, Вера кивнула.
— Какая, если не секрет?
— У меня их целых две! С какой начать?
— С самой желанной.
— Во—первых, я хочу, чтобы Вера полюбила Петеньку, а во—вторых, хочу, чтобы Антонина Николаевна освежила память о месте встречи с покойным мужем.
— Ну, с первым всё понятно, — уверен, это дело времени. А со вторым непонятно ничего. Вы-то, сами знаете, где находится это место?
— Знаю…, —в Париже…
— В Париже? — от неожиданности брови Александра поползли вверх, губы вытянулись трубочкой, что позабавило Веру и она от души рассмеялась.
— Никогда не слышал, как вы смеетесь… Этот смех должен услышать Париж! У Вас есть загранпаспорт?
Ангелина опустила глаза.
— Да ладно вам смущаться: уверен, — это не проблема!
  В молчаливом раздумье они дошли до пруда, покормили лебедя и, воодушевленные его стойкостью, вернулись домой.

 ***
Разгоряченные Вера, Алла и Антонина Николаевна, сидели у камина и, потягивая горячий шоколад, делились   планами на новый год.  Уличив подходящий момент, Домбровский заговорщически подмигнул Алле. Девушка незаметно выскользнула из тесного круга собеседниц и встала  рядом с хозяином дома.
— Дамы, у меня для вас подарок. — Александр, сияя словно рождественская звезда, вручил женщинам по конверту.
Их щебет стих, и лишь неугомонный треск углей, игриво выпрыгивающих на каменный пол,  поддерживал немую беседу. Комната дышала волшебной сказкой ароматно пахнущей сладким запахом хвои, смолы, бересты, шоколада и исполнения желаний.
Открыв конверты, женщины вспыхнули: румянец красной краской растекся по их щекам; глаза заблестели, —  в них читалось: удивление, восторг, благодарность и страх.
— А вот бояться вам нечего, — наигранно изображая иллюзиониста, Домбровский достал ещё один конверт, — Я еду с вами! а Алла любезно согласилась присмотреть за Петенькой, Артемом и Ладой.
  Услышав свое имя, собака навострила уши и, громко гавкнув, завиляла хвостом, — чем позабавила  обнимающихся людей.

 ***
  Рано утром, 31 декабря, счастливая троица «парижан» нетерпеливо ожидала объявления рейса. Вера пребывала в приподнято-возбужденном настроении и, чтобы как-то скрыть своё волнение, беспрестанно чем-то себя занимала: сидя в зале ожидания, она три раза позвонила Алле, чтобы узнать как ведет себя Петенька -  как он поел, не плачет ли  и помнит ли Алла, где лежат капельки от вздутия животика; выясняла мельчайшие нюансы и подробности отрывочных воспоминаний Антонины Николаевны о Париже; наставляла Артёма на послушание и помощь Алле Михайловне, уточняла, помнит ли тот, где припрятаны подарки, и кому какой принадлежит.
Объявили посадку. Расположившись в салоне авиалайнера, Вера и Антонина Николаевна возбужденно щебетали, а Домбровский, глядя на них, — испытывал те мгновения жизни, что люди зовут словом «счастье».
Едва самолет набрал высоту, Александр посмотрел в окно иллюминатора:
— Эх, надо будет повторить полет: снег так запорошил землю, что закрасил всю палитру полей, лесов и рек.
Вера, приспосабливаясь к давлению в ушах, судорожно сглатывала слюну.
— Вы согласны? — спросил её Домбровский.
Вера настолько  привыкла доверять этому чужому и в то же время близкому человеку, что не понимая о чём речь, все же одобрительно кивнула. Антонина Николаевна, наблюдавшая за общением молодых людей, незаметно для себя погрузилась в события давно минувших дней: вот она с Игнатом в кабинке колеса обозрения — они поднимаются наверх и в вечернем небе начинают безошибочно определять все светящиеся точки: Эйфелева башня, Лувр, Площадь согласия… Они молоды и безумно влюблены; постепенно картинка начала стираться, пожилая женщина проваливалась в безмятежный сон.

 ***
 Через три часа полета лайнер благополучно приземлился в парижском аэропорту Шарля де Голя. Было около десяти часов утра, а в запасе целый день.
 Отправив багаж в гостиницу, восторженное трио нырнуло в городскую толпу.
— О Paris, mon Paris...», — еле сдерживая волнение, задумчиво прошептала Антонина Николаевна.
Лина взяла её под руку:
— Сударыня, Вы обещали вести себя хорошо.
— Да, да Веровчка, я помню, не беспокойся.
 Аромат пекарен, разносившийся со всех углов, словно преследуя проголодавшихся путешественников, тянулся за ними легким душистым шлейфом.
— Всё, — баста!», - решительно скомандовал Александр, — Предлагаю сделать остановку в ближайшем кафе.
 Дамы обменялись улыбками. Завороженные великолепием города, они упустили из вида присутствие голодного мужчины.
— Отличная идея! — поддержала Домбровского Антонина Николаевна,  — Перекусим и погреемся, — она потерла озябшие руки.
Спустившись в уютный погребок, новоявленные «французы» погрузились в атмосферу тишины и покоя: старинная мебель, приглушенный свет, приятная компания и потрескивающий камин, располагали к приятному времяпровождению.
В ожидании заказа, Домбровский откинулся на спинку стула, Вера уперлась локтями в деревянный стол и внимательно следила за Антониной Николаевной: переводчик французского с тридцатилетним стажем, она превосходно владела языком и имела некоторое представление о французской кухне. Обменявшись парой фраз с улыбчивым официантом, пожилая женщина остановила свой выбор на луковом супе с сыром «гратинэдез аль», омлете с соусом бешамель для дам и мясом «по-парижски» для Александра.

