Оксюморон

«Оксюморон»

1.
Вечером, одним октябрьским вечером, в Сочи, Валерия решила, что всё-таки нужно сходить на экскурсию. Это было третье октября, на улице было немного душновато в связи с тем, что недавно прошел дождь, и влажность в воздухе повысилась, да вдобавок ко всему вышло солнце. Прелесть этого вечера была только в его закате, в его закатном солнце, в закатном небе.
Конечно же, ей не хотелось на экскурсию. Но нужно было. В душе Валерия не хотела идти, а вот разум заставлял её. Хотелось, конечно, взглянуть на достопримечательности Сочи, нужно ведь написать эту проклятую повесть, или сборник рассказов о черноморском побережье, или цикл стихов… Что угодно, только бы о Чёрном море.
Разум толкал: «Иди». Душа: «Нет, зачем? Найдёшь всё необходимое в Интернете, напишешь. Что тебе? Посиди в номере, посмотри телевизор. К чему экскурсия? Хочешь увидеть новые лица? Растравить себя?». Желание, которого не хочешь. Ах, какой оксюморон. Ей ничего не хотелось. Ничего. После того, что произошло.
Зачем она поехала в Сочи в октябре, а не летом, когда купальный сезон в самом разгаре? Зачем ехать в «Край магнолий» осенью, дождливой, пасмурной осенью? А затем что… Всё это потом.
Валерия решительно встала с кровати, отбросила подальше пульт от телевизора, чтобы он её не соблазнял, и направилась к двери, на ходу взяв куртку.
Она не в первый раз была на Черноморском побережье. Но… Валерия не любила жару, поэтому считала, что лучше ездить на море осенью или зимой. Хотя вроде бы море как раз предназначено для того, чтобы ездить на него летом. Она любила чужие города: в них ничто не напоминало о том событии…
В воздухе была влажность. Но холод иногда давал о себе знать. Валерия прикрыла глаза и, глядя в асфальт, двинулась по дороге. Солнце жгло ей не глаза, а душу, в тот день светило такое же солнце, и с тех пор Валерия ненавидит солнце, особенно когда оно такое раскалённое. Оно словно в сговоре с кем-то, пытается растопить на её душе лёд специально для того, чтобы помучить её и снова внедрить туда ненужные чувства. Просто душегуб это солнце…
На экскурсию собирались рядом с парком культуры и отдыха. Валерия побаивалась, что опоздает, поэтому шла быстро так быстро, что машина бы её не перегнала. Из-за спешки она даже не смотрела на город, в котором жила два дня и до сих пор не сходила ни на одну экскурсию. Хорошо бы исправить эту ошибку, отвлечься… Ведь когда голова занята другими мыслями, заботами, интересами она не дает лишнему попасть в мозг. Мозг как фейс-контроль – то, что нужно, проходит, то, чему нежелательно присутствовать в голове – уходит. Но есть такие мысли, пусть и не прошедшие фейс-контроль, которые всё равно каким-то образом проникают в мозг и начинают там копаться, копаться, истязать сначала разум, а потом добираться до сознания, и под конец сжигать всё дотла…
Болтающая пёстрая куча экскурсантов стояла у оранжевого автобуса. Валерия стала протискиваться сквозь толпу, пытаясь найти организатора и ответственного за поездки. Толпа была такая плотная, что между людьми не было даже миллиметра расстояния. Народу было так же много как муравьев в муравейнике: какой-то человечий муравейник. Все говорят, все смеются, все что-то показывают, жестикулируя и изображая. И только она с хмурой лесенкой морщин у лба, отпугивающей всех веселых людей, пробивается сквозь толпу, вдыхая изнуряющую жестокую жару…
Валерия помнила, как выглядел организатор. Классический костюм, очки, залысины… Таким в политику – первая мысль при его виде была такая. Да-да, таким только в политику. Во всяком случае, для этой роли он подходит, организатор этот. Валерия даже имени его не знала. Запомнила только блеск галстука, замысловатые узорчики на галстуке, не выглаженную рубашку и едва заметные пятна горчицы, всегда в руке вода и пронзительность сквозь стекла. Валерия считала, что он грубиян, строгий и неприятный тип. Что же, как говорится, первое впечатление самое верное. Может, во второй раз откроется что-то новое.
Организатор стоял в стороне от всех с какой-то женщиной в белой блузке и джинсовой юбке, с неизменной бутылкой с водой в руках. Валерию страшно смущало, что она не знает его имени. 
– Здравствуйте, – робко обратилась она к организатору. Тот заметил её и воскликнул:
– А, здравствуйте! Вы отметиться? Мама, дай список. Угу, спасибо. Так ваше имя?
– Валерия Волкова, – ответила она.
– Ва-ле-ри-я Вол-ко-ва…– по слогам диктовал себе организатор. – Распишитесь, – он протянул Валерии список. Она быстро проглядела «шапку», нашла свою фамилию в конце и расписалась. Красиво, размашисто, легко. И передала организатору. Тот дал список матери, а сам стал откручивать пробку у бутылки.
– Ух, что-то душновато стало, – сказал он и приник к горлышку бутылки. Несколько раз гулко глотнул, потом оторвался. – Ой, ладно, сейчас на Красной Поляне, на канатной дороге прокатимся, освежимся в горах. Вы не хотите глоточка? – обратился он к Валерии, протягивая ей бутылку.
Но Валерия как можно вежливее отказала. Ей не нравился этот организатор, был он каким-то неприятным – то ли маменькиным сынком, то ли самовлюблённым павлином. Почему ей так казалось – а впрочем, сейчас все мужчины в её глазах были такими. И её насквозь пронзило чувство брезгливости, когда она представила себе что приникнет к горлышку, обслюнявленному этим типом…
От греха подальше она отошла к толпе. Стала разглядывать народ. Никто не внушал ей доверия, даже девушки, которые казались ей милыми на первый взгляд.
Валерия потопталась на месте, постучала носками обуви о гранитную плитку, снова стала разглядывать людей и тут…
Она увидела глаза. И в первую очередь именно глаза. Глаза – они серые. Глаза, глаза, глаза… Серьёзные, затягивающие глаза… Серьёзное, затягивающее, непонятное…. Завораживающее, как тоннель, как бесконечность… Серый бесконечный тоннель… Тоннель серых глаз… Светло-серых… Почти прозрачных… Почти белых… В этих глазах умещалось всё: от парка до всей Вселенной. Казалось, эти глаза были настолько затягивающими, что могли втянуть в себя весь космос, могли втянуть громадные галактики так же легко, как пылесос обыкновенную домашнюю пыль. И Валерии показалось, что и её глубоко затягивает в этот тоннель серых глаз, затягивает, как махонькую мизерную частичку самого маленького, самой маленькой молекулы самого маленького атома… Блики в глазах – солнце стало светить под другим углом – ослепили, и зрачки чуть-чуть расширились…
Валерия смотрела тогда в эти глаза больше трёх секунд. Вдруг кто-то прошёл и эта нить, связывающая два взгляда, потянулась за кем-то и ушла куда-то далеко, пока совсем не оборвалась. Валерия выдохнула и часто задышала. Что это было?! И как давно этого не было. Валерия всегда придавала много значения таким «многозначительным» взглядам. А взгляд… Был ли он вообще многозначительным? Она стала посмеиваться над собой: «Ну, дурья твоя башка! Опять как девчонка на каждый случайный взгляд ведёшься! А ещё говорила умнее после этого стала!». Она стала насмехаться над собой, прогоняя все нежелательные мысли, но чувство…Оно было, оно осталось. Выражалось в отдышке. Испуганной. Тяжёлой. Родной. Давно не бывалой. И. Приятной.
Она увидела эти глаза и подумала, что осень сменила весна, и её стала колотить такая дрожь, и будто бы её холодный разум куда-то отступил. Валерия знала, была уверена, готова поклясться: она три раза испугалась. Испугалась взгляда, испугалась чувства, испугалась неожиданного исчезновения взгляда. Сердце застучало, задрожали руки и ноги, закружились голова и парк, с чувством и испуганным, и с приятным, и с сердитым, и с ироничным, и с волнительным она подумала: «Как давно со мной не бывало». Валерия чувствовала какую-то горькую радость, такое приятное и понятное замешательство, такой долгожданный испуг… Всё то, что чувствовала в 13, 14, 15 лет и так далее, когда видела того, ради которого и были всё эти эмоции… С кем такое не случается? Ах, чувство, зачем ты опять пришло? Неужто… Нечаянно так тихонько началось, прибыло, явилось… О, срочно разум! Разум! К сожалению, он на какой-то момент уступил чувству и уже ничего не может поделать. Но нужно это всё исправить, пока не поздно, пока не зашло совсем далеко! Скорее, скорее же! Только бы не началось снова! Если не поспешить всё начнётся снова.
Валерия решительно выпрямилась и опять направилась к организатору. Внутри её трясло: по телу пробегала мелкая дрожь, сердце стало больше в два раза, всё тело занемело. Ей стоило немалого труда дойти до организатора. В голове шумело, сердце билось, так как будто бы отсчитывало свои последние удары, руки тряслись как у старика. Организатор, увидев её, недоуменно взглянул:
– В чём дело? – спросил он.
Валерия и без того чувствовала, что зубы, только она делает попытку открыть рот, пускаются в пляс, да ещё она не знала имени этого организатора, к которому ощущала дикую неприязнь!
– М-мне н-нужн-но уй-т-ти, – стараясь на заикаться, но видя что у неё плохо получается, сказала Валерия. – Я… я плохо себя чувствую… Уберите меня из списка… Я пойду в номер…
Организатор окинул её с ног до головы оценивающим сомневающимся взглядом, который ох как не понравился Валерии, и переглянулся с матерью.
– Что ж… Отпустим наверное… Если вам так плохо… Ладно уж. Идите в гостиницу. Как вернетёсь, сообщите кому-нибудь из своих знакомых по экскурсиям, что нормально дошли…
– У меня нет здесь знакомых, – чуть ли не сквозь зубы ответила Валерия. Организатор замер.
– О, – сказал он. – Ну в таком случае позвоните мне сами. Вот мой номер…
– Не надо, – хрипло отозвалась Валерия. Горло от чего-то сжалось. Щекой она ощутила чей-то пристальный взгляд. – Я дойду, не беспокойтесь, – она кивнула организатору. – До свидания, – кивнула и его матери и развернулась. На развороте она снова поймала этот взгляд, эти глаза и снова сердце на секунду стало в два раза больше, тяжелее, поднялось куда-то к горлу, замерло, ударило один раз и снова опустилось, вернув свои прежние размеры.
Валерия с тяжёлой отдышкой, в состоянии близком к обмороку, стала пробираться сквозь толпу, ощущая затылком чей-то цепкий, напряжённый взгляд. Кто это, кто это? В чём дело? Отчего так тяжело?..
«Что я опять как раньше? Дала же себе обещание! А опять… Как девчонка… в отдышке… Дура!».
Чуть ли не слёзы хлынули от обиды. Валерия выбралась из толпы, быстро протерла глаза и направилась обратно в гостиницу. Но вдруг какая-то неизвестная сила заставила её обернуться, поискать среди людей именно эти глаза… Но нет. Их нет. Как это всегда бывает. С тяжёлым вздохом она пошла обратно в гостиницу.
У себя в номере она плюхнулась на кровать, даже не снимая куртки и обуви. Что она только что пережила! Впечатления и эмоции уже стали отказывать назло разуму, калеча душу.
«Что такое?! Снова? Нет, ни за что!».
В последний раз она ощущала такое чувство три года назад, когда ей было 27 лет, когда она познакомилась со своим женихом. А в первый раз очень давно – в 11 лет. Потом ещё в тринадцать, пятнадцать… И вот целых три года она прожила без этого. Без этого чувства – подгибающихся коленок, огромного сердца, которое находится где-то у горла, трясущихся рук… И без жениха.
Когда ей было 27 лет, она познакомилась с одной личностью. Его имени с той поры Валерия никогда не называла. Вот она встретилась и пошло-поехало как это обычно бывает. Но конец, правда, не у всех «пошло-поехало» счастливый или плохой. Кто-то прибывает на пересадочную станцию, меняет свой поезд и едет дальше, а кто-то остаётся на перроне. Поезд уезжает, а рискнёшь ли ты поехать с ним – твои проблемы.
Валерия осела на перроне, а он поехал дальше, оставил её на той станции. Мог бы хотя бы на другой поезд пересадить. Хотя это не выход.
С тех пор прошло три года. Валерия находилась в депрессии. Жизнь вдруг как-то стремительно полетела вниз. Её уволили из издательства, потому что она не написала ни одной книги, мать попала в больницу с раком щитовидной железы, и кругом были вечные напоминания о нём…Валерия в порыве злости выкинула все фотографии с ним, все его подарки, все стихи, посвященные ему… Удалила из всех социальных сетей. Но след был нестираемым.
Один знакомый предложил ей начать всё заново. Он устроил её в какое-то издательство, которое на тот момент так сказать «командировало» своих писателей и поэтов за Черноморское побережье. Решили они в поддержку олимпиаде в Сочи выпустить серию книг о Чёрном море – рассказы, повести, романы, стихи, новеллы… Каждый писатель или поэт, который ехал туда должен был что-то написать, иначе чего он туда ездил почти что за бесплатно? Ехали за счет издательства, но и сами писатели вкладывали кое-какую сумму.
Валерия попробовала начать всё сначала. Поручила сестре заняться покупкой и ремонтом новой квартиры, а сама отправилась на курорт, решив там привести все мысли в порядок и, глядишь, начать жизнь заново. Но вот на вокзале она увидела его. И весь оптимизм рухнул куда-то в тартары, словно бы его и не было. Сестра и тот очень хороший знакомый, которого звали Михаил, запомнили её лицо, потускневшую улыбку, резко изменившиеся глаза…
Ни к чему говорить, что он такого сделал. Просто разбил сердце. Одним поступком. Неважно каким. Главное то, что разбил. И она не могла оправиться от этого третий год. И вот уже третий день. Восстановившееся сердце снова разбилось. И сейчас вдруг снова собралось для того, чтобы быть не где-то в груди, а где-то у горла и, наверное, специально собралось, чтобы разбиться снова…
«Хватит! Брось всю свою поэтичность! Сосредоточься на рассказе! Тебе его написать, в конце концов, нужно!» – крикнула она сама себе и зарылась лицом в подушку. Пролежала так несколько минут. Потом ударила себя несколько раз по голове. В какой-то степени это помогло – голова перестала чесаться из-за щекотавших её перышек, выбившихся их подушки.
«Что мне делать? Что мне делать? Как же моя повесть? Ведь к Новому году её уже нужно сдать в издательство! Крайний срок – февраль! Думай! Думай!».
Валерия села, обхватив голову, думая, что сейчас явится какая-то мысль. Но никто не появлялся. Валерия сжала руками голову, будто бы надеясь что из неё выдавить. Но нет. Нет. И нет.
А! Она повалилась на кровать! Ничего не приходит в голову! Ладно. Если уж разум и фантазия ничего не придумывают, то будем надеяться на случайность и чувства. Впрочем, чувствам не давали выхода три года и им вообще запрещено выходить. Но здесь можно. Ведь чувство тут нужно не для высоких больших чувств, а просто в помощь случайности. Валерия призвала на помощь изобретательность. Пусть она смешает все впечатления за день и из этого напишет сюжет!
Но где взять эти моменты? Она же только что сбежала с экскурсии, а в гостиничном номере какое может быть самое большое впечатление? Невероятно вкусный ужин? О! Телевизор!
Валерия стала в последнее время замечать, что начинает страдать телевизорной зависимостью. Тупо пялится в экран, даже не думая, что смотрит. Нужно было чтобы хоть кто-то говорил, был какой-то источник звука, знание, что она не одна тут, что хоть телевизор ожил и радует её своей болтовней, пусть не нужной, но он не остаётся эгоистом и развлекает её своим присутствием… Пусть он говорит о чём угодно, в лице кого угодно: в лице репортера из Останкино о горячих точках Ирака, Ливии или Пакистана, или от лица экскурсовода в Крыму… Главное, чтобы был и говорил… Главное, чтобы она не чувствовала себя одинокой…
Валерия поймала местный телеканал. Там как раз рассказывали про их «командировку» на Чёрноморское побережье. Валерия, чуть наклонив голову на бок и заинтересовавшись, не переключила и стала смотреть репортаж. Интересно было, на какие же экскурсии ходила группа пока она валялась в номере со своей депрессией и смотрела в телевизор.
Показали всю группу «командировки», рассказали о ней, кто-то дал интервью, в том числе и организатор. Валерия с усмешкой слушала. Потом дали интервью пару писателей, двое журналистов, а потом Валерия вдруг увидела его. Но не того его. А его. И его глаза. Серые, прозрачные, бесконечные. Она прочитала имя: «Валерий Аксаков». Ха, тёзка. Интересно. Почти как Василий и Василиса. Такое лишь в сказках бывает. Да и сам он такой… сказочный? Чуть вытянутое лицо, длинноватый подбородок, высокие скулы. Кожа неестественно белая и какая-то… застывшая? Неживая? Словно бы лицо было сделано из какого-то материала. Гипс, фарфор, мрамор… Скорее мрамор. Бледное и гладкое. Валерия не слушала его голос, хотя и его голос был очень необычный – низкий и глубокий, тоже похожий на сказочный. Она могла сейчас изучить его лицо, которое было реально похоже на скульптуру. Даже не похоже – оно было скульптурой. Кто-то старательно вылепливал эти скулы, подбородок, шлифовал кожу, ваял нос, чётко очерчивал бледные губы, приделывал морщинки возле глаз и рта… А глаза… Скульптур украл их у кого-то. Украл и вставил в этот мрамор. А потом оживил. Да. Всё как в сказках. Как в сказке Андерсена про мать, которая выплакала свои глаза, похожие на жемчужины, в озеро и как в древнегреческом мифе об Пигмалионе и Галатее. Только скульптор оживил статую не для себя и лепил её, наверное, не для себя. Он специально вылепил и оживил её назло другим. Специально чтобы его кто-то увидел, и увидел именно тот, кому так тяжело…
Интервью кончилось. Валерия чуть пригнула голову.  А потом сердито ткнула кнопку пульта и швырнула его на кровать. Встала и вышла из гостиничного номера второй раз за день.
Она снова пошла к парку культуры. Время было почти семь часов вечера. Солнце уже было на западной стороне неба. Валерия прошла весь парк огромными шагами и вышла к какой-то улочке с магазинами и кафе.
Зашла в первое попавшееся, села у окна. Солнце уже начинало потихоньку заходить за горизонт, светило прямо на противоположное место за столиком, где устроилась Валерия. И светило оно так, словно бы желало показать, что это место пустое.
Валерия вздохнув, развернула газету, которая лежала на столике и к своему удивлению обнаружила, что тут полно кроссвордов, а у неё при себе как назло нету ручки… Ну вот…
– Здравствуйте, что вы будете заказывать? – раздался милый и тоненький голосочек официантки.
– Нет, спасибо, – отказалась Валерия.
– У нас без заказа сидеть нельзя, – всё тем же прекрасно выученным вежливым голосом сказала официантка.
Валерия вздохнула. Вот именно это раздражает. Нет, ни натянутость, ни актёрская вежливость официанток, а то, что обязательно нужно что-то заказать.
– Давайте тогда чай с сахаром и лимоном, – ответила Валерия.
– Чай зелёный или чёрный? – уточнила официантка, строча в блокнотике.
– Коричневый, – отозвалась Валерия, вспомнив старую детскую шутку и взглянула на официантку со смехом в глазах. Та улыбнулась и весёлым голосом спросила:
– То есть чёрный?
– Чёрный, – кивнула Валерия с улыбкой. Официантка, весёлая, ушла на кухню. Валерия с улыбкой уставилась в белые и чёрные клетки кроссворда. Да, она уж и забыла каково это – доставлять людям радость просто так…
– Не занято?
Низкий, глубокий голос… Она подняла глаза и увидела его… Того, кого видела в парке культуры и по телевизору…
– Н-нет, – ответила она замерев.
Он отодвинул стул, сел напротив неё. Она уставилась в газету, мол, к разговору не расположена. Но лучи солнца падали на его лицо так красиво, что Валерия время от времени поднимала глаза и тут же опускала их обратно на газету. Один раз он поймал её взгляд. Она замерла в неловкости. Он тоже сидел с газетой, только со своей, нога на ногу, развернувшись к окну. Валерия поспешила снова уставиться в свой кроссворд и сделать вид, что с интересом его решает. Потом подумала: а почему он сел именно к ней? Осторожно приподняв глаза, она оглядела кафе. А, всё ясно. Все места заняты. Вот вам и решение задачки. Одно место напротив неё было свободно. Вот и всё. Нечего в омут с головой кидаться. 
Валерия попыталась сосредоточиться на вопросах кроссворда. «Вид аллюра» – пять букв. «Дощечка или папка, на которой укрепляются компас и бумага при глазомерной съемке» – планшет. «Стилистическая фигура, сочетание противоположных по значению слов», – оксюморон. Ах, оксюморон! Валерия невольно улыбнулась. Это была её любимая стилистическая фигура. Пусть она была такая юркая и неуловимая, но она всегда старалась её поймать и использовать. Хорошо хоть в жизни она не встречалась с настоящим оксюмороном…
Он всё ещё сидела напротив, читая свою газету. К столику подошла всё та же официантка с чаем поставила его перед Валерией и поинтересовалась у него:
– Что вы будете заказывать?
Он ответил своим низким, чуть бархатным голосом:
– Тоже чай, пожалуйста.
– Зеленый, чёрный? – спросила официантка, бросив взгляд со смешинкой на Валерию. Валерия улыбнулась ей уголками рта.
– Чёрный, – а он шутить не хотел.
Официантка ушла. Валерия шумно вздохнула, перелистнула страницу, к чаю даже не прикоснулась. Вдруг он тоже вздохнул. Валерия подавила желание взглянуть на него.
– Вы тоже от издательства приехали? – спросил он, не отрываясь от газеты.
Валерия бросила на него быстрый взгляд и опять уставилась в кроссворд.
– Да, – сухо ответила она.
– Ни разу не видел вас в издательстве.
– Я недавно туда попала.
– Но видел ваши книги.
Валерия немного, нет, премного занервничала. 
– Валерия Волкова, верно?
– Валерий Аксаков?
Они усмехнулись одинаковым именам и наконец-то посмотрели друг на друга, в глаза, прямо, осознанно, не прячась. Валерия заметила, как сердце опять собирается подъехать вверх к горлу, и села поглубже в кресле, уперлась ногами в пол, словно бы выставляя преграду, защищаясь и таясь за ней.
Он втянул воздух, спросил:
– Почему отказались от экскурсии?
– Плохо себя чувствовала, – холодно отозвалась Валерия. – Со мной такое бывает, – она не хотела, чтобы он додумался, что она покинула группу из-за его случайного взгляда.
– Проблем со здоровьем? – спросил он. – На черноморских курортах можно полечиться.
– Знаю. Но здесь нам нужно писать, – не без раздражения сказала Валерия.
Он с интересом взглянул на неё.
– Вы что, не любите свою работу? Зачем тогда вообще поехали, пришли в издательство?
Она выставила незримую стену, защитный блок, баррикады, укрепления, заборы – всё, чем можно было оградиться, всё, что можно было использовать для того, чтобы не проникали нежелательные чувства…
– Тут мои личные проблемы, – сердито сказала она, и подтекст фразы засквозил угрожающими словами: «Не лезьте в мои дела!». Не хотелось быть грубой, но Валерия замечала, что этот человек – сплошной комок тех нежелательных чувств, поэтому стоило держаться от него на расстоянии.
Ему принесли чай. Он взял чашку, сделал глоток, посмотрел в окно. В его глаза светило солнце, и сами глаза светились, отражая его, становились почти белыми… Были видны все мелочи глаз, роговица, зрачки…
– Серые глаза хуже защищены от солнечного света, – вдруг вырвалось у Валерии. Он оторвался от неба, посмотрел на неё, чуть приоткрыв рот. Глаза тут же потемнели, зрачки сузились. – Не смотрите на солнце.
Он едва заметно улыбнулся.
– Я не смотрел на солнце, – улыбнулся он. – Я смотрел на небо.
По её лицу тоже пробежала улыбка.
– И что же там? Опять облака?
– Нет. Чисто.
Пронизывающие насквозь глаза, мраморное лицо, всё остановилось в трепещущей секунде. Валерия подумала: «Нет, жизнь не кино. Кино сильно прихорашивают, прежде чем выставить на суд публики, и в первую очередь его прихорашивают музыкой. Не будь музыки, кино не было бы интересным. Сейчас вот никто не включает красивую музыку. Из этого я заявляю, что кино лучше».
– Вы пойдёте завтра на экскурсию? – спросил он, подперев щеку одной рукой.
– Да, – а она даже не поинтересовалась когда будет следующая экскурсия. – А вы?
– Пожалуй, тоже, – ответил он.
– А где она будет?
– Снова в Красной поляне.
– Канатные дороги?
– Да…
– Ясно…
Немногословный разговор. Тихий крик. Шёпотом высказываешь то, о чём кричит сердце…
– Вы уходите?
– Да.
– Проводить?
– Пожалуй.
Почти нетронутый чай остался стоять на столе.

