Три месяца, или вторая я

Мирослава Казанская
        Мы снова встретились с ней месяца три назад. Ранним летним утром, пребывая в необычно прекрасном для этого времени суток настроении, я заезжала по делам в банк. Выходя, услышала, как кто-то окликнул меня по имени.

С момента нашей последней встречи прошло, несколько лет, я поначалу даже не узнала ее. Она немного повзрослела, но, как и прежде носила распущенные длинные волосы и высокие каблуки. Мы перекинулись парой фраз, обменялись контактами и разбежались по своим делам. Так она вновь появилась в моей жизни.

Через пару дней она мне позвонила, мы встретились и начали общаться. За годы, что мы не виделись, я успела забыть, какая она веселая, взбалмошная и милая, удивляясь тому, почему в какой-то момент мы совсем потерялись.

Мы общались все больше и больше, и через месяц я уже не мыслила своей жизни без нее – вместе ездили по магазинам, и она заставила меня вновь начать носить высокие каблуки и красивые платья и баловать себя, не оглядываясь на планы. Или покупали кофе навынос,  ехали на набережную и смотрели на ночную Москву, слушая музыку «того» времени. Порой мне казалось, что она знает и чувствует меня даже лучше, чем я сама.

Она младше меня лет на пять, но с ней я чувствовала себя ровесницей – бремя ответственности, свойственное почти тридцатилетней женщине соскользнуло с меня, словно шелковая простыня.  Внезапно сорваться на море второй раз за лето, поехать на рок - концерт и удивить своим появлением старых знакомых, с которыми не виделась примерно столько же, сколько с ней, или потратить последние деньги на дорогущие туфли, в которых можно только красиво стоять… Все это вновь появилось в моей жизни вместе с ней, и я была счастлива.

У нее были странные отношения с мужчиной, который ей нравился, я никогда его не видела, и для меня было странным, что они редко видятся, но по блеску в ее глазах я видела, что она счастлива. Иногда она бывала очень закрытой, я не задавала вопросов, надеясь, что она расскажет все сама, когда будет подходящее время.

Она будила меня по ночам звонками, если ей нужно было поделиться эмоциями, находками, новой музыкой, или просто было грустно. Я садилась на подоконник, наливала чашку чая, и часами разговаривала, глядя на ночную Москву.

С приходом осени она становилась все более и более грустной, мы реже смеялись и шутили, разговоры стали более серьезными, а в ее глазах иногда проскальзывали слезы. Я как-то спросила ее, в чем дело, но она обычно отшутилась, сказав, что это осенняя депрессия, от которой поможет только бокал глинтвейна под хороший фильм.

В последнюю неделю мы не виделись, пару раз созвонились, решив, что встретимся в субботу и проведем вечер вместе.

В субботу она почему-то все не звонила, а я, закрутившись со своими делами и сильно устав, уже думала написать ей и попросить перенести встречу, как вдруг увидела, что на телефоне высветился ее номер.

Ее голос было не узнать –было ощущение, что ей трудно дышать. Она попросила меня приехать как можно скорее, сказала, что ей очень плохо, повесила трубку и больше не отвечала.

Я неслась по вечерней Москве с бешеной скоростью, слушая длинные гудки в трубке. Приехав к ее дому, пешком взлетела на девятый этаж, звонила и стучала, но дверь никто не открыл.
Отыскав в сумке ключи, которые она мне дала на всякий случай я открыла дверь, и увидела ее, лежащей в комнате без сознания.

Потом была скорая, больница, какие-то люди – все как в тумане. Молодой доктор с усталыми глазами что-то говорил, но я видела только тени усталости на его лице, и не слышала, слов.  Поняв, что я ничего не услышала, он усадил меня в кресло и начал повторять свои слова. Отрывочно до меня начал доходить смысл– «кома», «сердце», «отключить аппарат»…
В больнице не было никого из ее родственников, насколько я знала, у нее были непростые семейные отношения. Я подумала, что, нужно позвонить ее мужчине, чтобы дать ему возможность попрощаться,  поехала к ней домой и нашла ее мобильный телефон.

Я не знала его имени, она шутя называла его «малыш», видимо на контрасте с его высоким, по ее словам, ростом, так прозвище за ним и закрепилось. В списке набранных номеров его номер был сразу перед моим, я нажала кнопку «вызов», внутренне извиняясь за звонок в пять утра, но повод был серьезнее некуда.

Он ответил не сразу, спал.  После моего «алло» и сбивчивых слов, спросил кто я и откуда у меня ее телефон. Вы меня не знаете – сказала я, простите, но с ней случилась беда, вы должны знать.

Он спросил что такое, и долго молчал, услышав пересказ слов усталого доктора. Я предложила приехать и отвезти его в больницу, мне нужен был его адрес. Он вновь надолго замолчал, потом сказал, что они вчера расстались, так как ему не нужны были эти отношения, потому что она не та, с кем он хотел делить себя. Он попрощался с ней еще вчера. Я повесила трубку.

Вернувшись в больницу, я гладила ее волосы, жалея лишь о том, что у нас было так мало времени, с тех пор, как мы вновь обрели друг друга, и до того, как потеряли навсегда. В окно стучалось пустое осеннее утро.

Эпилог

Я проснулась в незнакомой больничной палате, у меня ужасно болела голова, я села на кровати, силясь вспомнить, как я здесь очутилась. Рядом с кроватью на тумбочке лежал мой телефон. Я включила его и увидела, что последним набранным абонентом был  «малыш».