Трое молодых людей, без особого энтузиазма и с некоторой опаской ступили на скотный двор. Сзади, слегка подпихнув вперед застенчиво таившуюся за спинами приятелей девушку, скрипнув пружиной, с тяжелым грохотом захлопнулась дверь. Все, пути к отступлению отрезаны! Только вперед, во владения деда Игната. И он, поджарый, бодрый старичок, привычно хлюпая кирзухами по чаче, со знанием дела пробирался среди многочисленных загончиков и городушек.
И все это из-за Клавки. Пригласила, понимаешь ли, в гости, в настоящей русской баньке попариться, деревенским воздухом подышать. Пока суть да дело, разговор зашел о грядущем годе Кабана. Стали вспоминать, кто что в гороскопах читал, заспорили. Тут-то и выяснилось, что свиней никто из нас,городских, толком и не видел. Только по телевизору, да на плакатах. Вот Клавкина мать и устроила нам эту экскурсию, так сказать для ближайшего знакомства с оригиналом. «Какое животное, таков и год. Чего гадать-то. Посмотрите, сами гороскопы составлять будете», - заявила она, снарядив нас к соседу - деду Игнату. А Клавку оставила пироги печь. Вот и мялась теперь молодежь у ворот, не решаясь следовать за хозяином.
-Ну, что вы там примерзли, словно гости у порога. Идите смелее, я вас главному представлю. Вы уж это, расстарайтесь ему понравиться, так сказать, в авторитет войти.
И действительно, как только дед Игнат подал голос, в загонах началось заметное оживление: завозились, похрюкивая «Машки», «Дашки» и «Борьки», зашлась от визга пока еще безымянная «детвора». Дед остановился у одного из загонов, молча поманил пальцем практикантов.
- Вот, здесь мой главный, Борька. Серьезный. Он папашка почти всей этой визжащей братии.
Скептически улыбаясь, Петруха перегнулся через изгородь и заглянул в небольшой, два на два, загон. Занимая почти всю его площадь, зарывшись рылом в грязь, (и как только не задохнулся?) не подавая признаков жизни, лежала туша. Сморщив нос, Петруха презрительно хмыкнул. Не меняя своего положения, туша хмыкнула в ответ густым басом.
-Внушительно!- констатировал он, и, протянув руку, панибратски похлопал борова по спине. Это было, по меньшей мере, неосмотрительно. Так как уже в следующий момент, проявляя не дюжую расторопность, туша стояла на коротеньких ногах, обнажая в улыбке два клыка длиною в палец. В гортани клокотал угрожающий рык. Не вызывало сомнений то, что действия незнакомца саблезубый боров расценил как личную обиду.
- Ого! Секач, – со знанием дела подметил второй. – Ты, Петруха, поосторожней с руками-то. Не знама броду, не лез бы в воду.
- Это точно, - подтвердил дед. – Вообще-то он не злобливый, к своим-то. Даже ласковый. Но все ж поостерегитесь, видал зубы-то. Замешкаешься, или неудачно дернешься, так полруки распорет. Я уж наученный. Раз решил ему за ухом почесать, любят они это, заразы. Он разомлел, зад отвесил, а меня на ту беду племяшь окликнул. Пока я к нему головой вертел, руку-то все на ухе держал, только чесать забыл. Так Бориска мне напомнил, легонько так пятаком ткнул, рука сорвалась да об клык. Я потом неделю в повязках ходил. Он здесь вроде как за всех в ответе. Попробуй хоть одну из свинок тронуть, враз поднимается, на изгородь буром прет. Ну, что ты, что ты всполошился, экскурсанты вот городские. Так не ударь в грязь лицом, - обратился он к борову, и полушутя добавил: - завтра добро твое чистить придут, так сказать «генеральную» устроим.