Они дошли до гостиницы в неловком молчании. Они шли, глядя себе под ноги, на дорогу, выложенную красным гранитом. Прошли мимо клумб, кипарисов, пальм… Перекинулись неловкими улыбками, когда увидели, как мальчики бегут за собакой, утащившей их мячик… Вместе вошли в гостиницу. Взяв ключи, смущенно постояли у портье, а потом смято попрощались и разошлись по своим номерам.
Когда уже на улицу стали опускаться сумерки, Валерия выглянула в окно и посмотрела на противоположную улицу. У входа в кафе или магазин стоял Валерий. Она не без любопытства стала разглядывать его. Он нервно и быстро курил. Валерия приподняла брови. Тут он заметил её и чуть пристыжено улыбнулся. Потом бросил окурок в урну и ушёл обратно в кафе.
Валерия усмехнулась, а потом подошла к чемодану открыла его, нашла загнанные на самое дно сигареты, вытащила их и закурила. Эта вредная привычка прибилась к ней после того случая… С тех пор она узнала, что сигареты действительно могут отвлечь…

2.
Валерия не умела кататься на лыжах. Точнее, умела, но на уровне любителя. Но не очень переживала из-за этого. Единственный вид спорта, который ей нравился, было плавание и никакому другому она предпочтение не отдавала.
Что можно было делать на Красной поляне в октябре, когда снег толком не выпал? На лыжах там пока не покатаешься. Хотя их везли туда не для того, чтобы кататься, а для того, чтобы просто показать горнолыжный курорт, горнолыжную базу, какая она вся из себя. Писателей и поэтов нужно возить повсюду, глядишь, кто-то да захочет написать про Красную Поляну…
Валерия призывала себя к спокойствию. Она как-то не на шутку встряхнулась, ожила, очнулась. Всю ночь не могла уснуть выкурила всю пачку сигарет и страдала от того, что больше не может курить ещё… Мысли мельтешили, голова думала, сердце билось. Билось! По-настоящему! Так, что чувствовалось. Чувствовалось, что оно там есть! Ей казалось, что она снова начинает жить, выходить из депрессии. Вдруг она обрела нового друга? Этот поэт Валерий Аксаков был необычным… Впрочем таким ей показался её жених. Из-за этого Валерия мгновенно поставила крест на одном только предположении на чувстве. Просто знакомый и коллега, не более. Она больше никогда не влюбиться, это точно. Останется монашкой, если понадобится, отшельницей, но только никакой любви…
А что же, если не любовь, вдруг столкнуло её и Валерия в час ночи в магазинчике, расположенном напротив? Случайность, только случайность!
Валерия, лёжа на кровати уже который час курила. И вот обнаружила, что все сигареты кончились. А заначку она с собой не брала. И без них она не могла мыслить и спокойно думать, ни одна мысль без сигарет не могла встать на своё место. Валерия, сердито кряхтя, стала одеваться. Запахнулась в халат. Что уж полностью одеваться? Тут недалеко же, через дорогу перебежать и всё! Да и не в своем же городе, кто её тут запомнит, и будет показывать на неё пальцем?
Какая была тёмная улица! Горело только два или три фонаря, и как назло, один из них стоял рядом с магазином и освещал всю дорогу. Валерия хмыкнула, мол, перебежать дорогу в халате прямо под светом фонаря. Да, рискнуть стоит! Валерия перебежала дорогу, вошла в магазин. Дверь она закрывала правой рукой к себе и спиной стояла к прилавкам и витринам. А когда повернулась лицом, то увидела – к своему удивлению и ужасу – Валерия! Она сумела только выдавить: «Ой, здрасте». Некультурно. Растерянно. Смешно.
Валерий выглядел не лучше её, даже смешнее: в брюках, рубашке и халате, с чашкой чая в левой руке и пышным пирожным в правой. Увидев её, он как-то смешно изогнул губы трубкой. Валерия уставилась на него, спрашивая взглядом: «А что вы тут делаете в час ночи?». Впрочем, его мимика выражала тот же вопрос.
Наверное, весёлая картина: оба в халатах, с растрепанными, непричесанными, взъерошенными волосами и с ярко выраженным удивлением на лицах. Раздался весёлый голос продавца:
– Чего, вечерника в пижамах?
Валерия немного растерялась, зато Валерий развеселился. Валерия выпалила продавцу:
– Этот термин больше подходит для западных стран!
Оба – Валерий и продавец – захохотали, что смутило её ещё больше. Чтобы хоть как-то показать, что она здесь не затем чтобы веселиться, она иронично улыбнулась. Но не смогла удержать себя от того, чтобы не изучить улыбку Валерия: как интересно идут морщинки от рта, складки, показываются белые зубы… Он необычный, правда!
– Что-то типа того…– с расстановкой сказал Валерий, пытаясь прожевать пирожное, кусок которого он откусил такой большой, что не мог проглотить. Наверное, пытался прекратить смех…
Вот незадача: как неловко покупать перед Валерием сигареты! Ладно, она знает, что он курит, этим страдают почти все мужчины, но ведь он-то этого не знает! И наверняка считает её образцовой женщиной. Как уж такая будет курить? Хм… Как же можно отговориться? Но сигареты нужны как воздух, пусть даже портят его и то, через что организм насыщается воздухом. Да что для неё его мнение, в самом деле! Что он муж ей что ли или родственник?
– Что купите? – спросил продавец, сменив шутливую улыбку на обычную доброжелательную и приготовив кассу.
Валерия выпалила:
– Сигареты.
Валерий поперхнулся: он в этот момент пил из кружки. Продавец взглянул на Валерию круглыми глазами, вышел из-за прилавка и стал стучать Валерия по спине. Валерий откашлялся, а потом вдруг стал залпом пить чай из своей кружки.
– Какие сигареты? – словно бы ничего не случилось, невозмутимо спросил продавец возвращаясь к кассе.
– Какие есть, – быстро и сварливо ответила она.
Продавец протянул ей пачку. Валерия сунула ему деньги и, бросив «Сдачи не надо», не взяв чека, ушла, даже не обернувшись и не попрощавшись.
У себя она наконец-то закурила долгожданную сигарету. Да уж, встреча в магазине! Самая смешная случайность, которая с ней случалась. Наверное, оба сейчас там хохочут или обсуждают какая она плохая: курит сигареты, Валерий поперхнулся, нагрубила…
В голове всплыли строки из стиха Юлии Друниной: «Ко мне в окоп сквозь минные разрывы нежданной гостьей забрела любовь…». Ха, окопы, фронты, мины… Это всё осталось в детстве, в осени восьмого класса, с тем весенним апрельским подснежником, что расцвел той весной, а потом завял к осени. А сейчас уже не восьмой класс, не четырнадцать лет. Сейчас Чёрное море и ей тридцать лет. Прошло ни много, ни мало шестнадцать годков с той весны. А сейчас… осень. Опять осень. Хм. Осень тогда запомнилась, это правда. Только тогда расцвел не подснежник, а ковыль. Или типчак. В общем, какой-то степной цветок, но уж точно не тюльпан или мак. Какой-то неприметный степной цветочек, может даже обычая степная трава. А потом нарцисс. Интересно, кем может быть он? Тот самый, её жених? Даже не получается представить. Может, чёрной розой? А Валерий кто? Лилия? Лилия кремового цвета? Тоже не понятно… Интересно, почему они все стали цветами? Просто… оранжерея? Нет. Теплица? Нет. Сад? Решайте сами…
Раздался стук в дверь. Валерия уставилась на неё.
– Не заперто, – сказала она чуть удивленно, пряча сигарету за спину. Наверное, пришёл кто-то из персонала гостиницы: учуяли запах сигаретного дыма, пришли наругать, взять штраф…
Но нет: дверь открылась и проснулась голова Валерия, а заодно и полы его халата.
Валерия замерла, с языка сорвался вопрос:
– Вам что надо?
– Мне? В гости, – ответил Валерий и вошёл. – Можно?
Валерия указала сигаретой на кресло напротив себя. Валерий сел.
– А что вам у себя не сидится? – с иронией поинтересовалась Валерия. – Или спать не хочется после такого плотного ужина? – съязвила она напоследок.
Валерий усмехнулся, но было видно, что ему шуточка не очень и понравилась.
– А вы почему не спите? – решил он съехидничать в ответ. – Наверное, после того как вы тут надымили спать вообще невозможно.
А она как назло ему выпустила дым…
Валерий не выдержал и, подавшись вперёд, попросил:
– Дайте одну, пожалуйста…
Она протянула ему пачку. Он взял её, но как-то непонятно: только за краешек, словно боялся коснуться её пальцев.
Они курили уже вдвоём. Интересней будет попасться персоналу гостиницы и слушать от них наставления, а потом выговор от организатора. Как-то за рамки выходило это ночное курение…

