Пойдёшь сам

Полковник Чечель
                "Мы не романтики. Мы фанатики своего дела.               
                Спишь и видишь - скорее бы утро. Ведь только в 
                полёте ты открываешь родник света..."
                (Лётчик-испытатель Юрий Гарнаев)

     Я думаю, под этими словами Героя Советского Союза, Заслуженного лётчика-испытателя СССР, Юрия Гарнаева, отдавшем авиации 30 лет своей яркой жизни, освоившем 120 типов летательных аппаратов, авторе очерков и стихов, подпишется каждый лётчик, кто пришёл в авиацию по призванию.

    Почему я подчёркиваю "по призванию". Я вспоминаю лейтенантские годы - в нашем полку был штурман Азаров, который всегда раньше всех узнавал об отмене полётов. И когда он, захлёбываясь, сообщал об этом своему командиру экипажа, его лицо прямо светилось радостью: "Командир, ура! "****аускас", - полёты отбили"...               

       В нашей среде приходилось встречать и лётчиков, равнодушных к полётам, редко, но приходилось... Таких примеров, к счастью, единицы. Наоборот, многие лётчики не упускают возможности на чём-нибудь полетать в отпуске, или выйти из отпуска раньше, т.к. 50 суток без полётов выдержать тяжеловато, особенно в молодые годы.

     Сейчас, оглядываясь на прожитые годы, я понимаю, что самое счастливое время у меня было на втором курсе, когда начал летать. Крайняя мысль, засыпая: "Завтра снова полёты..." А просыпаешься сразу с чувством радости, что сегодня снова станешь крылатым...

       А совсем недавно я вновь испытал щенячье чувство радости от полёта. Никогда не думал, что в моём возрасте способен на это. Две недели назад, возвращаясь с дня рождения Виталия Сундакова, я заехал полетать к моему бывшему лётчику Юре Кулику, одному из моих лучших ведомых. Будучи командиром полка я любил с ним летать строем в силу того, что Юра очень надёжный и сильный лётчик. Достаточно сказать, что Сергей Павлович Губарь, которому я сдал полк, когда его перевели на Черноморский Флот с собой на ТУ-22р, взял только Юру Кулика. ТУ-22р сложнейший самолёт в плане техники пилотирования, и летать на нём надёжно мог даже не каждый сильный лётчик.

     Так вот, по предварительной договорённости Юра заехал за мной и Олегом Соколовым в Славянский Кремль Виталия. Через 2,5 часа мы уже  были на полевом или лесном аэродроме. Назвать можно и так, и так. Представьте себе вспаханное поле поперёк которое пересекает узкая полоска не то дороги, не то тропы. Это и есть взлётная полоса. Заходим в избу на опушке леса. Первое, что бросилось в глаза, книга Ассена Джорданова "Ваши крылья". Когда-то, когда я только мечтал о полётах, я читал взахлёб всё, что мне попадалось под руку об авиации. Тогда мне повезло - удалось прочитать книгу америанского лётчика-испытателя Бриджмена "Один в бескрайнем небе", которая меня, 15-летнего пацана, научила, как надо готовиться к особым случаям в воздухе. Бриджмен - лётчик, который первым достиг скоростей порядка 1,5 - 1,6 М (М - это скорость звука). Сделал это он на самолёте "Скайрокет" с жидкостным ракетным двигателем. Все пилоты, которые летали на этом самолёте до Бриджмена погибли из-за взрывов жидкого кислорода в воздухе. Лётчик понял - единственный шанс ему остаться в живых, это быть готовым ко всем, мыслимым и немыслимым отказам, которые могут произойти на этом самолёте. И он днём и ночью продумывал, что может отказать и свои действия при этом. Учителей не было, не было у кого спросить совета - он был первопроходцем.

      В силу именно такой колоссально огромной мысленной подготовки Бриджмену удалось довести испытания до конца и остаться в живых. Так вот, в его книге была ссылка на книгу Ассена Джорданова "Ваши крылья". Тогда мне не удалось её найти, и вот спустя много лет я подержал эту книгу в руках, (прочитать не успел, сделаю это в следующий приезд). Но я мгновенно ощутил, здесь живут люди влюблённые в авиацию. Лётчик-испытатель Александр Иванов 5 дней в неделю проводит в небе на работе, а на выходные приезжает сюда полетать на малой авиации, попариться в русской бане, поиграть на русской гармони (их у Саши три) и просто отдохнуть на природе. Дмитрий Овсянников - бизнесмен, он же лётчик, летающий на ретро-самолёте ЯК-12 и катающий на нём всех желающих совершить прогулку по небу. Юру Кулика я уже представил. У ребят 4 самолёта и заканчивают строительство пятого.

