1 На всей земле был один язык и одно наречие.
2 Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там.
3 И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести.
4 И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли.
5 И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие.
6 И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать;
7 сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого.
8 И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город.
9 Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле.
Бытие. Глава 11
Со времен доисторических человеку было определено вести тяжелую борьбу за существование, за то, чтобы выжить и продолжить свой род, в чем он весьма и преуспел, превратившись из обыкновенного члена земного сообщества, вынужденного конкурировать с другими его обитателями, во властелина мира. Помог же ему в этом деле разум – разум, который позволил создавать и развивать технологии, то есть такой вид осмысленной созидательной деятельности, который в разы превосходил по своей результативности все то, на что были способны остальные земные существа. Самым первым ноу-хау гомо сапиенс было изобретение и развитие средств коммуникации – языка, что спровоцировало выход на очень высокий уровень общественной кооперации, приведшей к невиданной эффективности при достижении конечного результа. Без сомнения, очень скоро после начала эффективно организованных и рационально выполняемых коллективных действий, основанных на полном взаимопонимании, человек стал получать огромный продукт, позволявший теперь какой-то части рук высвободится от труда чисто физического и перепрофилироваться на труд интеллектуальный.
Изобретение языка явилось первым революционным толчком в эволюционном развитии человека, – следующие не заставили себя долго ждать. Совершенно бесспорно, что когда человек по указанным выше причинам улучил достаточно свободного времени, то лучшие его умы стали непрерывно направлять свои усилия к физическому и логическому изучению окружающего мира, неизбежно приводящее ко все новым и новым открытиям, используемым в целях практических. Всеповышающаяся эффективность труда вела к дальнейшему прогрессу. Здесь не было циклов или скачков, каждое поколение пополняло общую капилку знаний, что приводило к еще более глубокому пониманию мироустройства и своих собственных возможностей. Не могло человечество в своем развитии двигаться скачкообразно, ибо прогресс – это прямолинейная функция, отражающая совокупность научно-технических достижений за определенный период. Со временем знания и основанные на их прикладном применении материальные блага только множатся, и это не может приводить к необъяснимым упадкам или откатам к более примитивным формам жизни, как нас в этом пытаются уверить ортодоксальные историки. Все записи и свидетельства в обозримо-достоверном историческом прошлом (скажем, за последние 300 лет) свидетельствуют о том, что никакие потрясения и катаклизмы, какой бы разрушительной силой ни обладавшие, не приводили к катастрофическим последствиям для очень большой части человечества, а региональные раны очень быстро затягивались и более того, ускоренными темпами выводили человека на еще более высокий уровень общественного развития.
Так страшные эпидемии приводят к изобретению вакцин, разрушительные природные катаклизмы заставляют с усиленным вниманием наблюдать за явлениями природы и лучше разбираться в причинно-следственных связях, а опустошительные войны приводят не только к скорейшему развитию техники, но и к вящему пониманию того, что только дружественные культурные и научные связи могут решать глобальные социально-политические вопросы. Таким образом человек постоянно развивается и, никогда не возвращаясь к своему пещерному прошлому, систематически выходит на все новые рубежи в направлении технического, научного и нравственного развития. Если в городах есть канализация, ничто не может заставить жителей поголовно отказаться от данного достижения и снова пользоваться выгребными ямами, если люди познали что такое электричество, то ничто не может заставить их повсеместно вернуться во времена керосиновых ламп или тем более свечей и лучин. Современные историки, однако, с наивностью малых детей кормят нас сказками о великих достижениях древних, которых постигла незавидная судьба быть побежденными варварами, которые непонятно для чего, как только одержали блестящую победу над гораздо более технически оснащенным и гораздо более технологически продвинутым соперником, вместо того, чтобы воспользоваться на правах победителей всеми достижениями более высокоорганизованного общества, все это мгновенно уничтожили и тотчас совершили экономический и культурный откат к пещерным временам и впали в летаргический сон на многие и многие сотни лет. Встает вопрос: а зачем, вообще, было завоевывать?