  — М-м-м… никогда еще не ела такого вкусного омлета, —  Вера смаковала слегка хрустящую золотистую корочку, а добравшись до нежного и мягкого содержимого взбитых яиц, блаженно прикрыла глаза.
 Рядом с Александром и Антониной Николаевной она чувствовала себя маленькой девочкой, которой позволялись и прощались детские шалости. Не насытившись этим беспечным, радостным настроением в детстве, она расслабилась и наслаждалась приятным чувством  беззаботной эйфории.
Допив бодрящий кофе с восхитительными французскими булочками, абсолютным большинством голосов было принято решение оставить на потом достопримечательности города с его старинными замками, галереями, королевскими парками и садами и прогуляться до гостиницы, впитывая в себя неповторимый колорит  жизни парижан.
  Чем дальше они продвигались, тем изменчивей становилась картина: узкие, припорошенные снегом улочки, лавочки, магазинчики, уютные кафешки и частные пекаренки сменяли роскошные отели, дорогие рестораны, бутики с соблазнительными витринами,  салоны знаменитых французских дизайнеров, громадные торговые центры и пышные особняки.

 ***
Опустив ноги в тапочки, Антонина Николаевна взглянула в зеркало:
— Да… мне уже не двадцать… И все же, я намерена встретить Новый год у Эйфелевой башни! Верочка, как насчет контрастных ванн для ног?
Понимающе кивнув, Вера отправилась на поиски горничной.

 ***
  Сигнал будильника напомнил Домбровскому о приближении праздничного ужина. Он принял душ, побрился и, надев отглаженный костюм с бабочкой, оценивающе посмотрел в зеркало: перед ним стоял респектабельный мужчина полный сил и желания превратить праздник в сказку.
… Справившись с уткой в апельсинах, трюфелями и миндальным тортом, взбудораженные предчувствием чего-то особенного, гости торопливо покинули уютный ресторан, чтобы погрузиться в великолепие «Города огней».
Щедрая иллюминация улиц, непрерывные вспышки фейерверков и галдящая толпа, несущая их к Эйфелевой башне, пьянили не хуже шампанского.
  В воздухе витал запах пороха с примесью аромата печеной картошки.
— Что это? — Вера, словно маленький щенок, принюхивалась к струящемуся аромату.
— Ну, дитя и дитя! — засмеялась Антонина Николаевна,  — это запах жареных каштанов, — вот неугомонная!
Подбрасывая орехи на большой разогретой сковородке, продавец  приветливо склонился в поклоне. Устоять перед его обаянием и романтичным запахом каштанов не мог даже адвокат Домбровский.
Часы отмеряли последнюю минуту уходящего года. Добраться до Эйфелевой башни счастливая троица так и не смогла, зато она могла любоваться её танцующими огнями на расстоянии, вместе с самыми что ни наесть настоящими французами, — беспрестанно целующимися и смакующими  традиционное горячее вино со специями.
 Воодушевленный радостной картиной, Александр обнял за плечи своих очаровательных спутниц. «Мечты сбываются, когда делаешь кого-то счастливым», — мелькнуло в голове адвоката. Неповторимая аура бархатного тепла, исходящая от женщин, подобно мягкому уютному пледу, окутала его чувством покоя и безграничной любви.

 ***
  Перед глазами мелькали привычные картинки родного провинциального городка. Сидя в такси, Вера нетерпеливо теребила сумочку французского дизайнера, подаренную ей Антониной Николаевной.
— Что с Вами, милая? — полюбопытствовала пожилая женщина.
Смутившись, Вера покраснела:
— А что если Петенька меня забыл?
— Ну что вы, моя дорогая, разве вас можно забыть? 

 ***
  Не включая свет, Вера переступила порог детской. Прокравшись к  кроватке, она склонилась над сладко спящим крохой и вдохнула карамельно-молочный запах малютки. «Как же я по тебе соскучилась…», — погладив нежный пушок на макушке мальчика, она завела музыкальную шкатулку. По комнате струился тонкий поток колыбельной «Au clair de la lune», — cотни лет баюкающей тысячи французских малышей:
Au clair de la lune, monamiPierrot
Pr;te-moi ta plume, pour ;crire un mot.
 Ma chandelle estmorte, je n'ai plus de feu.
Ouvre-moi ta porte, pour l'amour de Dieu.
В свете луны, мой друг Пьеро
 Одолжи-ка мне свое перо, чтобы написать слово.
 Моя свеча погасла, у меня нет больше огня.
 Открой мне твою дверь, для любви Бога.
 Растворяясь в любви и нежности, Вера опустилась в кресло и, прикрыв глаза, погрузилась в сладкий, безмятежный сон.