        Попили чай, вышли оценить погоду. Дождь, видимость 1 - 1,5 км, полоса шириной 10 метров, вся раскисшая. Думаю: "Я бы полетел, но как Юра? Ему отвечать, если что, да и полоса больно узкая". Внутренне был готов к словам: "В следующий раз, командир". Но Юра произнёс: "Авиация обратного хода не имеет. Летим, командир!" У меня в душе всё засияло, не зря я его воспитывал...

      Взлетаем. Сразу после отрыва Юра отдаёт мне управление. Блин, я вообще-то хотел сначала по сторонам поглазеть, т.к. вперёд ничего не видно - дождь стекло заливает. Но раз дают - надо брать. Набрал высоту 300 метров, как раз по нижней кромке. Поделал развороты, виражи с разными кренами и перегрузками, пикирования, горки, чтобы прочувствовать маневренные возможности самолёта "Зодиак", двухместного моноплана со средним расположением крыла. Самолёт просто прелесть - лёгкий, маневренный. Как раз дождик прекратился, появилась возможность обозреть окрестности, да и на камеру пора засняться. Проносимся над полосой на высоте 2-3 метра. Юра меня страхует. У него был период, когда он работал на "химии" - там все полёты "на бреющем". Сами лётчики, кто летал на этот вид работ, говорят так: "Кто на "химии" не летал, то ещё не лётчик". В этих словах много истины. Эти полёты можно приравнять к боевым, только не стреляют.

       Олег снимает наш проход, машу ему свободной рукой. Дальше поносились над лесом и между соснами на высоте 20 - 30 метров. Потом Юра показывает на озеро, давайте к нему.

     Иду на высоте 20 метров, чуть ниже сосен, проносящихся рядом. Юра вмешивается в управление, отжимает ручку от себя, и мы несёмся над гладью лесного озера над самой водой. Впереди надвигается стена леса. Хочу перевести самолёт в набор высоты. Юра показывает: "Рано"... Перед самыми деревьями даём обороты двигателю, крутой горкой перескакиваем через лес и сразу самолёт в разворот. Меня охватило чувство полной свободы и восторга. Давно я не испытывал такого удовольствия от полёта...

    Потом слетал Олег Соколов. В прошлом году я привёз его на гору Клементьева в Крыму. Там он слетал на планере и параплане, а до этого ни разу не поднимался в воздух. И вот теперь дальнейшее знакомство с миром, называемым "Авиацией". Теперь и Олег к ней не равнодушен... Но вернёмся к тому времени, когда я сам только начал познавать стихию воздушного океана...

        Не забыть ребят, которых списали по "не лётной". Это одно из самых жестоких испытаний, которое может придумать жизнь - пройти все медкомиссии, психанализ, полтора года учёбы, экзамены, приступить к полётам и, взяв по три вывозных программы, услышать страшный приговор: "Лётчика из тебя не получится". Ребята со слезами на глазах делали свой большой портрет в шлемафоне, и уходили, понимая, что они уже никогда не сядут за штурвал самолёта.  По человечески их было очень жаль, хотя некоторые проучившись 1,5 года уходили вдруг сами, "прозрев", что профессия военного лётчика - это не то, о чём они мечтали в жизни.

   Штангист Коля Занкин, флегмат Петя Петухов (по кличке "Петушок"), перворазрядник по волейболу Лёша  Зубрицкий и другие) - всего 7 человек на нашем курсе, кто не смог освоить профессию лётчика. Я не знаю их дальнейшую судьбу, но хочется верить, что они смогли найти себя в этой жизни, ведь она так прекрасна и многогранна...

     Наконец настал тот долгожданный день, когда мой инструктор старший лейтенант Иванов Виктор Фёдорович сказал фразу: "Завтра пойдёшь сам". До этого я уже слетал на контроль с командиром звена капитаном Дубровским, впоследствии ставшем командиром полка. Потом с командиром эскадрильи подполковником Зубаревым, оба дали "добро" на полёты с командиром полка полковником Букотиным.

      И надо же такому случится. После того, как Виктор Фёдорович дал мне ЦУ ("крайний инструктаж") - "Ничего не выдумывай - летай, как учили", мне навстречу попался наш курсант (фамилию уже не помню), который уже только что отлетал на контроль с командиром полка. И я возьми, да и спроси: "Что он любит, а что не любит?" И тот мне ответил: "Страшно не любит, когда курсант после взлёта идёт в набор, не набрав скорость".

