Страницы чужих дневников

«Страницы чужих дневников»

Глава 1.
Письмо в пятом томе
собрания сочинений
Артура Конан Дойла

В том, что младшим всё время потакают, Жаклин убедилась снова. Уже второй час она двигала столы, шкафы и стулья и перетаскивала шмотки своей сестры Абелоне из её комнаты в свою. Той снова взбредала дикая мысль – сделать в комнате перестановку. Вот она, знаменитая черта творче-ского человека – всё время меняться.
– Жаклин, возьми, пожалуйста, эти книги, – попросила её мама, указывая на подоконник, где стояло несколько пачек книг.  Жаклин обреченно потащилась к подоконнику и взяла первую стоп-ку, как из-под неё что-то выпало. Жаклин пригляделась. Конверт. Она поставила книги обратно, присела и взяла конверт. На конверте стоит дата. Печать – «срочная доставка». Жаклин быстро запихнула конверт в первую попавшуюся книгу и, быстро оглядевшись, вскочила и пошла дальше.
Кинув книги на кровать, Жаклин отыскала ту, в которую положила письмо. Это был пятый том собраний сочинений Артура Конан Дойла.
– Пятый том, «Собака Баскервилей», – пробормотала Жаклин, пряча книгу в другую стопку.
– Что? – раздался за спиной голос Абелоне. Жаклин обернулась так резко, что заныло в шее. Её сестра стояла с книгами, а на голове умудрялась удержать ещё две книжки. Да, это младшая сестра из всех детей де Монпелье – Абелоне, чьё имя абсолютно не подходит французским именам брата и сестры. Имя «Абелоне» родители привезли со Скандинавии и назвали так свою младшую дочь. Абелоне было 13 лет, она была намного крепче и сильнее своей старшей сестры, с которой внешне была очень похожа. Они были почти близнецы – с поправкой на два года разницы, более резкие черты лица и характер. Жаклин был нетерпеливой и вспыльчивой, Абелоне могла сдержать эмо-ции и терпеть до последнего.
– Я смотрю книги, – ответила Жаклин. – Я возьму у тебя вот эту, – она показала сестре книгу с конвертом.
– Пожалуйста, – бросила Абелоне, положив книги на комод. – Не сиди долго, ещё шкаф и кро-вать перетащить надо.
– А больше тебе ничего не надо? – возмутилась Жаклин.
– Перенести вещи обратно, – ответила ей Абелоне и вышла. Жаклин встала и, мучительно по-думав «Ну где же ты, Жан?», пошла вслед за сестрой.
В комнате Абелоне казалось, делали ремонт. На плинтусах лежали слои пыли и грязи. Голоса отдавались эхом. Отодвинув мебель, открыли многие места, где остались старые обои или были вовсе не поклеенные стены. Но Абелоне всегда найдет, чем залепить такие места. 
– Куда ты хочешь поставить стол, Абелоне? – спросил отец, когда кровать была поставлена пе-ред дверью, а шкаф напротив окна.
– В самый дальний угол.
Все посмотрели на кровать.
– Но ведь там тебе будет греть батарея! – воскликнула мама. – Весь сквозняк будет дуть на те-бя! Ты хочешь спать летом с закрытыми окнами, а зимой париться рядом с батареей?
– Почему не открывать окна? – удивилась Абелоне.
– Потому что ветер будет дуть на тебя и весь нос у тебя будет в прыщах! – ответила мама. – А если летом будет опять эта ужасная жара!..
– И при таком положении кровати тебе придётся всегда убирать постель, – заметил отец. – Раньше было нормально, а сейчас получается дурдом.
– Ну давайте всё обратно поставим, – раздраженно сказала Абелоне. Родители переглянулись, Жаклин вздохнула.
– Ладно, ладно, – передумала Абелоне. – Давайте поставим шкаф напротив стола, а кровать на место шкафа.
Родители начали отодвигать шкаф. Абелоне и Жаклин сдёрнули покрывало с кровати, стащили матрац и вынесли его в коридор. Потом отодвинули кровать и поставили его на освободившееся место шкафа. Теперь оставалось поставить стол. Все четверо взяли стол и потащили в дальний угол комнаты. Там и оставили.
Абелоне отряхнула ладони.
– Всем спасибо! – сказала она. – Все свободны! Спасибо! Я сейчас сама занесу свои вещи.
Родители облегченно вздохнули и вышли. Мама сказала Жаклин:
– Помоги Абелоне с вещами.
Учебники, мягкие игрушки, диски – всё через некоторое время оказалось в комнате. Абелоне стояла среди вещей, наваленных такой кучей, что доставали ей по щиколотку.
– Я сейчас возьму эту книгу, – сказала Жаклин, роясь в куче вещей.
– Ой, не надо! Ты мне всё перепутаешь, и тут будет не просто беспорядок, а самый настоящий хаос! – воскликнула Абелоне, осторожно преступая с ноги на ногу.
– Ну ладно подойду попозже, – сварливо отозвалась Жаклин, вставая.
– Если ты так хочешь заняться моими книгами, то можешь расставить их в шкаф, – предложила Абелоне.
– Нет, сестричка, я и так много тебе помогала сегодня, – тут же отказалась Жаклин. – Я лучше посмотрю телевизор. Ой, скоро обедать!
Жаклин выпорхнула из комнаты. Абелоне взглянула на часы. Семь вечера. И правда, скоро обед .

Когда Жаклин отобедала и снова оправилась к сестре, то обнаружила, что Абелоне справилась с большей частью своих вещей. Оставалось расставить лишь сувениры и положить несколько тетра-док в ящики стола. Абелоне уже отсортировала что выкидывать. Хлама набралось с большой па-кет.
– Как дела? – поинтересовалась Жаклин, заглядывая в комнату.
– Ты всё же решила мне помочь? – подняла брови Абелоне. Она стояла на табуретке, перед ней на столе лежала коробка с сувенирами. Она протирала их от пыли и ставила на полки.
Жаклин подошла к коробке взяла другую тряпку и начала протирать Петрушку, вылепленного из глины Абелоне. Многие хотели приобрести этого Петрушку, но Абелоне не отдавала его ни за какие деньги. Вместо этого она слепила других Петрушек, но хоть они уступали  по качеству са-мому первому, эти фигурки разобрали очень быстро.
– Мне нечего делать, – ответила Жаклин. – Впереди целые каникулы! Что ты будешь делать?
– Лето! – мечтательно произнесла Абелоне. – Я буду рисовать, рисовать и ещё раз рисовать!
– Не надоест? – скривилась Жаклин и резко переключилась на другую тему. – В чём тебе ещё можно помочь?
Абелоне, поставив фигурку собаки из керамики, недоуменно посмотрела на сестру.
– Что с тобой такое? – спросила она, заподозрив, что сестра подлизывается, для того чтобы за-ставить младшую сестру сделать какой-нибудь «пустячок». Например, стащить конфеты, купить тушь, дать лишнюю тетрадку. «Но ведь это же пустячок!» – восклицала Жаклин, когда Абелоне начинала возмущаться.
– Я просто тебе помогаю, – уклончиво ответила Жаклин. Абелоне упёрла руки в боки.
– Что тебе нужно? – напрямую спросила она.
– Книгу.
– Какую?
– «Собака Баскервилей».
– Так бери! Что ты тут разыгрываешь спектакль?
Жаклин рассмеялась в ответ. Этот спектакль разыгрался сам по себе. Она была обеспокоена тем, знает ли Абелоне, что в книгу она спрятала письмо. В этом письме было что-то необычное. Жаклин чувствовала это всем нутром.
– Та-ак, пятый том… Вот! – Жаклин взяла книгу и, прижав к груди, направилась к двери.
– Взяла? Это все, что было нужно от меня? – спросила Абелоне, спрыгивая с табуретки.
– Да, спасибо! – Жаклин метнулась к двери.
– Стой! Что с книгой? Там какая-то закладка! – воскликнула Абелоне.
– Наверное, ты запихнула туда свою самостоятельную, – выдавила Жаклин, сжимая книгу от злости. Ну когда отстанет от неё Абелоне? Сначала перестановка утром просила решить матема-тику, а сейчас не может дать книгу! А вдруг и она чувствует, что в этом конверте что-то необыч-ное?
– Жаклин, дай книгу, – попросила Абелоне, протягивая руку.
– Дай я почитаю! Я так давно хотела прочитать эту книгу! Я прочитаю первую главу и дам те-бе! – неуклюже отмазывалась Жаклин.
– Жаклин! – прикрикнула Абелоне. – Дай книгу!
– Нет! Я прочитаю и отдам! – повторила Жаклин.
Абелоне резко подскочила к ней и вцепилась в книгу. Жаклин крепко схватила книгу и потяну-ла на себя, не сводя глаз с конверта заложенного в середине книги.
– Дай, Абелоне!
– Это моя книга! Я передумала её тебе давать!
Жаклин дернула злополучную книгу со всех сил. Конверт выпал, но она не заметила. Жаклин в кого-то уперлась. Она обернулась и вскрикнула от удивления и радости. В дверях комнаты стоял Жан, старший брат Жаклин и Абелоне.
Это был высокий, светловолосый парень. Жан был самым старшим и поэтому сёстры его всегда слушались. Но не только по этой причине. Жан не был вредным старшим братом. Он всегда помо-гал сёстрам, никогда не относился к ним с пренебрежением. Вряд ли можно было бы сыскать на свете брата лучше, чем Жан. Ему было двадцать лет, он учился в Тулузском университете, но каж-дые выходные приходил ночевать домой. Иногда сёстры встречали его на улицах Тулузы. Здоро-вались и перекидывались парой фраз и ободряющими пожеланиями. Казалось бы, что такого в простом разговоре, но брат и сёстры всегда расставались с легкостью на душе, а настроение сразу же поднималось. 
Жан находил подход к каждой сестре, но проще и интереснее всего ему было с Абелоне. Жак-лин, то ли в силу своего переходного возраста, то ли в силу своего несдержанного характера отно-силась к брату спокойно, уважала его,  но предпочитала держаться в стороне  от Жана и Абелоне. Абелоне радовалась приходу старшего брата. Зимой они всегда катались на лыжах, весной гото-вили огород к посеву и пускали кораблики, летом трудились в огороде, купались и катались на ве-лосипедах, осенью собирали урожай и ходили за грибами в лес. В промежутке между этими заня-тиями они рисовали и решали задачи по математике, физике и химии, учили стихи на английском языке и переводили старинные книги на латыни. В общем, вели интересную жизнь. А Жаклин предпочитала заниматься своими делами. Она была очень переменчивой. Сейчас она погрузится в учебу, а завтра она возвращается с дискотеки в сопровождении подруг в двенадцать ночи. С Жа-ном она ссорилась крайне редко, лишь три раза за всю жизнь.
Ещё Жан обладал редким качеством вселять в людей уверенность. И вот сейчас Жаклин реши-ла, что Жан, пользуясь влиянием на Абелоне, заставить младшую сестру отдать книгу. Но она просчиталась. Как ни горько признавать, но Жан любил Абелоне больше чем Жаклин.
Сначала всё шло, как она рассчитывала. Жан поздоровался, обнял сестёр, отметил перестанов-ку, спросил, как идут дела и, наконец, поинтересовался из-за чего переполох.
– Абелоне не даёт мне книгу, – капризно протянула Жаклин.
– Это моя книга, – жёстко заявила Абелоне. – Ой, что это выпало?
Жаклин увидела выпавший конверт и тут же нагнулась, но Абелоне оказалась проворнее. Она выхватила конверт прямо из-под носа Жаклин.
– Дай! – закричала она, бросаясь на сестру. Жан схватил её за руки и усадил на кровать, держа так крепко, что Жаклин не могла брыкнуться.
– Это письмо для некой Анаис, – прочитала Абелоне надпись на конверте. – Тут печать о том, что нужно срочно доставить. Хм. Наверное, ошиблись адресом. У нас нет никакой Анаис. И что делает это письмо в моей комнате?
– Так значит, Жаклин, ты хотела прочитать чужое письмо? – спросил Жан сестру, осуждающе взглянув на неё, – а если бы там было сообщение о кладе, ты с нами не поделилась бы, да?
Жаклин промолчала в ответ. Брат читал в душе. А может, по глазам?
– Открывай, Абелоне, – кивнул Жан другой сестре. Абелоне помедлила.
– А что, если эта Анаис ищет письмо? Мы откроем, прочитаем, она найдет письмо и задаст нам трёпку?
– Когда было отправлено письмо? – нетерпеливо спросил Жан.
– Двадцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, – ответила Абелоне, переворачивая конверт.
– Ну это было двадцать лет назад! Открывай! – воскликнул Жан.
Абелоне аккуратно оторвала верхушку и вытащила три листка. Она долго всматривалась в на-писанное, пока, наконец, не сказала:
– Я не понимаю, что здесь написано.
– Не понимаешь? – удивился Жан и, рискнув отпустить Жаклин, подошёл к Абелоне. – Это же английский язык! – сказал он, заглянув в письмо.
– Вот и отлично! – обрадовалась Абелоне, отдавая письмо Жану и садясь на кровать. – Ты Жан профессионал по английскому языку давай переводи.
– Абелоне ну как ты не понимаешь что здесь написано! По английскому в школе у тебя отлич-но, мы с тобой тоже учим! А ну переводи сама!
– Не хочу, – поморщилась Абелоне.
Жан покачал головой.
– Хорошо. Но я очень надеюсь, что ты не выберешь в третьем классе древнегреческий язык.  Мне не придётся тебе его втолковывать.
– Не стану я выбирать древнегреческий, – усмехнулась Абелоне. – читай!
– «Дорогая Анаис, я очень хочу, чтобы ты осталась во Франции», – перевёл Жан первое пред-ложение. – Сразу видно, что писал не англичанин. Не хотел, чтобы кто-то другой прочитал письмо и написал по-английски. Но ошибки! Ужас!
– Что дальше? – спросила Жаклин.
– «Анаис, я хочу, чтобы ты начала новую жизнь, не думая обо мне. В Париже у меня есть не-веста, я не вернусь в Тулузу. Софи продала мне свой дом, а я продал его семье де Монпелье…» – Жан поднял глаза на сестёр. – Так это его дом был раньше?
– Теперь понятно, кто написал письмо, – сказала Абелоне. – Оно не отосланное.
– Как не отосланное, если оно запечатано и стоит дата, когда его отправили? – скептически спросила Жаклин.
– Ну, наверное, Анаис оставила его здесь, – пожала плечами Абелоне.
– «Софи хочет, чтобы мы собрали наши дневники, и какая-нибудь монашка прочитала над ни-ми молитву. Сама Софи уехала в Южную Америку. Так что Анаис тебе достается эта работа – найти монашку, сложить наши дневники и прочитать молитву. Я сложил вещи Софи на третий этаж. Может, придётся ей когда-нибудь вернуть их. Напиши мне, когда выполнишь эту прось-бу…»
Жан прекратил читать.
– Это любовная переписка, – заявил он. – Как вежливые люди мы не должны читать.
– Ох, какие вежливые! – сварливо отозвалась Жаклин. – Это было пять лет назад про эти пись-ма и дневники давно забыли! О, а там не написано где лежат эти дневники?
– Тут написано про третий этаж, – сказал Жан.
– Третий этаж? – поразилась Абелоне. – Но ведь там никто не живёт.
– Я тебе больше скажу – третьего этажа нет, – произнесла Жаклин.
– Это чердак, – задумчиво проговорил Жан. – большая комната со всяким хламом.
– Среди этого хлама – дневники! – вскочила Жаклин.
– Сядь, – велел Жан. – мы не пойдем сейчас на чердак. Мы вообще туда не пойдём. Пусть чу-жие вещи останутся на своих местах.
– Нет, мы пойдём! Ну, давай Жан! – умоляюще взглянула на него Абелоне.  – Как родители уй-дут к тёте Люсьен, так мы на чердак! Ну просто посмотрим!
– Это чужая жизнь, – процедил Жан. – мы не имеем права вмешиваться в неё!
– О Боже, Жан! Кому есть дело до этих вещей на чердаке? – воскликнула Жаклин. – Те люди давно не живут здесь! Прошло пять лет! Автор письма – кто там? – Жозеф какой-то живёт в Па-риже, Софи уехала в Южную Америку, а Анаис тоже куда-нибудь уехала! Ну что ты думаешь? Завтра идём на чердак! Да!
– Ну ладно, ладно, – согласился Жан. Теперь ему казалось всё равно вежливо или нет, будет прочитать чужие дневники. Действительно, эти люди разъехались, они помнят про эти тетрадки? Не будет преступлением, если они прочитают. А вдруг и правда там что-то написано про клад? 

Глава 2.
Жан, Жаклин и Абелоне

Семья де Монпелье жила в Тулузе испокон веков. Здесь жили и бабушки и дедушки Жана, Жаклин и Абелоне. Никто до сих пор не покидал этот город.
Сначала родовым поместье де Монпелье был большой белый особняк, но он сгорел перед са-мым рождением Жана. Тогда его отец, Пьер де Монпелье, купил другой дом, рядом с каким-то монастырем. О нём почти никто не знал, разве что этот монастырь горел в 1989 году, кроме тех, кто жил неподалеку. Да и таких было немного. Два-три дома находились вблизи монастыря, при котором ещё была и церковь. Один из этих домов купил Пьер де Монпелье, и у семьи появилось новое поместье. Раньше этот дом принадлежал Жозефу де ла Шатобриану, а до этого его подруге, но он жил в Париже и поэтому продал дом. Об этом ребята прочитали в письме.
Мать Жана, Жаклин и Абелоне – Нинон Дижон – была из бедной семьи. Поступив в универси-тет, вынуждена слоняться по общежитиям и квартирам друзей, пока Пьер де Монпелье не женился на ней. 
Молодожёны въехали в новый дом и через год, в апреле, родился их первенец Жан Пьер де Монпелье.
Жан был «золотым ребёнком», как часто говорила некая сестра Маргарит из монастыря в Тулу-зе. Она крестила Жана и в будущем очень часто навещала мальчика и его родителей. Со временем она прекратила ходить в гости. Сначала поползли слухи, что она умерла, но потом эти вести опро-вергли, хотя сплетня о смерти монашки осталась.
И Жан был золотым ребенком. В детском саду он намного опережал своих сверстников в раз-витии, вечно что-то выдумывал и мастерил. В начальной школе его хвалили учителя за быстрое освоение материала и решение самых трудных задач. Жан с отличием окончил коллеж, лицей, по-ступил в Тулузский университет на факультет физики, химии и автоматики. Жан очень хорошо знал физику, превосходно разбирался в химии, любые хитрые задачи на логику он раскалывал как орехи. Но это же время Жан знал наизусть очень много стихов, как французских писателей, так и зарубежных. Он мог написать замечательный отзыв по литературе, вызубрить историю и сдать за-чет на «отлично». В коллеже Жан изучил английский язык, латынь и в жажде получить новые зна-ния, стал осваивать древнегреческий язык. Но тут он впервые в жизни признал, что далеко не все науки интересны. Поэтому он просил Абелоне не учить древнегреческий язык.
Если людям так обрисовывают человека, то создаётся такой образ: высокий, чопорный, моло-дой человек в классическом костюме, шея затянута галстуком, глаза – за большими круглыми оч-ками в жирной чёрной оправе, а в руках небольшой, но распухший от книг и тетрадок портфель. К своему счастью, Жан таким не был. У него были густые светлые волосы, местами отливающие рыжим. Дополнением к такой шевелюре были чистые, голубые глаза, глядящие на мир весело, с легкой иронией. К 20 годам Жан вымахал едва ли не в два метра, как и отец. От отца он ещё унас-ледовал и нос картошкой.
По характеру Жан пошёл в обоих родителей. Он унаследовал вспыльчивость отца, и мягкость матери, способность к точным наукам и гуманитарным, умение выдерживать трудности и успе-вать заботиться о других. Также он получил немного эгоизма и капризности, гордость и злопамят-ность, острый язык, немного притупившийся из-за того, что часто говорил математические фор-мулы, сложные биологические термины и плавные литературные отзывы, и слегка завышенную самооценку, которую его сестры со временем понизили.
В друзьях Жана не водилось таких же вундеркиндов. На всю Тулузу знали одного такого парня, то есть его, который при наличии громадных умственных способностей мог отправиться на день рождения к другу и вернуться под утро, предпочесть задачнику по химии вечер с друзьями, отбро-сить книжку по кибернетике и просидеть весь вечер в чате.
В общем, Жан был многообещающим юношей, которому пророчили блестящее будущее вели-кого учёного. Все были уверены, что Жан откроет пару новых планет, несколько неизвестных ви-дов животных и растений, найдёт разгадку Бермудского треугольника и докажет или опровергнет существование НЛО. Но несмотря на свои успехи, Жан не забывал навещать семью. Матери он преподносил букет из всевозможных цветов, отцу, который был большим гурмэ , Жан приносил каждый раз сыр самых разных сортов. Художнице Абелоне любящий старший брат дарил пастель или акварель. А вот вертихвостке Жаклин Жан ничем не мог помочь и ограничивался каталогом какой-нибудь косметической фирмы. Но для себя Жан откладывал деньги, которые собирался по-тратить на реализацию одного проекта, который придумал сам. Пока он никому не говорил что замышляет, но потихоньку он начал разрабатывать его. А потом мечтал, как получит сначала сте-пень магистра, потом доктора, потом профессора, напишет диссертацию и получит Нобелевскую премию.

