Когда Елена оказалась совсем рядом, из Пашкиной головы вылетели все, заранее приготовленные слова. Он молча стоял, чувствуя, как сильно колотится в груди сердце. Руки почему-то похолодели, и он засунул их в карманы.
- Паша? - Елена внимательно посмотрела на него, - это ведь не он тебя прислал?
Пашка понял, что она имела в виду Грановского и отрицательно покачал головой.
Елена смотрела на него, в её взгляде читался всё тот же немой вопрос.
- Я сам, - тихо ответил Пашка, опустив голову.
От её темных внимательных глаз почему-то стало горячо и неловко.
- Просто очень захотел вас увидеть, - выдохнул он.
Елена как-то судорожно вздохнула, поднесла ладонь к виску. На её руках были надеты совсем короткие замшевые перчатки, открывающие запястья. И на её белой коже Пашка успел заметить тёмное пятно... синяк. Увиденное как будто придало ему сил говорить.
- Елена, - он слегка дотронулся до её руки, - не прогоняйте меня... пожалуйста.
Последнее слово он добавил смущённо... как-то совсем по детски. И теперь молчал, ожидая её вердикта.
- Паша, послушай меня, - тихим голосом быстро проговорила Елена, - это всё зря. Ты поймешь, я тебе объясню всё. Подожди немного, я только сюда зайду, - она кивнула на дверь лавки, - не надо, чтобы нас видели вместе.
Пашка кивнул и отошёл чуть подальше, под навес. Елена бросила на него тревожный взгляд и скрылась за дверью. Её не было минут пять. Пашка успел выкурить папиросу и обдумать то, что ей скажет.
"Если только она захочет выслушать меня", - с горечью подумал он.
Они шли по серой, местами потрескавшейся брусчатке. Светило скупое осеннее солнце, дарившее миру последние лучики тепла. Они освещали немногие, оставшиеся на деревьях разноцветные листья, а светлые волосы Елены в солнечных лучах казались Пашке совсем белыми, какими-то сияющими.
Он шёл рядом с ней, а Елена всё говорила. О его необдуманном поступке. О том, что Грановский страшный человек... жестокий и очень ревнивый. Что всё это для него не кончится добром.
- И потом, Пашенька, - мягко сказала Елена, остановившись и взяв его за руку. - мне ведь уже двадцать восемь.
- Я не маленький, - буркнул Пашка, отдернув руку, - мне через месяц девятнадцать исполнится.
Елена грустно улыбнулась. Поднесла руку к глазам, и Пашка опять увидел на её руке тот синяк.
- Он бьет вас? - прямо спросил он, не удержавшись.
Елена вздрогнула и, проследив за Пашкиным взглядом, спрятала руку за спину.
- Нет... нет, - поспешно ответила она.
Возникла неловкая пауза. Пашка отвернулся в сторону. Порыв ветра сорвал с клена несколько крупных желтых листьев и они, кружась в своем медленном вальсе, опустились на серую мощеную мостовую. Прямо им под ноги.
- Иногда, - вдруг призналась Елена тихим голосом, почти прошептала. - Но только когда выпьет сильно. Вот, вчера как раз... ударил.
Её голос прервался.
Пашка почувствовал, как его правая рука непроизвольно сжимается в кулак.
- Зачем вы терпите всё это? - он посмотрел Елене в глаза.
- Настя, - тихо ответила женщина, - она пропадет без меня. Да и...
Она отвернулась от Пашки, поднесла ладонь к глазам и он увидел, что она вытирает слёзы.
Его сердце пронзила игла. Какой-то острой невыносимой боли. Захотелось обнять Елену за хрупкие плечи, которые несли этот непосильный страшный груз, утешить. Но Пашка молчал. Все слова сейчас казались бы, наверное, глупыми и лицемерными. Только его мозг судорожно прокручивал все возможные варианты и... не находил выхода.
- Я хочу вам помочь, - каким-то охрипшим голосом проговорил Пашка, - понимаете?
Елена грустно улыбнулась и посмотрела на него сквозь слёзы.
- Пустое это, Пашенька, - проговорила она, - только себя погубишь. И нам не поможешь.
- Зря вы так, Елена Евгеньевна, - проговорил Пашка. До этого он уже успел узнать её отчество. - Я что-нибудь придумаю.
- Хороший день сегодня, столько солнышка... - проговорила Елена, и Пашка понял, что она хочет переменить тему разговора. - А в тот день когда мы увиделись в церкви, дождь-то какой был сильный. Помнишь?
- Конечно помню, - Пашка улыбнулся ей.
И подумал, что ту встречу запомнил до мелочей. Как запомнит и эту. Как запоминает теперь всё, что связано с этой женщиной, которая удивительным образом стала для него особенной. А как и почему это произошло, он и сам не понимал.
Так, вместе они прошли эту улицу и свернули на соседнюю, тихую улочку, где находилась аптека. Елене нужно было купить микстуру для Насти и горчичники. Как сказала Елена, девочка простыла. Сейчас с ней опять согласилась посидеть соседка.
- Маргарита Ильинична прекрасная женщина, она бывшая гувернантка, - сказала Елена, - но сейчас очень бедствует. Осталась без работы. Сына убили, муж умер два года назад. Вот, сидит иногда немного с Настей. Не бесплатно, конечно.
Они дошли до стеклянной двери с витиеватой надписью "Аптека". Пашка опять остался ждать Елену на улице.
Она вышла довольно быстро, держа в руках корзинку с покупками. Туда же, в эту корзинку Елена поставила банку с керосином.