    Информацию я принял и пошёл докладывать полковнику Букотину, что курсант "такой-то" к полёту готов. "Раз готов, садись в кабину",  произнёс командир полка, не прерывая разговора с кем-то из лётчиков-инструкторов.
   В общем, запускаю двигатель, выруливаю на полосу, запрашиваю взлёт - всё как учили. Добро получено, отпускаю гашетку тормозов, побежали... отрыв. И вдруг - "блин" - я не собирался этого делать, - руки, ноги неожиданно для меня отдали ручку слегка от себя, и моя "Элка" пошла "брить" над землёй на высоте 1-1,5 метра. Всё в точности, как взлетал подполковник Струбалин месяц назад, когда я напросился к нему полетать в составе экипажа.

     Я не верил своим глазам, что у меня получается, но факт отаётся фактом - мой самолёт взлетал, как будто его пилотировал матёрый пилотяга, а не "зелёный"курсант-желторотик, который сам ещё в воздух не поднимался. Я услышал как в задней кабине командир полка "замурлыкал " от удовольствия и "гордости" за меня. Это придало мне окрылённости в собственных силах, захотелось ещё больше совершить что-то "героическое", чтобы он полёты со мной ставил в пример другим "учлётам, как надо летать, и представьте себе, у меня "получилось".

     Когда полоса заканчивалась, и я уже готовился лихим набором уйти в небеса, как вдруг  с ужасом ощутил, что правым колесом моя "Элка" чувствительно пристукнула землю-матушку, глазомера-то ещё никакого, и дальше, как ни в чём не бывало резво пошла вверх. Что тут произошло в задней кабине словами описать невозможно, только эмоциями. Оттуда раздался не просто мат, а мат "трёхэтажный". Я думаю те, кто когда-нибудь его слышал, подтвердят, что перепутать его  или ошибиться в "количестве этажей" невозможно, настолько это законченное "фольклёрное" произведение русского языка. Мне до этого всего раз приходилось слышать, как боцман портового буксира во Владивостоке воспитывал таким матом молодого матроса. Моему удивлению не было предела. Я от восхищения чуть не выучил полностью весь такелаж парусной шхуны "Товарищ", на которой боцман проходил плавпрактику, когда учился ещё в Херсонской мореходке. Я чётко помню, что третий "этаж от второго" отделяли магические слова "бом-брам-стеньгу туды т тебя растуды..." А вообще все названия парусов, шкотов и прочих снастей только служили словами-связками между самим матом вообще, а также "мамой, папой и всей роднёй до 7-го колена" провинившегося матроса.

    Полковник Букотин морских терминов не упоминал. У него шло конкретное название всех моих лётных качеств как лётчика. Я таких "взлетальщиков" в гробу видал. И как тебя мама, такого недоумка в лётчики отпустила??? Это я по памяти пытаюсь сделать "литературный перевод" того, что высказал тогда мне командир полка в течение моего первого, а потом и второго полёта. Его рот не закрывался даже во время руления. (Читателям для эрудиции - тогда существовала научно "обоснованная" теория, что мат инструктора в полёте закаляет психику курсанта. Якобы, он потом меньше теряется при отказах авиационной техники в воздухе). И некоторые инструктора пользовались этим методом превосходно. Это я знал чисто теоретически из рассказов тех курсантов, кому такие инструктора достались. Мой Виктор Фёдорович "слова-связки" использовал крайне редко, только тогда, когда все методы убеждения курсанта сделать то-то и то-то были исчерпаны.

     Так вот, дав "козла" на взлёте и услышав реакцию на него командира полка, я как-то сразу понял, что вылететь самостоятельно сегодня  меня уже  никто не пустит, какую бы супер совершенную технику пилотирования я дальше не показывал. И именно непоправимость случившегося сделало меня враз спокойным, как наевшаяся до отвала корова... Сразу унялись мандраж и волнение, и если первые минуту - две я ещё как-то воспринимал "фольклёр" командира полка, то в дальнейшем всё его "красноречие" мне стало просто "по барабану". Я просто наслаждался предоставленными мне двумя полётами. Выполнил посадку, потом взлёт и ещё посадку, даже не особенно стараясь показать чистоту полёта, и тем более не слушая, что там произносит вслух полковник Букотин относительно моей "прабабушки с дедушкой".