Но как будто бы сюрпризы на этом закончились. А нет! Валерия утром проснулась и вдруг обнаружила, что сидит в кресле с потухшей сигаретой в пальцах, а напротив Валерий, спящий, подперший щёку рукой.
Валерия почти бросилась в панику: что было? Так, ночью они столкнулись в магазине напротив, потому что Валерия хотела купить сигареты, а Валерий там ел пирожное… Потом он к ней зашёл в гости, попросил сигарету и вроде бы они просидели молча пару-тройку часов, куря сигареты. А потом… что, уснули?
Валерия изо всех ткнула ногой Валерия в его ногу. Он вздрогнул, поднял голову и тяжёлые веки, и посмотрела на неё сонными глазами:
– Да?
– Доброе утро! – саркастически протянула Валерия.
Валерий с сонным и недоумевающим видом огляделся, широко зевнул, потянулся, но вдруг замер, его голова стала вертеться во все стороны, а глаза широко раскрылись в удивлении.
– Где я? – воскликнул он. Валерия с сарказмом произнесла:
– Где, где! В Караганде! Я вас похитила и держу тут в качестве заложника!
Руки Валерия безвольно шлёпнулись на колени.
– О, ужас! Как же все будут волноваться из-за моего похищения! Что, я уснул за интересной беседой? – перестав изображать и перейдя на нормальный тон, спросил Валерий.
– Типа того. Вы вообще-то промолчали все три часа.
– Вы тоже не произнесли ни слова.
Валерия не нашла ответа.
– Бывает, – заявил Валерий вставая. – А экскурсия в Красную поляну сегодня во сколько?
Валерия зачем-то посмотрела в окно.
– В девять.
– Сейчас?
– Восемь.
– Ну тогда я вас жду в пятьдесят минут, там внизу. Вы же говорили вчера что пойдёте, – приподнимая брови, напомнил Валерий.
– Пойду, – ответила Валерия невозмутимо. Валерий кивнул и вышел.
Валерия шумно выдохнула. Вот это да. Случайности её просто атакуют! Да ещё такие нелепые и неловкие! Нет, кто-то свыше решил над ней просто поиздеваться. А может, решил не только поиздеваться, но и разбавить её пресную жизнь в депрессиях появлением этого необычного поэта! Определенно! В таком случае…

Валерия неожиданно для себя решила: не пойдёт она никуда!
Такой резкий поворот она сделала после того, как переоделась. Она вдруг вспомнила, что ощутила, когда увидела его вчера. И знала, чем это может закончиться. Не могла допустить такого. Она обещала себе: никаких нежелательных чувств!
Она уже вышла из номера, чтобы сообщить ему о своём решении не идти, как вдруг Валерий сам попался на дороге.
– О, я как раз вас искал, – сказал он, а потом, спрятав руки за спину и потупив взгляд, как пристыженный школьник, продолжил:
– В общем, я тут неважно себя чувствую, и, в общем, не иду на экскурсию… Вот, – Валерий вдруг стал внимательно разглядывать линолеум.
Валерия сначала смотрела на его чёрные волосы (глаза его изучали линолеум, поэтому ей оставалось только смотреть на его волосы), а потом вдруг заметила какие интересные узоры на линолеуме и тоже стала их с интересом изучать, смущенно приговаривая:
– Да, согласна. Представьте – тоже себя плохо чувствую. Что себя мучить. Жарковато как-то. Не хочу идти. Плохое самочувствие. Слабое здоровье, знаете же уже… И даже в кино не пойду: не люблю кинотеатры потому что, – соврала Валерия. Может, если Валерий будет знать что она не пойдёт в кинотеатр он тоже не пойдёт?
Он ответил, всё так же увлечённо разглядывая узор линолеума:
– Я тоже не пойду в кинотеатр, не люблю в темноте сидеть… Да, согласен с вами. Полностью согласен. Что же… До встречи, тогда…– неловко сказал он.
Они наконец-то оторвались от такого интересного линолеума и посмотрели друг другу в глаза. Впрочем, они тут же стали разглядывать стены гостиницы. Какие же они интересные, не менее любопытнее пола оказывается, как же раньше не замечали!..
– Да, до встречи, – пробормотала Валерия. – Буду рада увидеться вновь, – а это было сказано исключительно из вежливости.
Он дал задний ход к своему номеру, причём шёл он задом, продолжая смотреть на стену. Она стала глядеть на двери и окна, так же пятясь к своему номеру. Едва почувствовав за спиной защиту, они тут же схватили дверные ручки, рванули их на себя и скрылись по ту сторону лакированных дверей.
Валерия, прижавшись спиной к двери, решила, что нужно его избегать. Ведь каждый раз при его появлении она начинает чувствовать себя до невозможности неловко. Хотелось выдать и красноречивое молчание, и надменную браваду, быть холодной, как снежная королева, но и показать, какой горячей может быть её голова… Хотелось с ним пообщаться – но она бежала от него, разве вот то, что только было, не является ярчайшим доказательством того, как она его… боится? Нет, не боится. Его она не боялась. Она боялась нежелательных чувств. И всё. А в кино она пойдёт. Как будто бы они в темноте друг друга увидят, если он тоже пойдёт.
Валерий так же подпирал дверь спиной, как Валерия, с теми же мыслями и чувствами. Мало того, что он забыл все приготовленные слова, так ещё ушёл так красиво! До этого ему всегда удавалось действовать по своему сценарию, но тут вдруг все слова забылись, а вот отчего… Ни малейшего понятия. Снова заныла старая рана на сердце. Валерия как соль сыплется на рану и жжёт. Поэтому будет лучше её не видеть. А в кино он всё равно пойдёт. Что если она тоже пойдёт, то увидит его в темноте что ли? Нет! Смех, да и только.

В кинотеатре «Сочи» на вечерний сеанс как всегда собралось много народу. Валерия порадовалась, что пошла пешком, а не на автомобиле, иначе застряла бы в пробке, как все вот эти автобусы и машины.
Все шли, в основном, в зал 3D, а такие залы, обычные, как раз были полупустые. Да и то публика собралась интересная. Все расселись по разным рядам, в самые разные стороны и получалось, что зрители – человек тридцать – были разбросаны по залу примерно по два-три человека в одном ряду. И что удивило Валерию больше всего, так это то, что фильм уже шёл примерно двадцать минут, а люди то приходили, то уходили, как будто бы им всё было без разницы, они приходили сюда или просто посидеть, или поболтать, или поспать. Кто-то просто полушёпотом говорил с друзьями. Валерия начала терять интерес к фильму. Кто-то шипел там, кто-то там, впереди экран… А она как одиночка. Ни поболтать, ни пожевать чего-нибудь… Даже в телефон не поиграешь! Хм. Да… Всё же монашество, депрессия и одиночество – не выход. Хорошо бы не только книжки писать, но и работать где-нибудь, например, в фонде каком-нибудь, в школе, или в газете… Зачем закрываться ото всех из-за одного человека, сломавшего жизнь? А сейчас от того человека, который просто может всё повторить?.. Неужели нельзя всё начать с нуля? Да, с нуля нельзя, невозможно, но с чистого листа можно! Вот и всё! Нужно вести счёт удачам, а не неприятностям!
Всё, решено! Валерия мысленно закрепила: с завтрашнего дня, 5 октября, она начнёт жизнь по-новому. Будет вести дневник, отмечать, что произошло, чего она достигла, что её впечатлило. Да-да. Пора ходить на экскурсии, знакомиться с людьми, начать продумывать повесть. Не стоит бегать от Валерия, быть может, он станет очень хорошим другом? Другом – и всё. Может даже просто очень хорошим коллегой. Валерия не могла себе больше позволить любить – последнее её так обожгло, что она больше не могла. Не могла и не хотела. Никакой любви в новой жизни. Только дружба.
Стоп-стоп, тихо, остановила она вдруг начавшую звенеть в сердце депрессию. Тебе здесь нечего делать. Уходи. Вместе с любовью. Пусть останется лишь оптимизм и всё. И никакой любви и депрессии!
– Вы, кажется, говорили о том, что не пойдёте в кинотеатр, – раздался сзади и почти над ухом знакомый голос. Валерия сильно вздрогнула и обернулась. За креслом стоял Валерий с большой банкой попкорна. Валерия обратила внимание на эту деталь и усмехнулась ей про себя.
– Вы что тут делаете? – спросила она. Не хотела грубить, но так уж получилось.
– А вы как думаете? – с усмешкой спросил Валерий.
– Наверное, передумали и пришли в кино, – сказала Валерия и демонстративно повернулась к экрану. Обещание не бегать от Валерия куда-то испарилось.
Она сидела одна на ряду. Но Валерий прошёл весь ряд, на котором он был, а потом половину того, где сидела Валерия, и сел рядом с ней.
– Да, я передумал. Решил, что стоит сходить в кинотеатр. В конце концов, один из самых лучших кинотеатров в Сочи. Я вам не мешаю?
Валерия отвела взгляд от экрана.
– Нет. По-моему, никто фильм не смотрит, и всех сейчас выгонят.
Валерий оглядел весь зал, ухмыльнулся и сказал:
– Их проблемы. А впрочем, я от нечего делать пришёл.
– Правда? Неужто вам нечего делать? А вы не начали работать над повестью, рассказом или стихами о море?
– Куда там. Когда осядем в Анапе – тогда можно будет начать. Вы знаете, в какой гостинце мы там остановимся? Тут организатор разрешает сменить гостиницу.
– О, я не знаю, где мы остановимся.
– Скорее всего, в гостинице «Заря» на Крестьянской улице. Это улица как раз рядом с Северной, я там собираюсь жить. Я уже был в Анапе и снимал квартиру там. Ведь много кто в частном секторе сдаёт комнату в своём доме.
– Это, наверное, очень прибыльно?
– Очень.
– Я была в Анапе, но очень давно.
– Как давно?
– Мне было девять или десять лет… Двадцать лет назад.
– Ну и ну!
– И правда! Давно. Двадцать лет – не шутки.
– Но вам, наверное, будет приятно узнать те места.
– Наверное. Там уже многое должно быть изменилось. А вдруг я не узнаю Анапу?
– Узнаете.
– Вы так уверены?
– Конечно.
– Почему?
– Вы же это видели в детстве, когда память ваша была лучше всего – в это время всё сильнее врезается в голову. Ясное дело, что вы вспомните.
– У меня много таких воспоминаний, связанных с Анапой…
– Расскажете мне их потом, когда приедем туда. Кажется, в фильме наступает кульминация.

