***

Анна Алекберова
Муза гнева и печали.
Некрасов.

В припадке злого вдохновенья.
Я.

Художник Варю разозлил. Вернее, сначала обидел, а потом разозлил. Но, если обиду Варвара Петровна еще могла перебороть, то против собственной злости она предпочитала не переть – чревато было последствиями.
Счастливой Варя была всегда. Счастье ее не зависело от наличия или отсутствия финансов, от времени года, температуры воздуха и собственного тела.
А вот счастливой по-женски Варя была лишь последние несколько дней. Художник в этом счастье играл главную роль – он его создавал. Сам же и разрушил, обидевшись на варину редкую трепливость. Причем обиделся настолько, что обидел Варвару. Прежде чем обидеться, Варя хотела было посоветовать ему гениальный пиар-ход: поскольку рты сплетникам уже не заткнешь, следовало извлечь из этого колоссальную выгоду. Приближалась выставка художниковых работ, потому полезно было не остужать, а подогревать муссирующие слухи. Тогда простой народ деревеньки Хрюково Гадюкино активней пошел бы на выставку – всем ведь интересно посмотреть на «того самого Мумумова, которому во время еды сводит судорогой ногу». Еще бы и котлеты каждый прихватил. Герасим в результате таких нехитрых манипуляций стал бы знаменитым и откормленным.
Однако всего этого Варя сказать не успела. Равно как и того, что недоверие – не самая приятная вещь в отношениях Художника и нехудожницы.
Поняв, что ее презирают, Варя решила действовать. Отогнав некстати припомнившийся анекдот: «Люся, да я вообще не подозревал о каких-то наших с тобой отношениях, пока ты мне не сказала, что они закончились», Варя подумала, что нужно над ситуацией подумать.
Месть в данном случае решительно не подходила: Варя вполне основательно побаивалась того, что ей может прилететь в лоб гипсовой могучей фигой. Гипс, конечно, материал хрупкий, однако лоб недалекой Вари еще нежнее, и это Варя осознавала.
Поперебирав такие варианты, как броситься под поезд самой или закинуть туда Художника, вызвать на помощь армию гномиков или обратиться в Ктулху, она решила передохнуть.

«Вообще, это несправедливо, - думала Варя, осторожно обмакивая в теплое молоко печенюшки в виде слоников и отправляя их в рот. – Несправедливо то, что русская классика не предусмотрела никаких моделей поведения для женщин по имени Варвара. С Аннами все понятно: им судьбой уготовано под поезд броситься. Более поздний вариант – разлить масло – тоже хорош. Ясно все и с Сонями. Дано: Раскольников (или любой другой мужик с топором), Соня. Найти: что делать Соне и при чем тут мужик? Ответ: дядька – убийца, Соне следует идти за ним на каторгу. Наташам положено рожать. А про Варю – решительно ничего! И это при том, что Варвара – древнее и… Нет, не древнее и неприкосновенное животное. Это при том, что Варвара – старинное и красивое русское имя».
Печенюшки закончились в тот самый момент, когда Варвара Петровна уже почти нащупала какую-то идею, но ухватить ее еще не могла.
Уже шагая к магазину с лирическим названием «Продукты. Одежда на вес», Варя поняла: надо себя из художниковой жизни вычеркнуть.
От того, что мысль наконец-то пришла и оформилась, стало легко, от того, что пришла она такая осенняя и грустная, на душе у Вари стало тоскливо.
Не дойдя до магазина, девушка остановилась и развернулась. Через дорогу, прямо под раскидистым тополем, выясняли отношения за обладание особо метущей метлой два человека в оранжевых жилетах. Потом мимо них на ужасающей скорости пронесся громыхающий трактор.
«Пейзаж, достойный пера Чехова», - пронеслось в вариной голове.
Варвара достала из кармана телефон.
«Мяу???», - набрала она и отправила Художнику.
               
                *   *   *
Печеньки в тот день она так и не купила. Купила мармеладки и билет в город Пымск, потому как училась там на магистратуре. Магистерский минимуму по физкультуре – немаловажный этап в процессе просветления.
Вообще-то мечтала туда Варя отправиться с Художником.
Но пока маракасы его гремели где-то вдалеке, так далеко, что ей их даже не было слышно. А ее ждал стук колес. И собственного сердца.