Жаклин была средней сестрой. Середину принято считать золотой, но Жаклин в отличие от старшего брата, не была золотым ребенком, даже не серебряным и не бронзовым. Она не была по-хожа на отца или на мать, а вся пошла в свою бабушку – Эжени де Монпелье. Жаклин даже пол-ное имя дали такое – Жаклин Эжени. Не пришлось долго думать, в кого средняя дочь пошла эта-кой «вертихвосткой». Но с годами Жаклин всё больше становилась похожей на свою бабушку – и внешностью и характером. В предыдущей главе упоминалось, что Жаклин и Абелоне были почти близнецами с поправкой на более резкие черты лица Абелоне. У обеих была роскошная шевелюра, такая же, как у Жана, только цвет волос был цвета кофе. Глаза обеих сестёр были у Жаклин серо-зелёные, а у Абелоне карие, иногда становящиеся темно-зелёными. Брови густые, ресницы тоже, вдобавок длинные. Носы у сестёр отличались тем, что у Жаклин ноздри были больше, а у Абелоне чётко прочерчены все линии носа и легкая горбинка на нём.
Жаклин было пятнадцать лет, она родилась на пять лет позже Жана. Она родилась в Париже седьмого ноября тысяча девятьсот девяносто пятого года. Родители не раз думали, что место рож-дения Жаклин повлияло на её характер. Нинон и Пьер де Монпелье считали Тулузу тихим угол-ком, а Париж – большим, гордым и пафосным городом, городом больших торжеств и богатых лю-дей. Поэтому Париж сделал их дочь такой высокомерной и важной. Но к тому же Жаклин ещё и унаследовала бабушкины черты. Абелоне тоже была похожа на бабушку, но не получила её кро-вей и характера. В семье де Монпелье и Дижон слились несколько национальностей – французы, немцы, англичане и даже испанцы. Жаклин получила лишь французские крови, как и мадам Эже-ни. А Абелоне и Жан – примесь английских и немецких, поэтому они были вежливы со всеми и немного педантичны.
На самом деле Жаклин не была вертихвосткой. Она, конечно же, пользовалась успехом у пар-ней (стоит отметить, что и мадам Эжени тоже была любимицей в кругу юношей), даже чрезмер-ным. Но прозвище «вертихвостка» прилипло к ней, после того как Жаклин однажды приехала до-мой поздно ночью в сопровождении сразу трех юношей, которые были старше её на три-четыре года. Жаклин отчитали, и назвали под конец тирады вертихвосткой. Так это прозвище крепко-накрепко прилипло к Жаклин.
На данный момент Жаклин училась в лицее. Она отвратительно сдала экзамены в третьем клас-се , но поступила зачем-то в общий лицей. С её оценками и знаниями Жаклин была одна дорога – в профессиональный лицей . Но после того как мадам и мсье де Монпелье получили результаты экзаменов, они завели с дочерью серьёзный разговор, после которого Жаклин поступила в общий лицей. С того момента она начала усиленно заниматься учёбой, и была третьей в классе по успе-ваемости. Не без помощи Жана, конечно. Старший брат растолковывал ей химию и физику, неус-военных в пятом классе . Но Жан и Жаклин всегда относились друг другу с неприязнью.
Про себя Жаклин считала что она «не от семьи сей». Так она перефразировала выражение «не от мира сего». То есть не такая как брат и сестра, отец и мать. Она вся – в бабушку! Настоящая француженка с настоящими французскими манерами! Жан копировал таланты родителей, Абело-не – тети Люсьен, оба копировали их характеры, но Жаклин была вылитая Эжени де Монпелье, в девичестве Дижон. Жаклин предпочитала быть самой по себе и редко присоединялась к Жану и Абелоне которые всё свободное время забивали физикой, рисованием и огородом.
Интересы брата и сестры её не привлекали. Жаклин мечтала о жизни в широких кругах и обще-ствах Парижа.

И, наконец, дошла очередь до Абелоне. Самая младшая, она была всеобщей любимицей. Кто-то называл её «Жаклин в миниатюре». Но внешне Абелоне отличалась от сестры – повторяю ещё раз – более резкими чертами лица. Её брови взлетали вверх, а не опускались вниз как у Жаклин. У Абелоне был острый слегка вытянутый подбородок, а глаза были побольше глаз сестры.
Вообще, талант художницы Абелоне унаследовала от тети Люсьен и от отца, который в моло-дости занимался витражными картинами на заказ. Но в Абелоне этот талант вздыбился сильной бурей и вылился в великолепные рисунки.
Сначала Абелоне ходила на кружки рисования по тому принципу, по какому ходили все дети пятилетнего возраста – из чистейшего любопытства и желания открыть в себе талант. В результате из двадцати человек, с которыми Абелоне занималась в кружке, только четверо-пятеро поступили позже в специальную художественную школу. Перед тем как поступить в эту школу Абелоне за-нималась в другой группе. Четыре года она училась там, а потом отказалась в порыве злости, от-чаяния и… заниженной самооценки. После этого Абелоне совершенно не признавала свой талант, говорила, что ненавидит рисование и никогда больше ничего не нарисует. Но тщеславие иногда бывает полезно. Увидев рисунки подруги, выполненные карандашом, Абелоне пообещала себе, что будет рисовать лучше. И Абелоне начала рисовать портреты. Они были ужасны, Абелоне зря изводила бумагу, но ведь искусство и красота требуют жертв! Через полгода Абелоне поступила в специализированную художественную школу, и через неделю занятий нарисовала замечательный портрет. А ещё через два месяца она нарисовала настоящий шедевр – портрет Жана – и первую картину маслом. Эту картину она считала отвратительной, но позже начала находить в ней что-то особенное и даже красивое.
Абелоне рисовала всё свободное время. На каникулах её нельзя было оторвать от альбома и красок. И рисовала Абелоне всё – пейзажи, натюрморты, портреты… Акварелью, гуашью, пасте-лью … Если половина расходов семьи ходила на оплату счетов и пропитание, четверть на прочие расходы, но всё остальное уходило на художественные принадлежности для Абелоне, у которой едва ли не каждую неделю кончались краски, кисти или бумага. Но в талант стоит вкладывать деньги – а то вдруг этот талант так оправдает себя, что потом столько будет денег, больше чем вложено…

Глава 3.
Дневники

Жаклин проснулась рано утром. Когда она взглянула на календарь, то радостно зевнула. Сего-дня было первое июня! Каникулы! Первый день каникул! Ура!
Она вскочила с кровати так резко, что заскрипели пружины, и закружилась голова.  Но Жаклин не обратила на это внимания. Её внимание было поглощено тем, что нужно просмотреть гардероб, потом позвонить подругам, паре-тройке ухажёров, и всей дружной компанией отправиться на пляж! Ведь утро такое солнечное, свежее, а днём наверняка будет чудовищная жара! Самое время освежиться в речке!
Но тут мысли Жаклин остановил голос разума. Ведь ещё пять часов утра! Все друзья спят креп-ким сном! Хороша была бы Жаклин, позвони она сейчас подруге.
Вдруг новое обстоятельство и вовсе убедило Жаклин не идти на пляж, какая бы жара не стояла на дворе. Сегодня воскресение. Так. Вчера была суббота. Дальше. В комнате Абелоне делали пе-рестановку. И Жаклин хотела взять почитать у неё книгу. Книгу? Но ведь Жаклин почти не читает книги, если даже теперь неплохо учится в лицее! В книге было письмо. А в письме – упоминание о дневниках, спрятанных на чердаке! Да! Вот из-за чего Жаклин вчера никак не могла уснуть! Может, и сегодня она не зря вскочила так рано? Она думала об этих дневниках, о чём там написа-но, кто их писал, зачем? Перед глазами стояло множество знаков вопроса. Вот сегодня эти вопро-сительные знаки сменятся восклицательными!
И Жаклин снова загорелась желанием узнать, что прячется в дневниках. Да и не через пять ча-сов, когда все проснутся, а сейчас, тайком! Не лучше ли самой залезть на чердак, найти дневники, спрятать их, а когда брат и сестра не обнаружат их, Жаклин будет всё втихаря читать. Вдруг и правда найдёт карту к кладу? Но видящий людей насквозь Жан заподозрит обман. Ни Жерар Де-пардье, ни Пьер Ришар, ни Жерар Ури  не смогут его разыграть! Лучше искать тетрадки сов все-ми… Нет! Жаклин помотала головой, вдела ноги в тапочки и бесшумно вышла из комнаты. Как тихо! Скользя тапочками по полу, Жаклин направилась к лестнице ведущей на чердак. Тут дверь комнаты Жана открылась, и вышел сам Жан – растрёпанный, хлопающий сонными глазами и с трудом открывающий веки.
– Куда это ты в такую рань? – поинтересовался Жан, широко зевнув.
Жаклин круто развернулась к нему.
– В туалет, – соврала она.
– Да? Туалет в той стороне, – Жан указал вниз, на первый этаж.
– Ммм, я забыла, – увернулась Жаклин. – А ты куда собрался?
– Воды попить, – ответил Жан. – Жара… Надо на море уезжать.
Жаклин спустилась к туалету, просидела там минут пять, и, услышав, как Жан протопал на вто-рой этаж, вышла.
Преградой встала большая дверь на замке. Жаклин не имела при себе ни шпильки, ни ножика, ни другого острого предмета. Значит, придётся уйти ни с чем. Но она быстро сбегала к себе и взя-ла одну шпильку для волос. Вернувшись к двери, она ткнула шпильку в собачку замка. Вот-вот, сейчас откроется!..
Но в этот момент открылась другая дверь, дверь комнаты родителей. Жаклин быстро вытащила шпильку и притаилась за перилами. Мама спускалась вниз. Дождавшись, когда она исчезнет в дверях кухни, Жаклин побежала к себе.

За завтраком Жаклин следила за Абелоне и Жаном. А что если кто-то из них ходил на чердак? Да нет, Абелоне зевает, словно не выспалась, придерживает голову рукой и мешает какао, чавкая тостом. Жан бодро рассказывает матери о кибернетике, а отец делает бутерброд. Ну, родителям на чердаке делать нечего.  По лицам брата и сестры видно, что они сладко и крепко спали, а не ходи-ли на чердак. Лишь у неё одной, Жаклин, такое сосредоточенное лицо.
– Так, дети, что вы будете сегодня делать? – поинтересовалась мама, вытирая рот салфеткой.
– Рисовать! – тут же откликнулась Абелоне. Жан, взглянув на неё и пожав плечами, сказал:
– Рисовать.
– А вы разве решали на прошлой неделе физику и химию? – удивилась мама.
– Да! Мне же нужно было исправлять оценку, а то физик вставил бы мне «неуд», – ответила Абелоне. 
– Нет уж, «неуды» нам не нужны, – заявил отец. – Одних «неудов» хватает, – добавил он, бро-сив взгляд на Жаклин. Жаклин ничего не ответила, лишь бросила на отца злой взгляд исподлобья.
– Сегодня мы будем рисовать пейзаж гуашью, – продолжала Абелоне, щедро намазывая кусок хлеба маслом. – Жан подарил мне новую коробку гуаши.
– А ты, Жаклин? – обратилась мать к старшей дочери. Жаклин ответила:
– На пляж пойду. Обзвоню всех и пойду.
– О! А вы не хотите? – спросил отец у Жана и Абелоне.
– Мы – за знания и творчество, а не за вред загара здоровью! – хором произнесли Жан и Абело-не.
Отец покачал головой.
– Лучше бы свежим воздухом подышали, – сказал он.
– Какой свежий воздух! Там жара! – воскликнула Абелоне. – И что там на пляжу? Вода грязная, пляж тоже! Райский уголок!
– Мы лучше нарисуем пляж, чистый, настоящий райский уголок, – сказал Жан, почесав щеку.
– Ну, рисуйте, – сказала мать, вставая из-за стола. – А мы к тете Люсьен.
– Вы долго у неё будете? – спросила Жаклин, взяв сахарницу.
– Как всегда – часов пять, шесть. Вернёмся к полднику. Пьер! – окликнула мать мужа. – Не си-ди, собирайся! Люсьен выругает нас, если опоздаем!
– Да-да, иду, – пробормотал отец, с сожалением взглянул на два оставшихся бутерброда с гол-ландским сыром, и вышел из-за стола.
Жаклин, понизив голос до шепота, сказала:
– Вы не забыли, что мы сегодня хотели сделать?
– Нет, – отозвался Жан, помешивая кофе.
– Когда пойдем?
– Ой, Жаклин, отстань, а? Вчера завелась из-за этих тетрадок, так сегодня утро портишь? По-дожди хоть немного, дай позавтракать! – неожиданно вспылил Жан.
Жаклин, не ожидавшая этого гнева, промолчала.

Только за родителями закрылась дверь, Жаклин метнулась на чердак. Жан и Абелоне спокойно последовали за ней.
– Здесь замок! – простонала Жаклин как можно убедительнее, ведь этим утром она уже видела его.
– Значит, нам тут делать нечего, – сказал Жан поворачиваясь. – Пошли, Абелоне, нарисуем твой пейзаж или что мы хотели нарисовать? Пляж? Точно, пляж! Пойдём!
– Погодите! Надо шпильку! Я сегодня уже пробовала открывать шпилькой, и у меня получи-лось! – воскликнула Жаклин, но тут прикусила язык, да уже было поздно. Абелоне и Жан, отвер-нувшиеся от неё чтобы уйти, снова  повернулись к ней.
– Так ты всё же сюда приходила и хотела найти дневники? – спросил Жан спокойным голосом, но в этом голосе чувствовалась едва сдерживаемая ярость. – Вот отчего ты утром забыла, так ска-зать, дорогу в туалет!
– Да, я приходила! – виноватым тоном призналась Жаклин. – Но я хотела узнать!
– Пошли, Абелоне, нечего делать на чердаке, – ледяным голосом сказал Жан, не сводя с Жак-лин ставших такими же ледяными голубых глаз.
– Да вы же сами вчера хотели пойти на чердак! – воскликнула Жаклин. – Что-нибудь острое у вас есть?
– Нет, – развела руками Абелоне.
Жаклин закатила глаза и пообедала в свою комнату за шпилькой, заодно для надёжности при-хватила карандаш Абелоне.
– Это же мой карандаш! – возмущенно воскликнула Абелоне, когда Жаклин воткнула карандаш в собачку замка.
– Ты оставила его в моей комнате, – буркнула Жаклин и, убедившись, что карандаш не подхо-дит, отдала его сестре. Открыла замок шпилькой
Чердак представлял собой удивительное зрелище. Большая комната, заваленная коробками и ящиками. Потолок здесь был под скат крыши, и там было три окошка, из которых проникал свет.
– Ну и где же мы найдём эти дневники? – протянула Абелоне. – Не хочется ворошить это всё…
– Уложим как было, и всё! – ответила Жаклин, открывая первую картонную коробку, – ух ты! Откуда это  у нас?! – и она вытащила из коробки длинный пёстрый платок с блестяшками и бу-бенчиками. – В таких платьях танцуют в арабских и дальневосточных станах!
– Ага, – кивнула Абелоне.
– «Софи-Мари ле Бёзве от Рашида», – прочитала Жаклин этикетку, прикрепленную к платку, – похоже, Софи-Мари ле Бёзве была в Египте! Или в индии!
– Тут, наверное, найдётся много интересных сувениров, – сказала Абелоне, взявшись за ручку двери. – Пошлите отсюда лучше. Не нравится мне то, что мы тайком как воры рыщем тут и ищем чужие дневники.
– Ну что ты Абелоне! – воскликнула Жаклин. – Даже если мы не найдём ничего, то просто по-смотрим какие вещи были у прежней владелицы нашего дома! Нет, ты посмотри! Картина мас-лом!– Жаклин вытащила огромный холст. Абелоне прищурилась и подошла к картине.
– Великолепно! – сказала она, присев на корточки, – восхитительно! Жан, взгляни! Какой пей-заж! Вот что нужно нам нарисовать!
На переднем плане была изображена поляна с одуванчиками. Сзади был очень маленький холм, на котором стояло несколько деревьев. Около этого холмика вилась тропинка. На самом заднем плане был нарисован лес. И небо – светло-фиолетовое, потом голубое и уже становящееся понем-ногу синим к верху. Белые, воздушные облака, клочьями плывущие по небу. Абелоне восхищенно смотрела на картину.
– Как это может здесь пылиться? Есть ещё картины? – вскричала она и подскочила к коробкам.
– Абелоне, ты же хотела уйти, – язвительно напомнила Жаклин.
– Я не хотела искать дневники, – ответила Абелоне так же насмешливо, – я буду искать кар-тины. – И она начала открывать коробки. – О Жан смотри! Книга шестнадцатого века! Это что-то про геометрию.
– Правда? Покажи! – Жан отпустил ручку двери, которую держал и подошёл к Абелоне. – эй, это ведь «Начала» Евклида! О, ужас, я понятия не имел что все двадцать лет жил с этой книгой над головой!
И Жан уселся на один из деревянных ящиков и углубился в чтение.
По правде, Жан и Абелоне остались читать геометрию и искать картины. Но Жаклин искала дневники. В отличие от брата и сестры, она верила в их существование. Но что-то подсказывало ей, что дневники вот-вот найдутся, и Жан с Абелоне непременно захотят их прочитать.
Наконец на дне какой-то коробки показалась связка тетрадей и конвертов. Увидев их, Жаклин выронила из рук шляпную картонку, до отказа набитую шляпами. Несколько шляп покатились по полу, но Жаклин не обратила на них внимания. Всё внимание было приковано к тетрадям и пись-мам. Она протянула к ним дрожащие руки и быстро выхватила их из коробки.
– Нашла! – ликующе закричала Жаклин.
Абелоне и Жан обернулись и, побросав книги и картины, бросились к ней.
Жаклин быстро развязала веревочку, которой были перевязаны дневники и конверты, и взяла первую тетрадь. Абелоне взяла вторую, Жан третью.
На первом дневнике было написано: «Анаис». Просто имя, без фамилии, дат и орнаментов. Простая чёрная книжка с золотыми буквами.
Второй дневник был просто зелёный тетрадью. И третья тетрадь была с фотографией водопада и осеннего леса.
– Вот это – дневник Софи-Мари ле Бёзве, – сказала Абелоне, показывая на последнюю тетрад-ку, – ну и почерк!
– А вот эта тетрадь – Жозефа де ла Шатобриана! – сказал Жан.
– Здорово! Сейчас пойдём читать! – обрадовалась Жаклин. – только сложить всё нужно.
Абелоне пришлось нелегко – она не помнила где лежали картины. Но она нашла немало вели-колепных пейзажей и портретов. Кроме холстов, здесь нашлись папки с акварелью и пастелью! Абелоне кое-как распределила всё по местам. Жан не без слёз расстался с книгой Евклида.
– Я буду читать её по ночам, – театрально всхлипнул Жан.
– Я беру дневник Анаис. – сказала Жаклин.
– Разумеется, я беру дневник Жозефа, – сказал Жан.
– Ну а мне остается Софи-Мари, – проговорила Абелоне. – Но как никак мы с ней родственни-цы. Она тоже художница. Это были её картины! Жаль, что она в Южной Америке. Мне было бы чему у неё поучиться.
Как-то не задумались ребята о том, почему Жан и Абелоне безропотно взяли дневники, хотя устроили небольшой скандал по тому поводу стоит ли вообще брать эти тетради.
Уходя, они ещё раз проверили чердак. Всё осталось, как было, только дневники исчезли из сво-их коробок.

Глава 4.
Страницы чужих дневников

«08.08.1989. Вот я, наконец, предложил двум моим подругам, которых я лично считаю сест-рами вести дневник. Они приняли моё предложение. Они сами думали о такой мысли.
Меня зовут Жозеф де ла Шатобриан, живу я в Тулузе в замечательном доме рядом с церковью и женским монастырем. Работаю преподавателем химии, физики и математики, вот недавно окончил Тулузский университет. Живу хорошо и, чтобы запечатлеть мгновение жизни, веду днев-ник.
09.08. Какое замечательное соседство! Оказывается, я живу под деканом факультета нашего Тулузского университета! А ведь я раньше учился на этом факультете! О, ужас!
12.08. На улицах праздник. Задумали какое-то выступление учеников музыкальных школ и ху-дожественных. Софи тоже там участвует.
13.08. Анаис безответственна! Она сказала мне, что позвонит в четыре, а когда не позвонила, то я позвонил. Выяснилось, что она ушла гулять со своими друзьями. На что я рассердился и ре-шил объявить ей бойкот. Как можно быть такой? И отчего она смотрит на меня порой такими влюбленными глазами?
14.08. Сегодня я ходил с мамой по магазинам. Я хотел, чтобы похолодало. Так вот вчера разы-грался страшный ветер.
Сегодня я делал картотеку своей библиотеки, но думаю, что писать на одной картонке по од-ному названию книги будет не экономично. И поэтому я поступил абсолютно глупо – взял и писал все названия в одну карточку сколько умещалось. Тогда Софи сказала мне, что найдёт лишний картон и коробочку, чтобы я мог поместить туда свою картотеку.
16.08. Некоторые глупые фильмы умеют западать в сердце.
17.08. Вчера лил дождь, а потом я ходил прогуляться с Софи-Мари и Анаис. Она просила у ме-ня прощения и я, поддавшись, простил. Но выговорил – о-го-го! Софи потом говорила, что ни за что не хотела бы оказаться на месте Анаис. А та пока я ругал её, смотрела в пол, а потом под-няла глаза на меня и посмотрела как забитая собака. Мне стало стыдно. Я ещё раз сказал: «Не будь такой безответственной» и Анаис тут же ожила, обняла меня и мы пошли дальше.
21.08. Сегодня в одной из школ какая-то конференция. Меня взяли туда готовить детей для выступлений. Конференция прошла на отлично, а меня даже похвалили на сцене.
24.08. Записался в Интернет-кафе. Порой я прихожу к Анаис, и она ищет мне материал с та-кой кислой физиономией, что хочется надавать, хоть это невежливо.
27.08. Сегодня день рождения моего брата. Я поздравил его по телефону и получил приглаше-ние. Поеду завтра в Марсель».

«9.10.1989. Восьмого числа, со злостью думая о лицее, куда мне завтра надо идти делать уборку, я легла спать. Примерно два часа назад я приехала из Дижона. Ехала долго, казалось, что не доеду. Когда легла спать, то вспомнила, что Жозеф предложил нам с Анаис вести дневники. Говорит – память. Через много лет прочитает – будет хохотать. Мне идея понравилась. Я уже несколько раз пыталась завести дневник, но у меня не получалось. Вот сейчас я попробую ещё раз.
Я не пошла в лицей, потому что болею. Кашляю ужасно, горло разрывается! Думаю, что учи-тельница позвонит и закатит скандал!
10.08. Очень не хочу в лицей, а тут как назло поправляюсь. Специально для того чтобы не ид-ти на поправку, бегаю босиком пью холодную воду, сижу у открытого окна. Сбегала к Анаис за конвертом. Надо отправить заявку на конкурс молодых художников в Париже. Только это не скоро – в сентябре начнется первый этап. В конце октября объявят результаты. Победители еду в Южную Америку и при желании остаются там.
13.08. Сегодня пришла в лицей на дополнительные занятия по английскому языку. Эллин и Дай-ания, только увидев меня, тут же начали расспрашивать про Хеллоуин. Им нужно подготовить реферат. Пошли в кабинет. Поздоровалась с мадам Эмиль, указала эллин нужную страницу в учебнике английского языка. Эллин начала переписывать, а мадам Эмиль спросила меня:
«Где ты была?».
«У меня болело горло», – ответила я.
«А почему не предупредила меня?».
«Я передала Даниэлю».
«Я знала в первый день, а во второй меня никто не предупреждал. Принеси завтра справку».
«Хорошо», – сказала я, едва сдерживаясь. Зачем справка, если я не ходила в больницу? Эта Эмиль меня достала! Мои учителя в лицее и коллеже реагировали бы на это по-другому! Кажет-ся, Эмиль больше волнует не здоровье учеников, а их посещаемость, и то, какую они выгоду при-носят! И когда она увидела, что я сделала домашнее задание,  начала расхваливать меня на все лады. Я решила, что она говорит это с хорошим мнением, но потом поняла – это ехидство. Она не раз влепляла мне «неуды» за отсутствие домашнего задания, которое не потрудилась сказать во всеуслышание. Моя одноклассница Дениза говорила мне тогда признаться честно, но я пре-красно знала, что и так и так мне будет «неуд».
По поводу Эмиль уже я устрою скандал».
15.08. Эмиль успокоилась, а я теперь хочу довольная, что сбила с неё спесь.
16.08. Отправила заявку. Обо мне написали в журнале «Elle» .