3.
На следующий день они уезжали из Сочи и направлялись в Туапсе. Этот город не был так популярен на фоне Сочи, Шепси или Ольгинки, но он всё же был примечателен по-своему.
Он находился недалеко от Сочи, примерно в часе езды. Валерия села на передние сидения. Она села туда не только потому, чтобы Валерий её заметил, нет, ни в коем случае, просто она не любила сидеть сзади. Не потому, что там укачивало, просто как-то не нравилось ей смотреть на весь автобус сзади. Спереди было лучше.
Валерия со своим чемоданом подошла к сидению и обнаружила, что чемодан нужно поставить наверх, на полку. Ох как ей это не понравилось! Полка находилась высоковато для её роста. Не сказать, чтобы она была совсем маленькая, но тут она не дотягивалась. Пришлось бы встать на сидение, чтобы поставить на полку этот тяжеленный чемодан. Вот Валерий высокий, он бы поставил. А вот, кстати, и он сам… Легок на помине, жить долго будет…
– Здравствуйте, – из вежливости сказала она, пропуская его на дальние места. Но Валерий не пошёл туда.
– Вы здесь сидите? – спросил он.
– Да.
– Позвольте помочь, – сказал Валерий, взяв её чемодан и ловко поставив его на полку.
– Спасибо, – смущённо улыбнулась Валерия, неожиданно закомплексовав из-за своего роста.
– Я сяду с вами? – спросил Валерий. – Все места уже заняты, – он улыбнулся.
Валерия резко взглянула на его улыбку и констатировала: фальшивая.
– Садитесь, – сказала она, мельком взглянув на людей: мест действительно не было.
Она села к окну. Валерий поставил свой чемодан на полку и сел рядом. Она инстинктивно отодвинулась поближе к окошку, делая вид, что увидела что-то интересное. Валерий сдвинул брови, а потом уставился прямо в спинку кресла, которое было перед ним.
– Вы завтракали? – спросил он.
– Нет, – ответила Валерия.
– Почему?
– Я не ем перед ездой.
– Почему?
– По понятным причинам, – почти процедила сквозь зубы Валерия.
Валерий едва слышно прошипел свистящим шёпотом:
– Извините.
Она не разговаривала с ним всю дорогу, впрочем, он тоже молчали. Люди в автобусе весело болтали и только они двое сидели, уставившись в спинку кресла и в окно, и молчали…

Автобус остановился в Туапсе у гостиницы «Каравелла». Люди вышли, волоча за собой чемоданы, и встали у здания.
Снова появился этот противный организатор, объяснивший, как нужно себя вести, кто какие номера занимает, что может сделать гостиница для них…
– Ваши комнаты 19 и 22, – обратился он к Валерии и Валерию.
Они против воли переглянулись, а в голове у каждого была одинаковая мысль: «Снова комнаты рядом!».

Кровать в номере была до того мягкая, что Валерия тут же плюхнулась на неё. В детстве она, как и многие, любила прыгать на кровати. Сейчас она, конечно же, не могла себе такого позволить. Но поваляться, поворочаться, помять покрывало она, конечно же, может.
Валерия встала и подошла к окну, глядя на город. Нет, лучше на экскурсии не ходить. Иначе Валерий опять начнёт улыбаться своей фальшивой улыбкой. Лучше самой изучать город. А заблудиться – не беда! Сама выберется и хоть немного таким образом узнает город.
В дверь постучались.
– Войдите! – крикнула Валерия, глядя в окно.
В комнату вошёл Валерий. Только она повернула голову, сердце тут же выдало десяток лишних ударов.
– Что-то нужно? – нервно спросила она, стараясь не дать отдышке прорваться наружу.
– Да, – Валерий с видом самого скромного человека опустил глаза. – Ручку.
– Ручку? – с удивлением и возмущением воскликнула она.
– Да… Моя кончилась.
– Так сходите в магазин и купите!
Валерий вздохнул и тоном, мол, «Понимаете», произнёс:
– Мне лень, – и посмотрел ей прямо в глаза.
Валерия выдохнула, подошла к чемодану и стала искать пенал. Как назло, он был где-то на дне (наверное, потому, что она давно ничего не писала) и ей пришлось вытаскивать все аккуратно сложенные вещи. Когда пенал наконец-то нашёлся, она вынула его и протянула Валерию:
– Держите.
– Не хотите сходить к фонтану на улице Карла Маркса? – предложил он, вытаскивая из пенала ручку.
– Нет, – покачала головой Валерия.
– Может, там есть кинотеатр, – сказал Валерий, застегивая молнию на пенале, – или книжный магазин.
При последнем слове Валерия оживилась.
– Книжный? Это хорошо! – она выхватила из чемодана кошелёк и, тихонько выталкивая Валерия из номера, сказала:
– Я пойду в книжный магазин, не обижайтесь, пойду я без вас. А на фонтан в другой раз с экскурсией. Всё, увидимся, – она быстро закрыла дверь номера и, помахав Валерию на прощание, побежала вниз по лестнице.
Фуф, успела отвязаться! Она вышла из гостиницы и спросила у первого попавшегося:
– Скажите, пожалуйста, где улица Карла Маркса?
– Идите сейчас прямо, потом завернёте налево и выйдете на улицу Маркса, – ответил прохожий. – А вы в книжный? Сегодня там большой привоз.
– О, как хорошо, – фальшиво улыбнулась Валерия и, развернувшись, пошла по указанному направлению.
Фальшивая улыбка. Не стоило одаривать ею такого вежливого прохожего. Но пришлось. Потому что настроение подорвано. А когда настроение подорвано не до улыбок.
В книжном, конечно же, было нечего делать. Продавцы были заняты разгрузкой книг, немногочисленные покупатели затерялись среди шкафов, стеллажей и полок. Валерия пришла в книжный, чтобы хоть как-то отвязаться от Валерия. Но она же не собиралась сюда! Что-то нужно тут купить. Вдруг он спросит?..
Крупнейший книжный магазин города… Не зря о нём так сказано. Чуть наклонив голову, Валерия читала названия книг. Кулинария, домоводство, животные… Сама не заметила как ушла в самую глубь.
Остановилась у стеллажей с современной литературой. Здесь были и зарубежные и отечественные. Она хотела повернуться к зарубежным, но увидела на корешках знакомую фамилию. Она сняла книгу с полки – «Валерий Аксаков». Она открыла книгу, пролистала, остановилась на одном стихотворении…
– Хорошо пишите.
Она вздрогнула, чуть не выронила книгу, повернула голову.
– Я же просила вас не ходить за мной.
– Мне тоже нужно было в книжный.
Она взглянула на книгу, которую он держал. Это была её автобиография…
– Это правда, что ваши одноклассники любили делать мелкие взрывчатки для баловства, а потом приносили их в школу? – спросил Валерий, не отрываясь от книги.
– Да, – ответила Валерия.
– И что однажды у вас захлопнулась дверь, когда вы опаздывали на экзамен и вы не могли выйти?
– Да.
– И что заняли первое место по городу в конкурсе рисунков?
– Да.
Он с уважением поджал губы, покивал головой. Валерия опёрлась одной рукой о шкаф, держа книгу, а другую руку упёрла в бок.
– Вы когда это прекратите?
– Что? – спросил Валерий, глядя в книгу.
– Смотрите мне в глаза и отвечайте честно, – сердито, строго и резко сказала Валерия. Он посмотрел на неё.
– Вам что-то от меня нужно? Автограф? Я дам. Фото на память? Сфотографируюсь. Подписать? нет, увольте.
Валерий посмотрел в потолок, потом на неё и едва заметно повеселел.
– Нет, всего того, что вы перечислили, я не хочу.
– А что вы хотите?
Валерий широко улыбнулся.
– Купить вашу книгу, – вдруг быстро и весело сказал он и, захлопнув книгу, развернулся на сто восемьдесят градусов и понесся к кассе. Валерия проводила его удивлённым взглядом, а потом рванула следом.

– Что же, теперь мы квиты, – сказал Валерий, когда они, расписавшись друг другу на книгах, пошли по улице Карла Маркса.
– Согласна, – улыбнулась Валерия, – только больше меня не пугайте.
– Хорошо. Будем друзьями, – заключил Валерий, протянул ей руку для рукопожатия. Она пожала руку и спросила:
– А куда мы сейчас?
– Не хотите на улицу Галины Петровой или Центральный рынок?
– Рынок, что вы! А что это за улица?
– Это пешеходная улочка с множеством магазинов находится в конце улицы Карла Маркса. Вы не хотите чего-нибудь себе купить?
– Наверное, мне есть что купить… А вы откуда так хорошо знаете Туапсе?
– Одно время я долго жил на юге. Ну так вот – улица Галины Петровой. Идём?
– Идём.
– Только умоляю: не включайте «звезду».
– Вас это тоже касается.
– Ну да…

Часам к четырём разыгрался сильный дождь и поэтому Валерия и Валерий поскорее помчались в гостиницу. Но она как-то нехорошо подействовала на них: оба растерялись, вся дружеская атмосфера пропала, и они, снова смято попрощавшись, убежали в свои номера. Дождь к тому времени прекратился. Валерия постояла у окна, посмотрела на улицу. Народ как раз собирался на очередную экскурсию. Организатор, размахивая чёрной папкой, собирал всех вместе. Валерия отошла от окна и села за стол. Интересно, чем заняться? Ручку у неё забрали, а она и запасной не брала… Она хмыкнула, вспомнив об этом. Гуляя по улице Галины Петровой, они как-то сблизились, пропали неловкость и вечное желание подколоть друг друга и улизнуть. А вот только вошли в гостиницу – всё… Валерия положила ногу на ногу. В детстве ей часто говорили, что так сидеть нельзя. Ах, детство, где же ты сейчас? Вернуться бы в тебя снова, вернуться бы в то время, где ещё нет обожженного сердца, работы, депрессии. Валерия за все свои 27 лет считала, что ей двенадцать до сих пор. А вот сейчас в тридцать лет она казалась себе намного старше. Да, парадокс…
Посидела немного, понаблюдала за людьми на улице, поиграла какой-то безделушкой лежавшей на столе. И вдруг увидела, как из гостиницы выскочил Валерий. Она удивилась. Валерий держал подмышкой какой-то огромный прямоугольный предмет, а в другой руке пакет. К нему подъехала машина – такси, Валерий сел в неё и уехал.
Валерия с интересом проводила машину взглядом и подумала: куда это он поехал с таким снаряжением? И её не пригласил! Обычно зовёт…
Она усмехнулась. Нате вам – настал её черед преследовать. Только как ей его найти? Он находил её чуть ли не везде. А впрочем, это всегда было легко, она не находилась в каких-нибудь там мудреных местах. Может, стоит забыть? Нет, что же это такое, как не отомстить ему за его поведение?
Она спустилась к портье и спросила, вызывали ли такси с гостиничного телефона? Да, конечно, полчаса назад. А можно ещё раз? Да, без проблем.
Такси подъехало к гостинице через двадцать минут. Валерия обрадовалась: как же ей повезло! Это же то же самое такси!
– Куда вам? – спросил её водитель, когда она уселась на заднее сидение.
– А куда вы везли мужчину из этой гостиницы с пакетом и доской? – спросила Валерия, чувствуя как нахлынули и азарт и смущение.
Таксист с подозрением посмотрел на неё.
– А зачем вам именно туда? Вы ему кем-то приходитесь? Сестра? Мать? Жена? Любовница? Дочь?
– Никем! – воскликнула Валерия, – езжайте!
Таксист пожал плечами и с равнодушным видом нажал на газ. Машина поехала. Валерия довольно откинулась на сидение.

Таксист привёз её к какой-то горе. В стороне от неё находился пляж, а сзади – ещё какая-то другая гора.
– Это мыс Кодош и сказала Киселёва, – объяснил таксист, беря деньги, которые она ему протянула, недоуменно глядя на две горы. – В Туапсе, к вашему сведению, много архитектурных и природных памятников.
– Буду знать, – ответила Валерия. – Спасибо!
Мыс Кодош. Она увидела на нём маяк, деревья. А как подняться? Карабкаться что ли?
Она обошла мыс, нашла тропинку и стала подниматься.
Ветер гнал к мысу тучи – тяжёлые и серые. Было холодно. Валерия зябко поводила печами и ежилась. Ветер начинал крепчать, и она как раз шла против него, щеки начинало сильно щипать. Валерия очень пожалела, что не взяла куртку.
И где же он? Она дошла до маяка и огляделась. Прямо перед ней была скала Киселёва – на первый взгляд ничем не отличавшаяся от мыса Кодош. А где же?...
Вот. Валерия удивилась ему. Он сидел за мольбертом и рисовал. Поправив жакет, она пошла к нему.
Валерий рисовал пляж, который был перед мысом. Валерия как можно тише подошла к нему сзади, и, почти положив подбородок на его плечо, сказала:
– Я не знала что вы ещё и художник.
Конечно же, он вздрогнул, обернулся к ней с недоумевающим видом. Значит, она так и выглядела, когда он часто пугал её.
Почему-то он молчал. Валерия совсем этого не ожидала и не могла найти темы для разговора.
Валерий удивленно и недоумённо смотрел на неё, чуть сдвинув брови, держа кисть в правой руке, а палитру в левой. Его взгляд не выражал ожидание того, что она придёт. Скорее какую-то безнадёжность.
Валерия не выдержала первой:
– Что вы так на меня смотрите? – спросила она его.
Он несколько секунд не отвечал, а потом сделал спокойное лицо и отвернулся.
– Я не смотрю.
– Да, уже не смотрите, это ясно, – усмехнулась Валерия. – Вы что, совсем не ожидали меня увидеть?
– Не ждал, – ответил Валерий, продолжая что-то малевать на бумаге.
– А видеть рады?
– Несомненно, – откликнулся он.
Валерия до этого смотрела на пляж, а сейчас уставилась в его затылок.
– А мне кажется, что я вам только мешаю.
– Что вы, – Валерий обернулся к ней с улыбкой. – Вы же просто моя муза!
– Сколько иронии! – съязвила Валерия, но съязвила только потому, что не знала, что ещё ему можно ответить.
– А я не иронизирую, – ответил Валерий, возвращаясь к картине.
– Неужто вы говорите правду?
– Боже, я патологически честен! – возмущенно заявил Валерий.
– Вот как, – кивнула Валерия. – В таком случае благодарю вас за комплимент.
– Не за что, – откликнулся он.
Какое-то время был слышен только шум моря, кисть, с хрустом водящаяся по бумаге, да поскрипывание стула, на котором сидел Валерий.
Валерия, почесав нос, спросила:
– Могу я вам задать один вопрос?
– Слушаю, –  отозвался Валерий, рисуя море.
– Вы женаты? – выпалила она и почувствовала, как всё внутри расслабилось после выкинутого вопроса.
Повисла тяжёлая минута. Валерий замер, кисть так и не дошла до бумаги, стул вдруг перестал скрипеть.
– Был когда-то, – ответил он напряжённым голосом, а потом быстро и активно стал тыкать кисточкой в бумагу.
Валерия поняла, что затронула не самую весёлую тему и не стала расспрашивать дальше. Потом резко одёрнула себя: «Какая дура! Не стоит спрашивать дальше. Да и вообще любой бы вежливый человек не стал бы спрашивать о таком. Какая дура!».
– Покажите мне что нарисовали, – попросила она, чтобы перевести разговор на другую тему.
Валерий повернулся к ней боком. Она подошла ближе. На картине был нарисован пляж. В картине было видно, что рисовалась она сверху. Пустой пляж, серое море с громадными клочьями пены, ударяющимися о камни на берегу, хмурое небо. От картины веяло таким же холодом и опустошенностью, как сейчас от пляжа и воздуха. Пляж на картине был пустой, лишь только одинокие железные зонтики торчали из песка да кабинки для переодевания. Море было всё всклокочено, каждая пенка, каждый пузырёк, каждая линия волны были прописаны до мельчайших деталей. А песок на пляже… Пусть не до мелочей, ибо с такой высоты нельзя было разглядеть каждую песчинку, но все мелкие вещицы, какие можно было заметить, были. А небо! Серое, без туч, но настолько серое, что Валерия невольно вспомнила свои три года в депрессии.
Валерий оценивающе и с интересом взглянул на неё.
– Ну как?
Она посмотрела на пляж и ответила:
– Потрясающе. Особенно небо. Я вспомнила кое-что.
Валерий вряд ли ожидал второй части ответа, и его улыбка поникла.
– А вы… замужем?
Валерия вздохнула, посмотрела на горизонт.
– Была когда-то.
Валерий промолчал, с сожалением поджал губы, опустил глаза.
– Давайте пойдём… потихоньку, – сказал он. – Кажется, снова собирается дождь.
Валерия посмотрела на картину:
– Она, наверное, высохнуть должна. Это масло?
– Нет, – чуть улыбнулся Валерий, – гуашь. Ей долго сохнуть не надо. Я сейчас, подождите…
– Может, я помогу? – предложила Валерия. Она оба протянула руки к банке и, нечаянно соприкоснувшись пальцами, уронили её.
– Ох! Ну вот, одной заботой меньше, – рассмеялся Валерий, поднимая банку. – Можете закрыть мои краски.
Она стала закрывать краски, стараясь не думать о старом. Валерий суетился с красками и тряпками. Потом он свернул высохшую картину в трубку, протянул её Валерии, а сам взял пакет и мольберт. Ободряюще улыбнулся Валерии и сказал:
– Ну, пошлите?
Валерия улыбнулась.
– Пошлите.
Тучи начали сгущаться и плыть прямо над морем.

