Апофеоз грозы
Утреннее солнце ещё было на подъёме и светило прозрачной прохладой горизонтально земли. В электричке день только-только пробовал свой голос в тихих, полусонных разговорах пассажиров.
Я занял место у окна и уткнулся в книгу «Педагогическая поэма». Мой путь лежал до конечной остановки, и я не беспокоился о том, что проскочу её. Электричка периодически останавливалась, пополняя или меняя людей, а затем, зашипев закрывающимися дверьми, неслась дальше. Колёса мерно напевали железнодорожную «Дубинушку», баюкая не выспавшихся пассажиров.
Начинался обычный, с ленцой и усталостью после выходных понедельник.
Машинист объявил очередную остановку.
Я оторвался от книги и равнодушно посмотрел в окно. Но то, что я увидел за грязным стеклом, мгновенно оборвало нить связующую меня с темой книги. Невольно, что-то в душе сжалось.
Огромным, невероятно пышным, тёмно-фиолетовым грибом с рваными серыми щупальцами – грозовая туча закрывала утренний горизонт. На этом устрашающем фоне, под прямыми лучами солнца, неестественно и не привычно для глаза, белели дома нового микрорайона. Они, будто были сложены из небольших листов пережженного асбеста с чёрными, аккуратными квадратами окон, которые больше твердили о вымерших сотах, чем о жилых ячейках людей. Вдоль них, рядами, наподобие изгороди, стояли бледные, длинные и тонкие свечи столбов с согнутыми, почерневшими фитилями, со слабым фосфорицирующим светом плафонов. Зелень, плотными, поролоновыми клочками декорации, без каких-либо переливов в оттенках, броско выделялась среди белых квадратов и прямоугольников. У самого основания невиданного полотна, по выжженной плоскости земли хаотично суетились пёстрые пятна машин и плоские фишки человеческих фигур. Теней нигде не было видно так, как лучи света шли параллельно моему взгляду. Над всем этим, кружились белыми хлопьями пепла обезумевшие чайки, тем самым ещё более дополняя устрашающую картину небывалого дождевого гриба.
Это был апофеоз. Апофеоз грозы! Грандиозный апофеоз!
Длился он недолго. Но прежде, его расползающиеся во все стороны, ненасытные щупальца дотянулись до поднявшегося над лесом солнца, затем присосались к асбестовым плитам и жидкой зелени, и тут же стали штриховать в серый фон пестроту машин и людей, по ходу гася необычное свечение светильников и разгоняя чаек.
Окружающим мир стал быстро бледнеть и темнеть.
Мы, в несущейся в стороне электричке, были пока недосягаемы для её щупалец. Казалось, что нам крупно повезло, быть лишь сторонними зрителями, а не действующими лицами разыгравшегося светопреставления в виде грозы. Но она никак не хотела, чтобы мы вышли со сцены сухими.
Поспешившие вдогонку дозорные грозы вскоре глухо забарабанили о невидимую преграду из стекла и металла и, не сумев проникнуть вовнутрь вагона, слёзно сползали по стеклу по диагонали, оставляя замысловатые разводы и полосы по ту сторону стёкол.
Я, не отрываясь, следил глазами, умом, душой, и бог знает ещё чем, за их мокрым делом.
Это была лишь проба сил, чтобы взять нас на испуг.
От первых неудачных наскоков на мчащуюся электричку, туча не отступила прочь, а ещё сильнее набросилась на неё. Она уже всей тёмной массой напирала на электричку, как бы желая сбить её с рельсов и утопить в своих потоках. Я видел, как на остановках вбегали промокшие до нитки несчастные беженцы, которые на себе испытали её истеричный характер.
В шуме ливня неслышно было голоса диктора и шипения закрывающихся дверей. Казалось, что этому не будет конца, и мы вскоре поплывём, если не утонем в нарастающих потоках воды.
И всё же, эта гроза быстро выдыхалась или наши пути с ней разошлись. Видимо мы оказались ей не зубам и она решила искать себе жертву послабее.
В Гатчине вновь поблескивало солнце и вместе со мною тревожно и зачарованно смотрело на уползающую прочь, не то чудовищную каракатицу, не то и впрямь грозовую тучу.
Я был счастлив более солнца тем, что не только видел подобное зрелище впервые, но и что не стал мокрой жертвой нагрянувшей нежданно стихии природы.
2.7.1979г.