Петенька выругался ядреным словцом. Петенькой он называл сам себя, а так был Суворовым Петром Игнатьевичем, директором бумажной фабрики. Фабрика изготавливала в основном туалетную бумагу «Дыхание Афродиты», в народе называемой «Суровая». Бумага была серо-коричневая, с вкраплениями чего-то иногда твердого, иногда неизвестного науке. Но местные жители бумагу покупали, решив лучше поддерживать отечественную легкую промышленность, нежели отечественный автопром. Самого Петра Игнатьевича в городе называли так же – Суровым. Потому как мужик был крепкий, хмурый с периодически случающимися приступами психоза.
Вот и в это утро первым пострадал будильник, посмевший нарушить сон Петеньки о единорогах. Со скоростью кометы будильник ворвался на территорию платяного шкафа, встретив препятствие в виде зеркала. Зеркало ойкнуло, будильник разлетелся на пару несуразных составных частей, наступила кратковременная тишина.
Вот тут-то Петенька и выругался. Он встал с кровати, надел тапки-зайцы и посмотрел на/в зеркало. По зеркалу шла трещина, отражая мужчину со странно двоившимся носом. «Плохая примета», подумалось неожиданно. А на дворе стоял понедельник, правда определить это было довольно сложно, так как еще не рассвело, только свистел ветер за окном, бросая на стекла окон извилистые полосы дождя.
В 10:15 должно было начаться совещание с представителями из столицы, так что мужчине ничего не оставалось делать как постепенно собираться на работу. Эти сборы включили в себя отсутствие наличия горячей воды, компенсированное горячим кофе, случайно вылитым на новую рубашку и на красный галстук, похожий на президентский. Это окончательно вывело Петра Игнатьевича из себя. На полноценный завтрак, полный протеинов и углеводов времени уже не было, желудок, привыкший получать вкусности по расписанию, недовольно что-то буркнул. Петр совершенно злой и голодный вышел на улицу, ветер тут же заулюлюкал и сходу снес лицо на бок. Увидев свою машину, мужчина чуть не заплакал. У машины напрочь отсутствовали все четыре колеса. Петенька стал звонить страховщикам, одновременно направляя крепкие ноги в направлении завода. Опоздать на совещание было невозможным, ведь хуже собственного гнева, может быть только гнев столичных спонсоров.
Пока Петенька шагал в новый, совершенно неприятный день, темное отражение треснувшего зеркала ожило. Где-то в глубине зеркала в самом углу кровати сидел на корточках человек, он шипел и втягивал воздух через двоившийся нос. Человек вскочил, подбежал к границе двух миров, двух зеркал и дотронулся до трещины. Воздух из трещины оказался приятным, теплым и живым. Впервые человек почувствовал запахи, впервые почувствовал тепло. Ведь там, за зеркалом его хозяин мог нежиться на кровати, уминать пиццу за обе щеки, читать книгу или слушать музыку. Отражению всего этого не дано. Оно делает все то же, что и хозяин, но не чувствует вкуса, не знает тепла, существует в полнейшей тишине, не может читать, утопать в перинах, ведь окружающие предметы – просто тонкая бутафория. Листы книг, если они не отражаются – пусты, предметы плоские как из картона… И само отражение, сущность, не имеющая памяти, живет несколько минут, секунд, лишь столько, сколько хозяин находится перед зеркалом. Стоит человеку уйти за границу зеркала, как отражение распадается, рассеивается как дым. Но в этот раз что-то пошло не так. Наверное, из-за смешения воздуха двух миров, из-за искажения отражения. Как только хозяин ушел, человек сильно испугался. Он остался один в темноте, не помня и не зная, кто он и что он есть такое. Постепенно в голове стали всплывать образы – он кричит, он в бешенстве, он разбивает будильник, он сжимает кулаки…Теперь человек понял, что он злой. Как только он стал злым, он обрел себя. Он оскалил зубы и подумал, что так лучше. Человек стал мерить шагами комнату, впервые делая это самостоятельно. Отходя от зеркала дальше, человек становился меньше, подходя ближе – выше. Человек попытался что-то сказать, но звуки утонули как в вате. Это разозлило. Человек сжал левый кулак и ударил по трещине. По руке прошла боль. Она была неожиданной, ранее неизвестной, но он этого даже
приятной. И трещина стала больше. Тогда человек захотел выбраться на ту сторону, он понял, что там его свобода.
Злоключения Петеньки закончились к 6-ти часам дня. К этому моменту он был голодный как собака, измученный как вол. Столичные гости оказались глупыми и напыщенными, они только и делали, что показывали свою значимость, попивая горячий кофе и раскуривая сигары. Страховщик оказался в отпуске (догадался в начале ноября то), работник его подменяющий заболел. Наконец из фирмы прислали на вид малолетнего и дебильного пацана, который шепелявил и постоянно грыз карандаш. Дополнительно Суворов написал ментам/копам заяву о случившемся, правда, особо на них не надеясь.