- Давайте помогу, - предложил Пашка и, не дожидаясь ответа Елены, взял корзинку из её рук. - и провожу вас заодно.
Они опять шли по серой брусчатке. Елена замедлила шаг, как будто не хотела возвращаться домой. А эти недолгие моменты вне дома были единственными кусочками ее полусвободы.
Обратно Елена предложила вернуться другой дорогой.
- Чуть подольше идти, но там красивее, - неожиданно улыбнулась она.
Улыбалась она очень редко, и сейчас, от ее карих лучистых глаз у Пашки защемило сердце.
Но он просто молча кивнул.
С правой стороны от них вдали тянулась красивая резная ограда. За ней виднелись деревья и дорожки, усыпанные разноцветной листвой.
- Это Богословский парк, - сказала Елена, - мы с Настёной обычно ходим сюда гулять.
- Ещё не был там ни разу, - улыбнулся Пашка, - я ведь сам-то не местный. Приехал в город только два месяца назад.
- Да, я знаю, - Елена серьезно посмотрела на него, - Владимир мне сказал немного про тебя. И что отца твоего...
- Да, - глухим голосом ответил Пашка. - Потому я и пошел на работу эту. Понимаете?
Елена молчала. Её глаза стали совсем темными.
- А как же Бог, Пашенька, - тихо сказала женщина. - Ты веришь в него?
Пашка кивнул.
- В деревне нашей всегда в церковь с мамкой ходили. Да и отец тоже в Бога верил.
- Не убий - это одна из главных заповедей. - Елена дотронулась до его руки. - Нельзя нарушать Божественный закон. Не люди его придумали, Христос нам его дал.
- Закон... - повторил за ней Пашка, - новые сейчас законы. Революционного времени.
Елена вздохнула, покачала головой и опять взяла его за руку, крепко-крепко.
- Закон Бога для всех людей един. Во все времена един, понимаешь, Паша? Нельзя нарушать его.
Пашка молчал. Он не знал, что ей ответить.
Незаметно, за разговором, они вышли к дому, где жила Елена. И Пашка помрачнел от осознания того, что всё уже закончилось... Сейчас Елена уйдет, и кто его знает, когда он снова её увидит.
- Ну всё, Паша, прощай, - проговорила Елена, забирая у него из рук корзинку, - спасибо, что помог донести. И за всё тебе спасибо.
Она посмотрела на него и слегка улыбнулась. Глаза у неё были очень грустными.
- Забудь обо мне... милый мальчик, - совсем тихо сказала Елена, повернулась и пошла прочь быстрым шагом.
Пашка почувствовал, что сердце забилось высоко, где-то в горле. Он сжал кулак так, что ногти впились в ладонь. Ударил холодный порыв ветра, и он увидел, как Елена зябко поежилась, поправляя белую шаль.
- Лена! - вдруг громко крикнул он.
И что-то в его голосе заставило женщину не просто обернуться, но сделать несколько шагов назад. Она посмотрела Пашке в глаза. И ему показалось, что кроме обычной грусти в них теперь было что-то ещё. Может быть, желание искреннего человеческого тепла... или надежда? Но женщина стояла рядом и не уходила.
- Неужели никогда больше не увидимся? - пробормотал Пашка, опустив голову.
Елена молчала, и он вдруг понял, что в её душе происходит какая-то борьба. Он поднял голову и посмотрел в её большие темные глаза.
- Если Настя поправится, в субботу в полдень мы с ней пойдем гулять в парк, - вдруг быстро прошептала Елена.
Пашка понял всё и, улыбнувшись, кивнул.
А женщина поправила выбившуюся из платка светлую прядь волос и, повернувшись, быстро пошла к дому.
***
Был еще только вечер понедельника, а Пашка уже мечтал о том, чтобы неделя скорее закончилась и наступила суббота.
Елена... он думал про эту женщину и пытался вспомнить, чувствовал ли что-то подобное раньше. Когда он жил в деревне, ему нравилась Варька Криницына, разбитная девушка из их села. Она была года на три старше Пашки, симпатичная, крепко сбитая, задорная, с русой косой до пояса. Ему нравилось смотреть на нее, а однажды, как-то вечером, когда они болтали на улице, Пашка обнял её и поцеловал. Это был первый в его жизни поцелуй. Варька нисколько не сопротивлялась, она сама крепко обняла Пашку, и он даже удивился её пылу.
А позже узнал, что Варька целуется так со многими.
- Добрая она, никому отказать не может, - ухмыльнувшись сказал про Варьку сосед.
И после этих слов Пашка перестал думать про Варьку.
С Еленой всё было совсем иначе. Когда он вспоминал её, на душе становилось и светло, и больно одновременно. И не думать о ней Пашка не мог.
***
Опять не спалось и Пашка, встав с кровати, зажёг свечу. Одинокий оранжевый язычок пламени тускло осветил маленькую комнатку. Пашка сел на кровать, засунул руку под матрац и вытащил свою тряпичную сумку. Открыл ее и достал икону. Так давно он не вспоминал о ней, и его сердце кольнула острая иголочка вины. Держа икону в руках, он смотрел в лицо Божьей матери. Оно слабо освещалось пламенем свечи, и скорбь её больших темных глаз опять напомнила Пашке про Елену.
Извечная боль всех женщин была в этом взгляде...
Прочитав молитву, Пашка задул свечу и лёг в постель.
- Я спасу тебя, - прошептал он. - Ещё не знаю, как, но спасу.
/Продолжение следует/