4.
Геленджик встретил туристов вполне гостеприимно. В городе было прохладно, как никак, уже шла половина октября. В других городах уже было холодно в это время, но здесь одновременно дул холодный ветер, и грело солнце, так что получалось как-то по приятному холодно.
На этот раз автобус остановился на набережной, а не у гостиницы, как обычно. Туристы с чемоданами высыпали на набережную.
Валерия, держа в руках два чемодана (после прогулки по улице Галины Петровой, Краснодара и Горячего Ключа ей пришлось купить ещё один чемодан, ибо всё её имущество не поместилось бы в один), вышла из автобуса и, обойдя его, встала напротив солнца. Она увидела море, берег, нижнюю часть набережной. Как было красиво! Наверное, здесь ещё лучше вечером, на закате, или когда в городе проходит какое-либо мероприятие.
– Любуетесь? – раздался сзади голос Валерия. Она не вздрогнула: она уже привыкла слышать его голос за своей спиной.
– Да, – ответила Валерия, продолжая смотреть на море.
– Представьте как красиво здесь вечером, – заметил Валерий, взглянув на неё. Она, уже изучив все его привычки, выражения взглядов и как нужно действовать, ответила, тоже посмотрев ему в глаза:
– А вы нарисуете?
Как у него поменялось выражение лица! Подарком было наблюдать это! Улыбка мигом исчезла, на лоб тут же набежали длинные морщинки, а на переносье образовались две или три складки. Выражение лица говорящее «Рад за вас» тут же сменилось на «Опять вы об этой ерунде?».
Валерий тут же воскликнул:
– Опять вы об этой ерунде! Не стоило вам говорить и показывать! Вы теперь все носитесь с рисованием! В Горячем Ключе просили нарисовать пещеру, а в Краснодаре памятник влюблённым собачкам!
– Между прочим, это вы потащили меня в ту ужасную пещеру в Горячем Ключе! – воскликнула Валерия, заражаясь весёлой ссорой. – Почему вы мне не сказали, что там пауки, пиявки и эти… сталагмиты… похожие… не буду говорить, вы, надеюсь, поняли, – Валерия подумала, что его забавляет её гнев. – А памятник влюблённым собачкам? Да вы мне всю дорогу туда и оттуда цитировали Маяковского! «Это ж не собачья глушь, а собачкина столица!..», что, не так?!
– Но вы же не возражали! – возмущенно заявил Валерий. А у самого улыбка до ушей.
– Конечно, вас было трудно остановить, – чуть кокетливо заявила Валерия, поправляя воротник его пальто.
«Что я делаю?! Что я делаю?! Дура! Перестань!». Она и не понимала, что делает, не слышала своего протестующего внутреннего голоса. Валерий посмотрел на её пальцы и воротник, который они поправляли, а потом на неё. Валерия снова почувствовала себя последней дурой и была благодарна организатору, крикнувшему:
– Валерий Сергеевич, Валерия Алексеевна! Пошли!  Не отставайте!
Подхватив все свои чемоданы, они пошли за ним.
Валерия шла быстро, а руки у неё были напряжены – два чемодана это не шутка!
Валерий шёл сзади, и она слышала его тяжёлое дыхание. Зачем он так дышит?
«Тихо. Ни о чём не думай».

– Маркхотский хребет весьма живописное место, как считаете? – спросил Валерий.
Они сидели в номере Валерии. Валерий за ноутбуком, а сама Валерия на подоконнике.
– Что, пойдём туда?
– Показать вам фотографию?
– Нет, поверю вашим словам. Но учтите, если я пойду туда, я не стану таскать ваши краски и мольберт, – Валерия повернула своё лицо анфасом к Валерию. Он с усмешкой взглянул на неё, а потом снова уставился в ноутбук.
– С чего вы взяли, что я буду рисовать там? – спросил он.
Валерия прыснула.
– Ну…
– Может, я краски свои растерял или бумага кончилась? И вообще, ваш чемодан не легче моего мольберта.
Валерия весело и возмущенно воскликнула:
– Эй! Я, конечно, знаю, что вы любите гиперболы, но не ставьте их туда, где их нет!
– А где их нет?
– В моём чемодане!
– Вообще-то он тяжёлый.
– Но не тяжелее вашего мольберта!
Валерий только улыбкой ответил.
– Возразить нечего? Вот. Так что…– Валерия снова уставилась в окно.
Некоторое время они молчали, бросая косые взгляды друг на друга.
– Как вам Сафари-парк? – спросил через несколько минут Валерий.
– Это же там, где канатные дороги? Я была там в прошлый раз.
– Не хотите вернуться? – поинтересовался Валерий, взглянув на неё с интересом.
Валерия повернула голову.
– Хочу, – сказала она.
– Вечером, сегодня? Как раз с нашей группой! Нужно же сходить хоть на одну экскурсию!
– А сейчас вы куда предлагаете?
– На Маркхотский хребет. Не волнуйтесь, я сам потащу мольберт, – Валерий улыбнулся, чуть ли не до ушей.
– Значит, вы хотите рисовать?
– Ещё не знаю.
– Ладно, можно на Маркхотский хребет. Слушайте, а может, спросим организатора – вдруг они сейчас на Маркхотский хребет, а потом в Сафари-парк?
– О, точно! – воодушевился Валерий, вскакивая. – Сейчас же схожу к Ивану Андреевичу! – он за пару секунд дошёл до двери.
– К Ивану Андреевичу? К организатору? Это его имя, что ли? – недоуменно закончила Валерия.
Валерий с доброй усмешкой обернулся.
– А вы не знали?
– Нет.
Он прыснул и вышел.
Через минуту прибежал довольный.
– Через полчаса наш автобус едет на Маркхотский хребет. Увы, мольберт взять не получится. Зато канатная дорога!

С ветерком оторвались от места пересадки и поплыли над землёй.
– Здорово, а? – спрашивала Валерия, крутясь во все стороны. – Ой, не могу! Замечательно! Как птицы! О-ох!
– Как хорошо, что я тут, иначе вы бы не думая спрыгнули, – отметил Валерий с иронией.
– Поверьте, я бы этого делать не стала, – ехидно прищурившись, заявила Валерия. – Но ведь здорово! Нет ничего лучше движения! Ну что вы как изваяние сидите! Неужели вам не нравится?
Валерий запищал детский голосом:
– Потрясающе, просто в обморок падаю от восторга, в мультиках такого не показывают!
Валерия прыснула.
– Браво. Просто произведение актёрского искусства. Вы, оказывается, ещё и потрясающий актёр, – с сарказмом добавила она и похлопала в ладоши. – Чудеса! Замечательно!
Кое-как поборов желание залепить ему пощёчину, она села боком, сзади раздался тяжёлый вздох. Валерия чуть ликующе подумала: «Ну вот, теперь просите прощения!».
Но ни одного звука за спиной слышно не было. Валерия уже стала от нетерпения постукивать пальцами о ручку, в конце концов, не вытерпела и обернулась. И в полном удивлении и возмущении широко раскрыла глаза. Валерий, как и она, сидел спиной к ней! Вот!.. Валерия просто сделала глотательное движение, словно бы опускала внутрь себя слова, которыми хотела обругать Валерия, и опять отвернулась.

Канатная дорога кончилась, туристы высадились на вершине хребта.
– К вашему вниманию! – громко начала экскурсовод. – Сообщаю вам, что мы сейчас находимся на вершине Маркхотского хребта. На Маркхотском хребте в свою очередь находится надпись «Геленджик», попавшая в разряд самых больших в мире…
«Вау», – подумала Валерия. – «А сейчас не помешает дать кое-кому самый сильный тумак в мире», – она исподлобья глянула на Валерия, который стоял где-то в сторонке.
– Эта надпись находится на другой стороне хребта, впрочем, вы сможете увидеть её из города. Пойдёмте на самую вершину…
Валерия пошла одной из первых, чтобы не видеть Валерия, который плёлся где-то сзади. Он был недоволен чем-то, шёл последним и сдвинул брови так, как всегда нравилось Валерии – с двумя-тремя складками на переносье.
– На Маркхотском хребте находится Шесхарисское можжевёловое редколесье…

К вечеру они прибыли в Сафари-парк, на канатной дороге Валерия ехала с какой-то пожилой поэтессой, которая цитировала свои стихи и стихи других поэтов о Геленджике и Чёрном море. Валерий ехал один. За весь день, проведённый, ну почти что вместе, они ни разу не заговорили. Ни на водопадах реки Жане, ни на скале Парус, ни на Маркхоте. В Сафари-парке уже многие животные попрятались, и смотреть было не на кого.
В Сафари-парке экскурсия закончилась как-то быстро. Туристы уже начинали спускаться по канатной дороге вниз, кто-то оставался посмотреть и фотографировать. Валерия решила подняться куда-нибудь повыше, чтобы посмотреть на город, на Маркхот, на море, не небо, на канатные дороги. Здесь была самая высокая точка – другие возвышенности находились ниже.
– Эй, Лера, здорово! – раздался весёлый голос, и кто-то хлопнул Валерию по плечу. Она обернулась и вдруг увидела своего хорошего знакомого Михаила с Валерием! Последнему она бросила сердитый взгляд: «Вы что тут забыли?», за что и получила ответ: «Не ваше дело».
– Что, солнышком любуемся? – радостно продолжал Михаил, не давая Валерии ни слова выговорить, а потом вдруг взял и обнял Валерию и Валерия за плечи и крепко прижал к себе. – Замечательное солнышко, хорошо, что пришли…
– Миша, это ты меня привёл, – заметил Валерий.
– А, ну конечно, – спохватился Михаил. – Ну-ка, Лера, скажи что-нибудь.
Валерия прыснула.
– Привет, – и выгнула шею, ожидая ответа.
Михаил захохотал, и Валерий улыбнулся.
– Найдёшь что сказать, Лера. Пишется у тебя что-нибудь?
– Немножко.
– Ну да, тебе же пора уже реабилитироваться, как, впрочем, и Валерке, – Михаил с довольным видом посмотрел на обоих. – Ладно, пойду я. Полюбуйтесь на солнышко, а я тороплюсь.
– Пока, – ответили они. Михаил с довольной и загадочной улыбкой ушёл. Валерия тут же повернулась к морю. Валерий сделал вздох как бы вступление и заговорил:
– Видите там Маркхот?
– Вижу, – холодно отозвалась Валерия.
Опять вздох.
– Я, конечно, знаю, что вы на меня обиделись, – начал Валерий. Валерия подняла брови. – Я хочу попросить вашего прощения. Вот, – как бы подытожив, сказал он.
Валерия улыбнулась уголкам рта.
– Да ладно. Я не в обиде.
Они оба прыснули. А потом опять посмотрели на небо.
– Солнце уже почти заходит, – сказал Валерий. – Наша группа уже начинает уходить.
– А, ужас, мы здесь заночуем! – наигранно испугано воскликнула Валерия.
Они усмехнулись.
– Да, – с улыбкой протянул Валерий. – Только этого нам и не хватало.
Случайно против воли они переглянулись. И совсем ничего не изменилось! Разве что сердце быстрее забилось. А всё прежнее осталось – застывшие улыбки, красиво падающие лучи солнца, затёкшая шея. И только какая-то маленькая искорка, незаметная…
– Валерий Сергеевич, Валерия Алексеевна, что вы там опять застряли? Давайте скорее на канатную дорогу, на хребте только вы остались! – искра проскочила так же быстро как появилась, подогнанная организатором.
Еле дыша, спустились к канатной дороге, думая, что же опять случилось…

5.
Анапа. Конечная точка. Здесь холоднее, чем в Геленджике, Сочи или Новороссийске. Вторая половина октября. Хмуро. Никакого солнца. Тучи. Тяжёлые, серые, почти иссиня-чёрные. Два взгляда крест-накрест за полторы секунды. Два многозначительных взгляда. А их обладатели – по сторонам.
Холодная Анапа встречала гостей.