Немного успокоенный хозяйским голосом, боров уже не давил косяка на чужаков, только похрюкивая гортанным баском, словно изучающее разглядывал. Петруха нахмурился, неизвестно, что больше его напугало: обещанное на завтра мероприятие и количество зловонной жижи или сомнительное гостеприимство секача.
В соседнем загоне, горестно вздыхала и похрюкивала вполне симпатичная свинка. Дед Игнат, перемахнув изгородь, подошел к ней.
-Ну, что ты, Хрюня, все вздыхаешь? Опять не ела. Знаю, знаю, по дружку скучаешь. -
Свинка в ответ капризно хрюкнула, обиженно отвернулась. – Тебе о будущем материнстве думать пора, а не об этих глупостях. Ладно, ладно, иди уж, приласкаю.
Дед почесал Хрюне за ухом. Она, дружелюбно похрюкивая, замерла. Когда дедова рука скользнула по щетинистому боку, спина свиньи прогнулась, и она, словно прижимаясь, всем своим массивным боком подалась к старику. Тот, еле удерживая равновесие, чуть попятился. Задние ноги чушки подкосились, в глазах светилось блаженство. Рука старика спустилась к ее мягкому, животу.
- Падай, Хрюня, падай! – скомандовал он, и уже в следующий миг, свинья грациозно рухнула у его ног, обнажив два ряда сосцов.
Девушка смущенно хихикнула.
- Учись, Толян, как местных свинок охмурять, - подковырнул приятеля долговязый Петруха. - Казалось бы, свинья, а туда же, ласки требует. И, судя по всему, обидчивая, как все беременные. Что смеешься, Зинок, или неправда?
- Ты еще про свинячью любовь скажи, - поджала манерно крашеные губки Зинка.
- Ну, про любовь - не знаю, а во всем остальном, ничем не хуже другого животного, - вмешался в разговор дед Игнат.
- Свинья обыкновенная - грациозна, как лань, проворна, как кошка, умна и предана, как собака. Еще чего доброго гурманом слывет, – съехидничал Толян.
- Зря вы, ребятки так, - дед Игнат уже перелез назад и чистит палочкой сапоги. – Я с ними, посчитай, всю жизнь дело имею. Столько разных на своем веку повидал… И у каждого свой характер, привычки, норов. И главное, что заметил, среди людей такие «свинтусы» встречаются, куда там моим питомцам.
- Если все свиньи прямо такие лапочки, почему же в народных поговорках их не очень-то жалуют, - вмешалась Зинка. – «Отъелся, как боров», «визжишь, как поросенок недорезанный», «грязный, как свинтус», «посади свинью за стол, она и ноги на стол», «разбираешься, как свинья в апельсинах». Или, скажите, это все такие возвышенные эпитеты?
- Ну, разбираются свиньи в апельсинах или нет, - не знаю. Гурманами их назвать, конечно, сложно. Скорее наоборот, живут по принципу - что в рот (в пасть) полезло, то полезно. На вкус, не брезгуя, пробуют практически все, но съедают лишь то, что действительно съедобно. Так что в корыте с варевом в первую очередь без труда отыскивают самые лакомые кусочки. Хотите, фокус покажу?
Дед Игнат порылся в кармане и, выудив несколько пшеничных зерен, бросил их прямо в грязь, к ногам Хрюни. Ребята уже представили, как это грубое, не отличающееся манерами и культурой поведения за столом, животное, сейчас начнет рыть землю, и, в конце концов, потеряет эти неприметные зернышки. Но вопреки их ожиданиям, Хрюня наморщила пятачок, склонилась над лакомством. Через секунду ни одного зерна в грязи уже не было, а свинка, даже не замарав «губы», аппетитно почавкивала, благодарно поглядывая на старика.
- Вот это да! – восхитился Петруха.- Признаюсь, не ожидал.
- Это еще что, - радуясь, что удалось-таки удивить скептически настроенных студентов, воскликнул дед. – Пойдемте-ка, к Машке. Вот уж кто чудеса творит. Только тихо.