Ученые-историки разноголосят по поводу многих исторических событий, например, что привело к началу той или иной войны, где географическая локализация того или иного исторического места, и есть очень немногое, в чем они единодушны: так утверждается, что первыми культурными насельниками Европейского континента наша историческая память застает кельтов, артефакты культуры которых обнаруживаются от моря Черного вплоть до холмов Шотландии и равнин Ирландии. Не следует полагать, что слово «кельты» – это самоназвание народа, оно придумано, но когда и кем – даже тут историки не могут прийти к общему мнению: одни говорят о некоем уэльском лингвисте 17-го века Эдварде Ллуйде, введшим это понятие в научный оборот, другие о древнегреческих корнях. То есь разнось по датам составляет сотни и сотни лет! Также не ясно, каким образом Европа явилась колыбелью для других исторических народов, которые возникают из небытия неожиданно и даже почти мистически. Так классические труды по истории, скажем, России утверждают, что родиной славян на континенте явились ни то Карпатские горы, ни то топи и леса в современной восточной Польше и Белоруссии. При этом не известно, где же в это время находились кельты: или освободили территорию, предвидя зарождение новой этнической общности, или же сами эту общность и породили из своей среды. Практически такими же красками рисуется история османского завоевания. Территория, на которой выпестовались дикие племена турок издревле принадлежала Византийской империи (опять таки название позднее, самоназвание – Ромея!), сами византийцы, как нас учат историки, были греками, и ни о каких турках, османах или иных тюркских народах на территории своей империи не ведали. И вдруг из небытия, из праха, как из-под земли территория Малой Азии повсеместно оказывается населенной весьма воинственными племенами, коих неясная сила начала выдавливать на европейский континент, что в конце концов привело к падению самой метрополии – непреступной Византии.
А вот еще один пример нелепых противоречий, которыми столь наполнены сочинения по истории. Так во всех советских учебниках утверждалось, что с доисторических времен северное Причерноморье было заселено Скифами, а вот болгарские учебники утверждают противоположное: с точки зрения болгарских ученых на указанных территориях с начала нашей эры и вплоть до века 11-го проживали древние болгары, сначала управлявшиеся их ханами, а потом и царями, а вот для скифов в болгарской истории места, увы, не нашлось! Или другой пример. Советские учебники (не знаю, что пишется в современных учебниках, так как ходил в школу еще в советское время) утверждают, что территория Западной Украины – это исконно русская территория, кстати, именно по причине восстановления исторической справедливости советские войска вторглись в начале 2-й Мировой войны на территорию Польши. А вот поляки до сих пор, говоря о Львове, называют его «наше място», и в польских учебниках об этих же самых землях пишется как об ИСКОННО польских! Как видно из данных примеров, историки не могут договорится между собой о базовых понятиях и положениях в науке история и, тем самым, расписываются в полной несостоятельности как ученые, а история в целом едва ли при таком положении вещей может считаться научной дисциплиной.
Но не будем сейчас поднимать все темы, которые прекрасно освещены в современных работах, известных под названием Новая хронология. Хочу вынести на обсуждение тему возникновения и развития национальных языков. Тема очень интересна и как всегда, очевидно, совершенно не понята ортодоксальными историками. Современная наука утверждает: люди некогда говорили на одном языке, а потом по мере расселения по свету начали терять связи, что не преминуло отразиться и на их речи, – у людей стали образовываться свои местные диалекты. Чем раньше разъединились племена, тем более далекими становились их языки. Индоевропейские языки Востока и Запада сейчас совершенно различны и общие черты просматриваются только после внимательного взгляда сквозь микроскоп современной филологии огромного увеличения. С европейскими языками все обстоит гораздо проще. Древние насельники Европы начали выпочковываться из единой языковой общности во времена не столь отдаленные и посему в Европе к настоящему времени существуют родственные языковые группы, близость которых определяется специалистами при помощи сравнительного анализа. В свою очередь языки, относящиеся к одной семье, близки настолько, что даже неспециалисты определяют их родство без всяких научных методов, так сказать на глазок. Так вкратце специалисты-филологи видят историю развития языка. Почти все идеально – но не все.