Валерия поставила чемоданы к спинке кровати, а сама подошла закрыть окно. Персонал сейчас проветривал комнаты, но вот подул сильный ветер, и в комнате снесло все легкие предметы со своих мест. В номере был один сплошной ураган. На Анапу это было очень непохоже. Или Валерия просто не видела её в октябре. Но всё равно для юга, пусть даже в октябре, слишком хмуро и холодно. «А может, я просто не знаю здешнюю природу», – подумала Валерия с невесёлой усмешкой, борясь со сломанной ручкой от пластикового окна. Сильный ветер не давал закрыть окно, да и ручка упиралась. На море сегодня, наверное, лучше не выходить…
Стук в дверь. Валерия выдавила, всё ещё пытаясь закрыть окно:
– Входите!
Дверь открылась, получился сквозняк, окно захлопнулось. Валерия от неожиданности охнула, завалившись на окно. Потом повернулась к вошедшему и замерла.
– Ой, я думал, что тут не вы, – нехотя сказал Валерий.
– Что вам нужно? – резко спросила она, даже не подумав о том, что нужно сбавить тон.
– Я искал организатора. По поводу экскурсии в Утриш, – выпалил Валерий. – Я так понимаю, вы в этом мне помочь не сможете, – Валерий точно скопировал её тон.
– Правильно понимаете, – сдержанно и холодно ответила она.
Валерий полоснул её ненавистным взглядом.
– Счастливо оставаться, – сказал он у выхода, обернувшись и сильно хлопнув дверью. Окно снова распахнулось, чуть не сшибив Валерию. Она сердито зарычала и снова стала его закрывать.
Дверь опять открылась. Окно вновь захлопнулось. Валерия во второй раз ударилась об него.
– Ой, Валерия Алексеевна, простите, я не вовремя, – раздался голос организатора. Услышав его голос, она тут же вспомнила, что Валерий искал его, и совершенно не контролируя себя, резко развернулась и закричала:
– Да какого черта вы все тут шастаете! Стучаться надо, прежде чем входить! Говорите что нужно!
Организатор возмущённо и удивлённо посмотрел на неё.
– Валерия Алексеевна, вы что себе позволяете? – чуть ли не шёпотом произнёс он.
Валерия выдохнула и вспомнила совет какого-то психолога сосчитать до десяти, если очень злишься.
– Тут… понимаете… окно, – сказала она с лёгкой отдышкой и поморгав.
Лицо организатора вдруг просветлело.
– А, так вы из-за окна! – обрадовано воскликнул он, подходя к ней. – Так дайте я вам помогу!
Он быстро закрыл окно, ловко и без труда справившись с упрямой ручкой.
– Я пришёл вам сообщить, что в столовой гостиницы ваш столик под номером четырнадцать, – сказал организатор. – И вы за одним столиком с Валерием Аксаковым…
– Он вас искал, – резко оборвала его Валерия.
– Да, я знаю, он спрашивал про Утриш. 
– Вы ему говорили?
– О чём? Про Утриш?
– Про столики.
– А, да.
– И что он?
– А что?
– Да перестаньте! – не выдержала Валерия. – Что он сказал в ответ на ваши столики?
– Вообще-то столки не мои, а ваши, а если быть ещё точнее то гостиничные…
– Иван Андреевич!
– Да-да. Он нормально отреагировал, только скулами и повёл и всё. А что?
– Нет, ничего. Он же вроде бы собирался снять комнату на улице Северная?
– Да, собирался. Но только там, где он хочет снять комнату, все номера заняты, и он переедет туда только тогда, когда один номер освободится, то есть через три дня, – ответил организатор, – пока он будет в гостинице.
– Ага. Ясно, – кивнула Валерия и подумала: «Что, нужно выжить из того номера людей, чтобы побыстрее его спровадить?». – Спасибо за ручку. И… не могли бы вы уйти?
Организатор снова посмотрел на неё удивленно.
– Да, конечно, – немного обиженно сказал он и вышел.
Валерия постояла у окна, послушала, как ветер воет, посмотрела на улицу.
«Валера», – подумала она. – «Валера».

Валерий в тот момент шёл по улице, даже не застегнув пальто. Хотелось сбежать куда угодно, но только бы подальше от гостиницы… Да ещё с утра видеть её… За что? За что? Ведь обещал же себе! А тут она… Думал – друг, оказалось что нет…

К семи вечера стало темно, отчасти из-за того, что небо полностью заволокли тёмные и тяжёлые тучи. Не было смысла сомневаться в том, что пойдёт дождь.
Весь город пестрел огоньками в окнах. Фонари горели на улицах. Все развлекательные центры и магазины были уже закрыты. На улицах никого не было, только двое-трое редких прохожих или одна кошка. Люди попрятались в домах, ожидая страшную грозу.
Валерия одолжила у организатора ноутбук (свой она не брала), зашла в Интернет. Социальные сети. Сети, сети. Сети в самом прямом смысле этого слова. Зато помогают забыться, сбежать туда, где нет проблем, успокоиться.
В гостинице стало очень тихо. Так бывает во всяких готических романах и новеллах, где действие разворачивается во всяких средневековых замках с привидениями, где по ночам очень и очень тихо…
Валерия стала искать информацию о курортах Черноморского побережья. Называется – на экскурсию не ходила. Но надо же как-то выкручиваться! Вот выкручиваемся…
Внезапно загрохотал гром. Валерия вздрогнула и поспешила выключить ноутбук и вытащить все шнуры, подключенные к нему из розетки. Того гляди, что-то случится, если не выключить ноутбук… Валерия в детстве очень боялась грозы и при первых звуках грома тут же выключала все электрические приборы и, взяв книжку, сидела, мол «ничего не слышу, ничего не слышу…»…
Неожиданно сверкнула молния. Валерия поторопилась и выключила ноутбук, вытащила шнуры из розетки. Загрохотал гром ещё сильнее, чем в первый раз. Валерия сильно содрогнулась, чуть не подпрыгнула. Раздался ещё один раскат грома, а потом вдруг резко пошёл ливень. За окном раздалось шипение вперемешку с громом. Валерия подбежала к окну и открыла его нараспашку, чтобы посмотреть, что там на улице. Дождь лил, как из ведра, да вдобавок ещё и ветер! Валерия высунула голову из окна и подставила её под дождь. О наслаждение! Вот бы в такую погодку на велосипеде, на лошади или на теплоходе!

Валерий добрел почти до центра города, когда вдруг начал грохотать гром. Он с детства немного его побаивался, как, впрочем, и все маленькие дети, и сейчас ему тоже стало немного страшно. Он повернул назад и поспешил в гостиницу.
Сверкнула молния где-то над морем. Валерий замер, поглядев туда. Здорово. Ещё молнии.
В подтверждение его мыслей зарокотал гром. Ого, маленький интервал… Это плохо… Нужно как можно скорее бежать в гостиницу.
В небе что-то зашипело, и резко поил дождь.
Валерий не успел ничего понять, нервы донесли до мозга информацию о том, что дождь чуть позже того, когда он в один миг вымок. А потом, чертыхаясь, он побежал к гостинице, шлепая по мокрой дороге, залитой водой. Молнии перестали сверкать, гром отошёл куда-то за город.
Подул холодный ветер. Мокрое лицо стал жечь холод. Валерий вытер мокрые волосы и лицо, притормозил и пошёл пешком, давая время себе на отдышку. На улице никого не было – пустынно, как ранним утром понедельника…
Валерий пошёл медленным шагом, засунув руки в карманы пальто и закинув голову. Как же приятно, когда по лицу льётся холодная вода! Какое чувство свежести, новизны и расслабленности!.. И запах дождя. Едва ли не самый лучший запах на свете. Валерий глубоко вдохнул свежий воздух. Нет, этот запах дождя не едва ли, а самый лучший!
Дождь пошёл сильнее, потихоньку превращаясь в град. Капли стали тяжёлыми и похожими на мелкие камешки. Валерий потряс головой, вытер лицо, протер глаза, а потом снова побежал. Гулять под дождём – одно, а вот попасть под град…
Капли били по асфальту, вода пошла пузырьками, чуть ли не по щиколотку доставала. Он начал чувствовать, что обувь начинает промокать, и припустил быстрее. 
Добравшись до гостиницы, он увидел, что одно окно раскрыто настежь, и кто-то из него выглядывает. И кому придёт в голову такая бредовая мысль? Валерий перебрал в уме всех, с кем познакомился, и среди них не было таких чудаков. Только если…
Она посмотрела вниз на него, и выражение её лица сменилось. Валерий смотрел на неё, задрав голову. Она вдруг резко отвернулась и захлопнула окно. А он досадливо сплюнул ругательство и пошёл в гостиницу, чувствуя, как течёт вода по лицу. Пусть течёт! Пусть заберёт с собой раздражение, мысли и любовь…

Валерия, захлопнув окно, всё ещё чувствовала мокрые волосы, трясущиеся заледеневшие руки, дергающиеся мускулы на продрогшем, замёрзшем лице. Холодная вода текла по щекам. Пусть она заменит слёзы, если ей так угодно…

6.
Утром было хмуро, но солнце пыталось светить сквозь тучки. Валерия встала рано, часов в семь, повалялась полчаса, а потом встала. Не спеша, оделась, сходила умылась, потом спустилась в столовую. Но заказала себе только чашку кофе. Взяла её с собой в номер. Вчера вечером, почти ночью, пришёл почтальон с целой охапкой писем для неё – все письма стекались с почтовых служб Геленджика, Сочи и Туапсе. Письма со знаком срочной доставки. Валерия не стала открывать их: решила оставить на завтра.
Конвертов было много. Стол стоял посередине комнаты. Он был немного узковат, зато в длину хорош. Валерия поставила кофе, прибрала письма. Вчера она кинула их на стол, они так и пролежали всю ночь в беспорядке. Сейчас она аккуратно собрала их в одну красивую стопочку, вытащила из чемодана чистую тетрадку, взяла ручку и приготовилась отвечать.
Письма… Обычные письма. Такая редкость в наши дни технического прогресса. Валерия любила писать. Не только рассказы, а просто что-то переписывать, записывать. И, конечно же, она любила письма. Клавиатуре предпочитала ручку, стене в социальных сетях – листок бумаги, «смайлам» и прочему – красивые слова. Она, наверное, была единственной школьницей на свете, которая не ругала учителей, когда они заставляли делать письменную работу, не возражала против лекции под диктовку, даже книги писала рукописью.
Валерия сделала глоток кофе и взяла первое письмо. От сестры. Та-ак. Ничего интересного. Пишет о том, как продвигается ремонт в новой квартире. Дальше. А, Михаил! Тот самый, который устроил её в это турне и так неожиданно появился в Сафари-парке! Он уже успел приехать в Москву. Спрашивает, как дела, пишется ли что-нибудь, как там общение с Валерием. С Валерием?  Валерия яростно скомкала письмо и бросила в мусорку. После пошли письма её читателей, именно от тех, кто ещё верил в её талант и в то, что она ещё что-то напишет. Что же, таким нужно ответить. Валерия взяла ручку и стала писать. Потом продолжила разбирать почту.
В номере стало душновато. Валерия встала и открыла окно. Выглянула на улицу. А там… Всё так оживлённо! Люди идут на работу, дети в школу, кто-то просто совершает утреннюю прогулку. Утренняя свежесть мгновенно прошла в комнату. В воздухе едва чувствовался запах вчерашнего ливня. Этот ливень шёл всю ночь, и изредка было слышно, как грохочет гром где-то на море.
Какие сегодня экскурсии и куда? На них, наверное, будет неинтересно. Валерия потеряла интерес к экскурсиям после Геленджика. Потому что она, как бы это сказать, поссорилась с Валерием… Нет, они, конечно, тогда вроде бы помирились, но она вдруг почувствовала к нему такую враждебность, что просто не могла себя заставить с ним общаться. Поставила барьер, натянула поводья, остановилась, потому что поняла, к чему катится, несётся, мчится. Остановилась. Немножко не вовремя. Но остановилась. Выстроила стену, взорвала все мосты, закрыла все дороги. Не дала прорваться в свою крепость – в сердце. Она ничуть от этого не страдала. Она запретила себе – она не нарушит свой запрет. Она записала себя в монашки – она там и останется. Она решила, что так будет – значит, так и будет. И всё. Ничто не помешает выполнению запретов, обещаний и задач.

Экскурсии начинались сегодня в двенадцать часов. Валерий специально встал пораньше, чтобы успеть поработать над своими уже готовыми рассказами и стихами о Чёрном море. Проснулся часов в семь, в восемь вышел прогуляться, к девяти сел за работу.
Стихи, рассказы… Сюжеты какие-то недоработанные, отсутствуют средства выразительности, стилистические фигуры… Есть хорошие моменты, но потом идут такие беспомощные… Может, собрать эти хорошие моменты и слепить из них что-то большое, но хорошее?
У Валерия в номере тоже стол был узкий, но очень длинный. На столе валялась куча листов, тетрадей и ручек… Настоящий творческий беспорядок. Впрочем, Валерий любил такой хаос. Он его нередко зарисовывал, ставил в рамку и вешал на стену. Получалось здорово.
Придя с прогулки, он первым делом осмотрел свой стол, перебрал бумажки и попытался красиво их сложить, но они вдруг все рассыпались и опять разлетелись по столу. Валерий махнул на них рукой: видно это их судьба – всё время лежать в беспорядке.
Валерий снял пальто и бросил его на кровать. Потом, поправив пиджак, сел за стол. Ну что тут у нас? Много-много дел. Все деньги на распечатку спустил. Может, ещё раз попробовать прибраться? Ну… Сюда распечатанное, сюда тетради, сюда книжки. На этот раз ничего не расползлось. Очень хорошо. Не помешает кофе. Или чай. Но лучше кофе.
Валерий на всякий случай перетянул все бумаги резиновыми колечками, а потом быстро вышел из номера. На самом пороге столовой столкнулся с Валерией. Она, конечно, не ожидала, но и не подала виду что испугалась.
– Ой, простите, – бросила она, не поглядев на него и устремляясь к выходу. Валерий загородил ей проход. Она пошла в другую сторону, но он встал и там. Она раздраженно взглянула на него.
– А, это вы. Пропустите?
– Когда экскурсии.
– Не знаю.
– Сказать?
– Будьте так любезны.
– В двенадцать часов на набережной.
– Замечательно. Пропустите.
– Вы не пойдёте?
– Нет.
– А вечером.
– Прекратите.
– Что не так?
– Всё!
– Плохо.
– Пустите.
– Могу ли я чем-то помочь?
– Нет!
– Вот как?
Она сердито и шумно выдохнула, отодвинула его и вышла. Валерий обернулся. Чего он собственно добивается? Зачем достаёт её, раздражает, надоедает? Мстит? За что? За чувство?

На набережную Анапы вечером. Без сомнений. Там так красиво бывает. Закат… Просто мечта. Видела ли Валерия закат на море тогда, двадцать лет назад? Да или нет? Вроде бы. Кажется, в самый первый день. Она с мамой приехала в Анапу ближе к вечеру и только часов в восемь-девять, когда начинало темнеть, попала на море. Вот тогда она и увидела закат на море, да и само море в самый первый раз. В памяти всплыл тот далёкий августовский день. Кажется, море в тот день было с волнами. А закат был красивый. Не привычный нам красный или нежно-розовый. Этот закат был тёмно-розовый, смешанный с бордовым и даже немного с фиолетовым. Облака были бордово-фиолетовые. И море… С волнами, большими волнами. Не холодное, а прохладное, своей прохладностью сбивающее сонливость. Ах, море, Чёрное море! Никогда бы тебе не стать свидетелем того, что сейчас происходит в душе…
Валерия, держа в руках карту Анапы, шла на набережную. На дискотеки, которые там обычно устраивались вечером, Валерия идти не собиралась. Она хотела прогуляться по набережной, по Аллее любви и посмотреть на закат. Экскурсия на набережную уже была, она не пошла на неё принципиально.
Набережная, Набережная… Вроде бы нужно идти вверх по Крестьянской… Так. Валерия сложила карту и положила себе в карман. Сейчас нужно пройти половину Крестьянской и повернуть на Северную…