«08.08.89. Вечно Жозеф что-нибудь да придумает! Но это замечательная идея – вести днев-ники! Да, и придумал её Жозеф – мой Жозеф, которого я обожаю.
09.08.89. Жозеф сегодня делал мне комплименты. Я уверена, что тоже ему нравлюсь. Тем вре-менем не помешает вызвать в нём ревность. Так  я проверю, насколько ему нравлюсь.
Вот и Анатоль сегодня попал под мои чары. В гардеробе он так посмотрел на меня… Буду ждать когда он начнет волочиться за мной. И он ни капли не любит  Джули!
11.08.89. Анатоль меня достает. Пристает в коридоре, в классе и не обращает внимания на Джули. Пора бы взяться за кого-то другого.
15.08.89. Сегодня пошли праздновать окончание ремонта всем домом. И Жозеф был, и Ана-толь и Софи-Мари. И много других парней. Я была просто королевой бала! Я была великолепна! Я была принцессой! Все стелились к моим ногам кроме Жозефа! Вот чёрт! Он отпустил мне пару комплиментов и шуток, но всё остальное время сидел с ботаниками, у которых не хватило ума побегать за мной. Но ради Жозефа стоит подождать». 


Глава 5.
Сон Жаклин

Когда Жаклин прочитала последнюю страницу, то отметила: дневник неинтересен. Анаис была не очень впечатлительной натурой. Вместо рассуждений о любви и о высшем, Жаклин читала глупый распорядок дня. Анаис было двадцать лет, когда она начала вести дневник. А Софи-Мари было восемнадцать. Полные имена Жозефа и Софи-Мари были известны, а о Анаис было известно лишь имя.
Жаклин не знала, что другие подумали о доставшихся дневниках. Но этот дневник не оправдал её ожиданий. Пролистав последние страницы, она обнаружила, что там Анаис писала почти не-разборчивым почерком. Она извлекла из дневника общее понятие об Анаис: девушка тоже была вертихвосткой. Анаис была похожа на Жаклин. Обе были переменчивыми, любили Париж, были любимицами среди своих друзей. Жаклин хотела прочитать последнюю запись за 25 октября 1989 года, но глаза устали и она отложила дневник.
Жаклин легла спать поздно, в первом или вовсе во втором часу. Каникулы уже начались, она, Абелоне и Жан будут дома всё лето. Абелоне и Жан как всегда будут возиться в огороде, бегать в лесу, рисовать. Ещё неделю Жан будет ходить в университет, чтобы сдавать свои сессии, а Абело-не отправится на поляну перед лесом – рисовать. А Жаклин пойдёт на пляж.
Ей снилось, что она идет по дорожке выложенной гранитом. По бокам дорожки росли кусты, изредка прерываемые деревьями. Впереди было видно большое белое здание. Это монастырь. А неподалеку – церковь, где крестили Жаклин, Жана и Абелоне. Девочек крестила мать Луиза, а Жана сестра Маргарит.
Когда Жаклин подошла к монастырю, то увидела что перед дверями стоит коробка. Она была подписана: «Сестре Маргарит». Жаклин удивилась. Она знала сестру Маргарит по рассказам ро-дителей, но никогда не видела её. Жаклин открыла коробку. Там лежали дневники!.. те самые дневники найденные днём на чердаке! Тут и записка.
– Сестра Маргарит! – чей-то голос не дал Жаклин прочитать записку. Жаклин обернулась. К ней приближалась женщина в монашеском облачении.
– Сестра Маргарит! – повторила эта женщина, приблизившись к Жаклин. – Вам пришла посыл-ка от Софи-Мари ле Бёзве.  Занесите её к себе и идите читать молитву. К вам пришли люди.
Жаклин хотела сказать, что она не сестра Маргарит, но неожиданно поняла, что она и есть се-стра Маргарит! Жаклин взяла коробку и направилась в келью. Там она оставила её и вышла. В ко-ридоре было темно, и лишь свет из дальней комнаты светился как в конце тоннеля. Большими ша-гами Жаклин двинулась по направлению к этому свету, чувствуя, как полы монашеского одеяния путаются в ногах.
Внезапно свет померк. Жаклин остановилась. Вокруг неё сгустилась непроглядная темнота, она ничего не видела даже в трех-пяти сантиметрах от себя. Но Жаклин решительными шагами напра-вилась вперед. Вытянула руку и нащупала дверь. Толкнула её. Дверь распахнулась, и Жаклин ос-лепил золотой свет икон. Несколько людей стояли перед ней. Жаклин зажгла свечи, открыла мо-литвенник и монотонно начала читать молитву. Послышался звон колокола.
– Сестра Маргарит, сестра Маргарит, – говорили люди, протягивая к ней руки. Она продолжала читать молитву, не обращая ни на кого внимания.
– Жаклин! Жаклин! – хор голосов перерос в один голос. – Жаклин, вставай!
Кто такая Жаклин?  О ком они? Здесь только сестра Маргарит, никакой Жаклин… Отче наш…
– Жаклин!
Жаклин подскочила. Абелоне трясла её.
– Жаклин, ещё восемь утра, а к тебе уже пришли! – сказала Абелоне. – В церкви звенит коло-кол, а у меня звенит в ушах от хохота твоих глупых подружек! Вставай! Тебя зовут на пляж!
– Скажи, что я никуда не пойду, – вяло отмахнулась Жаклин, закрывая глаза. – Скажи, что бо-лею. Никого не принимаю.
– Ну ладно, – усмехнулась Абелоне. – Только если я не смогу выпроводить их, и они прибегут сюда, я не виновата. Жан в университете, я пойду на поляну. Нас не теряй.
И она ушла. Жаклин молча вслушивалась в звон колокола. И тут вспомнила свой сон. Ей сни-лось, что она сестра Маргарит! Жаклин резко вскочила. Отчего ей снился такой сон? Почему ей приснилось, что она монашка, которую вживую-то никогда не видела?
Жаклин схватила дневник Анаис и открыла последнюю страницу.
«25.10.89г. Софи принесла мне дневники. Мой дневник при мне. После молитвы я отнесу их на чердак дома Софи, теперь Жозефа. Он прислал мне письмо, но я не стала читать его, я просто забросила его за какой-то шкаф в комнате. Новые жильцы всё обустроили. Я в хороших отноше-ниях с ними. Их зовут Нинон и Пьер де Монпелье».
Ничего особенного и нового! Жаклин закрыла дневник и откинулась на подушку. Похоже, сон никак не связан с сестрой Маргарит и происходящим в дневнике. Но сходить к монахине не по-мешает.

Глава 6.
День на природе.
Видение Абелоне

Абелоне вышла из дома, неся за спиной тяжёлый рюкзак. Сегодня она собиралась идти на холм. По бокам этого холма рос еловый лес. Лес тянулся и у подножия холма. Потом он заканчивался, и дальше шло поле. Далеко, едва ли не у самого горизонта был виден монастырь. А чуть дальше – церковь. Идеальный пейзаж. В арсенале Абелоне вчера появились гуашь и акварель. Но ещё оста-валась другая акварель. Поэтому сегодня её надо кончать. Гуашь, пастель и масло давно закончи-лись. Закончились в последнее занятие в художественной школе. И вот Жан вчера подарил новую коробку пастели и гуаши.  Самое время заканчивать акварель! А потом надо сходить в художест-венный магазин. Итак, сегодня весь день на природе!
Абелоне бодро вышагивала по дорожке и радовалась солнечному дню. Птички щебетали, вете-рок поддувал сзади, деревья шелестели своей пышной зелёной кроной. Великолепно! Сегодня нужно быть только на природе! Какой пейзаж откроется с холма, какая картина получится! Потом можно сходить на Гаронну , искупаться и снова порисовать. А потом вернуться домой и, плюх-нувшись на кровать, проспать до следующего дня. А на утро – снова на пленер ! Жан ещё неделю будет в университете. Пока дни солнечные, надо гулять рисовать на природе. А когда пойдут дож-ди, то уж надо дома сидеть и решать физику.
Абелоне наконец достигла холма. Оглядев всё пространство, открывшееся перед ней, она удов-летворенно кивнула. Сбросила рюкзак, вытащила плед акварель, банку с водой и, усевшись, нача-ла делать наброски.
Взгляд её обратился к огромному полю перед холмом. Какое зелёное поле! Не хватает лишь одуванчиков – как на картине Софи-Мари ле Бёзве.
Софи-Мари ле Бёзве! Абелоне опустила карандаш. Дневник! Она читала его почти до часу но-чи. Потому что дневник захватил её. Несмотря на непонятный почерк, она читала пока не уснула. Абелоне узнала, что Софи-Мари болела, когда начала вести дневник. Она начала его так: «Вось-мого числа, со злостью думая о лицее, я легла спать…». Эта запись была датирована 9 августа 1989 года. Затем последовал рассказ о Жозефе и Анаис. «Жозеф предложил нам вести дневники… Говорит – память. Через много лет прочитает – будет хохотать». Абелоне подумала, не стоит ли и им троим завести дневники? Но она тут же отбросила эту мысль. Как она забудет всё что бы-ло в её жизни. По каким-то намёкам она всё вспомнит. Память – это библиотека, которая никогда не переполняется, лишь некоторые книги будут находиться на слишком высоких полках и стоит немало потрудиться, чтобы их достать. Кто знает, может никто больше не откроет эти книги? По-тому то люди и ведут дневники, чтобы библиотека памяти расширялась вширь, а не в высоту, что-бы книги – воспоминании – можно было всегда прочитать и не забыть. Книги в библиотеке памя-ти – это воспоминания, оставшиеся или в памяти своего обладателя, или в библиотеке памяти дру-гих людей, что уже лежат в могиле или давно не дают о себе знать, или эти книги из библиотеки памяти увековечены на бумаги и впоследствии становятся потом настоящими книгами. 
Абелоне набросала монастырь, налила в баночку воды, взяла кисть. Следует начать с неба. Оно сегодня такое голубое! Голубое, как… как… Абелоне никак не могла подобрать подходящего сло-ва. Как чернила? Не-ет, как чернила бывает только ночное небо. Как морская вода? Тоже не то. Морская вода лазурная. Небо голубое, как… Глаза Жана? Нет, у Жана глаза темнее. Голубое, как… бирюза! Точно, бирюза! Красота! Как ещё найти такую краску на палитре? Абелоне потыка-ла кисточку во все краски зеленого и синего цветов и никак не могла добиться подходящего цвета. Наконец у неё что-то получилось, но не так похоже и красиво как у натуры. «Такой цвет невоз-можно найти на палитре, – подумала Абелоне. – Этот цвет создала природа, и никто у неё его не отнимет. Но ведь это акварель. А акварель такая капризная! Надо сфотографировать это небо и попробовать написать его гуашью, маслом и пастелью».
Абелоне вытащила телефон и сфотографировала небо. Затем начала рисовать монастырь. По-том лес. Потом церковь. А потом поле. И вдруг ей очень захотелось нарисовать одуванчики! Но вот в чём проблема. Абелоне нарисовала поле но не оставила место для одуванчиков. Придётся рисовать одуванчики прямо на зелёном поле. Бумага ещё сырая одуванчики могут получиться. Вот… Красота! Остается прорисовать лишь мелкие детали.
Внезапно подул сильный ветер. Банка с водой опрокинулась и вода полилась по траве. Абелоне схватила бумагу и кисти. Если скатятся с холма, то как их потом искать в высокой траве?
Сунув листы и ненужные кисти в сумку, Абелоне налила в банку ещё воды и огляделась, чтобы узнать, откуда такой ветер. И тут она увидела девушку. Молодую девушку в белом длинном пла-тье без рукавов. У неё были прямые каштановые волосы, достававшие до середины спины и об-рамлявшие белое лицо. Взгляд девушки был равнодушным, она смотрела на Абелоне с полным безразличием. Абелоне спросила:
– Ты кто?
Девушка не ответила. Она посмотрела на Абелоне долгим взглядом и двинулась к краю холма. Абелоне вскричала:
– Куда ты?
Девушка остановилась у самого края. Абелоне вскочила.
– Ты упадешь! Отойди от края!
Ей ничего не ответили. Девушка снова посмотрела на Абелоне, а потом на рисунок. Заметив одуванчики, она улыбнулась, словно увидев что-то знакомое. Потом вздохнула и взглянула на Абелоне.
– Куда ты шла? Ты заблудилась? Тебе помочь? – спрашивала Абелоне. Но девушка ничего не отвечала. Потом подошла к самому краю и спрыгнула.
– Стой! – завопила Абелоне, бросаясь к ней и пытаясь схватить платье. Но она поймала лишь маленький лоскуток, который выскользнул из её пальцев. Девушка полетела вниз и вдруг исчезла. Исчезла! Растворилась в воздухе! Абелоне, перегнувшись через обрыв, смотрела вниз. Как такое может быть? Может, померещилось? Абелоне крепко зажмурилась и потрясла головой. Нет! ниче-го нет! ни девушки, ни других признаков, что она была здесь.
Абелоне отошла от обрыва и взглянула на свой почти законченный пейзаж. О Боже! Одуванчи-ки исчезли! Как это случилось? Ведь Абелоне только что нарисовала их! Не могла же краска пи-таться в бумагу настолько, чтобы совсем исчезнуть! И главное ничего не пострадало кроме оду-ванчиков! Девушка, прежде чем сброситься с холма посмотрела на нарисованные одуванчики и усмехнулась. Что если она уже видела эти одуванчики, и ей стало смешно, что Абелоне тоже на-рисовала их? Но кто мог так презрительно улыбнуться, увидев знакомые одуванчики? Лишь тот, кто их нарисовал. Софи-Мари ле Бёзве! Только она!
Абелоне быстро запихала в сумку все свои принадлежности и аккуратно взяв в руки рисунок (даже при встрече с призраком, а это был скорее всего призрак, Абелоне не забыла, что в её руках рисунок, написанный акварелью, и с ним нужно обращаться аккуратно) и понеслась домой.
Она бежала дальше от места, где увидела эту девушку. Если это действительно Софи-Мари, то как тут она казалась? Ведь она в Южной Америке! А вдруг это привидение? Нет, чепуха, Абелоне не верила в это. Софи-Мари молода, полна сил и жизни, отчего ей умирать? Правда, если ей в 1989 году было восемнадцать то спустя двадцать лет ей уже под сорок… Это не молодость конечно но в этот возраст люди всё равно полны сил! Нет, это не может быть Софи-Мари, качала головой Абелоне.
Дома она вбежала на чердак и обрадовалась, что нет Жаклин. Та засмеяла бы её.
Абелоне подбежала к ящикам и начала ворошить их, ища какие-нибудь фотографии Софи-Мари ле Бёзве. Может, есть фотоальбом, незамеченный при первом обыске?
Тут Абелоне нашла какой-то альбом и стала листать его. Здесь не было ничего интересного – фотографии пейзажей, актрис и животных. Должно быть, Софи-Мари распечатывала фотографии, для того чтобы потом срисовать. Абелоне тоже чаще всего срисовывала, и у неё тоже имелся та-кой же альбом с фотографиями. А ещё!.. Абелоне, вспомнив об этом, немного испугалась. Ещё Абелоне находила некоторое сходство между собой и Софи-Мари ле Бёзве. Обе любили рисовать портреты графикой, пейзажи – гуашью и пастелью, а вот ещё печатал фотографии. Ах, вот ещё! Абелоне, как и Софи-Мари, любила рисовать беснующееся море, шторм и просто спокойную во-ду.
Не найдя ничего нужного, Абелоне хотела убрать альбом, но заметила что на последней стра-нице есть ещё одна фотография. Она перевернула страницу и вскрикнула от испуга, чуть не выро-нив фотоальбом. С фотографии на неё смотрела темноволосая девушка с прямыми волосами. Её глаза были серого цвета, нос был прямым и четко очерченным.  Здесь девушка не была бледной, она была чуть загорелой. На фотографии было написано: «Софи-Мари ле Бёзве. 22.07.1987, 15:42. Г. Париж, ресторан в Эйфелевой башне».
Это была Софи-Мари ле Бёзве. Абелоне видела её. В этом нет никаких сомнений. Боясь оста-ваться одной дома, Абелоне быстро всё прибрала, пулей вылетела из дома и направилась в худо-жественный магазин.

Глава 7.
Сестра Маргарит

Когда Жаклин вышла из дома, ей показалось что стало холоднее. Но небо было таким красивым и ясным, что никак нельзя было подумать, что приближается плохая погода. Дождь не помешает, но только не сейчас. Абелоне придется наспех собирать вещи и прятать свой новый шедевр от до-ждя. Жаклин придётся вернуться домой и искать зонты, запрятанные чёрт знает где!
Но дождь не пошёл. Тем не менее, беспокойно оглядываясь на небо, Жаклин быстрым шагом направилась к монастырю.
Она шла по полю, едва ли не по колено утопая в высокой траве. Это поле напоминает картину Софи-Мари ле Бёзве, которую они нашли на чердаке. Абелоне обязательно пририсует одуванчики к своей картине.
Впереди замаячила церковь, за ней возвышался монастырь. Жаклин обрадовалась, увидев доро-гу. А дорога была такой же, как и во сне – выложенная гранитом.
Жаклин быстро зашагала по дороге. Боясь, чтобы сон не воплотился в реальность, Жаклин ста-ралась не вспоминать его.
Она дошла до монастыря и толкнула тяжёлые двери. В холле стояла монахиня. Её лицо было единственным, что не закрывала чёрная одежда. Лицо монахини было смуглым, глаза тёмные. Она удивленно посмотрела на Жаклин и поздоровалась:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – откликнулась Жаклин, стараясь выглядеть более приветливо. В душе она по-баивалась монахинь.
– Вы пришли принять постриг? – осведомилась монахиня.
– Нет-нет, вы что! – мгновенно перепугалась Жаклин. Вот ещё – постриг! Да ни за какие сокро-вища на планете! – мне нужна сестра Маргарит.
– Сестра Маргарит? – переспросила монашка. – Подождите немного, она сейчас молится.
Монахиня удалилась. Жаклин осталась стоять у двери. Она стала разглядывать иконы. Они бле-стят, так же как и во сне, золотым светом. От стен будто бы исходило какое-то давление, доступ-ное лишь силе мысли, а не силам глаз.
– Вы меня звали? – раздался тоненький голос. Жаклин обернулась перед ней стояла ещё одна монашка с бледным, вытянутым лицом. Глаза были спрятаны за очками.
– Да. Вы – сестра Маргарит? – уточнила Жаклин.
– Да, – подтвердила монашка, – вы хотели помолиться?
– Я… я думаю, что нам нужно поговорить и это займёт немало времени, – нерешительно сказа-ла Жаклин.
– У меня есть время до обеда, – проговорила сестра Маргарит. – Думаю я смогу полностью по-святить его вам. Пройдёмте в сад, у нас там есть специальный уголок для свиданий.
Сестра Маргарит и Жаклин вошли в сад и сели за стол. Монашка внимательно посмотрела на Жаклин.
– Слушаю вас.
– Я не знаю с чего начать, – растерялась Жаклин. – Я надеюсь, вы помните Жана де Монпелье?
– Конечно, – расплылась в улыбке сестра Маргарит. – Как можно его забыть? Он достиг боль-ших успехов.
– Я его сестра, – сказала Жаклин.
Сестра Маргарит подозрительно посмотрела на неё.
– Правда? – спросила она с плохо скрываемым недоверием.
– Да, – кивнула Жаклин. – Меня зовут Жаклин Эжени де Монпелье.
– Но если Жан ваш брат, то вы мало на него похожи, – заявила монашка.
– Да. Я и моя сестра не похожи на Жана, – согласилась Жаклин.
– Ваша сестра? – удивилась сестра Маргарит, – в семье де Монпелье трое детей? Вы всё ещё живете в том доме?
– Да, нас трое.
– Вы живете в том большом доме, который вам продал мужчина из Парижа? – настойчиво по-вторила свой вопрос сестра Маргарит.
– Да, – снова кивнула Жаклин, не понимая, почему монашке это так важно.
– Понятно, – вздохнула сестра Маргарит. – Я не помню вас и вашу сестру, потому что я не кре-стила вас. Вас крестила мать Луиза.
– Я знаю, – отозвалась Жаклин. – но я пришла вот зачем. Мне снился сон будто бы я – это вы и мне, то есть вам, пришла посылка от Софи-Мари ле Бёзве. Но я не открыла коробку и пошла чи-тать молитву. Как вы можете объяснить мне этот сон?
Сестра Маргарит ответила не сразу. Помолчав минуту, она, наконец, ответила:
– Вы знаете Софи-Мари ле Бёзве?
– Я знаю, что наш дом принадлежал раньше ей.
– А больше ничего? Вам не попадалось о ней никаких упоминаний, писем, дневников? – по-следнее слово сестра Маргарит произнесла с большим ударением. 
Жаклин почувствовала огромное напряжение со стороны монахини и заметила, что сама сжа-лась в комок. Сестра Маргарит что-то знает!
– Я слышала, что она уехала в Южную Америку, – уклончиво ответила Жаклин.
– В больше ничего? – упрямо осведомилась сестра Маргарит.
– Нет. А вы что-то знаете? – поинтересовалась Жаклин.
– Софи-Мари ле Бёзве умерла год назад в Бразилии, – проговорила сестра Маргарит. – Она ез-дила в Южную Америку, чтобы рисовать пейзажи Амазонии. И умерла от укуса змеи. Врачи ниче-го не могли сделать. Её мать приходит ко мне каждый день. Сегодня – годовщина смерти Софи-Мари. Её мать только была у меня.
В голове Жаклин резко мелькнуло: она во сне шла читать молитву людям, и с момента смерти их близкого человека минул год.
Но Жаклин промолчала.
– Очень жаль, что она умерла. А вы не знаете, с кем она общалась, дружила?
– Нет, не знаю, – отрезала сестра Маргарит, вставая. – Боюсь, я больше не могу вам ничем по-мочь. Мне нужно идти. Давайте я вас провожу.
Жаклин встала и пошла вслед за ней.