 ***
  Утро в доме Домбровского выдалось возбужденным. Вера распаковывала сумки, извлекая подарки для домочадцев.
 Кирюша, смакуя воздушное французское печенье Handmade,  с важным видом носил по комнате большую жестяную коробку, украшенную красочными картинками достопримечательностей Парижа и, гордо извлекая лакомство, норовил угостить окружающих.
— А это тебе, Аллочка! — Вера протянула  маленькую коробочку — гордость французских парфюмеров.
С горящими от восторга глазами, Алла прижала к груди подарок и, уже в следующую секунду, кинулась на шею подруге, закружив ее в восторженном танце благодарности.
— Ну, что ты, я хотела привезти тебе кусочек Парижа, но это оказалось не возможным, и тогда, Александр Сергеевич настоял на коробочке  французских духов. Так что, благодари его!
  Алла, сдерживая эмоции, расплылась в довольной улыбке и признательно кивнула Домбровскому.
 — Мам, ты знаешь, что мне нужно: Спасибо…», — протянул Артём и, тепло поцеловав бархатную щеку матери, крепко сжал под мышкой альбом для марок: новый, в добротном кожаном переплете, со снимающимися страницами, он был мечтой любого филателиста.
— Открой! — интригующе предложила Вера.
Перекинув обложку, Артем ахнул: на первой странице красовалась  австрийская марка с изображением выдающегося французского пилота гонок Формулы 1 Алена Проста.
(сноска: Ален Прост (AlanProst) - знаменитый французский автогонщик. Участник тринадцати чемпионатов Формулы-1. Четырёхкратный чемпион мира. Участвовал в гонках Гран-При 13 сезонов (1980-93 гг.). Одержал 51 победу на этапах из 198).
Вера перевела глаза с сияющего сына на Александра. Вот он, триумфальный восторг победителя: чуть откинув голову, Домбровский приподнял брови и растянул рот в довольной улыбке. Лишь эти двое знали, чего стоил подарок (в поисках сувенира для Артёма адвокат прошагал по улочкам знаменитого «Блошиного рынка Сент-Уан (Les Puces de Saint-Ouen) семь гектаров искушения и восторга. Выйдя из гостиницы с убежденным «Я на часок», охотник за эксклюзивным подарком вернулся во второй половине дня и, с победным возгласом: — «Нашел!», — рухнул на диванчик  в номере дам, чтобы проснуться через добрых три часа. Так, между трио друзей прижилась шутливая поговорка: «Я на часок», — что означало «не знаю на сколько, но надолго»).
—  И это тоже не моя заслуга, — Вера взглядом обозначила виновника восторга.
— Спасибо, Александр Сергеевич! — Андрей пересек комнату и пожал протянутую руку Домбровского.
Вера продолжала радовать домашних рассматриванием подарков:
— Таак… — прованские травы для Аси, — словно фокусник, она извлекла из «волшебной» сумки набор специй, приобретенный на рынке  Richard Le Lenoir, — и…, —  аккуратно достав изящную брошь ручной работы, искусно выторгованную  все тем же Домбровским на Les Puces, — подарок для мамы…, —улыбнулась Вера, —всё, словно подведя итог она пожала плечами.
— А вот и не всё! — радостно подхватил Домбровский, разворачивая бумагу, скрывающую нечто похожее на картину, — у меня есть подарок для вас, Вера… — обнажив холст, Александр продемонстрировал работу уличного художника: в витрине маленького французского ресторанчика сидела молодая женщина: потягивая кофе  из толстой фарфоровой чашки с закругленными краями, она словно застыла в немом ожидании.
— А-а-а…! Как же это, как вы?..
Вера не верила своим глазам: на картине был запечатлен момент, когда она терпеливо ожидала встречи с Домбровским — он оставил её погреться, а сам отлучился по каким- то своим делам. Время шло, а его всё не было и не было. Тогда Вера в первый раз испытала страх потерять его. Нет, она не боялась потеряться в Париже, она боялась потерять Его.
— Спасибо… — пряча слезы, Вера обняла Александра и, вызвавшись сварить по чашечке утреннего кофе, направилась на кухню.

 ***
Ася встретила Новый год тихо и спокойно. Получив в подарок от «Деда Мороза» маленькую зеленую елочку, украшенную бумажными фигурками ангелочков; корзинку с орехами и белый кружевной платок из козьего пуха — она твердо решила, во что бы то ни стало отблагодарить семью Ковалевых.
Роман… —  простой, крепкий, сильный духом парень с чутким сердцем и теплыми руками, навевал воспоминания об эталоне мужского образца —  любимом прадеде. Судя по слухам, ходившим в общине, Роман жил с престарелой матерью и пятилетней дочерью Машей, — оставленной ему на воспитание нерадивой супругой.


 ***
 Приближалось Рождество. Община гудела в предвкушении торжества. Вера испекла праздничный пирог и, получив благословение настоятеля, отправилась навестить семью Ковалевых. Шагая по заснеженной проселочной дороге, она ловила на себе любопытные взгляды местных жителей. Воодушевленная предстоящей встречей, она улыбалась и скромно кивала встречным прохожим.
Отыскав указанный в записке адрес, Ася тихонько постучала в разрисованное морозными узорами окошко: теневая штора раздвинулась и в нём показалось сонное личико кареглазой девочки с всклокоченными каштановыми волосами. Малышка приподняла широкие бровки: на лице проскользнул восторг, сменившийся страхом.
— Мама?! Ма-ма! Мамочка! Я сейчас! Ты только не уходи! — читала Ася по губам плачущего ребенка.
Маша знала, что мама от них ушла, но она так же знала и то, что она обязательно вернется. Вернется, постучит в окошко, а потом крепко-крепко её обнимет и больше никуда не уйдет.
Наспех накинув шубку, девочка торопливо засунула босые ножки в бабушкины калоши и выбежала во двор.
— Мама! — распахнув калитку, Маша кинулась в объятия Аси и обвила её шею руками.
Растерянно хлопая глазами, Ася поглаживала девочку, бормоча что-то своё, о чём знали только она и Маша.