Все направились к дальнему загону. Там, судя по писклявому визгу, располагались поросята. Розовая, упитанная, ни на миг не замолкающая дюжина вечно двигающейся малышни сновала между ног грузной, необъятной матери, которая, похрюкивая, что-то искала в корыте с кормом. Ребята, затаив дыхание, наблюдали за этой семейной идиллией, которая только на первый взгляд казалось хаотичной. Детвора, есть детвора, сидеть на месте не любит. Каждый миг использует для познания мира, игр и соперничества. Эти двое что-то не поделили, тот застрял в щели у корыта, а один кладоискатель, так увлекся рытьем, что из ямки торчат только розовый штопор хвостика. Идиллию разрушил Толян. В самый неподходящий момент его разобрал чих. Словно очнувшись от спячки, испугавшись собственной беспечности, Машка коротко рявкнула. Как по команде, все поросята бросились в отгороженное гнездо и мгновенно скрылись в соломе. В загоне повисла тишина. Машка всем своим видом показывала незнакомцам, что не потерпит вторжение в свои владения.
- Во как! – подмигнул ребятам старик.
- Да, уж, дисциплина на высшем уровне. Нечего сказать, - пробурчал Толян, шмыгая носом.
- Ну, будет тебе, Машка, будет. Все свои, никто твоих поросят не тронет – дед ласково потрепал свинью между ушей. Та вроде как отмякла, но все еще с подозрением поглядывала на чужаков. Зачерпнув из бочки миску отрубей, дед Игнат протянул их Петрухе. – На-ка, угости мать семейства. Может тогда за своего признает.
Петруха дрожащей рукой высыпал гостинец в корыто. Машка не спешила к лакомству, чего-то ждала, оглядываясь по сторонам, словно ожидая какого-то подвоха. Но вот она, наконец, тараня носом корыто, зачавкала, что-то бурча на своем, поросячьем. Ребята так и не поняли, в какой миг она подала сигнал, но вдруг солома в гнезде вздыбилась, и как по команде, поросята выскочили к матери. С острасткой поглядывая на людей, они нерешительно лезли в корыто, тыкались матери в живот. Мельком оглядев детвору, мать продолжила лакомство.
Ребята молчком переглянулись.
- Я и сам не устаю удивляться, - сказал дед Игнат.- То ли это ум такой, то ли врожденный инстинкт. Только вот у меня еще случай был не так давно. Это сейчас они меня не боятся, а по началу, как и от вас шарахались, в соломе прятались. Пришел, значит, я как-то загон чистить. Машка своим команду дала, они как положено, в сено зарылись. Она все около меня терлась. Убрался я у них, пока за соломой свежей ходил, слышу, Машка волнуется, бабьим криком заходится. Я к ним. Ничего понять не могу. Поросята между ее ног снуют, никто, вроде как не покалечен, а она себе места не находит, крутится, тычет их носом, все гнездо вверх дном перевернула. Решил я тогда их сосчитать. Сколько времени на это ушло – не знаю, они ведь в шеренгу не строятся и смирно не стоят. Только выходит, что нет одного. А Машка все гнездо роет. Ну, отворотил я солому, пригляделся, а там маленькая щель подрыта, как раз в огород. Пошел я, значит, туда, так и есть, этот чертенок всю гряду с морковью изрыл и посередине спит. Так я к чему это. Их ведь двенадцать, так сразу и не определишь, все ли под ногами крутятся. Выходит, свиньи считать умеют. Вы заметили, как она их взглядом окинула, когда из соломы вылезли? То-то же.
-Обычный материнский инстинкт, – заявила Зинка. - Ведь для матери, сколько бы детей не было, враз узрит, все ли на месте, здоровы ли. А вообще-то они такие прехорошенькие. Так и хочется потискать.
- Даже так, - удивился дед Игнат. Глянул на практикантов. В их глазах уже не было прежней заносчивости, напротив, светилось любопытство. - И это можно. Пойдем. Не будем мамашку волновать.