Когда она вернулась домой, то увидела лежащую на комоде в коридоре сумку Абелоне. Значит, сестрёнка уже дома.
– Абелоне, – позвала Жаклин разуваясь.
Никто не ответил. Жаклин собрала все силы и завопила:
– Абелоне!!!
– Ты что орешь? – раздался рядом возмущенный голос Абелоне. Жаклин резко обернулась. Абелоне стояла на пороге и удивленно смотрела на неё.
– Не кричи так Жаклин, – сказала Абелоне, тоже снимая обувь. – Тебя слышно на улице.
– Я звала тебя.
– Но ведь меня дома нет.
– Я увидела сумку и решила что ты дома, – объяснила Жаклин заметив, что Абелоне слишком спокойна.
– Я пришла, положила сумку и пошла  магазин, – ответила Абелоне, показав на пакет который держала в руках.
– Ясно, – протянула Жаклин. – Смотри, какие тучи собираются! – добавила она, взглянув на не-бо.
– Ну и ну! А утром было солнечно и тепло! – присвистнула Абелоне. – Ладно, пошли в зал.
– Рисунок покажешь? – попросила Жаклин.
И тут всё спокойствие Абелоне улетучилось. Она медленно повернулась к Жаклин и посмотре-ла на неё испуганно.
– Жаклин!.. Я ведь видела сегодня… Видела… – пролепетала Абелоне.
– Что ты видела? Что? – встрепенулась Жаклин.
– Жаклин… – с ужасом протянула Абелоне. – Я знаю, я видела её…
– Успокойся Абелоне успокойся! – повелительно сказала Жаклин, положив руку на плечо сест-ры.  – Пойдём на кухню, выпьешь воды…
– Сумка! Рисунок! – воскликнула Абелоне, схватив сумку.
Стуча зубами о стакан, Абелоне поведала Жаклин о своих приключениях.
– Я  нарисовала эти одуванчики как на картине Софи-Мари ле Бёзве, помнишь? И вдруг появи-лась она! Ты представляешь? Я нашла её фотографию и поняла, что и на холме была она! – возбу-жденно говорила Абелоне. – Она спрыгнула с холма… и исчезла! Ты представляешь? Что это бы-ло?
– Может, ревенат ? – предположила Жаклин.
– Ревенант? Разве Софи-Мари…
– Мертва, да, – кивнула Жаклин ошарашенной сестре. – Я ходила к сестре Маргарит. Она мне сказала, что Софи-Мари ле Бёзве умерла год назад в Бразилии.
– Значит, девушка была привидением, – ахнула Абелоне. – Вот это да! Но знаешь, Жаклин, ко-гда она спрыгнула с холма, то нарисованные мной одуванчики исчезли. Всё осталось целым, но одуванчики исчезли.  Смотри!
Абелоне показала рисунок Жаклин.
– Тут есть намёк на то, что были нарисованы одуванчики? – спросила Абелоне.
– Нет, – ответила Жаклин. – Но нарисовано здорово.
– Спасибо. Зачем ты ходила к сестре Маргарит?
Жаклин пересказала свой сон.
– Знаешь, Абелоне, ей что-то известно про дневники и эту троицу. Она спрашивала что мне из-вестно о Софи-Мари не находили ли мы дневников и писем. Когда я спросила, что ей известно о Софи-Мари ле Бёзве, то она сказала про её смерть, а потом тихонько выставила меня. Что ты предлагаешь делать?
– Подождать, когда вернётся Жан, – пожала плечами Абелоне. – И читать дневник. Если бы я могла, я забросила бы его. Но что-то удерживает.
– Зря мы в это влезли, – вздохнула Жаклин. – Но что делать, ты верно говоришь. А пока будем ждать, что будет дальше.

Глава 8.
Жан читает дневник

Жан взял дневник к себе на квартиру. В перерывах между зачётами и подготовкой к экзаменам он читал дневник Жозефа де ла Шатобриана. Пока что с ним не случилось таких приключений как с его сестрами, и он не замечал в дневнике ничего странного и особенного. Ревенанты его не пре-следовали, монахини тоже. И сам Жан предпочитал с этим не заморачиваться. Он просто читал дневник, не вникая в подтекст. На данный момент Жану нужно было вникать в подтекст учебника физики.
Как-то, после того как Жан сдал свой последний зачет и на следующий же день возвращался домой на всё лето, он взял дневник и начал читать с того места где остановился.  Теперь он начал внимательно вчитываться в текст.
«2.09.89. Мои ученики уж успели нахватать плохих оценок. В общем, они плохо себя ведут, и я ставлю «неуды» именно за это. Сегодня я должен дежурить вокруг школы.
К нам в школу устроился работать и Анатоль, мой бывший одноклассник и ухажёр Анаис. Та слишком разошлась в последнее время. Я не отрицаю, что она красива, мила, приятна в общении, но вот так вертеть своими поклонниками! Месяц назад, когда мы собирались всем домом чтобы отпраздновать окончание ремонта, так она собрала вокруг себя всех парней от десяти до пяти-десяти лет! Лишь мои друзья по университету, у которых хватает ума не бегать за такими, си-дели со мной за одним столом и беседовали на всякие интересные темы. А Анаис щебетала без умолку. Благодаря ей практически все девушки сидели одни. Я не позволю, чтобы у меня была та-кая подруга или жена. Всё же Анаис стала слишком распущенной в последнее время.
3.09. В нашей школе есть такая традиция – четвертого сентября делать день самоуправле-ния. Ученики преподают у учеников, учителя у учителей. Расписание у учеников обычное. А у учи-телей директриса сама придумывает. Так нашему классу учителей выдали прекрасное расписа-ние! Биология, математика, французский язык, литература и обществознание. Все предметы, которые я «обожаю»! Я ненавижу гуманитарные предметы, хоть в них преуспел в школе не меньше чем в естественных и точных науках. Я учился на «отлично», был самым умным парнем в школе и в университете и, Слава Богу, остался нормальным, а не забитым умником в очках. Не-смотря на то, что я был отличником, я всё равно умел проводить время весело, как и всё мои сверстники.
4.09. С утра была биология. Мадам ле Мирт-Шампань в своём репертуаре – острит. Вторым уроком был французский зык. И вдруг появилась Анаис! Я сидел в коридоре, а она ходила по кори-дору взад-вперед! Что она тут делала? Ведь она должна быть в университете! Хотел спросить, но тут она начала кокетничать напропалую с каким-то долговязым донжуаном, и я передумал. Мне кажется, Анаис слишком выставляет себя. Скорее даже выставляет себя на посмешище.  И из-за чего?
На обществознании у нас был новый преподаватель. Мадемуазель Ли приехала из Англии, но владеет французским языком великолепно. Это, наверное, потому, что она хоть и англичанка, но французских кровей. Она скромная, спокойная, умеет захватить своим рассказом. Вот такую де-вушку я хотел бы видеть рядом с собой, а не эту вертушку Анаис.
6.09. Получил «отлично» по самостоятельной, которую нам дала на первом уроке мадемуазель Ли. Я уже преподаю физику и химию, но она сегодня нам уже раздала листочки.
Поделился своими опасениями по поводу Анаис с Софи. Софи сказала, что это всё её возраст, а может она просто хочет внимания. А когда я сказал ей о том, что мне начинает нравиться мадемуазель Ли, то Софи-Мари обрадовалась и сказала, чтобы я шёл дальше в отношениях с ней. Софи знает мадемуазель Ли и заявляет мне: эта девушка великолепна. Она сама идеальность! А я даже не знаю полного имени мадемуазель Ли. Софи-Мари обещала мне рассказать о ней боль-ше.
10.09. Ходил в редакцию нашей школьной газеты. Какая ужасная новость – мадам Василевски уволилась. Там новый редактор – но временный.
12.09. В это воскресение было жарко для осеннего дня. Утром сидел дома, а потом не вытер-пел, позвал весь педколлектив на пляж. Тем более у мадам Сен-Рубе сегодня день рождения. Пле-скались, плавали, играли в волейбол. Мадемуазель Ли зовут Анна. Она сегодня была не так скром-на и стеснительна как на уроке и в школе. Наоборот, она стала более общительной и очень хо-рошо играет в волейбол.
Потом мы ходили в гости к мадам Сен-Рубе. Она оказывается, и так собиралась пригласить всех нас, да я опередил её. Веселились от души, а я больше всего играл с кошкой именницы.
К вечеру подошла Анна. Она уходила, чтобы приготовиться к празднику ну и за подарком ма-дам Сен-Рубе. Она очень обрадовалась, когда увидела кошку и играла с ней почти всё время. Да и она понравилась кошке. Кошка сидела на коленях Анны, совсем забыв про меня. А потом уже Сен-Рубе объявила танцы, и я станцевал с Анной два или три вальса, одну кадриль и танго».


Глава 9.
Анаис или Жаклин?

Жаклин немного боялась взять дневник. Она боялась увидеть ревенанта, как Абелоне. Но ведь Анаис жива – поэтому бояться нечего!
Но от Жаклин не ускользнула история любви Анаис к Жозефу – однажды Жаклин была так же без памяти влюблена в своего одноклассника Маркуса. Она писала стихи, рассказы, что-то пела – выплескивала эмоции таким образом. Так Анаис прибегала к тому же. На страницах своего днев-ника она чувствовала то же самое что и Жаклин в свои четырнадцать лет.
«4.09. Как мне плохо! Жозеф, похоже, совсем отстранился от меня. Похоже я совсем не вызы-ваю в нём ревности. Я сегодня прогуляла университет, чтобы придти в школу к Жозефу и уви-деть его хоть одним глазком! А он посмотрел на меня, как будто недоволен, что я здесь. Тогда я поймала какого-то мальчонку и начала болтать с ним. Этот паренек был ничего – он из той же породы что и я. В коридоре стояла девушка, которая ему нравится, и он пытается вызвать в ней ревность, общаясь со всеми девчонками подряд. Но Жозеф всё равно не подошёл ко мне! Вот чёрт!
5.09. Меня выговаривали в университете. Но я знала, что не просто так ушла. Соврала, что мне было очень плохо, и я хотела уйти домой. Меня тут же простили.
6.09. Мне ещё хуже. И во всём виноват Жозеф! Что такое? Похоже, это надолго. И что са-мое плохое – я не могу написать хотя бы стих, чтобы вылить все накопившиеся эмоции. На серд-це как будто лежит простыня. Я обещаю себе – забуду про Жозефа, буду видеть его как можно меньше, погружусь с головой в учебу! Какое там! Боже мой! Только я увижу его вечером, когда мы втроём встречаемся и разговариваем о прошедшем дне, сердце моё начинает колотиться, и того гляди выпрыгнет. Меня пару раз хватал сердечный приступ! Жозеф очень беспокоился, а Софи даже хотела вызвать «скорую помощь», но я сказала, что всё в порядке и выпила таблет-ку.
Всегда так – только увидишь его, того, кого любишь – и тут же меняешься. Хохочешь, гово-ришь о чём-то, щебечешь, хлопаешь ресницами – а он сидит напротив тебя и не удостоит даже взглядом!
10.09. Ох, сегодня мы собирались у Жозефа. Но он пригласил и ещё других своих друзей. Я сна-чала обрадовалась – вот, снова применю свою тактику, но когда увидела, как Жозеф смотрит на меня, окруженную поклонниками, и что-то шепчет Софи-Мари, то поняла, что не должна так делать. Жозефу не нравится моё поведение, не нравится моя распущенность. Он кричал мне ещё – «Вертихвостка! Анаис, е верти хвостом! И так все коло тебя! Ах ты вертихвостка! Скорее горихвостка-вертихвостка!». И я распустила всех своих поклонников и сидела весь вечер одна на диване с больным сердцем.
11.09.   Неужели Анатоль от меня не отстанет?
После столовой иду в кабинет. Но кабинет закрыт. Рядом топчутся Анатоль и его лучший друг Роберт. Анатоль посмотрел на меня, а я надменно отвернулась.
В коридоре проходила мимо него. Анатоль скорчил мне какую-то рожицу.
Почему-то его образ у меня из головы вечно улетучивается! Да ну его! Жозеф – вот он никогда не улетучится из моей головы!
12.09. Анатоль, Анатоль… Вот заварила я кашу! Он меня-то любит, бедный! А мне плевать на него! Ну и дура я! Он месяц по мне сохнет! Бедняжка! Сегодня улыбался мне на лестнице. А я… Надменно смотрю на него и думаю: «Да отстань ты!».
13.09. Я смотрела фильм «Огни большого города», потом поиграла в какую-то глупую игрушку, найденную за шкафом.
14.09. Джули, у которой я увела Анатоля, спросила меня:
– Что ты всем про меня стучишь?
Я обомлела от такой наглости:
– Я не стучу, с чего ты взяла?
– Стучишь, мне все говорят, что это ты.
Мне очень хотелось её ударить.
– Я не стучу.
Потом Джули подошла ко мне и спросила:
– Если это не ты, то кто?
– Не знаю, – злым голосом отозвалась я.
Про этот случай я рассказала моей подруге Синклар. Она возмутилась и тут же спросила у Надин:
– Тебе Анаис рассказывала что-нибудь про Джули?
– Нет, а что?
Синклар изложила ситуацию.
– Может, просто подойти к ней и спросить? – предложила я.
– Не надо, подумает, что ты ходишь ко мне жаловаться.  Наверное, она про Анатоля.
– Нет, она ничего про Анатоля не знает. Она обращается со мной нормально, зазнается, ко-нечно. Но если бы она всё знала, то я давно лежала в могиле со своей бабушкой.
– Анаис, не обращай на неё внимания, – сказала Надин, погладив меня по руке. – Пошлите в столовую…
– Я не могу мне на курсы…
– Ну ладно тогда. До встречи!
16.09. Синклар снова подняла этот случай.
- Я разговаривала об этом с Анжел, и она сказала, что Джули на всех так бросается.
Скоро день рождения Жозефа. Я не знаю, что ему подарить…


Глава 10.
Художница

Абелоне тоже боялась читать дневник. Она собралась, и, стараясь не вслушиваться в тишину начала читать, но когда ей стало совсем страшно и пугливо она начала читать вслух. Голос её на-растал, и вот она едва ли не кричала. Как только она не разбудила всех! Абелоне понизила голос до шёпота.
«1.09. Ну вот, я теперь первокурсница Тулузского университета! Жозеф и Анаис поздравляли меня и подарили огромный холст. Сказали, чтобы я потратила его на свою дипломную работу. Нет, я напишу на нём картину и подарю её Жозефу на день рождения – очень надеюсь, что к 22 сентября успею.
2.09. Первый день в университете. Знакомилась с однокурсниками. Ко мне тут же расположи-лись Синклар Крони и Пьер ле Адденд. Пьер – это нечто особенное. Он совсем не выглядит на семнадцать лет – скорее на двенадцать. Я узнала, что он из небогатой семьи и живёт с одной мамой и бабушкой. Но Пьер не очень и худой – но он не толстый. У него тоненький голос, немного похожий на девичий, и глаза словно придавлены веками. Но он очень хорошо рисует. Когда я уви-дела его картины маслом, то так и ахнула.
Завтрашний день я собираюсь полностью посвятить рисованию. Но из-за учебника биологии, который нужно найти для Жозефа (в их школе не хватает учебников биологии) время будет по-трачено. Да чтоб пропала эта биология! 
3.09. Не получился день полный рисования. Сначала я искала эту проклятую биологию, а потом лишь села рисовать. Подарок Жозефу пока сохнет, я рисовала мать с ребенком. Легла за двена-дцать, но картину нужно показать мадам Эрле, моей преподавательнице. Она кстати в миллион раз лучше мадам Эмиль!
4.09. Пьер изо всех сил помогал мне в работе. Я поносилась сегодня с новыми друзьями от ду-ши. А нас напало детство, и мы играли в прятки во время обеденного перерыва.
Пьер мне всё исправляет, Дэви смеется, а Пьер оправдывается. Звал меня в прятки играть. Я два раза пряталась под лестницей и скажу что это надежное укрытие. Мы всей гурьбой прята-лись в кладовке и в пустом кабинете.
6.09. Какой день! С Синклар ходили в небольшой ресторанчик, где пропадают выпечку. Объе-лись, несмотря на то, что можем очень растолстеть!
7.09. Нарисовала шедевр – портрет Вивьен Ли. Великая актриса, «унесенная ветром».
8.09. Я ночью рисовала три портрета гуашью. Но они получились ужасными! Но этот ужас возместился шедевровым портретом Жозефа! Он читал биологию, а я тихонько его зарисовала. И получилось ОЧЕНЬ ХОРОШО!!! Я рисовала чисто из интереса, сомневаясь в том, что у меня что-то получится. Не знаю, что этому способствовало, но получился ШЕДЕВР!!! Как настоя-щий! Попробовала нарисовать ещё раз, но тут уже не вышло.
9.09. А попробовала нарисовать ещё раз, так получилось плохо! 
11.09. В университете я теперь имею немало друзей. Дэви, Эллин, Дайания, Адель, с которыми я училась в школе, Пьер, Синклар… Двое последних уговаривали нарисовать меня портрет Вивьен Ли. Хи-хи, что-то тут нечисто…
12.09. Я узнала сегодня одну важную истину. Классическая музыка завораживает!
Ах, эти скрипки, фортепиано, трубы! Как, оказывается, мне нравится классическая музыка! Но любая музыка «настоящих» инструментов, а не всяких там синтезаторов, звучит красиво.
Утром я проснулась от будильника, который забыла выключить на воскресение. Попыталась спрятаться от него под одеялом и в итоге не очень хорошо поспала. Папа и мама пошли гулять в лесу, а я прохлаждалась в одиночестве. Потом я начала выполнять домашнее задание. Пришла Синклар. Потом я пошла на базар и снова к Синклар. Посидела у неё нашли какую-то настольную игру и сидели, забавлялись.
13.09. Мне остается ещё половина картины. Это такая великолепная картина! Даже себе хо-чу оставить!


Глава 11.
Что-то общее

Снова настало воскресение. Жан пришёл поздно вечером в субботу, бледный, худо. Он, нако-нец, сдал все зачеты. Но бледным и худым он был оттого, что слишком усердно готовился. Вооб-ще Жан запоминает все билеты практически с первого раза и даже если его разбудить ночью, то он расскажет всё без запинки.
Утром за завтраком царила какая-то напряжённая атмосфера. Родители были обеспокоены со-стоянием Жана – он «слишком загонял себя с этой учёбой». Отец посоветовал Жану побыть на свежем воздухе, порисовать, побегать – но никакой физики и математики хотя бы недели две.
Попрощавшись, родители ушли к тёте Люсьен, как в прошлое, злополучное воскресение.
Сестры и брат тут собрались в одну кучу.
– Ну, Жан, выкладывай, – пытливо сказала Жаклин. – Такой вид у тебя не от зачёта, а от днев-ника. Я угадала?
– Угадала, – кивнул Жан. – А потому всем нужно пойти и подышать свежим воздухом!
– Сходим, сходим, – ответила Жаклин. – Только я чувствую, что нам есть о чём рассказать друг другу. Рассказывай.
– Со мной ничего ужасного не случилось, – начал Жан. – А вот вы точно встревожены. Расска-зывайте, что случилось.
Жаклин хотела было возразить, но Абелоне опередила её:
– Я видела ревенанта, а сестра Маргарит, кажется, связана с этой историей.
Жан вытаращил глаза.
– Да ты что! Ты шутишь сестрёнка!
– Нет, – покачала головой Абелоне. – В понедельник я рисовала на холме. Вот здесь я нарисо-вала одуванчики, – Абелоне показала на зеленое поле в пейзаже, который повесили в кухне. – А потом появилась Софи-Мари ле Бёзве. Она спрыгнула с холма и исчезла. А потом исчезли нарисо-ванные мной одуванчики.
– Они не нарисованы тобой, – возразила Жаклин. – Они уже кем-то были нарисованы, а ты на-гло их спёрла.
– При чём здесь сестра Маргарит? Она часто появлялась у нас дома, но чтобы быть связанной с дневниками… – Жан покачал головой.
– Может, она не связана, – пожала плечами Жаклин. – Но уж очень она стала волноваться, ко-гда я спросила её о Софи-Мари.
– Я бы завязала с этой чепухой, – сказала Абелоне. – Но вы, наверное, почувствовали, что эти дневники затягивают? Что если бы отнесли их обратно, то потом всё равно вернулись бы?
– Я уверен, что поступил бы так, – согласился Жан.
– И я бы вернулась за ними, – вздохнула Жаклин.
– Давайте-ка всё обобщим, – предложил Жан. – Как я понимаю, Жозеф де ла Шатобриан, Софи-Мари ле Бёзве и Анаис, полного имени которой мы не знаем, дружили.
– Но Анаис была влюблена в Жозефа, – вставила Жаклин.
– Да, – кивнул Жан. – Потому что Жозеф сам упоминает: «Анаис смотрит на меня влюбленны-ми глазами». Дальше. Жозеф описал в дневнике праздник, после которого между ним и Анаис всё разладилось.
– Когда был этот праздник? – спросила Жаклин.
– Двадцать второе сентября, – ответил Жан.
– Последняя запись в дневнике Анаис – двадцать пятое октября, – сказала Жаклин. – Она пи-шет, что Софи-Мари принесла дневники ей и после молитвы Анаис отнесет их домой к Жозефу.
– Наверное Анаис отнесла дневники сестре Маргарит. В моём сне монашке пришла посылка от Софи, – проговорила Жаклин. – Может быть так, чтобы Анаис тут же отправила дневники сестре Маргарит, не подписывая своё имя?
– Может, – согласилась Абелоне. – обиделась и тут же отправила сестре Маргарит. А потом уе-хала или ещё что… Из-за чего они  поссорились?
– Жозеф сообщил о своей помолвке, – ответил Жан. – Анаис возмутилась, Софи стала ей что-то втолковывать… В общем они поссорились.
– Всё понятно, – вздохнула Абелоне. – эти дневники заколдовали, чтобы кто-то разобрался в этой истории.
– Ага, – с вздохом кивнул Жан. – Не нужно было лезть на чердак.
– Чему быть того не миновать, – отрезала Жаклин. – Если бы кто-то другой жил бы здесь и на-шёл дневники, он бы сейчас тоже ломал бы над этим голову. А так… Мы избавили от этого других людей.
– Какая забота! – усмехнулся Жан.
– А я заметила, что Софи-Мари чем-то похожа на меня, – вдруг сказала Абелоне. Жан и Жаклин посмотрели на неё с интересом.
– И чем же? – поинтересовался Жан.
– Ну, например, Софи-Мари часто рисовала воду, – неуверенно ответила Абелоне.
– И? все художники рисуют воду. Айвазовский, например, был маринистом и тоже рисовал во-ду и море, но это не значит что ты и Айвазовский похожи! – скептически воскликнула Жаклин.
– Но Софи-Мари рисовала портреты карандашом и только карандашом, – давя голосом на по-следние слова, сказала Абелоне. – А ещё она любила пастель и не очень любит масло – никого не напоминает? Когда она рисует гуашью, то часто прибегает к пуантилизму . А ещё у неё неакку-ратно получалась роспись на доске.
– Слушайте! – вдруг ахнула Жаклин. – А ведь и Анаис похожа на меня! Помните Маркуса? Так и она безумно была влюблена в Жозефа! В дневнике она пишет о том, сколько поклонников нало-вила, чтобы заставить ревновать Жозефа.
– Да уж, Жаклин, это так на тебя похоже, – протянула Абелоне.
– И Жозеф называл Анаис вертихвосткой, – прошептала Жаклин. – Боже мой…
– А Жозеф очень хорошо учится в школе, – упавшим голосом сказал Жан. – Он был круглым отличником, поступил на факультет физики, химии и автоматики… Где сейчас учусь я…
Последовало гнетущее молчание, нарушаемое гулом газонокосилки на соседнем дворе. Кто в такую погоду – на небо набегают тучи! – ходит с газонокосилкой!
– Похоже, мы взяли дневники тех, на кого мы похожи, – высказала приговор Абелоне. – Но эти дневники привязали нас к себе и мы не можем оторваться от них. По-моему с нами что-то случит-ся.
– Я свой дневник дочитал, – развёл руками Жан. – И как видишь со мной всё в порядке.
– Конечно! А что худой такой?
– Я тоже дочитала дневник, – сообщила Жаклин.  – Но я тоже живая.
– Значит, когда я дочитаю дневник, что-то обязательно случится, – подытожила Абелоне.
– Абелоне, не дочитывай его! – взмолилась Жаклин.
– Нет, чем быстрее мы разберёмся с этим делом, тем лучше, – возразил Жан. – Давайте искать дальше. Искать что-то связанное с дневниками, письма, например. Но искать не только на чердаке, но и по всему дому.
– А если придут мама и папа и поймают нас за этим делом? – испугалась Абелоне.
– Мы будем смотреть в окно, – успокоил её Жан. – А когда они придут, возьмём ведра и скажем что убираемся и спровадим куда-нибудь!
– Всё равно поторопимся, – посоветовал Жан, вставая. – Как никак, а время идёт.