 ***
  Роман вычищал  навоз в загоне  бычков,  когда детское «Мама!», — словно электрический разряд, прошло от макушки до пяток. Тяжелой рукой он смахнул капли пота, разжал крепко стискиваемую рукоятку грабель и на ватных ногах вышел  из сарая, едва не столкнувшись с запыхавшейся матерью. Татьяна Ивановна обтерла руки о выцветший накрахмаленный фартук, бросила взволнованный взгляд на сына и пропустила его вперед.
Ажурный пуховый платок соскользнул с головы Аси, обнажив пышную шевелюру золотисто-каштановых волос.
— Ты? — Роман  улыбался, не в силах найти подходящих слов и  сгреб в охапку любимых женщин.
— Му…! — настойчиво разнеслось в морозном воздухе.
— Ну, я пойду, Пеструха заждалась», — облегченно вздохнув, Татьяна Ивановна направилась к сараю.
Ася взглядом указала Роману на угощение.
— Мам, не задерживайся, будем пить чай с пирогом, — крикнул Роман удаляющейся женщине.
Почувствовав, что «мама» рядом, Маша разжала руки:
— Я же говорила, что она вернется! — укоризненно посмотрев на отца, деловито проговорила девочка.
 Роман хотел было возразить, но поймав взглядом отчаянное кивание Аси, улыбнулся:
— Говорила, говорила… —  облегченно подмигнул он дочери.

 ***
  Самовар довольно пыхтел. Ася резала пирог,  Маша с папой расставляли блюдца и чашки.
— А вот и я, — Татьяна Ивановна торопливо вошла в комнату и поставила на стол кувшин с парным молоком, — Ну, здравствуй, дочка! — пожилая женщина поцеловала Асю.
— Бабуль, я же говорила, что мама вернется,  а вы с папой не верили!...,
Соскользнув с табуретки, Маша уткнулась в раскрытую ладонь Аси и, вдохнула ее аромат:
— Ты пахнешь мамой…
  Растроганная детской непосредственностью Маши, её жаждой материнской ласки и любви, Ася поцеловала девочку. Это была любовь с первого взгляда.


 ГЛАВА XVI. Венчание.

  Отец Руфин внимательно слушал Романа, понимающе кивая в ответ.
— Что ж, в каждом правиле бывают исключения.
Он перевел взгляд на Асю:
— Да благословит тебя Господь, дитя мое! И, помолчав, добавил:  — Душа у тебя чистая, руки золотые, останешься у нас просфорочницей?
  Боясь пошевелиться, Ася  затаила дыхание: «А вдруг всё это сон, и легкий взмах ресниц его спугнет, и не будет ни Романа, ни благодатного предложения священника?»
— Ася, с Вами все в порядке? — заволновался священник.
— Да, да, извините меня, Отец Руфин, — конечно я согласна!

 ***
  Пребывая в приподнятом настроении, Асяа набрала Ангелину.
— Да, доченька… — преодолев сотни километров, голос Веры звучал совсем близко.
— Привет, мам… — Асе хотелось взглянуть в глаза матери, но разделяющее их расстояние вызывало в воображении лишь образ любимого человека, — Как вы?
— У нас все хорошо, ты как?
— Мам, Я выхожу замуж. Через две недели Венчание. Приедешь?
— Конечно, приеду…
  Вера не стала расспрашивать дочь о будущем зяте. Ася была счастлива, планировала венчаться и этого для нее было достаточно.

 ***
  Усмирив гордыню и зависть, сестры готовили деревенскую церквушку к праздничной церемонии: в молчаливом согласии они украшали еловыми гирляндами иконостас; вплетали в зеленые ветки снежно-белые хризантемы, привезенные Романом из районного центра.
Мужчины дружно махали совковыми лопатами, расчищая двор от снежных сугробов. Привычные к физической нагрузке, сторожилы  изредка разгибали спины, чтобы переброситься безобидными подшучиваниями в адрес   нерасторопных новичков.
  Благодаря стараниям жителей общины, к началу воскресной службы храм Христа сиял, —раздаривая прихожанам праздничные улыбки. Люди украдкой посматривали на причащающуюся молодую пару,  передавая из уст в уста известие о предстоящем венчании Романа Ковалева с приезжей девушкой.

 ***
  Спустя час, покорно склонив головы, Ася и Роман стояли перед Ангелиной. Вера не знала, что говорят в таких случаях, она прислушалась к своему сердцу и искренне пожелала им пронести волшебное чувство любви в чаше нежности, заботы, терпения и взаимоуважения.
— Да благословит вас Господь! — слушая подсказки свахи, она перекрестила молодых  иконой Казанской Божьей Матери и поднесла её к дочери для поцелуя.
Вера благоговейно коснулась губами святого лика. События минувших дней остались за воротами прошлого и, устремляя взор в будущее, Ася распахнула своё  сердце перед Богом и Романом.  Она застенчиво перевела взгляд на будущего мужа. Склонившись над иконой, крепкий, сильный мужчина трепетал: торжественность и святость ритуала, дыхание Веры, хранимое святыней, будоражили в нём доселе не изведанное чувство чистой, непорочной любви. Он поднял глаза  на стоящую рядом девушку и восхитился трогательностью и нежностью её образа: отсутствие макияжа на девичьем лице, скромное белое платье без излишнего блеска и пышности, — позволяло рассмотреть её природную красоту.

***
— Венчается раба Божия Ася рабу Божию Роману во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — гласил священник.
Жених и невеста, украшенные венцами, предстали во всей красе перед Господом в ожидании  его благословения. Ася окинула взглядом храм: умиленные, восторженные лица родных, светящаяся мордашка Маши и вот, священник соединяет  её правую руку с рукой Романа, чтобы покрыв  их епитрахилью, передать   Асю мужу. Теперь её сердце не заглушало пение тропарей, оно стучало тихо и размеренно. И лишь один голос, выбивающийся из стройного ряда хора, не давал ей покоя: то был голос  сына,  — ведущий диалог с её совестью. «Прости меня!», -  душа Аси молила  прощении.