Валерий скучал в гостинице. Он сидел за столом, развалившись на стуле, и покусывал колпачок ручки, терпеливо ожидая музу. Но она всё не шла и не шла. В номере уже стало душно, невыносимо душно, а он не мог встать и открыть окно, а вдруг он упустит её, музу! «Но не умирать же от духоты!», – твердил разум. – «Нет более нелепой смерти!». Валерий уже вставал, как на ум приходила красивая строчка. Он старался её скорее записать, сочинить новую… Но казавшаяся на первый взгляд простой рифма вдруг ускользала и становилась сложной. Рифма убегала вслед за убегающей музой. Нет, это муза убегала, тащила за собой безвольную рифму, держа её за подмышкой. А как много уносила муза! Целое творение она уносила! Может, одно небольшое стихотворение с огромным смыслом а может огромную поэму с отсутствием смысла… А может быть что-то среднее… А может она вообще ничего не приносила?! Просто пришла, подразнила и убежала!
Что делать? Валерий бросил ручку, откинулся на спинку стула и запрокинул голову, глядя в потолок. Погулять? Скоро уже стемнеет, вон закат собирается. Беспомощно и неподвижно сидеть? Но не хочется заработать геморрой. А что ещё? Из двух вариантов больше нравится первый. Ладно, гулять так гулять. Валерий взял пальто, на ходу надел его и вышел.
Он пошёл на набережную – сегодня на экскурсии ему там очень понравилось. Хотелось попасть туда ещё раз вечером. Говорят, там красивый закат.
Когда Валерий подходил к набережной, уже заходило солнце и был тот самый закат, о котором он был так много наслышан. Небо окрасилось в ярко-розовый цвет, от моря на город плыли тяжёлые фиолетовые облака, а на горизонте садилось красное солнце. Наверху небо было оранжевым, на западе светло-жёлтым. «Красота», – подумал Валерий, останавливаясь и глядя на море, которое чуть шевелилось. А потом вдруг заметил фигуру у перилл и подумал, но уже с иронией: «Красота…», но всё равно сделал несколько шагов к ней, а потом по старой привычке спросил:
– Любуетесь?
Она вздрогнула.
– А, здрасте. Красиво, да.
Валерий не хотел, чтобы она подумала, будто бы он хочет разговорить её. Но как подтолкнуть человека к разговору, как заставить его разговориться? О, психология, тонкая наука, непостижимая тайна для непосвящённых!
Но она выручила его. Спросила:
– Вы на закат решили посмотреть?
– Да, – ответил Валерий, помедлив пару секундочек. – Не знал, что вы тоже здесь, – несколько воспоминаний хлынули в голову и вылились в эту фразу, наполненную иронией. Не хотел грубить, навязываться, провоцировать ссору – так получилось…
– Правда? – чуть шипяще спросила она. Валерий кожей почувствовал исходящее от неё негодование, – а вы не могли своим первоклассным умом предположить?
Валерий решил обратить всё в шутку. Он не думал, что всё зайдёт так далеко.
– Простите, я вижу, вы не в настроении шутить, – с улыбкой и смешком сказал он.
– Угадали, – язвительно сказала она, отвернувшись. – Прощаю.
Валерий улыбнулся, глядя на море.
– Пощады просим ни за что, прощенья просим не за то, зато в дыханьи ненавистном мы ищём счастья в жизни личной, – произнёс он.
Валерия, недоуменно сдвинув брови, взглянула на него.
– Что вы сказали?
– Ничего, – подпёр щеку он и с улыбкой посмотрел на море. – Я говорю: вот такой оксюморон.



7.
23 октября Валерия сидела хмурым утром в столовой гостиницы и тыкала вилкой в еду с самым безразличным видом, даже не думая и не видя, что ест.
В Анапе начались дожди. Это было очень печально – никуда не сходишь, не прогуляешься, не погреешься под последними лучами солнца. Все дни напролёт хмуро и холодно. Жуть. Валерия посмотрела в окно, на моросящий дождь, на серое небо а потом на пустое место напротив себя. Да… как будто бы тот, кто недавно сидел напротив неё на этом месте уже никогда не вернётся, хотя всего лишь живёт на соседней улице и не стоит ничего, чтобы встать и пойти туда в гости… Хотя нет, стоит. Гордости стоит. Разума стоит. Что сделает маленькое слабое загнанное в угол чувство против этих двух жестоких качеств? Злые брат и сестра гордость и разум. А может, гордость и предубеждение? Эти двое запирают свою приёмную сестрёнку чувство, самую маленькую и робкую в погреб, где она и вынуждена сидеть, ожидая подходящего момента для побега… Вот такая вот печальная сказка…
Валерия вздохнула и стала пить кофе, продолжая смотреть в окно. Анапа… Совсем не похожа на тот город-курорт двадцать лет назад… Она не такая солнечная, не такая весёлая, не такая беззаботная…


Все телевизионные каналы Анапы вещали, что дождя не будет ближайшие двенадцать часов, ветер северо-восточный, шесть метров в секунду, на море неспокойно, сильные волны, температура воды – плюс двенадцать градусов по Цельсию, купаться и выходить в море не стоит.
Валерия выключила телевизор и бросила пульт подальше от себя. Ну и что делать в такое дождливое время? На экскурсии никто не выходит… Может, самой куда-нибудь пойти? Валерия потянулась за ноутбуком. Удивительно, что организатор до сих пор не забрал его. Какие в Анапе есть интересные места? Ммм… Например… Колесо обозрения! О нет, смотреть на город, полный луж и быть ближе к облакам, из которых, того гляди, пойдёт дождь не хотелось. Что ещё? Театр? Храм Святого Онуфрия Великого? Краеведческий музей? Нет, нет, нет, только не культура! Сейчас тянет поближе к природе, бушующему морю. О, галечный пляж находится на краю города… Правда, далековато. Ну и ладно. В конце концов, можно взять такси или на автобусе доехать. Валерия зашла на страницу, где были выложены схемы автобусных и троллейбусных маршрутов. Но подходящую схему найти не удалось, и она решила вызвать такси.
Валерия сложила ноутбук и решила занести его организатору. Взяла с собой тетрадку с ручкой – может. На свежем воздухе придёт что-то новое? Через три дня уезжать, а у неё даже набросков нет!
Такси выехало на Крымскую улицу, поехало прямо по ней, потом свернуло на Черноморскую, оттуда на Крепостную, остановилось на Лечебной, а там до галечного пляжа рукой подать.
Валерия вышла из такси. Перед ней было высокая стена, за которой возвышался маяк. Неподалёку был спуск на галечный пляж.
Погода была ужасна, но Валерии вдруг стало нравиться. Всегда когда была такая погода, к ней приходило вдохновение, она чувствовала себя по-особенному. Как-то возвышенно, что ли. Можно было странно смотреть, красиво поворачивать головой, идти медленной походкой. Наедине с природой: серым небом октября, с шипящими волнами моря, с обитателями пляжа…
Валерия стала спускаться на пляж. Осторожно, чтобы не поскользнуться и не покатиться вниз. Отвесные скалы. Камни цвета охры. Серые, покрытые зеленью. Местами белые. Красиво. Валерия спустилась на пляж и пошла по берегу, у скал покрытому песком, а ближе к морю камнями. На мелководье были большие камни, о которые разбивались волны.  Ветер усиливался, волны шумели и росли, обдавали берег пеной и фонтаном брызг. Небо становилось светлее, но и не сказать, чтобы прояснилось. Небо было светло-серого цвета, смешанного со светло-жёлтым, плюс ко всему белые, почти прозрачные облака.
Валерия шла подальше от моря, чтобы на неё не попали брызги. Ветер трепал чёлку, жёг левую щеку и левое плечо, щипал глаза. Холодный ветер. Резкий. Сильный. Неприятно. Нужно будет сесть лицо к морю. Только вот куда? А может… постоять? Валерия узнала фигуру, пустившуюся в этот момент со скал к морю. Снова! Снова!
Валерий смотрел прямо на море и ни в какую другую сторону. Но боковое зрение самый лучший помощник, так что сворачивать или идти обратно нет смысла. Уже заметил. Так что лучше подойти и мило побеседовать, не производить плохого впечатления прямо на последние дни отдыха.
– Пришли взглянуть на маяк? – невозмутимо спросила Валерия, подойдя к Валерию. Он не оторвал взгляд от моря и сказал что-то совсем не к месту:
– Посмотрите на цвет неба и моря.
Валерия послушно повернулась к морю.
– И?
– Они одинаковы.
Валерия пригляделась: и вправду – море было немного темнее, чем небо.
– Линия горизонта необычайно тонка и лишь ненамного темнее цветов неба и моря, смешанных вместе, – продолжал Валерий. – А небо и море тоже мало чем отличаются – они почти одинаковых цветов и лишь линия горизонта – единственное, что отделяет их, не даёт им быть вместе, пусть даже они так похожи, – закончил Валерий очень тихим голосом, почти шёпотом. Валерия оторвалась от тёмной полоски горизонта и посмотрела на него. Наверное, сама не заметила, что вложила в этот взгляд. А он продолжал смотреть на горизонт и, наверное, всё видел боковым зрением…
– О чём вы? – шёпотом спросила Валерия. Голос отчего-то пропал.
– Близкие говорят, что моим главным недостатком является то, что я вижу всех людей насквозь, – Валерий повернул голову к ней и очень внимательно посмотрел в её глаза.
– К чему вы это? – произнесла она опять хриплым шепотом и с непониманием.
– К тому, что, наверное, именно поэтому у меня та же история в жизни, что и у вас, – ответил Валерий и, видя, что она пытается возразить, остановил её движением руки. – Нет, ничего не говорите. Всё скажете потом, – он медленно сбавил голос до шёпота. – Не идите за мной. Я хочу побыть один, – и он медленным шагом обошёл Валерию, легко, как бы невзначай задёл её плечо и пошёл вдоль берега, опустив голову вниз и пиная камешки. А она озадаченно и непонимающе посмотрела ему вслед, даже не пытаясь предположить, к чему были эти все слова про море, горизонт, небо, про недостаток – проницательность, и к чему вообще это всё?

8.
На Анапу снова пролился мощный ливень. Рано утром, когда только рассвело, Валерия вышла из гостиницы и решила прогуляться. Сама не заметила, как забрела на Северную улицу. Сейчас, наверное, везде пусто и никто не помешает подумать…
Что он говорил о границе между морем и небом? Об их похожести? И о том, что они никак не могут быть вместе? Что это значило? Простые слова? Или что-то действительно серьёзное? А что он говорил про навязчивость и проницательность? Про то, что видит всех людей насквозь и из-за этого часто достаёт их, из-за чего у него такая же ситуация в жизни как у неё? К чему он говорил это всё? Зачем? Почему? Любовь?.. Оказывается, такое трудное для произношения слово, как например «мама»… Вроде бы простое, а вот будучи подростком называешь свою мать не «мама», а на всевозможный лад… А произнести «мама» нет сил… Так и здесь. Тяжёлое слово, непростое, трудное. А ещё отказываешься верить в него, ненавидишь того, кто принёс тебе это слово, но всё равно ищёшь этого человека… Вот такой оксюморон…
Неподалёку от Северной улицы было бистро. Было пусто, как будто бы город был оставлен. И лишь мокрые тротуары, вывески, стёкла ресторанов и кафе… Раннее утро понедельника 24 октября, после яростного ливня… Всё ясно… Абсолютно всё.
Бистро закрыто. Тем лучше. Валерий села за крайний столик, закинула ногу на ногу, откинулась на спинку стула. Жаль, от моря видна одна миниатюрная серая полоска, которая так похожа сейчас на цвет неба. А между ними – опять тонка тёмно-серая линия горизонта. Кто-то или что-то оградил их друг от друга, и они не могут быть вместе.
– Вы здесь?
Как замерло сердце, как сильно сжал его кулак эмоций, каким жаром опалили щёки, как этот жар пошёл по всему телу от корней волос до пят, как запорхали мотыльки в животе…
Она обернулась. Валерий стоял напротив неё.
– Да, – сказала она.
Он печально улыбнулся. Она выдавила что-то отдалённо напоминающее жизнеутверждающее, хотя её настроение вовсе не было таким…
Валерий сел. Она так и осталась сидеть в полуобороте, думая, когда же её шея не выдержит. Валерий сначала бегал глазами по поверхности стола, потом стал нервно стучать пальцами, смотреть по сторонам. Валерия насторожилась. Он что-то хочет сказать? Опять что-то про горизонт? Или нет?
– Вы хотите что-то сказать? – спросила она.
Он резко ударил по столу пальцами, а потом нервно и быстро ответил:
– Да. Завтра я улетаю. Срочно. Потому что мне до обеда следующего дня нужно быть в Риге. И… я хочу кое-что вам на прощание рассказать…
Она напряглась. Он так хорошо обошёл слова «нам нужно поговорить», которые обычно пугают людей…
– О чём? – спросила она, стараясь выглядеть как можно спокойнее.
Валерий вышел из-за стола, подошёл к ней. Она хотела встать, но он, положив руку на её плечо, сказал:
– Нет. Сидите. И слушайте меня.
Она села обратно, приоткрыв рот и глядя на него почти не моргая.
– Видите горизонт? – хриплым шёпотом начал он, показывая вперёд. – Там снова неспокойно. Серое небо после дождя, море после шторма, и полоса всё равно осталась. Как они не добились того чтобы быть одним целым, ведь они так похожи?! Только одна вещь их разделяет, а даже не вещь, а чувство, а причины невероятно просты, но весьма убедительны… Вам это ничего не напоминает? – он повернулся к ней, посмотрел прямо в глаза и как будто бы две иглы пронзили насквозь. Невероятно больно и прямо в сердце… Оно забилось, оно не хотело умирать только из-за этих двух игл, оно хотело жить…
– Ничего, – медленно произнесла она.
Он же снова посмотрел на небо, а она не могла посмотреть туда же – её взгляд был прикован к лицу, к его лицу, к этому мрамору, гипсу, фарфору, как угодно… И этот мрамор так и плавился что можно было бы обжечься…
– Вы – это небо, а море – это я, – сказал Валерий, едва слышно вздохнув. – Мы похожи. Как они своим серым цветом, так и мы похожи своим прошлым. Но между нами тоже есть одна-единственная разграничивающая линия, как между морем и небом горизонт, а между нами – боль из прошлого, которую мы не хотим повторить, а потому не пускаем друг друга в сердце, хотя очень этого хотим… Вот он и есть весь оксюморон… Все последние дни поездки, с того момента как мы уехали из Геленджика и прибыли в Анапу, погода портиться, в небе тучи и гром, а на море шторм. А ведь они тоже живые, вы не знали об этом? Они тоже могут переживать. И они переживают. Они переживают из-за того, что не могут быть вместе, хотя вроде бы знают, что у них есть одна граница, одно препятствие, один барьер, который заложила природа и на который они сами согласились. Но не поняли, чем это может кончиться… И они злятся сейчас из-за этого, переживают и страдают, – говоря всё это, Валерий продолжал смотреть на небо и море. – Но всё равно не могут. Потому что их преграда никогда не исчезнет. Потому что они сами согласны на неё. Вы не знали что море и небо и вправду живые? – Валерий посмотрел на неё, и Валерия почувствовала, что что-то надвигается и начала потихонечку вставать. – Они живые. Мы с вами тоже живые. Хотя кажемся камнями или мешками, набитыми опилками. Многие подумают, что мы бессердечные, но это не так. Сердце и душа есть у каждого, просто не каждый может воспользоваться ими во благо себе и другим. А у нас ледяные сердца, каменные, холодные. Но там есть искра. Но она мала. Она не сможет сжечь границу, потому что эта граница так велика, что её ничто не сотрёт. Остаётся только замирать, сомневаться и краснеть, – он осторожно коснулся её горящей щеки.
Как удар. Как на поражение. Как насмерть. Вся горит как маков цвет, алая, как розы, красная, как после километровой пробежки без отдыха. А сердце…
Неужели простое прикосновение может быть таким?..
Валерий, опустив глаза, тихо начал:
– Я…
– Нет-нет, – быстро и тихо сказала Валерия, резко вставая и хватая его за руку, переплетя пальцы, – сейчас я буду говорить, – она так близко подошла к нему, что не было смысла измерять расстояние в сантиметрах. – Вы знаете, что если люди находятся на расстоянии меньше полуметра друг от друга, значит, они впускают друг друга в  своё личное пространство? Вы знаете, что для того чтобы заявить человеку о своих чувствах достаточно одного прикосновения и вас мигом поймут? Вы знаете, что если зрачки расширяются, значит, человек при виде другого испытывает какие-то сильные эмоции? Вы знаете, что если смотреть на кого-то более трёх секунд, значит кто-то вас любит?.. Вы знаете, что всё это значит?
Он не отвечал. Он просто смотрел ей в глаза, сжав её правую руку, а своей правой рукой держал её левое плечо.
– Вы знаете? – спросил она ещё раз, кладя руку на его левое плечо.
– Знаете?.. – её пальцы потянулись к его воротнику и сжали его до белых пальцев. Её плечо тоже заныло от мёртвой хватки его пальцев.
– Знаете?..
Она уже не чувствовала себя и своего дыхания. А он начинал задыхаться из-за того, что она так сильно стянула его воротник.
– Я… Знаю…
Какой-то сантиметр… Уже слышишь сердце, не только своё, но о чужое, пульс бьётся так сильно, он гоняет кровь по всем венам… Сколько нужно чтобы добиться такого пульса? Никаких пробежек, никаких препаратов, никаких страхов… Только оксюморон…
Какой-то миллиметр… Остановиться на миллисекунду, пустить на ненадолго разум, а потом снова выгнать его, он сейчас ни к чему… Он никогда не поймёт настоящее чувство…
– Акхм!
Это всё равно, что скорее вытаскивать человека с большой глубины. У него заканчивается кислород, его поднимают с большой глубины и тогда у него резко поднимается давление… и, наверное, возможен летальный исход…
– Мне нужно тут прибраться. Вы не могли уйти в другое место, пожалуйста?
Да, пожалуйста! Главное – уйти красиво, не пошатываясь, не показывая, как повлияло только что пережитое… Показать, что ничего не было… что, о чём вы? Ничего не было…
Не обернуться… Но если обернуться то вместе… И улыбнуться… Но не до ушей, а трагично, как при смерти, ведь она только что была в одном шаге… Как, оказывается, красиво с ней играть.
Но зачем делать красивым этот момент? Зачем впутывать кино, которое на самом деле очень приукрашенная жизнь? Музыка не заиграет. Замедленная съёмка не пойдёт. И никто не будет хвататься за платочки. Потому что это не кино. И никто не обернётся, и не будет устраивать счастливый конец. Потому что это жизнь.