Глава 12.
Новые открытия

Абелоне взяла на себя спальню родителей. Ворошить их вещи она не стала, искала за шкафами, под кроватью, даже пробовала подковырнуть линолеум. Писем не нашлось.
Жан искал в гостиной. Ему попалась упавшая за диван старая книжка со сказками Шарля Пер-ро, изорванная и переклеенная. Потом Жан смотрел под коврами, тоже искал за шкафами. Но тут он увидел воткнутую в плинтус тонкую книжку за одним из шкафов. Жану ничего не стоило уви-деть эту книжонку, но как её вытащить оттуда? Жан огляделся в поисках какой-нибудь длинной палки. Вот! Искусственные подсолнухи! Жан снял голову цветка со стебля, а сам стебель просу-нул между шкафом и стеной, подцепил книжку и подтолкнул её к себе. Книжка поддалась. Жан толкал её к себе и наконец книжка выпала. Жан схватил её и перелистал.  Это же тоненький сбор-ник стихов Джорджа Гордона Байрона! Ну и стоило его вытаскивать? Хотя нет… Жан заметил, что некоторые буквы и слоги обведены. Жан открыл первую страницу и начал листать. «Я, «лю»,  «б», «лю»…
Жан захлопнул книжку. Это его отец подарил книгу матери, зашифровав таким образом при-знание в любви. Книга ведь 1990 года.
Жаклин искала в своей комнате. Она начала разыскивать в первую очередь под линолеумом. Когда делали ремонт, старый линолеум оставили и на него положили новый. Но в комнате Жак-лин линолеум не был приклеен. Он был как-то закреплен под плинтус. При желании можно было его убрать собственноручно без особого труда. Жаклин вытащила линолеум, закатала его в конец комнаты. Ничего.
– Что у вас? – спросила Абелоне, когда они встретились в холле.
– Ничего, – развела руками Жаклин. – Я искала у себя.
– Я у родителей. Там тоже ничего нет.
– Я нашёл только вот это, – Жан показал завернутую в трубку книгу стихов Байрона. – Но тут папа писал маме. Гляньте.
Сестры рассмеялись, прочитав послание.
– Ладно, нам не до Байрона, – сказала Жаклин со смехом. – Пошлите в библиотеку.
– Да, Жозеф любил библиотеку! Почему бы ему не спрятать там письмо! – воскликнул Жан.
– Софи-Мари тоже любила читать, – добавила Абелоне. – Она читала книги всё свободное вре-мя от учёбы, сна и рисования время.
– Анаис не любит книги, – вставила Жаклин. – Как и я.
– Жозеф лучше отзывается о Софи-Мари, чем об Анаис, – произнёс Жан.
– Как и мы, – кивнула Абелоне.
– Да! – воскликнула Жаклин. – Только я тебя, Жан, не люблю!
– Как это? – удивилась Абелоне.
– То есть люблю, но как брата, – поправилась Жаклин. – У Анаис и Жозефа мало общих инте-ресов, как и у меня с Жаном, а Софи-Мари и Жозефа как раз объединяли общие увлечения. Верно?
– Верно, – подтвердил Жан. – Всем нам досталось по роли.
– Я надеюсь, что ты не собираешься умирать рано как Софи-Мари, – обратилась Жаклин к Абе-лоне.
– Вот ещё! – возмутилась Абелоне.  – Мне и пятнадцати нет!
– Хватит пререкаться! – воскликнул Жан. – Идём в библиотеку!
При виде книг все трое сникли.
– Сколько книг! – ужаснулась Жаклин. – Не можем же мы все книги смотреть! У нас не хватит времени!
– Может, поискать за шкафами? – предложила Абелоне.
– А если там не будет? – вскричала Жаклин. – Я скорее оставлю всё как есть, чем смотреть все эти книги.
– Жаклин, примени логику! – сказал Жан. – Все книги Софи-Мари или Жозефа на чердаке! Здесь только наши книги! И то когда в библиотеку ввозили новую мебель, старые тетради и пись-ма по-вы-ки-ды-ва-ли!
– Тогда пошли на чердак, – тоном приговоренного к смерти, сказала Абелоне.
На чердаке ничего не изменилось. Жаклин быстро нашла коробку с письмами.
– Ищите, читайте, – говорила она, торопливо раздавая письма.
Жан открыл конверт.
– Это от Жозефа к Софи-Мари, – сказал он.
– Читай! – сказала Жаклин.
– «Привет, Софи! Как ты на новом месте? Наверное, там в Рио-де-Жанейро ужасная суета с но-тариусами и гражданством…», – Жан просмотрел письмо дальше, – это письмо – январь девяно-стого года! Жозеф уже уехал в Париж, а Софи-Мари в Южную Америку…
– Наверное, Анаис принесла, – предположила Абелоне. – Хотя нет… Оно же не отправленное!
– Это старые письма, – сказала Жаклин, раскидывая другие конверты. – Вот это письмо из Египта… Датировано восемьдесят пятым годом. Это из Англии, восемьдесят шестой год. Нет, здесь есть только одно неотправленное письмо от Жозефа.
– Что ему помешало? – задумалась Абелоне.
– Может, опять постаралась Анаис? – допустил Жан.
– Скорее всего, – согласилась Жаклин. – А возможно, он просто передумал ей писать и оставил конверт здесь. О Софи можно сказать, что она много путешествовала. Сколько ей лет?
– В дневнике – восемнадцать, – ответила Абелоне. – Значит, она умерла, когда ей не было и со-рока?
– Анаис и Жозефу сейчас по сорок, – проговорил Жан.
– Нам не нужен их возраст! – воскликнула Жаклин. – Ищите ещё что-нибудь!
Они начали открывать коробки, вытаскивать оттуда книги, картины и письма. Но эти письма не имели ничего общего ни с Жозефом, ни с Анаис.
– Смотрите! – закричала вдруг Абелоне. Жан и Жаклин побросали коробки и побежали к сест-ре.
Абелоне держала в руках небольшую фотографию в рамке.
– Это… это… – лепетала она, – это сестра Маргарит и Софи-Мари ле Бёзве…
На фотографии на фоне монастыря стояли две молодые девушки – одна из них была Софи-Мари, а другая была монахиня. Она была почти неузнаваема, но некоторые черты легко давали распознать сестру Маргарит, с которой Жаклин разговаривала неделю назад.

Глава 13.
Трое из прошлого

Жаклин где-то слышала, что вода успокаивает. Поэтому утром понедельника она отправилась с подругой по имени Бланш на пляж. Жан и Абелоне остались дома.
Бланш ждала Жаклин у дома.
– Ты так долго собираешься! – воскликнула Бланш. – Я устала ждать!
Бланш появится в нашей истории только один раз, о ней почти нечего и говорить. Она такая же как и Жаклин: ветреная, переменчивая, но… жизнерадостная. Она была одета в белую майку, си-ние шорты, длинные, тёмно-русые волосы собраны в конский хвост, в руках сумка желтовато-зеленого цвета, на глазах тёмные очки.
– Потерпишь, – усмехнулась Жаклин.
Солнце палило, нагревая голову. Жаклин пожалела, что не взяла головной убор.
– О, ужас! – воскликнула Бланш. – Весь пляж переполнен!
Жаклин посмотрела на пляж и присвистнула.
– Да… Ну и куда мы?
– Пошли туда! – показала Бланш на другой берег.
– Но ведь это далеко! И там ракушек полно, – поморщилась Жаклин.
– Ну что же ты! Я знаю места, где нет ракушек! – Бланш потянула Жаклин за собой.
Через пятнадцать минут они достигли другого берега. Жаклин увидела, что здесь есть вышка. Она захотела спрыгнуть оттуда.
– Спрыгнешь, если голова не закружится, – усмехнулась Бланш.
– Я сейчас залезу туда и посмотрю можно ли оттуда прыгать, – сказала Жаклин, отдавая свою сумку подруге.
Жаклин вошла в воду и доплыла до вышки. Вышка находилась далеко, но не так чтобы очень, да и высотой тоже не отличалась – метр, может два. Ведь это не бассейн!
Жаклин быстро забралась на вышку. Она встала на самый край и посмотрела на воду. В её от-ражении она увидела себя. Какая любопытная смотрит на неё физиономия! Жаклин наклонилась ещё ниже, почти свисая с вышки, как подул сильный ветер. Она не удержалась и свалилась в воду.
Здесь была приличная глубина. Жаклин вынырнула, как вдруг увидела какую-то незнакомку. Она была блондинкой, лицо её было бледно, а глаза смотрели злобно. Блондинка схватила Жаклин за шею и начала душить, опуская в воду.
Жаклин едва успела крикнуть: «Бланш!» и вцепилась в худощавые руки блондинки. Какая в них была сила! Она пыталась оцепить девушку, но та схватила её мертвой хваткой и попыталась окунуть в воду. Жаклин глубоко вдохнула и под водой изо всех сил начала сопротивляться блон-динке. Внезапно хватка на шее ослабла. Воспользовавшись этим, Жаклин вынырнула наверх. Блондинки не было, а Бланш держала её за руки и тащила к берегу.
– Бланш, Бланш! – закричала Жаклин.
– Тихо! Плыви! – зашипела Бланш.
Бланш вытащила подругу на берег.
– Ты зачем к краю вышки полезла? – воскликнула она. – Ты же умеешь плавать! А чего стала тонуть?
– Меня топили! – зло отозвалась Жаклин. – блондинка какая-то!
Бланш удивленно посмотрела на Жаклин.
– У тебя галлюцинации, – заявила она. – Я не видела никакой блондинки.
– А я видела! – возразила Жаклин.
Бланш посмотрела на подругу с сомнением.
– Жаклин иди лучше домой, – посоветовала она.

Жан решал физику. Это была уже какая задача – тридцатая или вовсе пятидесятая. Несмотря на то, что ему запретили решать упражнения, Жан тайком взял задачник и, пользуясь отсутствием родителей, начал решать. Сначала у него всё шло хорошо, а затем Жан начала сбиваться – то у не-го неправильно получался ответ, то калькулятор начинал барахлить, то он и вовсе измерял работу в паскалях.
«Похоже, мне и в самом деле не помешает отдохнуть от цифр», – подумал Жан, протирая глаза.
Тут калькулятор странно  пикнул. Жан взял его. Ничего с ним не случилось. Так отчего же он так пикнул? Жан начал решать следующую задачу. Решал, решал, и вот когда пришло время всё делить и сокращать, калькулятор перестал работать. Он отказывался набирать некоторые цифры. Жан тыкал на кнопки, тыкал с такой силой что некоторые и вовсе повылезали. Тогда он стал на-жимать на те, которые калькулятор соблаговолил набирать. И вот вычисление пошло! и ответ в конце задачника совпал! Тогда Жан начал решать в уме задачу с теми цифрами, которые не наби-рались на калькуляторе. И получилась абракадабра какая-то. Ну и что это за чудо-калькулятор?

Абелоне снова отправилась на пленер, на этот раз она залезла на крышу дома. Это вряд ли можно было назвать пленером, но ведь на воздухе, на природе.
С крыши были видны три дома, соседствовавшие с домом де Монпелье. Эти дома стояли в ряд отделённые друг от друга несколькими метров. Перед двумя последними домами был небольшой холм, метр в высоту. Когда Абелоне шла на пленер в первый день лета, она перелезала через этот холм, шла вдоль елового леса, и в двух километрах от этого холма был другой большой холм, с которого открывался вид на поле и монастырь.
Сегодня Абелоне сидела на крыше с гуашью и большим листом. Не очень удобно сидеть, но можно. Пока Жан решает физику она порисует.
Через пару часов она уже сделала весь рисунок, как кто-то наклонился сзади к её плечу. Абело-не усмехнулась про себя. Жан, значит, решил свои задачи и решил придти на крышу, чтобы напу-гать её сзади. Абелоне уже собралась язвительно сообщить Жану, что заметила его, как подумала: Жан никогда не подойдёт сзади и не напугает тем более на крыше!
Абелоне резко обернулась и увидела… Софи-Мари ле Бёзве. Такую же, как на холме! Но Софи-Мари выглядела очень приветливой. Она улыбнулась Абелоне и, указав на два дома на рисунке стоявших напротив елового леса, сказала:
– По-моему здесь нужно добавить побольше цветов и выделить балконы с окнами.
Абелоне смотрела на девушку во все глаза и вскочила, совсем забыв, что находится на крыше. А крыша-то не плоская! Абелоне покатилась по скату крыши, проскользнула по стеклу окна вто-рого этажа и зацепилась за ставень. Но ставень под её тяжестью начал прогибаться. Ещё немного и он обломается! Абелоне набрала как можно больше воздуха в легкие и завопила во всю глотку:
– Жа-ан!!!
Через несколько секунд из дома выбежал Жан.
– Абелоне?! – вопросительно и испуганно закричал Жан.
– Не стой на месте, беги на второй этаж! – заорала Абелоне. – Ставень вот-вот обломится!
Жан бросился обратно в дом. Спустя полминуты, он открыл окно, под которым висела Абело-не, и схватил сестру за запястья. Абелоне оперлась ногами о стену и Жан, подняв сестру на руки, перенёс её в комнату.
– Ты свалилась с крыши? Куда ты смотрела?! – начал возмущаться Жан, посадив дрожащую Абелоне в кресло. Они сидели в комнате для гостей.
– Я снова видела Софи-Мари! – выпалила Абелоне, облизнув пересохшие губы.
– Что? – недоверчиво переспросил Жан.
– Да! Я опять видела ревенанта! Только на этот раз Софи выглядела более дружелюбной и ска-зала, что стоит выделить балконы на рисунке. Я испугалась, скатилась с крыши…
– Абелоне! – воскликнул Жан. – А у меня не работал калькулятор! Он набирал только не циф-ры, которые подходят для решения задачи! А у меня совсем не получалось ничего на последних задачах!
– Опять!.. – простонала Абелоне. – Давай сходим на крышу и соберем мои вещи.

– Да, рисунок испорчен, – с сожалением протянул Жан, разглядывая листок, облитый водой. – Подсохнет, можно будет его доделать.
– Этот ревенант… – с возмущением начала Абелоне. – эта Софи-Мари ле Безве… меня чуть не убила!
– Они нам мстят за дневники, – сказал Жан. – Поэтому дочитывай свой дневник быстрее. Мо-жет они успокоятся. И отчего мой калькулятор так себя повёл? Может, Жозеф? Но неужели и он умер?
– Может, умер, – пожала плечами Абелоне. – только отвязаться они от нас никак не могут.
Внизу хлопнула дверь. Жан и Абелоне переглянулись и, одновременно вскрикнув: «Жаклин?!», кинулись вниз.
Жаклин стояла в коридоре, мокрая с головы до пят.
– Что случилось? – воскликнула Абелоне.
– Меня пыталась утопить какая-то блондинка! – ответила Жаклин возмущенным голосом. – А потом эта блондинка куда-то исчезла!
– Водяная? – удивилась Абелоне.
– Нет! – возразила Жаклин. – это была живая девушка!
– Ты говоришь, она исчезла? – переспросил Жан.
– Да! Исчезла, как будто её и не было! А Бланш никого не видела! Она сказала, что видела, как я упала с вышки из-за сильного ветра и потом скрылась под водой. Бланш меня вытащила и сказа-ла, что никого не видела.
– Очаровательно! – взмахнула руками Абелоне. – Нас пытаются убить ревенанты!
– Что? – удивленно протянула Жаклин.
Жан и Абелоне коротко пересказали падение с крыши.
– Вот чёрт, – ругнулась Жаклин. – Но делать нечего. Придётся довести эту катавасию до конца.

Глава 14.
А.А.Р.

«24.10. Сегодня я поехала в Тулузу. Жозеф просил меня найти Анаис и отдать дневники мона-хине, чтобы та прочитала над ними молитву.
Как мне было приятно приехать в родной город! Много нового появилось здесь! Парки, дома, магазинчики! Я проходила мимо своего дома, теперь уже Жозеф продал его кому-то другому.
Появилось много новых садов, клумб, красивых деревьев. Кто-то посадил прямо во дворе своего дома яблоню и апельсин! А цены на экскурсии и туры по Франции возросли почти вдвое. Жаль, но в Париже цены больше. Всё-таки я иногда думаю, какой город лучше – Париж или Тулуза? А люб-лю оба эти города, они дороги моему сердцу одинаково. Но я родилась и выросла в Тулузе, а в Па-риже я лишь начала делать свою карьеру. Один город научил меня жить, другой – делать карье-ру. Но с Тулузой связано очень много воспоминаний! Пока что Париж не принёс мне ничего запо-минающегося. Разве что я еду в Южную Америку, ведь я победила конкурс. Из-за размолвки меж-ду нами тремя я решила остаться в Бразилии. У меня будет три родных города – Рио-де-Жанейро, Париж и Тулуза. Жозеф обещал мне писать письма, а Анаис всё на него дуется. Мне она ничего не говорит, но на письма она отвечает, в телефонных разговорах груба и резка. Она расстроена, а ведь привыкла, что все стелятся к её ногам. Помолвка Жозефа – это серьёзный удар по её гордыни.
 Пришла в монастырь и отдала дневники А.А.Р.».
Абелоне опустила дневник. Что такое? В этой истории фигурирует ещё и какая-то А.А.Р.?

Глава 15.
Где Жан?

После бесплодных поисков информации об А.А.Р, все вернулись домой. Ни в библиотеках, ни у сестры Маргарит ничего выведать не удалось. И Жаклин предложила оставить эти поиски. Сле-дующим же утром было решено отнести дневники на чердак пока толпы злобных ревенантов не придут снова.
Перед сном Жан снова начал читать дневник. Может, там всё же есть упоминание об А.А.Р.? может, он что-то пропустил?
Страница за страницей, ну совсем ничего! Этот чужой дневник, чужой почерк, чужая жизнь! Ничего не понятно, ничего не ясно! Да и буквы тут расплываются… Жан поморгал. В чём дело? Отчего всё плывёт и выглядит так мутно? Жан вскочил. У него закружилась голова, и он снова лёг. Так, глаза ничего не видят, голова болит, а ноги даже не чувствуются. Жан глубоко вдохнул и зажмурился. А когда открыл глаза, всё стало проясняться. Но вместо полутёмной комнаты, осве-щенной светильником, Жан увидел какую-то комнату украшенную в розовых цветах. Жан снова заморгал. Это была не его комната. Это был какой-то ресторан. Жан огляделся и вдруг почувство-вал, что сидит на стуле за столом. В руках вдруг оказался журнал «Paris Match» .  Глаза по-прежнему плохо видели, но Жан слышал женский голос. Видимо перед ним сидит девушка. Странно. Журнал виден, всё остальное нет.
– Всё же, как ты можешь оставаться в Париже? – спрашивала девушка, которой Жан не видел. – Мне нравится Париж, но я приеду сюда к тебе на Рождество. В Тулузе меня ждут неотложные де-ла. Мне ещё надо окончить университет… Но я думаю, что уже через год буду здесь жить с тобой.
Внезапно в глазах всё прояснилось. Жан видел всё. Он сидел за столом в классическом костюме серого цвета. Шею стягивал галстук. Напротив Жана сидела загорелая блондинка с прямыми во-лосами. Глаза были большие, а нос тонкий, но это не портило лица девушки – наоборот, придава-ло особую красоту.
– Жозеф, ну чего ты молчишь? – воскликнула блондинка. Жан вздрогнул.
– Я сейчас приду, – выдавил он и быстро вышел из-за стола и направился, чуть ли не бегом, в уборочную комнату.
Там Жан посмотрел на себя в зеркало. Ну и ну! На него смотрел молодой мужчина лет двадцати пяти, с длинными светлыми волосами даже можно сказать – средне-серыми, светло-серыми глаза-ми, чуть прищуренными. Подбородок был приподнят к верху, на нём было немного щетины.
– Жозеф де ла Шатобриан, – вздохнул Жан. – вот чёрт.
Он отвернулся, а потом снова посмотрел в зеркало и вскрикнул. Перед ним стоял тот мужчина, которого он увидел в зеркале! А сейчас Жан отражался в зеркале собой!
Мужчина подскочил и, окинув Жана недоумевающим взглядом, спросил:
– Что в так кричите?
Жан перевёл дыхание.
– У меня… у меня сердце кольнуло.
– Ааа, – протянул мужчина, – сердце – это серьёзно. Вы не носите с собой таблеток? – он выта-щил из кармана пиджака маленькую коробочку  и кинул её Жану. Жан поймал коробку.
– Благодарю. В следующий раз обязательно принесу с собой таблетки.
– Правильно, – похвалил собеседник. – А как вас зовут? Я раньше не видел вас.
– Меня зовут Жан де Монпелье, – представился Жан. – Я только что пришёл. Как зовут вас?
– Жозеф де ла Шатобриан, – назвался собеседник. – Представьте себе, я почувствовал, что со мной что-то не так. Кружилась голова, стало трудно дышать, и я как будто ослеп. А почему вы спросили, как меня зовут? Я только что разговаривал сам с собой и назвал своё имя.
– Я не обратил на это внимания, – соврал Жан.
– Ааа, – снова протянул Жозеф, оглядев Жана с ног до головы. – Скажите, а где вы покупали костюм?
Жан вспомнил, что находится в Париже, и попытался припомнить какие-нибудь магазинчики и бутики.
– О, не помню. В каком-то первом попавшемся магазине.
– Надо же, мы с вами почти близнецы, – сказал Жозеф. – Что же, мсье де Монпелье, приятно было познакомиться. До встречи.
Жозеф кивнул и вышел. Жан посмотрел ему вслед и подумал: как это явление объяснит физи-ка? Что вообще может объяснить то, что он несколько минут назад сидел в своей спальне, летом 2010 года, в доме города Тулузы, а сейчас находится в Париже, в 22 сентября 1989 года, попав сю-да Жозефом де ла Шатобрианом, а потом став собой?