 ГЛАВА XVII. Семейные узы.

  Роман сразу нашел общий язык с домочадцами Аси. Особенно у него получалось ладить с маленьким Петей:  он выносил малыша во двор и, крепко прижав  спинку крохи к своему животу, открывал  его взору двор, наполненный многочисленной живностью — бархатистое тепло коровы, шелковистая шерстка кошки, лай собаки, кукареканье петуха   — вызывали у малыша бурю эмоций: Петя барахтал ножками и ручками, гулил и улыбался. А еще, малыш полюбил ощупывать его орлиный нос и жесткую щетину коротко стриженых волос.  «По кочкам, по кочкам, по пыльным дорожкам», — увлеченно подбрасывая сидящего на коленях кроху, Роман не замечал одобрительного взгляда Домбровского, умиленного Веры, радостного матери, восторженного Аси. И лишь Маша с трудом скрывала свою ревность:  требуя внимания, она цеплялась за  юбку Аси или забиралась ей на  колени и крепко стискивала в объятиях шею и тогда, Ася включалась в игру мужчин, увлекая за собой малышку.

 ***
Получив благословение и рекомендации у Отца Руфина, Ася вместе с семейством отправилась домой, чтобы подготовить к продаже отцовский дом и подать документы на восстановление материнских прав.
Приводя дом в порядок, Ася с Романом переклеили выцветшие от времени обои,  тщательно выбелили потолок,  выкрасили оконные рамы, порожки да поправили забор.
Через две недели, Ася, в ожидании покупателей сидела на свежевыкрашенных сочно-зеленых порожках, и, блаженно прикрыв глаза, улыбалась весеннему солнышку. Скрип тормозов прервал ее безмятежность. Она встала и, вытянув шею, увидела мужа в сопровождении пожилой пары. Заботливо поддерживая под руку супругу, мужчина прихрамывал, но памятуя о своей военной выправке, старался держать спину ровно. Дотошный педант и хлопотливая домохозяйка, они нашли дом уютным, но требующим некоторых изменений. Договорившись о цене, Ася напоила  чету Лазаревых чаем и, оставив пожилых людей осмотреться еще раз, вместе с Романом вышла во двор.
- Ну, вот и новые хозяева, - грустно похлопав  по стене старого друга, она приникла к Роману.
— Тоскуешь?
— Немного, — смахнув слезу, Ася положила голову  на широкую мужскую грудь и продолжила молчаливую беседу.
— Если не хочешь продавать дом, сделку можно отменить.
— Ну, уж нет, и отказаться от нашей собственной фермы?! — Ася заглянула в  большие зеленые глаза Мужа и крепко прижалась к его теплым губам.
 Эти двое были едины не только сердцем, умом и духом, их единство раскрывалось в сверхземном чувстве единения телесного обладания.


 ГЛАВА XVIII. Пожар.

Вера тревожно выглянула в окно. На часах половина третьего. Сквозь кромешную тьму она увидела стоп-сигналы удаляющейся машины Домбровского.
Предчувствуя неладное, она справилась со страхом быть неправильно понятой, она  набрала его номер.
— Александр Сергеевич, извините ради Бога, — возможно, — это не мое дело…», - начала Вера.
— Вы простите, Вера,  что я вас не предупредил об отъезде, не хотел будить. Горит здание, в котором находится мой  офис. В нём есть очень дорогая для меня вещь,  — взволнованно ответил Александр и положил трубку.
«Пи-пи-пи…», — продолжала слушать оглушенная новостью Вера.
Опомнившись, она вернулась в комнату. Сон не шел.

 ***
 За два квартала до места пожара Александр увидел  полыхающее пламя огня. «Только бы успеть», — он нажал педаль газа, и спустя пару минут, притормозил у офиса. Здание было оцеплено полицией. Глаза слепили синие маячки ревущей кареты скорой помощи. Завернув за угол, Домбровский пробрался тайной тропкой, смочил в луже шарф, обмотал его вокруг шеи и натянул на нос. Подтянувшись по  водосточной трубе, он забрался на карниз и, разбив окно, прыгнул в задымленное помещение: много лет проведя в этой комнате, он по памяти нащупал металлический сейф, нажал тайную комбинацию цифр — бронированная дверь взломо-стойкого сейфа тяжело распахнулась. «Вот оно… Оно цело!» — крепко стиснув ценную вещь, Александр развернулся и замер: гипнотический гул пульсирующего ярко-красного зарева слился с бешеным стуком его сердца, норовящим выпрыгнуть в объятия пламени.
  Стряхнув волну  наваждения, Домбровский осмотрелся: его окружала дымовая завеса и пляшущие дикий танец смерти языки пламени; в голову лезли тяжелые мысли. Прислушавшись, он услышал отчаянный собачий лай и, превозмогая нестерпимую жгущую боль, пошел на её голос.

 ***
  Спустя час, пожар был локализован. Людей в здании обнаружено не было…
Скатывая шланг брандспойта, сержант Моисеев в очередной раз отмахнулся от прыгающей на него  лайки. Собака промокла  и грязными лапами пачкала защитный костюм пожарного.
— У… — топнул он ногой, пугая надоедливую псину. Влажные от слез, молящие глаза соба неотрывно следили за пожарным.  – Ну, что ты меня гипнотизируешь, что случилось? - присев, перед животным Моисеев протянул руку.
Собака отпрыгнула, призывно залаяла и скрылась за углом закопченного здания. Едва поспевая, сержант пожарной службы торопливо шагал вслед за лайкой.
 Завернув за угол, сквозь предрассветную тьму он увидел знакомую фигуру собаки, лежавшую подле распростертого тела мужчины. Лицо и руки пострадавшего были обезображены.  Моисеев склонился над человеком и нащупал сонную артерию: под пальцами прощупывался редкий пульс. Сняв шлем, он промокнул вспотевший лоб, достал рацию и нажал кнопку вызова диспетчера.
 Реанимационная машина доставила пострадавшего в краевой ожоговый центр. Судя по документам, найденным в машине, это был успешный адвокат Александр Домбровский.