     После отлично выполненной второй посадки (так мне показалось со "своей колокольни") командир полка наконец замолчал. Мне даже непривычно как-то стало. Я зарулил на стоянку, выключил двигатели и быстро покинул кабину, т.к. несколько раз приходилось видеть, как инструктор вместо разбора полётов с нерадивым курсантом сразу начинал его "воспитывать кислородной маской" по голове прямо из задней кабины, что тому не оставалось ничего другого, как шустро отбежать подальше, дав инструктору остынуть и взять себя в руки после очередного "недотёпы-курсанта". К самолёту сразу подошёл мой Виктор Фёдорович, который без сомнения наблюдал мой первый "геройский" взлёт. Я как-то сразу успокоился, при инструкторе бить не будут...

     Командир полка, не торопясь, вылез из кабины. По науке я должен был проглаголить: "Тов. полковник, разрешите получить замечания". Но у меня язык присох к горлу. Я боялся услышать: "Лётчика из него не получится".  Зато получилось другое. Ещё со времён Петра первого воинский устав гласил: "Когда обращается начальник, подчинённый должен иметь вид лихой и слегка придурковатый, дабы разумением своим не смущать внимание начальства". Именно такой вид мне удалось принять. Поскольку пауза в молчании затянулась, мой инструктор произнёс вместо меня: "Командир, разрешите получить замечания за курсанта Чечельницкого". Полковник Букотин посмотрел на мой "образцовый" вид и произнёс фразу, которая и по сей день стоит у меня в ушах: "Дай этой жопе ещё два полёта для отработки взлёта и пускай летит сам", - после чего пошёл, не оглядываясь, в сторону столовой. Так у нас называлась будка, в которой лётчикам привозили так называемый стартовый завтрак прямо на аэродром.

     На следующий день слетали мы с моим инструктором два полёта, без всякого напряжения и волнения я делал то, чему меня научил Виктор. Даже со взлётом не "заморачивались", как это потребовал командир полка. Зарулили на стоянку, Виктор Фёдорович без всякого разбора полётов произнёс: "Заправляй самолёт и дальше лети сам". После чего оставил меня одного и пошёл в курилку, где коротали время инструктора и свободные от полётов курсанты. Только многие годы спустя, когда я сам стал "заматерелым инструктором", я понял, какого хорошего правильного "пендаля" он мне дал в самостоятельную лётную жизнь...

     Закончили заправку, сажусь в кабину. Техник как-то особенно тщательно проверяет, как я пристегнул плечевые ремни, всё ли включил в кабине... Запускаю двигатель, выруливаю, взлетаю. Волнения никакого, полковник Букотин выбил его во мне раз и навсегда. Чувства чего-то необычного тоже нет, хотя где-то в глубине теплится - "блин", я же лечу один. Выполняю первый разворот, и вот тут до меня доходит во всей полноте, что больше нет инструктора, который может подсказать или исправить твою ошибку. Я один в воздухе. Чувство неописуемого восторга захватило меня секунды на три-четыре. Чтобы в этом убедиться, в нарушение положенной схемы вывожу из разворота, делаю несколько покачиваний крыльями влево-вправо и лишь затем продолжаю первый разворот. Мой первый в жизни самостоятельный разворот на 180 градусов.  "Чудеса" - мне никто не делает замечания за мою "отсебятину" в воздухе.

     Дальше восторг кончился, пошла работа. Сосредоточенно замыкаю круг захода на посадку, строю расчёт, сажусь. Посадка получилась нормальной, но я могу лучше. Надо учесть, немного резковато работаю ручкой в процессе выравнивания. Взлетаю снова. Мозг как компьютер, хочется показать самому себе лучшее, на что я способен как лётчик на данном этапе. Притираю "Элку" точно у "Т" очень бережно и мягко. Всё получилось. Докладываю: "321, полосу освободил". РП в ответ: "На стоянку", - и после паузы, - "Поздравляю!"   Я нутром чую, как улыбается сейчас мой комэска подполковник Зубарев, он сегодня руководит полётами... Страна получила ещё одного военного лётчика!

      Заруливаю. Подходят ребята с экипажа, ещё кто-то и мой инструктор старший лейтенант Иванов Виктор Фёдорович. Докладываю: "Курсант Чечельницкий два первых самостоятельных полёта выполнил, разрешите получить замечания".

      "Нормально", - отвечает мне Виктор Фёдорович и крепко жмёт руку. Потом меня поздравляют ребята, а я бегом бегу за своей сумкой и трясущимися от волнения руками достаю "Вылетные" - 12 пачек папирос "Герцоговина Флор" и " Три богатыря". Раздаю: инструктору, технику, механику - солдату, командиру звена капитану Дубровскому, ребятам с экипажа, замкомэске, комэске, замам командира полка, полковнику Букотину, ещё кому-то, кто оказался рядом.
          