Жаклин ночью не могла уснуть. Она ворочалась, смотрела в потолок, считала баранов, слонов. Ничто не помогало. Она встала и пошла к Абелоне. От тишины дома давило на уши, а в темноте едва были видны смутные очертания предметов. Жаклин осторожно открыла дверь комнаты Абе-лоне. Сестра спала на спине без подушки, закинув одну руку за голову, а в другой лежащей на жи-воте держала дневник.
Жаклин прикрыла дверь и направилась к Жану. Но в комнате его не оказалось, и лишь горел светильник. Жаклин оглядела этаж и лестницу. Никого. Никого не видно, никого не слышно. Где Жан? Вдруг Жаклин увидела лежащий посередине кровати дневник. Жан читал дневник. Он вы-шел? Вышел попить воды или в туалет? Жаклин села на кровать и стала ждать. Но минуты шли друг за другом, и вот прошло полчаса. Жаклин забеспокоилась. Она взяла дневник и увидела, что он…ПУСТ! Пуст! Никаких записей с 21.09.! Жан выдернул листки? Нет, дневник цел, он выгля-дит так, словно никто в нём не писал с двадцать первого! Так где же Жан? «Где Жан?» – отдалось в голове Жаклин эхом. Он что?.. Жаклин покачала головой, не веря своей догадке. Жан… попал в дневник? Переместился в 21.09.1989? Нет, такое бывает лишь в фантастических фильмах и книгах. Но ревенанты и эти дневники… Значит, Жан совсем один! Надо попасть к нему! А Абелоне? Если что, то и она попадет в 21.09.! если они нашли дневники вместе, то вместе доведут историю до конца. Но что нужно делать, чтобы попасть к Жану? Тоже читать дневник? Жаклин бросилась к себе и схватила тетрадку, начала читать.

Глава 16.
Торжество из дневника
Жан вышел из уборочной и встал у колонны. Эти колонны были на каждом шагу и стояли вдоль широкой стены. Жан попытался анализировать происходящее. Каким-то немыслимым обра-зом он попал в 22 сентября 1989 года. Языком физики он не мог это объяснить. Ели это только что-то сверхъестественное. Молитва, которой были заговорены дневники, перенесла его сюда. Ис-тория Жозефа, Анаис и Софи-Мари запутана и запуталась она с 22 сентября. Значит, Жаклин и Анаис в скором времени окажутся здесь.
Жан внимательно разглядывал помещение, пытаясь найти сходство с описанием комнаты в дневнике. Жозеф писал: «Сегодня мой день рождения. Я решил праздновать его в Париже. Я спе-циально попросил своего друга Марселя устроить мой праздник в гостиной его дома…». Значит это не ресторан. Хотя очень похоже. Стены были оранжевого цвета, а не розового как показалось сначала Жану. Помещение было очень просторным, меньше половины помещения выделялось для столиков, но, тем не менее, их было много. У дальней стены в ряд стояли колонны. Между двумя колоннами был коридор, внутри которого располагались уборочные комнаты. Если место для от-дыха и ужина то танцплощадка, занимавшая больше половины гостиной, была погружена во мрак, отгорожена плотной чёрной ширмой и была проведена звукоизоляция. Таким образом, на празд-нике было создано два мира: безумный, с веселящимися людьми по тёмную сторону ширму и спо-койный, с мерно беседующими людьми по оранжевую сторону ширмы. Столики были круглыми небольшими, на двух-трёх человек. На каждом столике стояла ваза с цветком, причем на каждом столике – разный цветок. В стене, за колоннами были проделаны небольшие отверстия в форме квадрата. И в этих отверстиях стояли всякие безделушки – корзинки, стеклянные вазы с искусст-венным цветами, гипсовые головы и картины. Одна из картин показалась Жану очень знакомой. И он узнал её по этим знаменитым одуванчикам. Это была картина Софи-Мари ле Бёзве, которой та восторгалась Абелоне. Значит Софи-Мари тоже здесь. Анаис он уже видел – она была в розовом платье и белых туфлях на каблуках. Она сидела напротив него точнее Жозефа де ла Шатобриана. Где, кстати, эти двое? Жан покрутил головой. Сидят в том же месте. Жозеф что-то рассказывает Анаис, поглядывая на Жана. Наверняка он удивлен, что это Жан тут делает, ведь его вроде не при-глашали. А может он пришёл с кем-то из приглашённых?
Тут Анаис встала и о чём-то спросила Жозефа, указав на ширму. Тот покачал головой,  что-то ответил. Анаис пожала плечами и ушла за ширму. Жозеф посидел какое-то время за столом, а по-том встал и подошёл к Жану.
– Мсье де Монпелье, а вы откуда узнали о том, что здесь праздник? Я никогда вас не видел, – сказал Жозеф.
– Насколько я знаю, сюда могут приходить и те, кто не приглашен, – заметил Жан, вспомнив запись в дневнике.
– Да, – подтвердил Жозеф. – Вы решили придти?
– Я хотел познакомиться с Софи-Мари ле Бёзве, – выкрутился Жан. – Мне очень нравятся её картины. Особенно эта – с одуванчиками. Моей сестре она тоже нравится.
– Вашей сестре? – поднял брови Жозеф. – она тоже здесь?
– У меня две сестры. Я точно не знаю, придут ли они, но я очень надеюсь, что они здесь в ско-ром времени будут, – сказал Жан и добавил про себя: «Если они не появятся, то я месяц не разго-вариваю».
– Вы говорите, что уважаете творчество Софи-Мари ле Бёзве, – начал Жозеф. – Я могу вас по-знакомить с ней, потому что Софи мой очень хороший друг.
– Буду вам благодарен, – кивнул Жан.
– Сморите, какую картину подарила мне Софи, – Жозеф указал направо.
На широкой стене висел огромный холст, а под ним были отверстия. Размером он был с ватман. На картине было изображено два вуивра , за которыми была видна нижняя часть корабля. Вуивры были огромными, белыми драконами с длинными усами, но в отличие от драконов их тело не бы-ло покрыто броней, оно было покрыто кожей. Глаза вуивров горели как два рубины. Один вуивр припал к земле, оскалив зубы. Другой сидел, подняв одну лапу.
Жан не мог вспомнить, что Жозеф говорил об этой картине. Но он вроде бы ничего о ней не го-ворил, и на чердаке её нашлось даже эскиза.
– Картина великолепна, не так ли? – спросил Жозеф восхищённым голосом.
– Ага, – согласился Жан и не мог не подумать, что Абелоне так не напишет. – Если бы вам её не подарили, я бы всеми правдами и неправдами выкупил бы её у вас.
– А, я не продам её ни за какие деньги, – отмахнулся Жозеф.
– Что же попрошу свою сестру написать такую же, – натянуто улыбнулся Жан. Слишком час-тые напоминания о сестрах говорили, о том, что он здесь совсем один, а они там, в 2010 году мо-жет и не подозревают что он тут. Эти события совсем не располагали к улыбке.
– Ваша сестра тоже художница? И сколько же ей лет? – поинтересовался Жозеф.
– Ей тринадцать лет. Она учится в специальной художественной школе в Тулузе.
– Ах, так вы из Тулузы? Тогда мы с вами земляки, – Жозеф протянул руку и Жан пожал её.

Глава 17.
Уже не один

Жаклин читала дневник Анаис уже который час, но она никак не попадала в него. Может, об этом нужно меньше думать? Или Жан просто разыграл её? Но Жан патологически честен, он ни-когда никого не разыграет. Может, разыграет, но только не таким образом. Значит нужно меньше думать о том, чтобы попасть в дневник? Но как можно меньше об этом думать, если брат в 22 сен-тября 1989 года! Если он находится не в нескольких километрах от дома, а в двадцати годах!
Жаклин встала, отбросив беспомощную тетрадь на кровать. Ну что делать, что делать? Она за-ходила по комнате, и тут её взгляд упал на своё отражение в зеркале. Её волосы как будто посвет-лели! И… распрямились. Жаклин заметила, что её лицо стало вытягиваться, а подбородок стано-вится острей. Что это такое? Галлюцинации? Нет! Жаклин прикоснулась к волосам. Они были действительно прямыми и стали шелковистыми, а не пушистыми как обычно. И лицо стало смуг-лее как после автозагара или солярия, или это вообще одно и тоже… Да в чём дело?!!! Жаклин за-жмурилась и потрясла головой. Она открыла глаза и отступила с коротким вскриком. Не веря сво-ему отражению, она вытаращила глаза. И тут зрачки глаз увеличились, как сами глаза и рогови-ца!!! А лицо… В зеркале отражалась та самая блондинка, что пыталась утопить Жаклин, только теперь эта блондинка была смуглой. Да Жаклин отражалась другим человеком. Она была в корот-ком, едва достающем колен темно-розовом платье на лямках. Жаклин удивилась его простоте – простое платье без рюшек, цветочков и оборок. У Жаклин были прямые светлые волосы, длиной ниже груди. Лицо её было смуглым, глаза большими, серого цвета, длинноватый, прямой и тонкий нос, но очень изящный, и острый подбородок. Чтобы убедиться в том, что она тала другим чело-веком, Жаклин потрогала лицо, волосы, пополневшие губы, намазанные бордовой помадой, по-гладила розовое платье. А когда снова посмотрела в зеркало, то увидела что теперь и с глазами что-то не то. Они были серо-зелёными, как всегда, но тут этот цвет начал расползаться по рогови-це, уступая место тёмно-карему цвету! Вместе с этим в глазах Жаклин начало темнеть. Она стала беспомощно шарить руками в темноте, но ничего не видела и не чувствовала. Наконец стали про-ясняться отдельные чёрты, стали слышаны приглушенные звуки. И вот всё прояснилось. И Жак-лин увидела софиты и множество танцующих людей. Все они смотрели на неё и приветливо кива-ли, салютовали ладонями, и даже окрикивали. «Где я? Кто я?» – думала Жаклин. Но она не чувст-вовала растерянности. Здесь проходил какой-то праздник, и Жаклин чувствовала себя королевой этого торжества.
– Анаис! – крикнул кто-то. Жаклин обернулась. Так вот кто она здесь! Анаис! Ну так что же, надо играть свою роль! Тем более Анаис все уважают и любит. Надо наслаждаться вниманием пусть оно не принадлежит ей, Жаклин.
Но внезапно она вспомнила: она попала в дневник, к Жану. Надо срочно его найти. Только где он? В этой темноте ничего не видно! И тут Жаклин увидела, как кто-то вышел. Но вышел не через дверь, а через чёрную блестящую ширму. Жаклин метнулась туда. Она отодвинула ширму, и яр-кий оранжевый цвет ослепил её. Жаклин выругалась про себя. Сколько раз она уже слепнет? Жак-лин стояла около ширмы, перед большой оранжевой комнатой.
– Иди, чего встала! – раздался грубый оклик и толчок в спину. Жаклин отошла и посмотрела на грубиянку. Но это была… Анаис! Блондинка, которая топила её, которой она отразилась в зеркале, которой она была несколько минут!
– Анаис? – выдавила Жаклин.
– Да, – кивнула Анаис. – Мы знакомы?
– Нет, – ответила Жаклин. – Я видела, как ты оборачивалась на имя «Анаис».
– Ааа, – протянула Анаис, захлопав длинными, накрашенными ресницами. – Тогда ладно. Чего ты встала-то?
– Голова закружилась, – ответила Жаклин.
– Мне тоже стало плохо, когда я вышла сюда, – сказала Анаис. – Сегодня у всех кружится голо-ва! У тебя, у меня, у Жозефа и его нового знакомого!
– Какого нового знакомого? – тут же напряглась Жаклин. Анаис окинула её вопросительным взглядом:
– А тебе какое дело?
– Мой брат тоже пришёл сюда, – начала выворачиваться Жаклин. – Я никак не могу его найти. Может новый знакомый и есть мой брат?
– Да? Ну пошли тогда, – сказала Анаис. – Вон мой Жозеф разговаривает с ним. Не твой брат?
Жаклин посмотрела в ту сторону, куда указала Анаис. В противоположной стороне от них там где в ряд стояли колоны, у одной из них стояли Жан и ещё какой-то мужчина. Видимо это и был Жозеф. Жан и Жозеф были как близнецы – оба были одеты в одинаковые серые костюмы и стояли каждый с одной стороны колонны.
Серый костюм! У Жаклин заскрипели зубы, и она окинула себя критическим взглядом. Что за джинсы, что за блузка – черная, тёмно-зелёная, тёмно-жёлтая, серая?..
Анаис и Жаклин направились к ним. Жан и Жозеф одновременно посмотрели на них, но на Жаклин они посмотрели совершенно разными взглядами. Жан взглянул на Жаклин радостно и удивленно. Жозеф взглянул на Жаклин с полным удивлением и недоумением, а потом бросил Анаис такой же недоумевающий взгляд. Та пожала плечами.
– Жаклин! Ну наконец-то ты пришла! – воскликнул Жан. – Я уже устал ждать! Я когда придёт Абелоне?
– Абелоне? – переспросила Анаис. – Какое странное имя!
– Скандинавское, – с гордостью сказал Жан.
– Я не знаю, – протянула Жаклин. – Но я уверена, что она не захочет сидеть одна дома и тоже придёт. Я забыла оставить ей записку, к сожалению…
Жан едва не просверлил сестру сосредоточенным взглядом, который отражал всё его беспокой-ство, а затем Жан продолжил играть свою беспечность.
– Что же будем ждать нашу младшую сестрёнку. А теперь, дорогая Жаклин, позволь познако-мить тебя с Жозефом де ла Шатобрианом…
– А где Анаис? – вдруг спросил Жозеф.
– Жозеф, Жозеф! Идем скорее! Марсель тебе сейчас вручит подарок! – из-за угла выскочила Анаис и схватила Жозефа под руку. – Идем, идем!
– Конечно, иду. Простите, – обратился Жозеф к Жану и Жаклин. Анаис и Жозеф ушли. Жан и Жаклин тут де сосредоточились на своей проблеме.
– Как ты поняла, что меня нет дома, что я в дневнике? – спросил Жан.
– Я не смогла уснуть, и пошла к Абелоне, – начала рассказывать Жаклин. – Но она спала, и я пошла к тебе. Тебя не было полчаса, и тут я обнаружила, что в дневнике даты стоят лишь до  два-дцать первого сентября. Я стала читать дневник Анаис. И вот я здесь, – заключила Жаклин. 
– И как только мы здесь оказались? – пробормотал Жан. – Разве физика сможет это объяснить?
– Твоей физике не всё подвластно, – со злостью сказала Жаклин. Она и без того терпеть не мог-ла физику, так не хватало того, что и Жан припутывал её здесь, когда они не знают, как выбраться отсюда! – это уже что-то сверхъестественное. Физика, Жан, нам не поможет.
– Физика… – начал Жан, но Жаклин прервала его:
– Твоя чёртова физика не может объяснить ничего сверхъестественного, потому что это – выше её дурацких законов! Физика и математика между прочим не решили загадок Бермудского тре-угольника, смерти Экзюпери, телепатии, динозавров, не нашла как лечить СПИД, не придумала как отодвинуть конец света, зато придумала ядерную бомбу и ваши проклятые линейные уравне-ния…
– Про динозавров и СПИД рассказывает биология, а про Экзюпери история. Бермудский тре-угольник давно разгадали, а…
– Короче: сейчас не до физики. Вернёмся в наше время, ломай голову над всей это чепухой, сколько хочешь времени. А сейчас лучше ломай голову над тем как нам отсюда выбраться, – ска-зала Жаклин. – Но не слова об этой физике!..

Глава 18.
Все вместе

В комнате стало душно. Абелоне проснулась и почувствовала, что её как будто облили горохо-вым супом.
«Жарко», – подумала Абелоне и встала бы, но от каждого движения становилось ещё жарче.
Абелоне медленно встала и открыла окно. Тоже жарко. Никакого ветерка. Жарко…
Абелоне заметила, что держит в руках дневник Софи-Мари ле Бёзве. Она поднесла его к глазам. Обо что-то здесь не то. Абелоне дочитала запись за 24 октября, где как раз было первое и послед-нее упоминание об А.А.Р., а сейчас… Половина дневника пуста! Словно никто в ней не писал с… Абелоне вгляделась в дату. 21 сентября. «Я дописала вчера картину, которую подарю Жозеф на день рождения…». Следующих дат не было.
Абелоне включила светильник, чтобы рассмотреть этот феномен. Но светильник не включился. Абелоне нахмурилась. Только вчера ведь поставила новую лампочку. Да и сейчас лампочка целая. Нет, она не перегорела. Так почему не включается?
Абелоне встала к окну. И вдруг свежий порыв ветра обдал её горячее, потное лицо. Абелоне прикрыла глаза, наслаждаясь. Потом открыла глаза и стала смотреть, а фонарь, горевший во дворе. Может, из-за фонаря не светился светильник в доме? Абелоне вздохнула и стала смотреть на ули-цу. Как стало прохладно! В ушах стал слышен какой-то рокот, такой же, какой бывает во время шторма, но не сильного, и в то же время этот рокот напоминал шум прибоя. Два звука смешались вместе, и Абелоне почувствовала, что приближается к фонарю. На несколько секунд всё в глазах расплылось, и Абелоне увидела всё тот же фонарь, но теперь она находилась перед фонарем на улице. Абелоне испугалась и повернулась, чтобы ввернуться в дом и лицом к лицу столкнулась с кем-то. Но Абелоне тут же узнала.
– Софи-Мари ле Бёзве! – воскликнула она.
– Да, – кивнула Софи-Мари. – Вы вышли проветриться?
Абелоне поймала эту фразу и ответила:
– Да! Внутри жарко!
– Я вас не знаю, – сказала Софи-Мари. – Вы пришли с кем-то из приглашенных? Откуда вы знаете меня?
– Я восхищаюсь вашим творчеством, – сказала Абелоне, не зная, что Жан так же объяснил при-чину появления их троих на дне рождения Жозефа.
– Правда? Очень приятно, – улыбнулась Софи-Мари. – Вы видели, какую картину я подарила мсье де ла Шатобриану на день рождения?
Абелоне растерялась на несколько секунд, но потом вспоминал что она в 22 сентября 1989 года на дне рождения Жозефа де ла Шатобриана.
– Да, видела. Великолепные Вуивры, – закивала она, – пожалуй, я пойду. Мне уже холодно.
Абелоне быстро вошла в дом и увидела, что коридор находится в темноте, а в одной комнате горит свет. Она поспешила туда вошла и видела огромное помещение с оранжевыми стенами. Од-на стена была сплошной чёрной ширмой. Напротив ширмы на стене висела картины с вуиврами. А напротив Абелоне была стена, перед которой стояли колонны. У одной из колонн стояли Жан и Жаклин.
Абелоне быстрым шагом направилась к ним, иногда даже ей пришлось переходить на бег. Жан и Жаклин увидели её и поспешили навстречу.
Они сели втроём за столик.
– Абелоне ты попала сюда через дневник? – спросила Жаклин.
– Я не знаю, – ответила Абелоне. – Я увидела, что в дневнике лишь запись двадцать первого сентября, а дальше ничего нет. Я хотела посмотреть повнимательнее. Но светильник не включил-ся. С улицы подул свежий ветер, и я оказалась перед фонарём и лицом к лицу столкнулась с Софи-Мари.
– Мы попали сюда точно так же, – подтвердил Жан. – Но я и Жаклин сначала побыли внутри Жозефа и Анаис. Они тоже почувствовали себя неважно, как и мы, когда попали сюда. 
– Теперь нас трое, – сказала Жаклин. – Трое против трёх. 
– Когда мы вернёмся домой? – жалобно спросила Абелоне.
– Терпи сестрёнка, терпи, – сказал Жан. – Сами ввязались, сами должны выбраться.
– Так давайте подведем итоги, – предложила Жаклин.
– Какие итоги? Итогов-то нет, – усмехнулась Абелоне.
– Ну не итоги, а всё обобщим, – поправилась Жаклин.
– Давайте, – Жан тут же ожил и сложил руки на столе. Кому как не ему нравится всё обобщать!
– Мы нашли дневники, зная, что над ними прочитана специальная молитва, которая охраняет дневники от чужих рук. Теперь мы знаем, что эта молитва перемещает тех, кто прочитает дневник в тот день, когда история владельцев дневников запуталась. Мы сюда попали сначала в качестве тех, чьи дневники мы читали. И тот, кто читал молитву, позаботился о нашей одежде. Вы посмот-рите, какой костюм!
– Я спала в блузке и джинсах, – сказала Абелоне. – Вполне сносная одежда, никто не примет меня за бродяжку.
– Я тоже спала в этом, – сказала Жаклин. – У меня тоже вполне нормальный вид.
– Да? – удивился Жан. – Значит, лишь мне досталась одежда Жозефа. Ладно, продолжаю. Сна-чала мы были владельцами дневников, сейчас тали собой. Нам нужно дождаться момента, когда мы будем трое против трех.
– Они примут нас за сумасшедших, если мы всё им расскажем, – сказала Жаклин. – И ещё, Жан: есть и А.А.Р.
– Да, – согласился Жан. – Этот немаловажный персонаж, запутавший нас ещё больше…

Глава 19.
Снова А.А.Р.