 ***
  За окном лил дождь. Прислушиваясь, Вера пыталась различить в барабанной дроби тяжелых капель долгожданный скрип тормозов, но вместо этого услышала протяжный вой собаки.
Накинув плащ, она выбежала во двор и распахнула калитку: Лада жалобно заскулила, трясясь всем телом, она уткнулась ей в ноги и выронила кольцо.
— Что это? — подняв блестящую вещицу, Вера поднесла ее к свету: это было изящное золотое колечко с большим синим камнем.
В свете фонаря Вере показалось, что Лада поседела.
— Ладушка, иди ко мне, моя девочка.
Вера подхватила приблизившуюся собаку  на руки и занесла её в дом.  Внимательно осмотрев животное, она облегченно вздохнула, на поверку седина оказалась частичками пепла, что подтверждалось устойчивым запахом дыма. Лада не могла рассказать историю, очевидцем и участником которой ей суждено было стать, да это было и не нужно. Вера все чувствовала и все понимала.
Искупав собаку, Вера высушила её теплой струей фена, налила в детскую бутылку подогретое красное вино и, присев на диван, жестом позвала ее лечь рядом.
— Лада, — надо!.. — проговорила Вера нетерпящим возражения тоном, и, уложив голову собаки на колени, стала поить её из бутылки, напевая колыбельную, придуманную ею для Петеньки.
Согревшись, Лада уснула, но её сон был тревожным: вздрагивая и поскуливая, собака бередила душу хозяйки.

 ***
 Резкий звук телефона прервал звенящую тишину дома. Вера подскочила и судорожно нажала зеленую кнопку:
— Дом Домбровского, доброе утро!
— Здравствуйте. Это приемное отделение…, — говорил голос, голова Веры пошла кругом.
— Что с ним случилось? — не в силах сдерживать эмоции, закричала она в трубку.
— Успокойтесь, — монотонно вешал голос,  — вы кем приходитесь господину Домбровскому?
— Я… я — экономка,  — сконфуженно ответила Вера.
— У него есть родственники? — словно ведя допрос, прозвучал женский голос.
— Нет…, — не в силах сдерживать эмоции, — Лина заплакала.
— Он жив. Возможно, понадобится ваша помощь, запишите адрес клиники.
  «Он жив!», — ликовала про себя Ангелина.
— Вы меня слышите? — услышала она нетерпеливый голос в трубке.
— Да-да, конечно! —  кивая, она взяла ручку и улыбнулась:  — Диктуйте…


 ГЛАВА XIV. Ослепленные.

  — Вы - Вера? — пожилой мужчина в  белом халате вежливо улыбнулся.
— Да… —  нервно сглотнув слюну, ответила Вера.
— Я лечащий врач Домбровского, вы хотели со мной поговорить?
  Вера одобрительно кивнула и присела.
Больной  в коме, у него тяжелые ожоги   лица, груди, рук, отёк легких и, вдобавок ко всему, для сохранения зрения, ему срочно требуется пластическое закрытие век.
Вера прокручивала полученную информацию словно в бреду. У неё был доступ к карточному счету Александра, но ежемесячный лимит средств не покрывал стоимости реабилитации и трансплантации.
 … Сев на заднее сиденье  машины, она молча отвернулась к окну и на запотевшем стекле вывела грустный смайлик.
— Он жив и это главное. Не так ли, Вера Михайловна? — укоризненно пожурил ее Роман.
Вера одобрительно кивнула.
— Если вопрос в деньгах, не беспокойтесь, мы с Асей уже обговорили этот вопрос.
Роман посмотрел на Веру в зеркало дальнего вида. Она поймала его взгляд и улыбнулась: чуткость молодого человека напомнила ей Домбровского —  «Как же хорошо, что он появился в жизни Аси…», — успокаиваясь, подумала Вера и, откинувшись на спинку сиденья, уснула.

 ***
  Придя в сознание, Домбровский испытал эмоциональный шок: его окружала кромешная тьма. Сердечный ритм, передаваемый компьютером, словно молотом, бил по голове.
 «Где я?», —судорожно пытался вспомнить Александр, — «Почему я ничего не вижу?».
Датчики движения оповестили медсестру о том, что пациент пришёл в сознание. Частота сердечных ударов нарастала. Она вошла в палату.
— Добрый день, Александр Сергеевич. Всё хорошо. Не волнуйтесь, — услышал он любезный голос.
— Я ослеп?!, —  сдерживая эмоции, Домбровский задал тревожащий его вопрос.
— Нет. Но была проведена операция. Сейчас на глаза наложена стерильная повязка.
— Что со мной случилось? — он продолжал задавать вопросы, пытаясь восстановить события.
— Вы попали в пожар. Получили ожоги лица, груди, рук, — успокаивающе, без особых эмоций, проговорил все тот же голос.
— Я обезображен? — на его лице, покрытом плотной серо-коричневой пленкой, не дрогнул ни один мускул.
— Сегодня медицина творит чудеса: Всё будет хорошо, — введя через катетер успокоительное, медсестра попросила сиделку пригласить в палату лечащего врача.