Автор этих строк – большой любитель словесности – в свое время проводил сравнительный анализ классической латыни, старо-славянского и церковно-славянского языков и никак не мог избавится от мысли, что в основе всех этих языков лежит один и тот же (назовем его условно – исходный), только искусственно измененный в разных направлениях язык! Подобное чувство он испытал, и когда начал изучать болгарский язык. Присутствие искусственной логики в несовпадении синтаксиса и морфологии 2-х языков (болг. и рус.) было настолько очевидным, что официальная версия естественного размеживания этих языков из славянской основы стала казаться, мягко говоря, наивной. Сейчас поясню.
Начну с указания на подобие лексического состава двух языков. Думаю, что не меньше 70 – 75 процентов слов или совпадают полностью или имеют такую смысловую близость, что увидеть их общие корни не составляет никакогo труда даже неспециалисту. Подобный процент общих слов неминуемо должен указывать на такое родство языков, когда речь может идти только как о вариантах одной речевой культуры. Но не тут-то было! Грамматически эти два языка различаются ничуть не меньше, чем, скажем, русский и английский. Вот лишь беглый обзор особенностей грамматики болгарского языка: отсутствие падежей (для существительных полное, для местоимений характерны формы Им., Вин. и Дат. падежей, причем, сами болгарские филологи их падежами не считают, называя формами подлежащего, прямого и косвенного дополноений соответственно) и сложная смесь аналитических и синтетических глагольных конструкций и форм, делающих его похожим в одних случаях на русский, в других случаях на английский языки. Если наши предки говорили на одном языке, приняв за постулат, что церковно-славянский язык донес хотя бы приблизительно образец этого протоязыка, то как разумно объяснить подобные коренные изменения, произошедшие как с русским, так и с болгарским языками? Каждый из упомянутых языков в аспекте грамматическом настолько далеко ушел от своей основы, что пытаться объяснить подобные изменения некими естественными лингво-фонетическими процессами выглядит просто неубедительно и наивно. Русский язык полностью распростился со сложной глагольной системой языка-основы, а болгарский, напротив, сохранив лексический состав (язык болгар слышится очень архаичным для русского слуха) и формы глагола, полностью утратил (как уже было сказано) систему падежей. Представьте себе следующую странную картину: ребенок растет, впитывая с молоком матери органическое устройство языка своих родителей, понятия не имея о том, какими грамматическими категориями он изъясняется, и, тем не менее, годикам к пяти-шести приобретает способность к полноценному общению не только со своими родителями, но и вообще со всем сообществом вкупе, без различия с кем эта коммуникативная связь поддерживается: со своими сверстниками, родителями или людьме более старших поколений уровня дедов и прадедов (что вполне вероятно при условии ранних браков). При такой схеме передачи навыков разговорной речи в поколениях какие силы должны подтолкнуть одну ступень этой лествицы отказаться от врожденных навыков и начать общаться, используя новые категории грамматических форм? При этом неизбежно должно начаться непонимание и хаос как в общественной, так и в экономической жизни людей по причине непонимания друг друга. А это уже библейский коллапс (см. эпиграф!), приведший к разделению людей по языковому принципу на разные расы. Вот тут-то, как мне кажется, в наших рассуждения мы нащупываем слабость в ортодоксальной версии истории языков, которая непременно развалится под напором обычных логических соображений.