– А.А.Р.? Вы это о ком? – раздался голос Анаис. Все трое мгновенно обернулись. Анаис взяла стул и подсела к ним.
– Мы о знакомой, – отмахнулся Жан. – У неё такие инициалы – А.А.Р.
– Правда? – подняла брови Анаис. – У меня такие же инициалы.
Жан, Жаклин и Абелоне мгновенно обменялись безмолвными фразами, сдерживая желание пе-реглянуться.
«Вот она! А.А.Р.!»
– И какое твоё полное имя? – поинтересовалась Жаклин.
– Анаис Александрина Рюэль, – ответила Анаис.
– Красиво звучит, – выдавила Абелоне.  Анаис вдруг пристально посмотрела на неё.
– Ты Абелоне, верно? – спросила она. – У тебя очень странное имя. Вы сказали, мсье де Мон-пелье, что это скандинавское имя? – обратилась Анаис к Жану. Жан кивнул.
– А меня всегда хотели назвать Анаис Александриной, – вздохнула Анаис. – Александрина – это моё второе имя и его совсем необязательно говорить вместе с «Анаис». А вот у Софи двойное имя. Его все произносят полностью – Софи-Мари. Лишь мы с Жозефом называем её просто Софи.
– А где, кстати, Софи-Мари? – спросил Жан. – Когда она придёт?
– Софи? Она здесь. Вышла прогуляться, – ответила Анаис. – Когда она придёт, мы втроём – я, Жозеф и Софи – придём к вам и поговорим. Уж очень заинтересовался вами Жозеф. Так и рвётся познакомиться с вами поближе.
Анаис встала и пошла за ширму. Жан шумно выдохнул, Жаклин откинулась на стул, а Абелоне застучала костяшками пальцев по столу.
– Теперь мы знаем, что А.А.Р. – это Анаис, – сказала она, – это Софи-Мари принесла дневники Анаис, а Анаис монашке. Да, ничего нового. Мы не продвинулись ни на миллиметр. Чёрт возьми! – неожиданно ругнулась Абелоне.
– Абелоне, – с укором посмотрела на неё Жаклин.
– Извиняюсь, – буркнула Жаклин.
– Иногда не помешает сказать крепкое словечко, – усмехнулся Жан.
– Ох, надо ждать, – вздохнула Жаклин. – Пойду-ка я принесу поесть. Очень хочется есть.
Она принесла целый поднос крок-мадам  и крок-мисье  и несколько стаканов горячего чая. Стаканов было всего лишь пять, а вот крок-мадам и крок-мисье было много.
– Отличная идея, – хмыкнула Абелоне. – Давайте наедимся с горя!
Они начали есть бутерброд за бутербродом. Кроме того, что их было много, они были ещё и большими. А вот чая было мало. Не имея возможности запить батоны, приходилось всё переже-вывать в сухомятку уставшими челюстями, с трудом проглатывая. Абелоне даже поперхнулась.
– Кусок в горло не лезет, – пробормотала Жаклин, кое-как делая глотательное движение.
– Всё я больше ничего не съем, – отодвинула от себя Абелоне поднос. – Где та хваленая карти-на?
– Вон она, – Жан указал бутербродом на картину с вуиврами.
Абелоне повернулась и раскрыла рот от удивления.
– Шедевр, – выдохнула она. – Когда вернёмся, надо будет написать то же самое.
– Нет! – резко воскликнул Жан, опустив бутерброд. Сейчас он выглядел смешно: в сером пид-жаке, впереди поднос с бутербродами, в руке один бутерброд, а рот набит хлебом, отчего щёки Жана стали круглыми как у хомяка. – Нет, Абелоне! Когда мы вернёмся, мы уничтожим все напо-минания об этом месте! – в дополнение к вышеописанной картине теперь у Жана было строгое лицо. Абелоне рассмеялась.
– Что? Что такое? – мигом растерявшись, проговорил Жан с набитым ртом. Теперь уже засмея-лась и Жаклин.
– Да в чём дело?
Всё ещё смеясь, Абелоне ответила:
– У тебя щеки как у хомяка, а лицо… растерянное.
– Правда? – поднял брови Жан и тут же проглотил бутерброд.
– Теперь уже не то… – протянула Абелоне расстроено.
– Ладно, хоть как-то разрядили обстановку, – мрачно сказала Жаклин.  – Держите себя в руках: к нам идут все трое.

Глава 20.
Трое на трёх

Жозеф, Анаис и Софи-Мари ле Бёзве приближались. Когда они сели за столик то показалось, что температура поднялась градусов на двадцать, а атмосферное давление опустилось до самой низшей отметки.
– Как я и обещал, мсье де Монпелье, я познакомлю вас  Софи-Мари ле Бёзве, – хвастливо ска-зал Жозеф. – Познакомьтесь: Жан де Монпелье, перед вами Софи-Мари ле Бёзве. Софи, это Жан де Монпелье и его младшие сёстры Жаклин и Абелоне. Все трое восхищаются твоим творчеством. А тете, Софи,  я советую уделить Абелоне больше внимания, так как она учится в специальной художественной школе.
– Да? – удивилась Софи-Мари. – Хорошо, Абелоне, я поговорю с тобой о рисовании. Очень приятно с вами познакомиться, – обратилась Софи ко всем троим.
Вшестером они начали говорить о себе, празднике и о погоде. Но в вечернем мраке улица была не очень хорошо видна и поэтому тема погоды была тут же отброшена.
– Знаете, что мне ещё подарили? – похвастался Жозеф как маленький мальчик. – Вот! – и он вытащил толстую пачку денег из пиджака. – Это подарила моя любимая тётя.
Жаклин и Абелоне начали восхищаться, рассказывать, кому сколько денег дарили, а Жан неза-метно запустил руку в карман пиджака. Если Жан попал в дневник, получив пиджак Жозефа, то в нем, наверное, и деньги тоже есть!
Да! Такая же толстая пачка! Настоящие, не фальшивые.
– Вы из Тулузы? – спросила Абелоне. – И где живете?
– Ой, за городом рядом с еловым лесом и женским монастырем, – отмахнулась Софи. – Я там живу. Жозеф и Анаис живут в городе, в самых лучших квартирах. А где живёте вы?
Этот вопрос поставил Жана, Жаклин и Абелоне в полный тупик.
– Мы? Мы тоже живём рядом с монастырём, – небрежно ответила Абелоне, надеясь, что они отойдут от опасной темы как можно быстрее.
– Да?  Но я никогда там вас не видела, – удивилась Софи.
Жаклин наступила Абелоне на ногу.
– У нас там будет строиться дом, – оправилась Абелоне. – Мы живём в палатке.
– В палатке? – хором переспросили Жозеф, Анаис  Софи-Мари.
«Ну и идиотка! – воскликнула про себя Жаклин. – Как сейчас выкручиваться будем?!»
– Ну, наша квартира в Тулузе сгорела, – начала Абелоне. Про себя она благодарила Бога за то, что тот дал ей один немаловажный, пусть и не очень положительный дар – она быстро врала и на-ходила отговорки. Сейчас она призывала к этому дару всем своим существом. – И все наши вещи сгорели. И наши родители тоже погибли… – Абелоне пришлось прибежать к своей актёрской иг-ре, которой она, к сожалению, была немного обделена, – мы успели спасти только наши деньги. И потратили их на постройку дома. А сами живем рядом со своим строящимся домом в платке, – Абелоне неловко замолчала, поняв, что эта история с треском провалилась и что актёрство и лжи-вость покинули её в такой неподходящий момент.
«Всё уж поняли, то эта история выглядит неправдоподобно. Любой нормальный человек раз-местился бы в гостинице, а не в палатке или у друзей, если совсем нет денег. Но в тот же момент, оставшись без гроша в кармане, как он поедет в Париж на день рождения к неизвестному ему че-ловеку, чтобы познакомиться с художницей!», –  злилась Жаклин.
Анаис это поняла. Он внимательно и пристально посмотрела на Жана, Жаклин и Абелоне. И спросила:
– Может, вы лучше скажите правду? Сегодня не первое апреля.
Жан, Жаклин и Абелоне нерешительно переглянулись и склонили головы.
– История, которую мы вам расскажем, будет выглядеть ещё более смешная, чем та, которая была рассказана и вы ей не поверите, – сказал Жан.
– Откуда вы знаете? – усмехнулась Анаис. – Может мы и сами замешаны в вашу историю?
– Да, именно вы трое в неё и замешаны, – без обиняков заявила Жаклин.
Лица трёх мгновенно преобразились. Поднятые брови и уголки рта Анаис тут же опустились, Жозеф напрягся и нахмурился, Софи-Мари вытаращила глаза.
«По-моему, я сказала это слишком резко», – решила Жаклин. 
– Что вы хотите этим сказать, мадемуазель де Монпелье? – спросил Жозеф. Он очень быстро переменился: радостный, хвастающийся подарками, называющий Жана уважительно по фамилии, а его сестёр по-свойски – по именам –  именинник уступил место холодному подозрительному че-ловеку, хозяину какой-нибудь усадьбы, овеянной мистическими случаями и страшными легенда-ми.
– Я хочу сказать, что мы трое нашли ваши дневники, – медленно проговорила Жаклин. – В 2010 году.
Анаис громко ахнула, но поздно спохватилась, закрыв рот ладонью. Софи-Мари недоверчиво сдвинула брови. Жозеф, пивший воду, поперхнулся.
– Простите, но сейчас 1989 год, – кашляя, сказал он. Софи постучала ему по спине.
– А я говорю, что мы нашли дневники в 2010 году, – настойчиво произнесла Жаклин.
– Ты хочешь сказать, что вы из 2010 года? – с иронией спросил Анаис. – В вашем времени уже придумали машину времени? Ну докажите что вы из 21 века.
Жаклин растерянно переглянулась с сестрой и братом. Доказательств их причастности к два-дцать первому столетию не было.
– У нас их нет, – спокойно сказала Абелоне.
– Так нечего нас разыгрывать! – вдруг весело воскликнула Анаис. На её губах заиграла весёлая улыбка. – Вы нас разыграли, верно? Да! Даже по лицам видно! Конечно! Сегодня не первое апреля конечно… Но почему бы не разыграть именинника, не так ли?
Воспользовавшись «догадкой» Анаис, Жан, Жаклин и Абелоне закивали.
– Конечно, разумеется! Анаис, вы нас раскололи…
– Как ты проницательна, Анаис Александрина Рюэль!
– И мы не актёры!
Анаис засветилась гордостью.
– Вот я какая!
Жозеф и Софи-Мари не поверив в правду, поверили в ложь.
– Но мы ведь поверили вам, – сказал Жозеф. – Стало быть, вы артисты.
– Жозеф! Жозеф! – послышались голоса. Жозеф обернулся. 
– Похоже, меня зовут.
– Куда? – нахмурилась Анаис.
– Меня зовут, чтобы произнести торжественную речь, – улыбнулся Жозеф, вставая. – Ох, вот сейчас придётся побыть артистом, выдумывая всё на ходу…
Жозеф удалился за ширму. Через несколько минут ширму раздвинула, танцплощадку осветили. Жозеф стоял на чём-то больше похожем на пьедестал.
Наконец всё помещение затихло. Жозеф откашлялся и заговорил:
– Ещё раз приветствую всех собравшихся, всех с кем поздоровался, и с кем нет, приветствую старых друзей и новых знакомых, – тут Жозеф посмотрел на столик, за которым сидели Жан, Жаклин и Абелоне. – Благодарю всех за то, что пришли, за ваши чудесные подарки, особенно бла-годарю мою дорогую и уважаемую Софи-Мари ле Бёзве за её картину. (Софи покраснела от сму-щения). И вот я хочу сказать, что кроме этой шикарной картины мне подарили другой подарок, что дорог моему сердце вдвойне больше чем картины с вуиврами, прости меня Софи, но ты пой-мешь. (Анаис и Софи нахмурились и замерли в непонимании) К моему огромному огорчению че-ловека преподнесшего мне этот подарок не смог присутствовать на празднике. Я лучше вам скажу, что это за подарок. В общем, я женюсь!! Я сделал предложение мадемуазель Анне Ли, и она со-гласилась, сделав таким образом мне подарок, который не заменит ничто на свете…
Зал взорвался удивленными криками. Жозефа тут же стащили с этого нелепого пьедестала и начали поздравлять. Жан хлопнул себя ладонью по лбу: как он мог забыть что Жозеф объявит по-молвку в свой день рождения! Сейчас ведь Анаис взбесится!
И Анаис действительно взбесилась. Не слушая лепетания Софи-Мари, она вскочила со злым и возмущённым лицом и вскочила так резко, что стул отлетел. Анаис пнула стул и,  высокомерно вздёрнув голову, удалилась в уборочную комнату. Софи-Мари растерянно крутила головой: то ли ей идти к Анаис, то ли идти и поздравлять Жозефа. В конце концов, она пошла к нему.
– Что сейчас будет? – спросила Абелоне у Жана. – Софи ограничилась коротенькой запиской о помолвке Жозефа… Ты знаешь, что будет? Жозеф описал всё до мелочей? А Анаис?
– У неё вся страница была залита слезами, – сказала Жаклин.
– Сейчас Жозеф пойдёт к Анаис, – сказал Жан.
– Тогда пойдём! Может, они ещё что скажут важного! – всполошилась Жаклин и они выскочи-ли из-за стола и побежали в уборочную комнату.
Анаис зашла в самую первую. Жан, Жаклин и Абелоне метнулись в следующую. В комнатах были установлены специальные окошки в верхних частях стен. Для чего они служили, было не ясно, но благодаря этим окошкам был слышен плач Анаис так отчетливо, словно она стояла ря-дом.
Хлопнула дверь и Анаис крикнула:
– Ты!! Отойди от меня!!!
Звук пощечины перекрыл все звуки.
– Анаис перестань…
– Я ненавижу тебя, ненавижу! Ты подлец! С кем ты помолвлен?! Наверное, с одной из своих секретарш или с кем ты работаешь?.. Со своей лаборанткой или кто ещё из твоего гарема есть…Ненавижу! Идиот, болван, эгоист! А я? Что? Молчишь? Молчи! Я в твой гарем не вхожу и Слава Богу! Не могу поверить, что люблю такого мерзавца, как ты! Ненавижу, ненавижу!
Рыдания усилились, потом послышался хлопок. Должно быть, Анаис снова ударила Жозефа.
Открылась дверь.
– Анаис! Что ты плачешь? Жозеф, что ты сделал?! – это был голос Софи-Мари.
– Что он сделал? Да он ничего не сделал! Он не сделал мне предложение, он помолвлен с дру-гой!!! – воскликнула Анаис. – А ведь заставил меня поверить, что любит меня!!
– Неправда! Жозеф относился к нам так же как к сёстрам! – сказала Софи.
– Молчи! Что ты понимаешь в этом, деревенщина! – выкрикнула Анаис.
– Что я понимаю? – голос Софи мгновенно сделался злым.  – Я понимаю то, что ты вертихвост-ка, избалованная вертихвостка, которая привыкла, что все потакают ей, и которая впервые осозна-ла, что не все мужчин влюблены в неё! – хлопнула дверь.
– Дура! – завопила Анаис и зашлась в рыданиях. Жозеф начал что-то ей говорить, но Анаис опять залепила ему пощечину и хлопнула дверью, сильнее, чем Софи-Мари и убежала. Через не-которое время вышел и Жозеф.
Жан, Жаклин и Абелоне перевели дыхание.
– Да, одно – читать и другое – слышать, – покачал головой Жан. – Это будет покруче драмтеат-ра.
– В дневнике всё не так подробно описано? – поинтересовалась Абелоне.
– Не так подробно, – ответил Жан. – Кстати, я задаю неуместный вопрос, но серьёзный: где нам ночевать?
Сёстры мгновенно пооткрывали рты.
– У Жозефа есть деньги у меня тоже, – Жан показал пачку денег. – Мы сможем снять номер в гостинице.
– А если мы сюда на всю жизнь? – воскликнула Жаклин.
– Устроимся на работу, – нашёлся Жан. – Тут крупная сумма, очень крупная. Хотя… Стоп! Жо-зеф упоминал что иногородние, подвыпившие и далеко живущие оставались здесь и ночевали.
– Отлично! Пошли к Жозефу проситься на ночевку! – обрадовалась Жаклин.
– Но ему ведь так тяжело! – воскликнула Абелоне с состраданием.
– Сестрёнка, – весело протянула Жаклин. – Мы ничего не знаем!

Глава 21.
Ночью

Жан, Жаклин и Абелоне протиснулись сквозь толпу к Жозефу, который сидел за столиком с Софи-Мари.
– О, вот и вы! Мы вас как раз вспоминали! – воскликнул Жозеф. – Садитесь!
– А где Анаис? – с беспечным видом поинтересовалась Жаклин, пододвигая стул.
– Анаис? Вышла прогуляться, – отмахнулся Жозеф. Но по его виду было понятно, что Анаис вышла далеко не на прогулку. Прочитав сомнение на лицах Жана, Жаклин и Абелоне Жозеф тут же перевёл разговор на другую тему, – вы как, остаетесь у нас?
– В смысле? – не поняла Жаклин.
– Вы же из Тулузы, – сказала Софи-Мари. – Куда вы поедете, на ночь глядя? Уже десять вечера.
– Правда? – удивилась Жаклин. – Действительно, куда мы поедем? Можно остаться?
– Конечно! – радушно воскликнул Жозеф. – почти все остаются, даже те кто живёт через улицу. Все устали кому хочется идти домой? Оставайтесь! Дом большой, все поместятся. Я договорюсь с Марсом. Хотя он и так знает, что почти все остаются ночевать.
– Ладно, мы останемся, – согласился Жан. – А утром поедем в Тулузу.
– А я остаюсь в Париже, – сказал Жозеф. – До свадьбы.
– Мы с Анаис тоже останемся здесь, – вставила Софи-Мари. – Тоже до свадьбы Жозефа. А по-том тоже в Тулузу.
– Мсье де Монпелье, может вас не стоит уезжать в Тулузу? Мне кажется, что мы сможем стать очень хорошими друзьями, – предложил Жозеф. – Вы ведь не говорили, чтобы у вас в Тулузе кто-то остался.
– У нас там никого и ничего нет, – тихо сказала Жаклин. Абелоне усмехнулась про себя: вот кто хорошо сыграл страдание и человека оставшегося без дома!
– Так ваш дом и вправду сгорел? – воскликнула Софи-Мари.
– Да, – кивнула Абелоне. – Нам заявляли, что у нас в Париже кто-то живёт, то ли двоюродная тётя, то ли троюродная бабушка. Они нас не знают, наверное, и не ждут тем более.
- Вам тем более нужно остаться в Париже и стать моими друзьями! – воскликнул Жозеф, хватая Жана за руку и пожимая её, – буду рад, если вы купите дом рядом с этим особняком и будете жить там, мсье де Монпелье, с вашими очаровательными сёстрами!
– Конечно, конечно, – растерянно закивал Жан.
– Замечательно! – воскликнула Софи-Мари. – Тогда Абелоне, я жду тебя завтра на пленер.
– Я пойду к Марсу и скажу ему, что вы трое, как и я, останетесь здесь до того момента пока не купите дом, – вскочил Жозеф. – Стоп! У вас и денег, наверное, нет? Ладно, друзья, будем называть друг друга по имени и будем на «ты» – я найду, куда вас всех пристроить. И тебе, Жан, найду ра-боту. Жаклин и Абелоне нужно учиться…
– Абелоне я беру на себя, – сказала Софи-Мари. – Я знаю немало художественных школ.
– В общем, всё устроим, – широко улыбнулся Жозеф. – Пойду к Марсу. 

Жану, Жаклин и Абелоне была предоставлена комната на третьем этаже. Всего в доме было двадцать пять-тридцать комнат, включая ванные, столовую и кухню. На третьем этаже было всего лишь восемь комнат. В основном все комнаты располагались на втором этаже. Дом был огром-ным, и каждый этаж был похож на лесенку. Первый этаж можно было назвать «промышленным»:  там находилась кухня, столовая, гардероб, пара ванных и комнаты для горничных, поваров и са-довников. Второй этаж был «спально-культурный» – здесь была библиотека и спальни. На третьем этаже были одни спальни, а в крыше дома был чердак, где лежал всякий хлам.
Отведенная комната была замечательной. Здесь было две кровати, кресло, раскладной диван, два шкафа, один книжный, другой для одежды и маленький балкон, не застекленный.  Тут же раз-горелся спор кому спать на диване. Всё же пришлось спать Жану.
Время было позднее, примерно два часа ночи. В комнате были часы, но они не ходили. Празд-ник внизу не затихал.
– С каким размахом решил отпраздновать своё двадцатипятилетние Жозеф, – заметил Жан. Его голос прозвучал глухо из-под одеяла.
– Иногда хочется оторваться по полной, – ответила Жаклин, лежа на спине и глядя в потолок.
– Откуда у него столько денег? – удивилась Абелоне. – Вроде бы работает простым учителем…
– Да у него друг богатый вот и всё, – усмехнулась Жаклин.
– Мы застряли здесь, это – главное, – проговорил Жан.
– Может, если мы сблизимся с этими тремя, то сможем отгадать загадку дневников, – сказала Жаклин. – Я всегда хотела жить в Париже. В одно мгновение он мне опротивел.
– А я больше никогда не буду брать чужие вещи, – сказала Абелоне. – Тем более чьи-то личные дневники.
– Да уж, – хмыкнула Жаклин. – Это урок на всю жизнь, если, правда, мы не проведем её оста-ток здесь.
– Очень хорошо, что мы нашли друзей в лице Жозефа и Софи-Мари, – сказал Жан. – Но нам нельзя будет разъединяться. Ведь Софи-Мари того гляди сделает Абелоне своей падчерицей.
– Какой падчерицей? – возмущенно протянула Абелоне. – Она старше меня на каких-то четыре года! Слушайте, я спать не хочу. Кто-нибудь хочет спать?
– Нет, – хором отозвались Жан и Жаклин.
– Тогда я включу свет, – Абелоне встала и хлопнула по кнопке на торшере. В глаза тут же уда-рил яркий свет.
– Посмотрим, что тут у нас, – Абелоне стала перебирать газеты лежащие на полке книжного шкафа. – «L’Express», «Le Point»,  «Le Nouvel observatour» «Tele7jours» … «Elle», «Metro»  «L’Equipe» … о, в «Le Point» дата – 22 сентября 1989 года! Сегодняшний!
Абелоне быстро развернула еженедельную газету.
– Здесь небольшая заметка о том, что Жозеф де ла Шатобриан празднует свой день рождения. В программе торжества будут танцы, ужин, поздравления. Репортаж с праздника будет в следующем номере. Приглашены все желающие.
– Смотрите! – воскликнул Жаклин, раскрыв «Elle». – Здесь статья про Софи-Мари ле Бёзве!
– Да ну? – Жан вскочил и схватил журнал. – А… Тут её биография и её работы. О… одуванчи-ки наши любимые. Ничего особенного, – он отдал журнал Жаклин.
– Ладно, – протянула Абелоне, положив журналы и газеты на место. – Будем жить здесь.
– Чему быть того не миновать, – вздохнула Жаклин, снова ложась на спину и пнув одеяло. – Выключай свет, Абелоне.
Комната погрузилась во мрак.