 ***
Комбустколог дополнил краткую информацию, предоставленную медсестрой, некоторыми подробностями произошедшего. Постепенно в памяти Александра стали всплывать обрывки воспоминаний и, соединяясь воедино, словно пазлы, вырисовали картину произошедшего.
— Доктор, а при мне было кольцо? — взволнованно спросил Домбровский.
— Насколько мне известно, — нет, но вы можете поговорить об этом с Верой Михайловной, возможно, она прояснит этот вопрос, — Никогда не думал, что прислуга может быть такой преданной и заботливой, — подмигнул доктор стоящей рядом женщине.
Последняя фраза задела Домбровского за больное:
— Она не прислуга! Она мой друг! Но лучше  ей исчезнуть из моей жизни!.. — резко парировал Александр, и замолчал, сделав вид, что устал.  — Кто оплачивает мое лечение?
— Ваш друг, — печально проговорил доктор, подбадривающее сжимая руку взволнованной Веры.
Не в силах сдерживать эмоции, Вера высвободив ладонь, из рукопожатие доктора и выбежала в коридор. 
Волна знакомого теплого запаха легкой волной докатилась до Александра.
— Вера?! — всматриваясь в темноту, недоумённо вскрикнул он   вслед закрывающейся двери.
— Дайте ей время. Уверен, она вернется, —  сделал заключение доктор.
— Красавица и чудовище!... — на лице Домбровского застыла зловещая маска, —Лучше позаботьтесь, чтобы она здесь больше не появлялась! — глотая горечь досады, буркнул он в ответ.


 ***
 Утром следующего дня от жестких слов  адвоката не осталось и следа. Любовь к нему, вера в него,  — затмили обиду Веры. Она пришла на работу раньше времени, но в палату её не пустили.
— Да что происходит, Анатолий Иванович? —  взволнованно требовала она объяснений у доктора.
— Вы же знаете, что я заключила договор на условиях ухода за Домбровским.
— Знаю, — кивнул доктор, — но, увы, ничем помочь не могу. Разве что…, — сделал он паузу, — Вера обнадеживающе напряглась, — Разве что,  дайте ему время!..
  Вера изучающее посмотрела в глаза комбустолога и понимающе кивнула:
- Да, да, конечно…
 Расторгнув договор, она села в междугородний автобус и спустя четыре часа вернулась домой.

 ***
  Приняв приглашение дочери с зятем погостить в деревне, Вера собирала сумки.
— Лазаревы пригласили нас на новоселье, — пытаясь разговорить мать, вкрадчиво начала Ася.
— Замечательно. Не переживая, я посижу с Петенькой… 
- Нет, ты не поняла, они пригласили нас всех, — продолжала настаивать Ася.
— Я не пойду.
За  строгостью и бескомпромиссностью Веры пряталась маленькая ранимая девочка, требующая внимания, заботы и поддержки.
Чувствуя, что Ася зашла в тупик,   Роман обнял женщин за плечи:
  — Вера Михайловна, хандра ещё никому не сослужила добрую службу.  Вы идете и точка.

 ***
  Геннадий и Анна Лазаревы оказались очень милыми радушными людьми. Они привнесли особую своячинку в обустройство дома и, теперь Вера не ощущала тяжелого давления стен, где они жили с покойным мужем: напротив, теперь комнаты дышали радостью, покоем, уютом, — и Вере казалось,  жильцы приходятся ей дальними родственниками.

 ***
  Восторженный рассказ хозяина дома о работе воспитателем в кадетском корпусе воодушевил Артёма: всю обратную дорогу он пребывал в мечтах, грезя  о кадетских погонах.
«Ты будешь с уважением относиться к слабому и сделаешься его защитником, ты будешь любить страну, в которой родился, ты везде и всюду будешь поборником справедливости и добра, против несправедливости и зла. Ты не отступишь перед врагом», — заветы мальтийских рыцарей, озвученные майором в отставке, запечатались в его памяти, всплывая вновь и вновь.

 ***
  Веры не было всего неделю, но привыкшая к общению с девушкой Антонина Николаевна, уже скучала по своей компаньонше. Она набрала её номер.
— Да! — радостно воскликнула Вера.
— Судя по голосу, у вас все хорошо, моя дорогая? (Антонина Николаевна знала от сына об отказе Домбровского общаться с Верой и очень за них переживала).
Боясь признаться в истинной причине своего бегства, Вера наигранно веселила подругу: рассказывала о продвижении строительства фермы и своей незаменимости, как няни для Петеньки.
— Значит, вы не планируете возвращаться? — уточнила Антонина Николаевна.
— Придется, — обреченно ответила Вера, — у Артема заканчиваются каникулы: нужно ехать.
— Ну, в этом вы можете положиться на меня: поживет у нас; я подтяну мальчика по английскому… А  знаете, Верочка,  Александр Сергеевич пошёл на поправку: скоро ему предстоит пластическая операция и он снова будет как новенький!
— Да, конечно, рада за него… Спасибо за предложение присмотреть за Артёмом, я поговорю с сыном, — Вера погладила скачущую Ладу,  — уверена, он будет рад провести время с вашей семьей, —  завершила разговор Вера, и, обуреваемая сожалением о вышедшей из-под контроля  бестактности, аккуратно положила трубку.
Антонина Николаевна тоже чувствовала осадок от излишнего давления на чувства девушки. Но теперь ей стало ясно: Вера безнадежно ослеплена  мнимой безответной любовью.