Как видим, ученые не могут указать причин, по которым подобные коренные измения могли произойти в языке. Фактически они расписываются в своей некомпетенции в этом вопросе, утверждая, что «… по не вполне понятным для науки причинам… отмечается все больший упадок падежной системы. Наступает так называемое «смешение падежей», – компилятор явно был не в состоянии сохранить употребление падежных форм согласно их функции в предложении… книжник явно больше не имел твердого языкового чувства о падежах» (Петыр Пашов, академик Софийского университета). Заметьте, речь не идет о внешнем влиянии на болгар, а о каких-то необъяснимых процессах, развившихся в самой массе носителей языка. Говорить о заимствованиях здесь не приходится, ибо буквально со всех сторон ареал распространения болгарского языка окружен «падежно-лингвистическими» территориями: турецкий, арабский, греческий, немецкий и все славянские языки имеют категорию падежа (от 3-х до 7-ми). Не сомневаюсь, что многим ученым очень бы хотелось объяснить утрату падежей влиянием какого-либо языка, и, нашедши, наверняка, так бы и сделали, но, увы, такого влияния просто неоткуда взять!
Историки нас уверяют, что такое колоссальное изменение в болгарском языке, как утрата падежных окончаний и замена их системой предлогов, произошла как бы сама собой, как будто существовало некое неудобство в существовавшей до того системе вербальной коммуникации, заставлявшее людей (опять таки как-то невольно) искать новые формы передачи понятий, при этом совершенно не учитывая того, что подобная работа требует колоссальных затрат – целых технологий! – по искуственному насаждению целому (как минимум!) поколению новых коммуникативных навыков, а это, как вы понимаете, уже централизованная планомерная работа, невозможная без некой новой идеологии, подталкивающей к подобному преобразованию.
Тут сам собой напрашивается следующий вопрос: каким образом языки, считаемые наиболее близкими (в нашем случае – практически идентичные!), различны по грамматике и наоборот, языки, относимые к совершенно различным группам, имеют много общих черт? Данный парадокс, на мой взгляд, очень убедительно объясняется разработчиками Новой хронологии. Если предположить, что национальные государства и национальные языки стали образовыватья в одно и то же время как цельный политический процесс, то очень может статься, что люди, говорившие некогда на разных языках, попавшие политическим казусом в зону насаждения, скажем, церковно-славянского языка, через одно-два поколение лучше или хуже усвоили этот навязываемый язык и приобрели такие разговорные навыки, которые заставили позднейших ученых отнести эти народы к родственной языковой группе. Далее, используя неверный постулат о древности данной языковой группы, объяснили все языковые различия временнЫм фактором, без понимания того, что подобные различия не имели никакого шанса произойти естественными путями. Подобные процессы происходили и в других частях Европы, где для формирования национальных суверенных государств в качестве инструмента внедрения лояльности к тому или иному политическому центру в сознание людей, до того не имевших понятия о НАЦИИ, стали вколачивать идею об языке как идентификаторе этой самой нации. Такую идею внедряли через насаждение Святого писания, в одном случае написанного на церковно-славянском, в другом – на латинском (варианте церковно-словянского), в-третьем – на греческом и т.д. Для большей убедительности составили ложную историю, утверждавшую о глубокой древности всех вновь созданных языков, а стало быть, и наций ими владевших, начав таким образом вбивать клин между людьми, до сего момента понимавших и осознающих только понятие семьи, рода, племени и еще подданства!
Но вернемся к болгарскому языку и убедимся, что изложенная выше схема формирования современных языков вполне объясняет метаморфозы его развития. В болгарской грамматике существует 9 временных глагольных форм. С учетом того, что всем этим формам соответствуют еще и несвидетльские формы пересказа, предположения и недоверия, то число форм за вычетом омонимичных доходит до 24! При этом в языке используется едва ли треть из всего этого многообразия, а об оставшихся среднестатистический болгарин даже и не слышал или, по крайней мере, не умеет объяснить логику их употребления: они существуют только в виде грамматических таблиц в учебных пособиях. Судя по тому, что подобные пособия для объяснения неупотребляемых среднестатистическим болгарином грамматических форм обращаются за примерами к старым писателям рубежа 19-го – 20-го столетий, можно сделать вывод, что современные писатели подобных форм уже не знают!