         Свершилось - я лётчик!!!

    Пару слов об этом обычае, неизвестно кем придуманным в авиации, но в моё время соблюдавшемся свято. Вылет курсанта самостоятельно - это всегда праздник, причём не только для самого курсанта, но и для всего большого коллектива людей, кто помогал этому рождению нового лётчика. Праздник - это, как у нас на Руси, да и в других странах то же, отмечают крепкими напитками. А лётчику, технику ещё летать и самолёт обслуживать в этот день. Вот и пошла традиция - покупать самые дорогие папиросы (сигареты при нас не "катили") и потом раздавать всем, кто причастен к твоим полётам, чтобы они выкурили за твою удачу, как лётчика. Кто-то из курсантов написал песню..

                "Вылетные".

В квадрате задымились вылетные, всё стихло в ожидании команд.
Ещё одну затяжку и на вылет, так дай нам накуриться, лейтенант.
Так дай нам насмотреться в бездну неба, на шапки одиноких облаков.
Почувствовать, как пахнет жарким летом разбросанная радуга цветов.

Фонарь закроет техник, перед взлётом протрёт чуть запылённое стекло.
И со стоянки дружеской заботой до полосы проводит за крыло.
Инструктор не докурит папиросу, комэск не оторвёт от неба глаз.
Сегодня свои первые полёты им пережить придётся ещё раз.

А мы вернёмся в тёплые объятья, и ощутим пожатья крепких рук.
И выкурим ещё одну на счастье за небо и привыкших ждать подруг.
Инструктор не докурит папиросу, комэск не оторвёт от неба глаз.
Сегодня свои первые полёты им пережить придётся ещё раз...


     На фото: 13 июня 1967 года вылетел самостоятельно на учебно-тренировочном самолёте Л-29 "Дельфин". И этот день стал для меня навсегда праздником.

      P.S.  Со всей убеждённостью человека, прошедшего через горнило разных методик лётного обучения, подтверждаю - "слова-связки", вовремя и к месту сказанные в воздухе педагогом-инструктором, закаляют психику курсанта, да и любого лётчика-"солопеда", помогая ему проявлять стойкость и "героизм" во всех случаях полёта, когда что-то идёт не так, как было запланировано на земле... Опять же родню лишний раз вспомнишь...

    Поскольку рецензии мало кто читает, вынесем её в рассказ:

    Рецензии

 Ностаальгия взяла за сердце, и хотя первый самостоятельный я совершил задолго до училища, в солидном, столичном аэроклубе, а в училище инструктора на меня махнули рукой, чего ученого учить,я с теплотой вспоминаю их. Они прели с нелетавшими до, а меня только контролировали и проверяли, поругивая сквозь зубы начальство, что берет необученных, и что мало из аэроклубов. Что говорить, в семидесятые в аэроклубах учили на совесть. Прорваться было трудно, ВЛК, мандатная комиссия, но если дорвался, то на бензине не экономили. В 13 лет поступил в ЮПШ, в 15 попрыгал-полетал на БРО-11, в том же году преодолев все препоны поступил в аэроклуб имени Чкалова, и начал подготовку на "Бланик" , в 16 полетел на нем самостоятельно. Можно слово в слово повторить описаные вами ощущения, когда в задней кабине, не добряк инструктор,а мешок с песком, и неимоверное чувство свободы... Особенно на планере. Потом был Як-18Т, на котором после планера полетел легко и непринужденно, отлетав всю программу и даже немного более. Потом училище и пресловутая Элка, которая, чесно говоря, после ЯК-18, не понравилась.
 Слабая тяговооруженность, разгоняется неохотно, требование точного расчета, из за невысокой приемистости двигателя, невозможность поддуть, как на Яке, если ошибся с вертикалкой, там сунул газу, перед землей, обдул крыло и вертикалка заметно снижается, на Элке фигушки... Эх, сладкие были годы.

Виктор Баравков   22.02.2014 21:28

     + добавить замечания
     Да, Виктор, Вы всё так классно описали, что я поневоле сам вспомнил это время... А пока, чтобы продлить это ощущение молодости, каждый приезжаю в Крым на гору Клементьева - Родину планеризма в СССР, и летаю на всём, на что денег хватит, планерах, самолётах-самоделках, парапланах... и к тому же, там ещё и море есть... Так что, если Бог сделает "благоприятное расположение звёзд, может там и встретимся???

Полковник Чечель   23.02.2014 12:14