9.
И самая что ни на есть замечательная развязка… Благополучное завершение ситуации, счастливый конец, все стало хорошо… Да-да… Куда от этого деться!.. Но только в книгах, фильмах и в прочей выдуманной жизни! А в реальности…
Валерия весь понедельник провалялась в номере. Она ни разу не вышла. Ни поесть, ни взять трубку (кто-то ей звонил), ни по другим мелочам. Половину дня она спала, четверть дня ревела, не сумев заснуть. Половину оставшейся четверти пыталась чем-то отвлечься, тем же пасьянсом на ноутбуке, в какой раз одолженным у организатора, а другую половину выкурила две или три пачки сигарет, сидя за столом с красными, опухшими глазами и носом, пыталась собрать мысли и, терпя в этом поражение, снова бросалась в кровать, делая безуспешные попытки уснуть.
Что? Ничего ужасного не случилось, всё хорошо, отчитываться не перед кем не надо за содеянное, живу сама по себе, никто не беспокоит… Только глаза уже стали краснее крови, а насморк в носу сильнее, чем у самого последнего гриппозного больного и все легкие уже наполнились сигаретным дымом что того гляди скоро потребуется госпитализация. Всё замечательно. Ни о чём беспокоиться не нужно. Всё будет хорошо, как и всегда. Впрочём, всё и так всегда хорошо. Лучше не бывает. И не нужно добиваться состояния лучше нынешнего. Для такого состояния нужно что-то о-о-очень хорошее чего в природе соответственно нет…
Валерия поперхнулась дымом и затыкала сигарету в пепельницу. Потом решила, что хорошо бы проветрить комнату. Открыла окно нараспашку. Было до сих пор пасмурно. Да уж. Ужасно и на море и в небе всё неспокойно…
Она резко захлопнула окно. Решила: нужно паковать вещи. Послезавтра уже уезжать. В руки попалась книжка, купленная на улице Галины Петровой. Она швырнула её на дно чемодана и закрыла его крышку.
Села на кровать, потеребила пустую пачку сигарет. Когда она в последний раз закупалась сигаретами? Кажется, ещё в начале месяца? Вроде бы в Сочи… Не одна? А с кем? Пачка тут же полетела в другой конец комнаты в урну.
Хватит, хватит! Валерия зарылась лицом в подушку. Ни за что она больше с ним не увидится! Ни за какие сокровища! Сокровища потом можно использовать, а чувства как в порядок приводить? Что? В любви признаться? Разве этого сегодня утром не случилось? Пусть подтекстом, но всё же!.. Что ещё можно предложить? Свадьбу? Дружбу? Да ничего! И тем более, он завтра утром улетает в Ригу… И вряд ли он зайдёт к ней попрощаться. Гордость не позволит. Впрочем, о какой гордости может идти речь? После сегодня она вся растеряна…  Если и есть какая-то гордость, то уже добитая…
Вот и всё… Курорт закончился. Было очень хорошо и весело. Будем вспоминать с улыбкой. Было очень приятно побывать на Черноморском побережье. Валерия невесело усмехнулась. Вот впрочем, и весь сюжет. Со смыслом, трагический, море заблуждений – всё как любит народ. А если оставить подтекст… Ох как любят подтексты всякие рецензенты, литературные критики, просто умные люди… Четыре критерия для драмы чтобы угодить всем. Валерия села, посидела несколько минут и снова легла, пытаясь уснуть.

Двадцать пятого, рано утром, капал дождь. Потом перестал. Валерия всю ночь думала: когда уезжает Валерий, во сколько, откуда? Под конец она решилась на неординарный поступок: пошла к Ивану Андреевичу, пусть было пять часов утра, постучалась, разбудила его, выслушала выговор, а потом спросила, во сколько у Валерия самолёт. Полусонный Иан Андреевич велел ей идти спать дальше. Валерия ушла ни с чем. Но организатор прибежал к ней минут через пять, абсолютно свежий, бодрый и без сна ни в одном глазу. Он быстро сказал:
– У Валерия Сергеевича самолёт в Ригу в десять часов в Витязево!
В десять утра… Попрощаться ли, нет? Как вежливому человеку стоит попрощаться.
Она встала в девять и стала собираться. К ней пришёл портье и сообщил, что её искал Валерий. Просил передать, что хотел попрощаться, но не стал её будить.
Вот как! Валерия пулей вылетела из гостиницы, поймала такси и поехала в аэропорт.

Там грузился самолёт. Ей ещё не приходилось видеть самолет, поэтому она немного забыла, зачем приехала, пока разглядывала самолёт.
На её плечо резко легла чья-то рука. Хотя даже не нужно было гадать чья. Она обернулась и увидела Валерия.
– Как хорошо, что вы пришли! – воскликнул он, пожимая её руку. Но Валерию больше всего удивило не то, что он пожимает ей руку, а то, что его поведение похоже на отвлекающее, что в этот момент он пытается вложить в её ладонь какую-то бумажку. Валерия осторожно взяла эту бумажку, но он всё равно не опустил её руку.
– Я хотел попрощаться с вами в гостинице, но вы спали, и я не хотел будить, – быстро говорил Валерий, но она прервала его:
– Не оправдывайтесь.
Валерий замолк. Они постояли так минуту, а потом Валерий, поджав губы и сжав её ладонь обоими руками, сказал:
– Что же… Придётся прощаться…
На языке завертелся вопрос: «А когда-нибудь мы ещё встретимся?», но гордость и разум мгновенно поймали вопрос, посланный чувством в качестве гонца, за хвост.
– Ммм… – промычала она, думая что сказать напоследок.
Валерий внезапно посерьёзнел.
– Горизонт остался, и будет оставаться всегда, потому что так заложено природой и небу с морем некуда от этого деться, как бы они не старались размыть горизонт своими одинаковыми цветами.
– Вот такой оксюморон, – прошептала Валерия, внезапно поняв смысл этого высказывания, стихи на набережной и сравнение с горизонтом, морем и небом.
Валерий повернулся спиной к самолёту и медленно попятился, не отпуская её руки.
– Прощайте, – сказал он и осторожно стянул с её пальца аквамариновое кольцо, которое она всегда носила; она же вцепилась в бумажку.
– Прощайте, – шёпотом выпалила она.
Глубокий взгляд напоследок. Какие у него глаза… Самый-самый взгляд в последнюю встречу… И всё…
Валерия развернула бумажку. Конец её был оторван. Черной ручкой три четверостишия:

Видишь, те двое?
Они стреляют друг в друга глазами.
И наблюдать мне за ними забавно.
Все говорят, что «искра пробежала».

Взрослые, но глупые.
Что тут ещё мне сказать?
И вот заранее оба решили
В сердце любовь не пускать.

Это всё их так устраивает,
Гордость есть их конёк.
Но их так дико друг к другу тянет.
Только всё это секрет! Молчок!

Самолёт начал взлетать, когда она дочитала и обнаружила, что аквамариновое кольцо, с которым она никогда не расставалась, исчезло с пальца.

10.
Поезд отъехал со станции. Валерия равнодушно смотрела на проплывающие за окном пейзажи. Холмики, дома, огороды, поля, деревья… И всё так и дышит поздней осенью! Жухлая, высохшая, увядшая трава, деревья с двумя-тремя оранжево-коричневыми листочками, да ветки, ветки… И в купе никого нет. Совсем одна. Вот был бы хоть кто-нибудь. Даже Валерий. Нет, нет, не надо думать о нём. Зачем думать о нём, когда всё и без того так плохо? Не зажила одна рана, так по ней полоснули ещё раз. И чем же, спрашивается, лечить? Временем? Расстоянием? Самоубийством? Не увидятся они больше. А если и увидятся, то сделают вид, что не знают друг друга, или: «Мы когда-то где-то виделись, только вот, жаль, не припоминаю где, жалость-то какая…». Может быть, даже без парочки многозначительных взглядов… Потому что всё – оксюморон…
Сгустились тучи. Валерия легла на полку. Курить в поезде нельзя, все мысли остаются сну.

Она только приехала в Москву, в свою старую квартиру, которую скоро собиралась продавать. Она немножко подзабыла здешнюю обстановку под влиянием трёхнедельной жизни на юге… Да, на юге было интересней, чем здесь, в серой Москве…
В квартире был беспорядок, связанный с переездом. Вещи были или аккуратно упакованы, или разбросаны повсюду. Валерия устало втащила чемодан в зал, поставила его у серого кожаного дивана. Боже, Боже… Москва. А как хотелось бы пережить то, что было на Чёрном море… Она улыбнулась, вспомнив всё. Да. Три года назад такого не было. Но даже хорошо, что такое случилось. Немного разбавлена жизнь. Но больше никаких оксюморонов не будет. Этого оксюморона хватило на всю жизнь. А то, что случилось до оксюморона является причиной его появления. Так бывает. Но, наверное, редко. И это радует. Что никто не страдает. От. Подобных. Оксюморонов. Наверняка она единственная, кто с этим столкнулся. А впрочем, скорее всего, нет. В мире семь миллиардов людей, и у любого могли бы быть похожие ситуации, если не хуже…
Валерия села на диван, загребла чёлку рукой и сжала её. Она часто так делала, когда очень сильно задумывалась.
А о чём она думает? Наверное, ни о чём… Просто смотрит на паркет.
В дверь постучали. Она услышала не сразу, а когда поняла, что звонят, побежала скорее открывать, потому что побоялась, что кто-то там уйдёт. Но её дождались.
Это был почтальон. Он держал в руках огромную квадратную коробку кремового цвета, но какую-то заурядную – без ленточек, бантиков и прочих украшений.
– Вам прислали, – сказал почтальон, протягивая ей коробку. Похоже, он был не меньше неё удивлен такой необычной посылкой. Валерия взяла коробку, расписалась в бандероли и спросила:
– А от кого это?
Почтальон пожал плечами.
– Неизвестно. Анонимная какая-то посылка. Экспрессом доставили.
– Ну ладно в таком случае. До свидания, – сказала Валерия, закрывая дверь.
Зашла в зал поставила коробку на стол и посмотрела на неё без особого интереса. От кого? Откуда? За что?
Она открыла коробку.
Из коробки посыпались розы. Ярко-красные розы, красные, как кровь, множество роз… В коробке были розы, и их было так много, что они сыпались по столу, по полу…
Розы… Как их много… Полсотни или даже целая сотня… От кого? Валерия подняла одну розу, понюхала, посмотрела со всех сторон. Вкусно пахнет и лепестки по-настоящему красные. Никогда не видела таких роз. И в Москве такие вряд ли попадутся. Из-за границы, что ли?
Из-за границы… Но там знакомых нет. Может, на дне коробке есть записка?
Розы были вокруг стола на столе… Как же их много…
Валерия стала торопливо вытаскивать розы, чтобы добраться до дна коробки. Но их было так много, этих роз, что дно, казалось, никогда не найдётся.
Вот наконец-то. И записка.
«Тянутся друг к другу, но ограждаются со всех сторон. В том и заключается наш известный оксюморон», – прочитала Валерия. Дрожащими пальцами она вытащила из кармана джинсов записку, которую дал ей Валерий перед отлётом в Ригу. Приложила записку которую нашла сейчас к этой… Абсолютно сходится… По почерку, по форме… По смыслу…
Валерия потерла палец, на котором всегда было аквамариновое кольцо. Теперь его там нет. Валерий снял кольцо с её пальца перед отлётом. На память…
На память ему кольцо, на память ей стих…
Посылка из Риги. Она не могла заставить себя произнести его имя. Красные розы были везде. И в глазах стало красно из-за того, что этих роз так много. Ну и белки глаз тоже немного покраснели… Но слёзы были больше не от грусти… Скорее как-то больше от радости… Не сдерживая улыбки, она повернулась к окну, радуясь что окно её выходит на северо-запад, ближе к Риге…

Валерий стоял у окна в гостиничном номере и смотрел на Ригу. Вдруг в его сердце разлилось что-то приятным теплом. Не трудно было догадаться из-за чего. В Москве, наверное, потеплело. Октябрьское холодное солнце светило с северо-запада и, что удивительно, оно ещё и грело.
Валерий вытащил из кармана аквамариновое кольцо и, подняв его ближе к солнечному свету, поглядел на грани камня, его блики и цвет. Голубой камень, камень моря, камень моряков и дружбы… Теперь камень его памяти. А у неё есть стих… Какой бы ни был между ними горизонт, сердце ничего не забудет. Что значит оксюморон? Стилистическая фигура, сочетание противоположных по значению слов. Трудное ИВС. И встречается редко. Как и в жизни.
Валерий широко улыбнулся и, повертев кольцо, положил его обратно в карман.

На Чёрном море всё затихло.