Между узких проходов городушек, где, зарывшись по уши в грязь, похрапывали разномастные хрюшки, старик провел их до маленького загона. Там, со знанием дела, копались в земле пять поросят. Заботливой мамаши на горизонте не наблюдалось.
- Эти чуть постарше. Уже отделил, совсем самостоятельные стали, - дед Игнат перелез через изгородь и неожиданно попытался схватить ближайшего поросенка за задние ноги.
Что тут началось! Ребята вмиг поняли, почему говорят, визжишь, как недорезанный поросенок. Такого пронзительного, давящего на уши шума, им вряд ли приходилось слышать. И что главное, визжал не только тот, которого старик тщетно пытался поймать, но и все его собратья. Парни закрыли уши руками. Несмотря на свою мнимую неповоротливость, поросята оказались довольно проворными. Дед Игнат, выбрав жертву, сконцентрировавшись, как пантера перед прыжком, уже с третий раз бросался «на амбразуру». Наконец-то, его попытка увенчалась успехом, и он сунул в руки онемевшей Зинке визжащий извивающийся комочек.
- Держи крепче! А то видишь, какой юркий. Где его потом догонять будем, - скомандовал Толик.
С круглыми от ужаса глазами Зинка прижала к себе жаждущего свободы поросенка. Огульный визг прекратился, и теперь было слышно, как, волнуясь, похрюкивает весь скотный двор, а боров-секач глухими ударами испытывал на прочность дверь.
- Ничего себе, Борька-то в бой рвется – с нескрываемым уважением к секачу заметил Толян.
- Свинья вообще животное непредсказуемое, - дед Игнат закурил папироску, философски прищурил глаз. - Очень уж на нас с вами похожа: и органами, и системой пищеварения, и повадками. Говорят, даже болячки у нас одни и те же. Пустого визгу от них много, да и паникеры они еще те, однако, тот же страх заставляет их неожиданно переходить в наступление и безрассудно сопротивляться даже более сильному противнику. Так что ухо с ними держи востро. Собачьей привязанности к человеку у них нет. Так что путь к их сердцу лежит только через кормешку. Хотя, случаются удивительные экземпляры, так сказать, исключения.
Зинкин пленник тоже немного успокоился, хотя его жалобное похрюкивание так и норовило перейти на оглушающий визг.
- Какой он тепленький, гладенький, в махровую складочку. Прямо как настоящий упитанный малыш, - засюсюкала Зинка. - И кто это придумал, что вы тупые, грязные и отвратительные. Ой, как все в этом мире относительно.
Поросячий ангелочек тем временем уже пробовал на вкус ворот засаленной спецовки – униформы деда Игната, которую он предусмотрительно выдал для экскурсантов. Его розовый пятачок то и дело тыкался в Зинкино плечо.
-Ого. Какой ты сильный. Ребята, это только на вид его пятачок маленький и нежный. У меня наверняка синяки сейчас выступят, - пожаловалась она.
-Ладно, хватит уж, - прервал поросячьи нежности дед Игнат. – Что, сама отпустишь в загон, или давай мне.
-Сама справлюсь.
Как только Зинка перегнулась через загородку и отняла поросенка от плеча, он опять всполошил округу пронзительным визгом.
- Тфу-ты, его не поймешь, - возмутился Петруха. – Берешь – не нравится, отпускаешь, - тоже худо. Что ни шаг, так сплошной визг по поводу и без него.
- Это точно. Они такие. Хлебом не корми – дай повизжать, - согласился дед Игнат, у выхода со двора счищая палочкой грязь с сапог. – Все, на сегодня экскурсия окончена, пожалуйте на чай. Я вас со своим хозяйством познакомил, что мог, рассказал. А выводы и какие-то там прогнозы на предстоящий год делайте сами. Это не по моей части.
2007 г. Фото из интернета