Глава 22.
Блистательный Париж

Жан, Жаклин и Абелоне стали жить в Париже. Жан устроился работать с Жозефом в его школу учителем физики. Он не докончил образование в Тулузе, да у него вообще в этом году не  было никакого образования, но его как «нуждающегося» взяли работать в школу. Жан кое-как стерпел такое унижение.
Жаклин и Абелоне отправили в лицей. Жозеф назвал этот лицей самым лучшим в Париже, и он жалел, что не работает там.
Жаклин стала лучше там учиться. Она знала, что в этом Париже 1989 года никто из родных – родителей, тети Люсьен, дяди, бабушки, дедушки – никто этого не оценит. Но она погружалась в учебу специально для того чтобы забыть где она находится.
Абелоне наоборот стала учиться хуже. Но это потому, что она всё время была занята в художе-ственной школе и была с Софи-Мари. Та отмечала в девочке огромный талант, и заставляла рисо-вать Абелоне нещадно. Абелоне даже осточертело рисование. Она рисовала лучше, намного луч-ше, но в её живописи не было души, как в картинах, которые она рисовала в 2010 году.
Через две недели после того как Жан, Жаклин и Абелоне устроились в Париже, Жозеф купил им дом рядом со своим. Купил и мебель, и нанял маляров. Жан обещал вернуть все затраченные деньги, но Жозеф добродушно отмахивался.
Новый дом был не хуже дома в Тулузе в 2010 году. Они мигом обжили его, развесили картины Абелоне, поставили побольше сувениров.
Анаис не появлялась. Она уехала в Тулузу, и от неё больше не было никаких вестей.
Новый дом Жана, Жаклин и Абелоне находился в таком месте, где огни города ночью загора-лись как светлячки. Район блестел, как и весь Париж. Эх, блистательный Париж…

Глава 23.
Анаис и сестра Маргарит

Как-то утром, в октябрьский дождливый день, Абелоне задала самый обычный вопрос:
– Какое сегодня число?
Жан, откусив огромный кусок от длинного багета , и ответил с набитым ртом.
– 27 октября.
Эта дата отозвалась в голове Жаклин резким ударом ножа. Она поперхнулась крок-мадам. Яич-ный желток застрял в горле. Жан и Абелоне заколотили её по спине. Жаклин запила желток водой.
– Анаис! Анаис! – залепетала она.
– Что? – переспросил Жан.
– Анаис! – повторила Жаклин. – ей уже принесли дневники!
– Какие дневники? – удивился Жан. Это не было неожиданностью: за месяц жизни в Париже дневники забылись.
– Господи, Жан! – воскликнула Жаклин. – Из-за чего мы сюда попали?
– А! дневники! – вспомнил Жан.
– Так вот куда уезжала Софи два дня назад! – воскликнула Абелоне. – А Анаис сейчас в Тулу-зе?
Жаклин кивнула.
– Значит, Софи-Мари ездила в Тулузу… – глаза Абелоне лихорадочно забегали. – Она ездила к Анаис, отдала ей дневники. Анаис принесла их сестре Маргарит. Жозеф завтра переезжает, Софи через неделю улетает в Южную Америку… Анаис переслала к сестре Маргарит… Софи-Мари продала свой дом Жозефу, Жозеф недавно продал его нашим родителям… Дневники уже там… Сестра Маргарит прочитала молитву… Чёрт, я ничего не понимаю, я запуталась! – вскричала Абелоне сжав руками голову, – я поняла одно – нам нужно срочно в Тулузу и найти Анаис.
– Анаис? А зачем она нам? – спросил Жан.
– Мы узнаём у неё, кому она отнесла дневники, – ответила Абелоне. – Если это сестра Марга-рит, то она знает, как нам вернуться! Скорее! На вокзал!

Тулуза изменилась в 2010 году. В 1989 году она выглядела другой. Не было некоторых зданий, лавок, торговых центров. Но у Жана, Жаклин и Абелоне не было времени смотреть на улочки Ту-лузы времен их рождения. Они спешили в монастырь, в котором находилась сестра Маргарит. Из Парижа им не удалось связаться с Анаис и поэтому они тут же направились в монастырь.
Что-то да преграждало путь в Тулузу. Плохая дорога, пробки, автобус ломался несколько раз. Эти задержки продлили путь до вечера, и автобус въехал в город в восьмом часу.
Другой автобус, что ехал до монастыря, ехал без помех и приключений. Должно быть, тот, кто посылал злоключения Жану, Жаклин и Абелоне с неба, задерживая автобус, понял, что нет смысла их тормозить. Наоборот, теперь этот «кто-то» торопил автобус – водитель ехал на такой скорости, что пассажиров на поворотах отбрасывало в стороны.
Вот монастырь. Жан, Жаклин и Абелоне быстро выскочили из него и побежали к монастырю, стараясь не оглядываться на свой дом. Это был дом Софи-Мари, потом Жозефа, и вот в октябре 1989 года там уже жили де Монпелье.
Жаклин распахнула двери монастыря и ворвалась внутрь, увидела монахиню.
– Нам нужна сестра Маргарит! Срочно! – выпалила Жаклин. Монахиня посмотрела на неё во все глаза и Жаклин испугалась, что сейчас их выставят. Но вот монашка подошла поближе огля-дела всех троих и вдруг совершенно неожиданно, радостным голосом вскричала:
– Бог мой услышал молитвы! Вы пришли!

Жаклин переглянулась с Жаном и Абелоне.
– Что, простите? Вы нас ждали? Вы нас знаете?
– Жан, Жаклин и Абелоне де Монпелье? – спросила монашка.
– Да! Где сестра Маргарит? – нетерпеливо спросила Жаклин.
– Неужели вы здесь? Не верю! – восклицала монашка.
– Прекратите! Позовите сестру Маргарит! – разозлилась Жаклин.
– Вы пришли, чтобы распутать мою историю? – монахиня не обращала внимания на Жаклин, она больше разговаривала с Жаном и Абелоне.
– Нам нужна сестра Маргарит, – неуверенно сказал Жан.
– Всё случилось, так как я и ожидала! Всё идёт по плану! – сказала монахиня, трясясь от радо-сти.
– Что с вами такое? Где сестра Маргарит? – надрывалась Жаклин.
– Успокойся, Жаклин Эжени де Монпелье! – резко одернула Жаклин монашка. – Не кричи! Ты такая же какой я была. Поэтому ты мне не нравишься, – монахиня строго посмотрела на притих-шую Жаклин и снова повернулась к Жану и Абелоне. – Вы нашли дневники в 2010 году? И пере-местились в 22 сентября 1989 года? – быстро начала расспрашивать она.
– Да… Вы кто? Откуда это сё знаете? – спросила Абелоне.
– Я сестра Маргарит, – ответила монашка.
– Что? – в один голос воскликнули Жан, Жаклин и Абелоне.
– Вы читали молитву над дневниками, верните нас обратно в наше время! – взмолилась Абело-не.
– Вы должны распутать мою историю, – возразила сестра Маргарит.
– Какую историю? Вы ж просто читали молитву! – воскликнул Жан. – Погодите, погодите… Откуда вы знаете, сестра Маргарит, что мы нашли дневники в 2010 году и переместились в этот год?
– Это знают лишь Анаис, Жозеф и Софи, – заметила Абелоне. – И то они приняли это за розы-грыш. А ещё они обещали, клялись нам, что не станут болтать об этом розыгрыше.
– Сестра Маргарит, как вас звали раньше, перед тем как вы пришли в монастырь? И когда вы пришли сюда? – спросил Жан.
Сестра Маргарит вздохнула.
– Я пришла сюда двадцать третьего сентября, и звали меня Анаис Александрина Рюэль.
Имя обрушилось как лавина.
– Анаис…– выдохнула Жаклин.
– Александрина…– прошептала Абелоне.
– Рюэль, – закончил Жан. – Так вы – А.А.Р.?
И тут Жан словно опомнился.
– Так Анаис, сестра Маргарит и А.А.Р. – Это одно и то же лицо? – воскликнул он. – Анаис пришла в монастырь из-за того, что Жозеф не женился на ней, и получила имя Маргарит. Два дня назад Софи-Мари ле Бёзве привезла дневники, но ты Анаис прочитала особую молитву. Те, кто прочитают эти дневники, попадут в тот день, когда история этих дневников начала запутываться! Мы попали сюда и распутали эту историю. Анаис – это сестра Маргарит, это А.А.Р.
Анаис смотрела на Жана со слезами на глазах.
– Верно, верно, всё правильно. Повезёт же Пьеру и Нинон де Монпелье! Какой у них будет сын! Да, я ушла в монастырь и прочитала молитву, когда Софи принесла мне дневники. Молодцы, вы всё распутали. Жозеф не знает, что я ушла в монастырь. Когда вы вернётесь в 2010 год, напи-шите обо всём Жозефу.
– А как мы вернёмся и когда? – спросила Абелоне.
– Я не знаю, – беспомощно сказала сестра Маргарит, – скорее всего в тот момент, когда вы из-влечете их своих приключений одну мысль, которую не помешает сказать другим.
– Нам ехать в Париж обратно? – спросила Жаклин.
- Как хотите. Если останетесь здесь, то предупредите Жозефа, – сказала Анаис.
– Анаис! – сказала Жаклин. – В 2010 году меня топила какая-то девушка. По описанию и по внешности это была ты.
– Да, я помню, мне снилось это, – печально подтвердила Анаис. – Иногда случается, так что мой сон воплощается в жизнь других людей…

Глава 24.
Пожар

Жан позвонил Жозефу и сказал, что они уехали в Тулузу по делам. Жозеф негодовал, ведь ско-ро он и Софи-Мари разъедутся. Жан выдумал какую-то важную причину, и Жозефа эта причина удовлетворила.
– А где нам ночевать? – спросила Жаклин у Анаис.
– Может, найдётся какая-нибудь пустая келья, – сказала Анаис. – Пойду, посоветуюсь.
Жана, Жаклин и Абелоне разместили в келье, рядом с кельей сестры Маргарит. Пожелав им спокойной ночи, Анаис, держа перед собой лампу, вышла. Жаклин обеспокоено спросила, прово-див огонёк взглядом:
– Вы не помните, в каком году горел этот монастырь?
– Горел? Монастырь горел? – воскликнула Абелоне. – Жан, разве тут был пожар?
Жан смотрел в одну точку.
– Вот чёрт! – вдруг вскричал он. – Пожар был здесь в 1989 году с 27 октября на 28-ое!
И в подтверждение его слов раздались вопли и гудение пламени. Жан, Жаклин и Абелоне вско-чили.
– Куда? – закричала Жаклин.
– В окно! – завопила Абелоне.
– С ума сошла здесь второй этаж!
– На выход?
– Там огонь!
Тут оранжевые языки пламени начал лизать дверь кельи. Все пути отрезаны.
– Давайте прыгнем из окна! – закричала Абелоне. Штукатурка с потолка начала осыпаться. Кто-то тушил пожар. Вода хлынула в келью сверху.
– Из окна! Из окна! – кричала Абелоне.
– Да замолчи ты со своим окном! – ответила Жаклин. – Если не разобьёмся, то кости перелома-ем!
– Делать нечего, придётся прыгать! – крикнул Жан, отступая перед огнём к окну.
– Как прыгать? – спросила Жаклин.
– Прямо так и прыгать! – сказал Жан, вылезая из окна.
– Но… – попыталась возразить Жаклин.
– Никаких «но»! – отрезал Жан и спрыгнул. Абелоне прыгнула за ним. К счастью высота здесь была небольшой и потому Жан и Абелоне почувствовали сильный удар и дикую боль в лодыжках. Ноги подкосились, и они рухнули на землю. Жаклин всё ещё не решалась прыгать.
– Прыгай Жаклин, прыгай! – крикнула Абелоне. Жаклин смотрела на землю и мяла руки от от-чаяния.
– Чего стоишь?!! Прыгай!!
Внезапно Жаклин завопила:
– Я никогда не буду трогать чужие дневники!
Последние слова её потонули в гуле пламени. Огонь взлетел на несколько метров вверх, выбил окна, охватил весь монастырь. Огонь полыхал везде. Кругом бегали люди с ведрами воды, приез-жали пожарные машины. Жан и Абелоне отскочили подальше, чтобы не быть задетыми огнём.
– Жаклин осталась там? – прошептала Абелоне.
– Отойди подальше. Огонь кругом, Абелоне, успокойся, – утешая сестру, Жан оттаскивал её от пожарища. Но Абелоне вырвалась и побежала в пламя.
Жар опалил ей лицо. Она словно перелетела чрез пламя, прошла сквозь него. Жаклин всё ещё стояла в окне.
– Ну что ты стоишь?!!! Иди сюда!!!
Жаклин нерешительно перелезла и спрыгнула. Послышался глухой хлопок. Шатаясь, Жаклин встала. Жан немного поплутав у пожара, бросился к сёстрам. Теперь все трое стояли посреди огня.
– Ну что доигралась Жаклин? – спросил Жан. – теперь-то по твоей милости мы сгорим тут!
– Нет, подождите, подождите, – задыхаясь, прошептала Жаклин. – Сейчас…
Огонь приблизился к ним и тут же перекинулся на живых людей. Но они не почувствовали бо-ли. Пламя поднялось вверх, загородив всё, даже небо. Но огонь исчез. Появились стены комнаты Жаклин плохо видные во тьме ночи.
Жаклин резко вздохнула, а Жан посмотрел на часы.
– Всё в порядке! Сейчас снова то время, когда мы исчезли! Ну и феномен! Как это объяснит фи-зика?
– Да иди ты со своей физикой, – сварливо отмахнулась Жаклин. – Мы здесь – вот что важно!
– Дневник! Там 22 сентября? – воскликнула Абелоне.
Все принесли свои дневники. В дневнике Жозефа стола последняя дата – 23.10., в дневнике Со-фи – 24.10, и в дневнике Анаис – 25.10.
– Всё кончилось! – воскликнула Абелоне. – Всё! Нам остаётся лишь найти сестру Маргарит и Жозефа!

Глава 25.
Встреча с Жозефом

Утро выдалось дождливое. Было холодно. А ночью было жарко. Какой резкий перепад погоды!
– Жозефу, наверное, лучше позвонить? – робко предложила Абелоне за завтраком. И завтрак был у них поздний: спали как убитые до одиннадцати часов.
– Позвонить? Лучше встретиться, – сонным голосом возразил Жан.
– Да-аа, он, наверное, не поймет и даже не узнает нас, – усмехнулась Жаклин.
– Может, узнает! – смело заявил Жан. – Давайте сейчас же поедем в Париж!
– Что-о? – протянула Жаклин.
– В Париж? – оживилась Абелоне. – Давайте! Я хочу поскорее закончить эту историю!
– Вечно вы торопитесь, – недовольно проворчала Жаклин. – Отдохнуть бы от этого Парижа во-семьдесят девятого года хотя бы денёк…
– Ты прожила там месяц и ни разу не пожаловалась, – заметил Жан.
– О-о! – застонала Жаклин. – Ладно, так и быть поедем, но обещайте мне, что не будете приста-вать со своей математикой и рисованием.
– А что мы маме и папе скажем? – забеспокоилась Абелоне.
– Скажем, что уехали в Париж за покупками, – ответил Жан. – Абелоне – за красками, Жаклин – за шмотками.
– А ты? – недоверчиво переспросила Жаклин.
– А я – в качестве спонсора! – оживленно крикнул Жан и выскочил из-за стола, – собирайтесь!

В три часа дня автобус остановился в парке у Эйфелевой башни. Жан нашёл телефонную будку. Там был телефонный справочник. Номер и адрес нужного Жозефа де ла Шатобриана найти было нелегко – в городе проживало пять человек с таким именем. Наконец в трубке послышался знако-мый голос.
– Жозеф де ла Шатобриан?
– Да, слушаю.
– Это Жан де Монпелье.
– Что-то нужно?
– Поговорить. Вы сейчас заняты?
– Нет.
– Можете подойти к Эйфелевой башне? Мы сидим в парке.
– Да, буду через десять минут, если не застряну в пробках.

Жозеф приехал. Он очень изменился с того момента, когда они видели его в последний раз. В конце концов, ему было почти что пятьдесят. Щетины стало больше, в фигуре Жозеф немного расплылся. Волосы чуть-чуть посеребрила седина. Приблизившись к своим друзьям из 1989 года, он поздоровался и внимательно оглядел их.
– Вы действительно Жан, Жаклин и Абелоне де Монпелье? – спросил Жозеф.
– Посмотрите – мы всё те же, – сказал Жан.
Этот момент напоминал кадр какого-нибудь фильма. Главный герой встречается с давно по-гибшими друзьями, которые на самом деле и не умирали и вот стоят перед ним, такие же, как буд-то он видел их только вчера. И сейчас эта встреча была на это похожа: Жан стоял у скамейки пе-ред Жозефом, уперев руки в бока, Жаклин присела на спинку скамьи и качала ногой, а Абелоне сидела, положив ногу на ногу. В довершение всего на них была та же одежда что и в 22 сентября 1989 года.
– Но вы должны быть моего возраста, – возразил Жозеф. – Вы должны были измениться внеш-не. А вы… выглядите так, как будто пришли из того дня, когда я видел вас в последний раз – два-дцать седьмого октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Вы не изменились!..
– Вообще мы все родились после двадцать седьмого октября тысяча девятьсот восемьдесят де-вятого года, – сказала Жаклин. Жозеф воззрился на неё как на сумасшедшую, но тут Жан начал объяснять всё. Он начал с того, как они нашли его письмо к Анаис. Затем нашли дневники. Пере-месились во времени. Жили в Париже в 1989 году. Приехали в Тулузу. Нашли ответ и разгадку запутанной истории. Узнали, что Анаис – это сестра Маргарит. Во время пожара вернулись домой. По просьбе Анаис приехали в Париж, и нашли Жозефа.
– Многие, в том числе я и Софи считали, что вы сгорели, – сказал Жозеф. – Пожар был очень сильный. Весь монастырь сгорел. Но я не знал, что Анаис стала монахиней. Я всегда считал, что она живёт в Тулузе, держа на меня обиду и не отвечая на мои письма. Софи поехала в Тулузу и отдала дневники. А Анаис, то есть сестра Маргарит, прочитала молитву, а потом отнесла дневники на чердак, оставив там же вещи Софи-Мари. И там же она оставила письмо.
– Да-да, – закивала Абелоне.
– Боже, – протянул Жозеф. – Значит, вы сказали правду в самый первый раз. А Анаис смеялась больше всех. Слушайте, а вы позволите мне поехать в Тулузу с вами? Я хочу увидеть Анаис.
– Давайте! – воскликнула Абелоне. – Да и нам троим нужно поговорить с сестрой Маргарит.
– Только я предупрежу близких, – сказал Жозеф отходя в сторону.
– Близких? – шепотом удивленно переспросила Жаклин.
–Жаклин, ему сорок с лишним, – прошипела Абелоне. – У него есть жена и дети, если ещё нет внуков. О помолвке он объявил при нас, мы видели собственными глазами его жену и были на их свадьбе.
– Всё, можем ехать, – сказал Жозеф, возвращаясь.
– Только! – влезла Абелоне. – Мы ведь приехали в Париж по другой причине. Давайте что ли купим то за чем мы якобы приехали.
– Вы соврали родителям? – лукаво переспросил Жозеф. – Мои дети мне никогда не врут.
– Если мы скажем правду, нам просто не поверят, – сказала Абелоне. – Вы не ребёнок, Жозеф, вы нас не поймётё. Мы трое – ещё дети. Даже Жан в машинки ещё играет.
– Чего? – переспросил Жан.
– Ну, какие ты там рычаги и динамометры используешь в физике?
– Тогда ты тоже с ними играешь.
– Мне возраст позволяет, – показала Абелоне язык, – поехали уже.

Глава 26.
Монастырь

Монастырь стоял на том же месте. Жозеф, проходя мимо домов, внимательно всё разглядывал. Увидев дом, принадлежавший много лет назад Софи-Мари ле Бёзве, он глубоко вздохнул.
– Жаль, что Софи-Мари так и осталась в Южной Америке, – грустно сказал Жозеф. Жан, Жак-лин и Абелоне переглянулись: знает ли Жозеф о смерти Софи-Мари? Должен знать ведь мать де-вушки сообщила бы ему. Но если Жозеф ничего не знает, то лучше оставить этот разговор на по-том. Но он не может не знать! Ведь Софи-Мари давала о себе знать пока жила в Южной Америке! Жозеф в любом случае знает о её смерти. Значит, он с Анаис помолиться за подругу.
Сестра Маргарит гуляла в саду.
– Сестра Маргарит! – закричал Жан. Сестра Маргарит обернулась. Она не узнала ни Жана, ни Жозефа, но узнала Жаклин.
– Что вы здесь делаете? – спросила она Жаклин. – А вы кто? – обратилась монахиня к осталь-ным.
– Ну, сестра Маргарит, – расстроено протянул Жан, обнимая монахиню. – Ну я же Жан де Мон-пелье! Вы меня крестили!
– О Жан, – прошептала монахиня, и тут все заметили, что от веселой Анаис ничего не осталось – за двадцать лет девушка состарилась и казалась немощной.
– Анаис, – тут же обратилась Жаклин к монахине, – вы помните, как мы втроём пришли к вам в октябре в 1989 году?
– Да, помню, – медленно проговорила Анаис.
– Вы просили нас рассказать обо всё Жозефу, когда вернёмся в своё время, – продолжала Жак-лин. – Мы только что из Парижа и там мы встретились с Жозефом. Вот он…
Жозеф выступил вперёд. Анаис смотрела на него с недоверием, а потом вдруг разрыдалась, и Жозеф обнял её. Жаклин подумала, что ни в каких журналах и в рассказах подруг не встречала ис-тории о таких трогательных встречах после многолетней разлуки. Абелоне показалось, что вышла бы отличная картина.
Жозеф и Анаис почти что рыдали. Но всё же Анаис рыдала так сильно, что Жозеф знаком пока-зал Жану, Жаклин и Абелоне отойти.
– Они будут разговаривать до утра, – с улыбкой заметила Жаклин.
– Думаю, что сейчас их связывает не более чем дружба, – сказала Абелоне.
– Они, наконец, поняли, что произошло, а мы поняли другой немаловажный факт, – проговорил Жан и, оглядев любопытные лица сестёр, весело и громко сказал:
– Никогда не читайте чужие дневники!