О доме Петя мечтал как об оазисе. Ему хотелось расслабиться с бутылкой чего-нибудь, почитать в спокойной обстановке свежую газету. Открыв входную дверь Петр Игнатьевич сразу ощутил холод. «Топить перестали, козлы». Включив свет, Петя не поверил глазам. По квартире будто пронесся вихрь. Изорванные книги валялись на полу, одежда была вытряхнута из шкафов, занавески трепыхались в настежь открытых окнах. Петенька стал отступать к выходу, испугавшись, что воры могут быть еще в квартире. И тут он услышал смех, от которого волосы поднялись дыбом, а ноги приросли к полу. Этот смех был похож на его собственный, только какой-то искаженный, холодный, дьявольский.
«Я! Я – Петр Игнатьевич Суворов! Я! Живой человек! Ха-ха-хаааааа»! Я есть хочу! Жрать! Козлы все! Вот уроды! Жрать хочу! Аааа!»
В коридор вылетел человек, в пижаме Пети, в тапках-зайцах Пети, с прической (взлохмаченной) Пети. Петя медленно сполз по стенке, он смотрел на самого себя, только утрированно злого. Лицо стоящего напротив человека было искажено гримасой злости и гнева. Помимо этого лицо уродовал странный двойной нос. Человек держал в руке осколок зеркала, по ладони стекала кровь. Жуткий двойник периодически слизывал эту кровь.
«Хозяин!» - возопил он в лицо Петеньки и снова засмеялся.
Суровый казалось, навсегда перестал быть суровым, он сжался в комочек, чувствуя, как холод страха проникает в самое сердце.
«К-к-кто ты»? – прошептал Суворов, глядя в безумные глаза двойника.
«Кто я? Я! Петр Игнатьевич! Я теперь – твой хозяин! Я теперь ты! Теперь я буду читать твои газеты, теперь я буду спать в твоей кровати и есть твою еду! А! Мне так голодно! Я хочу есть! Я съем! Съем…тебя! Ха-ха-ха!!!».
Двойник налетел на Суворова, и стал резать его осколком зеркала. Петя кричал и закрывал лицо руками, но сопротивляться он не мог, все силы разом оставили его. Ему казалось, что он просто спит и видит кошмар и сейчас он проснется, проснется…
Двойник, т.е. теперь уже единственный Петр Игнатьевич пил горячую кровь убитого человека. Ему нравилась новая жизнь, он даже выл от удовольствия. В убитом же признать Суворова было уже невозможно. Двойнику было неприятно и ненавистно какое-то немного другое, нормальное лицо, поэтому он изуродовал его до неузнаваемости. Уродец исполосовал его, он прыгал на нем ногами, он ликовал.
Утро было хмурым и морозным. Мороз не мог остановить бабулек, занявших все свободные лавочки, потому как новость дня был ошеломляющая!
- Я ведь все видела и слышала! Вечером шум начался жуткий в квартире наверху. А у меня мигрень как раз разыгралась. Я спать прилегла, а наверху визги какие-то, топот, шум.
- И ведь интеллигентный человек живет! Директор как никак!
- Да ограбили его! Не он шумел то! Подростки залезли какие-то.
- Да замолчите вы! Я глазами видела своими все! Там такое было!
- Ну так рассказывай Дунька уже!
- Так я чего? Вот и говорю. Шум, гам. А ночью вой начался. Прямо как из преисподней. Я испужалась вся. Участкового вызвала. Участковый меня уж знает. Сначала отказывался приезжать, но с третьего звонка я своего добилась. Оказалось, директор то этот, с ума сошел. Всю квартиру разрушил, лицо себе изувечил, я сама видела, когда уводили его. А что самое страшное, человека он убил!
- Ах! Кого?
- Да неизвестно пока. Не опознали
- У меня внук в органах работает, я уж ему звонила. Он сказал, там опознать сложно. Части тела в ванной валялись, разрубил он всего человека, прости ты Господи! Вот как извел себя нервами то! Спятил!
- Ага, я слышала в психушку его увезли. Кидается на людей, кричит, обзывает всех сверху донизу. Ужасть!
- Эх, с чего это он так?
- С чего, чего! Да он всегда как бык бешеный был, мой зять работал у него на фабрике одно время. Ощущение, что выпускают бумагу для вытирания г* из самого г*, а требования директор предъявлял самые завышенные. Не дай Бог лишний раз перекурить, пообедать не давал спокойно! Чуть что – кричит, увольнением грозит. Так зятек поругался с ним и сам ушел.
- Да, суровый был мужик, ничего не скажешь. Ну теперь обколют его как миленького, смирненьким станет, тихеньким.
- Ой, да на самом деле, не велика потеря. Никого он не любил, да и его никто тоже не любил. Боялись только некоторые. Он и здоровался то только по великим праздникам.
- Ну да ладно, подруженьки, сейчас по первому сериал начнется, пойду я. Интересный сериал, про жизнь и про любовь.
- И мы пойдем, ну какие будут новости, будем сообщать друг дружке.
Из разбитого зеркала в квартире Сурового одиноко и холодно смотрела Пустота…
МОРАЛЬ СЕЙ СТРАШИЛКИ ТАКОВА – ОТРАЖАЙТЕ ТОЛЬКО ПОЗИТИВ ВСЕГДА, ГОСПОДА!