В болгарской лингвистике до сих пор даже не существует единого мнения как классифицировать данные формы: иногда их относят к категории наклонения, иногда называют несвидетельскими формами, иногда формами пересказа. Есть форма, в одних случаях называемая двойнпересказывательная (двойноприезказна), в других – усиленная (засилвана). В грамматиках, написанных до 1944 г. (года установления коммунистического режима) она называлась давно прошедшей (отдавна минало)! Это говорит о том, что болгарский язык относится к одним из самых молодых языков в Европе (наряду с македонским или украинским), грамматические определения которого все еще находятся в стадии разработки учеными-филологами.
Вообще странная ситуация происходит с носителями болгарского языка. Как нас уверяют, сначала в «среднеболгарский» период (по времени растягивающийся на сотни лет вплоть до 15-го века) болгары теряют грамматические категории существительных – падежи, вдобавок используют сложную глагольную систему церковно-славянской первоосновы, а вслед за этим, уже практически в наше время, отказываются и от этого, упрощая громоздкий аналитизм системы времен. Это подкрепляет мою убежденность в том, что только совсем недавно, в 20-м веке, сформировался современный болгарский язык, выдавивший из своей основы все лишние грамматический формы, навязываемые по традиции книжниками и лингвистами на протяжение некоторого времени (1, 2, 3 века, не знаю точно сколько!) и оставивший лишь те, которые необходимы и достаточны для обслуживания коммуникативных потребностей. Ссылки на древнего компилятора и книжника, который «явно больше не имел твердого языкового чувства о падежах» говорит о том, что предки болгар НИКОГДА не говорили на языке похожем на церковно-славянский: вполне усвоив насаждаемую лексику, они так и не смогли понять чуждую для них категорию падежа. Древние же грамматики и летописцы, более или менее усвоившие данную грамматическую категорию, со временем под давлением народного языка стали терять развитый навык и в конце концов, после периода неустойчивого употребления, окончательно потеряли его. То же самое произошло и со сложными аналитическими формами, которые начали насаждать в болгарскую языковую общность из церковно-славянского, но которые не были восприняты основной массой населения и к нашему времени канули в Лету. Произведения старых болгарских писателей (коих, надо заметить, очень не много) зафиксировали и донесли до нашего времени не языковую традицию староболгарского языка, а свидетельство неудавшейся попытки внедрения правил церковно-славянского языка, противоречащих сложившимся к тому времени языковым навыкам и привычкам. Этот тезис подтверждается тем, что первые печатные книги на болгарском языке, появившиеся в первой половине 19-го века, зафиксировали, может, не столь твердую, но все же целостную падежную систему, которой пользовались болгарские книжники в ту эпоху. Середина того же века явилась водоразделом, после которого все поголовно авторы писали свои труды, заменив падежные окончания на систему предлогов. Просто невозможно поверить в то, что такая капитальная языковая структура, коей является система падежей, могла совершенно исчезнуть в течение жизни одного-двух поколений!
Каким же был язык народов, населявших Европу до периода становления современных языков, предстоит выяснить общими усилиями. Не секрет, что половина названий восточно-германских городов носит славянские корни, топонимика северной Греции сплошь славянская,на основании работ некоторых ученых можно сделать вывод, что народы древней Италии говорили на славянском (этрусском) языке. Был ли языком основы именно славянский (и насколько он походил на церковно-славянский), или, может, кельтский, тюркский или какой-то иной? Вот целый пучок вопросов, на которые ортодоксальная наука ответить не в состоянии, и все люди, заинтересованные в востановлении правильного прошлого и сопричастные к европейской и мировой культуре, должны помочь запутавшимся историкам в этом сложном, но таком интересном деле распутывания клубка истории с целью нахождения ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА ИСТИНЫ!