 ***
 После разговора с Антониной Николаевной и Михаилом Долженко, Александр пребывал в дурном расположении духа. Узнав,  что Вера отказалась от финансовой помощи со стороны их семьи и все счета за его лечение оплачивала сама, у него обострилось чувство вины за грубость, излишнюю самонадеянность и трусость признать свои чувства. Он метался, раздираемый сомнениями: с одной стороны, поговорив с Верой, он получал свободу от бремени невысказанных слов; с другой — боялся получить отказ, и тем более согласие, обрекающее любимую женщину на жизнь с уродом. Взвесив все «за» и «против», он принял решение оставить всё как есть, и лег под скальпель пластического хирурга.


 ГЛАВА XX. Виктор.

  Тяжело дыша, Инесса Львовна поднялась на этаж, но увидев приоткрытую дверь квартиры, испытала приступ панического страха: «Грабители», — мелькнуло  у нее в голове.
 Побоявшись войти, она нажала звонок квартиры Ивана Матвеевича. Щелкнул замок. В проеме появилась фигура соседа:
— А… Инесса… поздравляю!
— Поздравляю?
— Как,  ты еще не знаешь, Виктор вернулся… Заходил минут сорок назад, спрашивал, не одолжу ли я спирта.
— Извини, Иван!.. — Инесса опустила глаза и торопливо направилась к двери.
— А ты зачем приходила? — догнал её вопрос опомнившегося соседа.
Махнув рукой, Инесса дала понять, что это уже не имеет значения.
Войдя в квартиру, Инесса Львовна услышала мужские голоса и жеманное девичье хихиканье.
— Витюша! — позвала она сына.
Заспотыкавшись через ряд бутылок, Виктор вывалился в коридор.
— Мамусик! — промурчал он заплетающимся языком.
 Не замечая дурного запаха, Инесса обняла  и расцеловала любимое дитя. Пошатываясь, в дверях показалась молодая особа.
— Здрасте: клевое вино у вас — где покупали?  — проглотив шоколад, заискивающе поинтересовалась девица.
Инесса заглянула в комнату: сквозь дымовую завесу сигаретного дыма она узнала бутылку Бордо, подаренную ей Линой. Едва сдерживая своё негодование, задыхаясь от злости, она сослалась больной и спешно скрылась в комнате Веры.
 Пьяная вечеринка продолжалась всю ночь. Голодная и взбудораженная происходящим, Инесса то проваливалась, забываясь в коротком сне; то просыпалась, ощущая нестерпимую головную боль. Наконец: суета стихла.
Виктор приоткрыл дверь:
— Мамусик, привет! Выспалась? — не дожидаясь ответа, он продолжил,  — я тут, что подумал, раз «эти» съехали,  —живи в их комнате, а я устроюсь в твоей: в этой комнатенке мне и плечи не расправить, — потягиваясь, он смачно зевнул.
Довольная наступившей тишиной, ощущая присутствие долгожданного сына, Инесса одобрительно кивнула.

 ***
 Безработное веселье Виктора продолжалось второй месяц. Бесконечные друзья и подруги, гора немытой посуды и вдребезги пьяный сын — это всё, что составляло  существование Инессы. Колючая гордость, холодная самость и жертвенная любовь к сыну не позволяли пожилой женщине поделиться своим горем с кем бы то ни было, тем более с Верой.
 Каждый раз, когда звонила дочь, она наигранно изображала счастливую, беззаботную жизнь, находя существенный повод для отказа от приема гостей.


 ГЛАВА XXI. Голос любви.

  Подойдя к калитке, Александр автоматически нажал кнопку домофона: забытый голос одиночества  отозвался холодным безмолвием. Тяжело вздохнув, он вставил ключ и распахнул дверь. Лада не скакала вокруг хозяина,  вместо жизнерадостного семейства Веры — его встретило грустное сиротливое эхо.
Бродя по дому, Домбровский приоткрыл дверь в спальню, некогда занимаемую Петром и Верой исердце его учащенно забилось: держа в руке кружку кофе, — на него смотрела любимая женщина. Он подошел ближе и коснулся полотна:  «Ну, здравствуй, родная, дождалась?». Опустив  глаза на туалетный столик, Александр замер – его взору предстало кольцо с сапфиром. Это была единственная вещь, доставшаяся ему в память о матери. Рядом лежала записка: «Заставить себя не любить не в силах. Простите за неоправданные надежды. Вера».
Выбежав во двор, Домбровский завел машину и, не помня себя, помчался вслед за любимой женщиной.

 ***
 Они встретились взглядами:
  — Я пришёл к тебе.
  — Я так тебя ждала!
  — Можешь ты простить меня?
  По лицу Веры пробежала улыбка, она смущенно опустила глаза,  обняла и поцеловала любимого человека. Её душа сияла, сердце радовалось. Она любила его той неповторимой любовью, когда была готова оставить все и следовать за ним на край света.
  — Спасибо, родная.
 Кроме ласкового, пламенного и тихого влечения, Домбровский четко слышал голос любви и веры.

 Эпилог.

 — Дя-дя… — высоко сидя на отцовских плечах, улыбающийся мальчик показывал пальчиком на статного парня в кителе: чеканя шаг, молодой курсант гордо шагал по плацу с заветным  удостоверением в кармане. Украдкой посмотрев на близких, он выделил из улыбающейся стайки родных светящуюся радостью маму и стоящего рядом мужчину, бережно обхватившего округлившийся животик супруги.
— Не балуйте наследника, Александр Сергеевич, —  улыбнулась Вера.
— Ничего подобного, я приучаю к нежности наследницу, — услышала она в ответ, чувствуя горячее тепло поцелуя в макушку.