ВЕРСИЯ
На горе стояли три креста. К каждому кресту был прибит человек и все они испытывали смертные муки. Тот, который висел на среднем кресте, жестоко страдал телом, но душа его была спокойна, ибо он знал, что скоро соединится с Отцом своим Небесным.
Тот, что висел справа от него, громко стонал и кричал: "Ай-ай-ай, как больно! Это же терпеть невозможно! И за что?! Ну, ограбил я этого толстобрюхого, так он же ростовщик бессовестный, сколько он сам людей обездолил, у него же подвал золотом набит. А та вдова, у которой я набранную милостыню отнял, так ведь это десяток лепт всего было, неужели из-за такой мелочи мне так страдать? А что у неё дети с голоду умерли, так ей же меньше забот осталось. А что я девчонкой нетронутой попользовался, так на то она и женщиной родилась, чтобы мужчин ублажать Да о чём это я?! Ведь меня ждут адские муки! Котлы с кипящей смолой и черти с острыми вилами! Знать бы всё заранее, жил бы я тихо, как мышка, нанялся бы хоть улицы подметать и каждому нищему подавал бы лепту." И тут он взглянул на того, кто висел слева от него. "А этот, люди говорят, чудотворец, исцелял увечных целыми толпами. А вдруг он и мне поможет?" И громко крикнул: "Рабби милостивый! Спаси меня от смерти! А если нельзя, облегчи хотя бы предсмертные муки! А главное, избавь меня от посмертных страданий! Ведь я очень-очень-очень сильно раскаиваюсь, искренне и покорно! Если я останусь жив, никого больше не обижу, буду молиться целыми днями и раздавать милостыню! Спаси же меня, рабби!"
Иисус умел читать мысли, и он подумал: "Это – ничтожный человек.Его раскаяние – только страх перед наказанием. Даже в адском огне он будет жалеть только себя. Но и вечного блаженства не выдержит его мелкая душонка, потому что его желания низменны." И он ответил благоразумному разбойнику: " Успокойся! Сегодня же будешь в райском саду, и ешь там райские яблочки до скончания веков."
Тот, кто висел на левом кресте, думал своё: "Так вот они какие, предсмертные муки! Значит, то же чувствовал и тот купец, которому я жёг пятки горящей головнёй, чтобы он назвал мне место, где спрятаны его богатства. А дети той вдовы? Они плакали от голода и просили пощадить их мать, которой я вывернул руки, отняв последние гроши. Уж очень мне хотелось выпить! Живы ли они? А та девочка, которую я истерзал, наслаждаясь её телом? Она уходила от меня держась за стены, сгибаясь в три погибели и закрывая лицо платком, потому что ей было стыдно. А мне тогда не было стыдно... А сколько ещё невинных людей пострадало от моей руки! Я уже не помню их лиц, но они- то меня наверняка помнят, если живы ещё. Поделом же я страдаю. А ведь впереди меня ждут адские муки, котлы с кипящей смолой и черти с острыми вилами. И придут те, перед кем я виноват, и будут смотреть на меня. Купец с сожженными ногами не сможет придти, он приползёт на локтях. А вдова будет держать за руки детей, и руки эти будут тоненькие, как травинки. А девочка, истерзанная мной, откинет с лица платок, и губы её будут шевелиться, шепча мне упрёки. И ещё люди придут, которых я забыл, но они-то меня помнят, и их глаза будут меня жечь яростнее кипящей смолы. И поделом мне! Моей вины перед ними ничем не искупить." И тут взгляд его упал на того, кто висел справа от него. "А этот за что мучается? Он никому злого не делал и даже, говорят, кого-то исцелил." И разбойник крикнул, повернувшись вправо: "Что же ты мучаешьсья? Сотвори чудо для самого себя, сойди с креста!" Но голос его прерывался от боли и походил на смех.
Иисус умел читать мысли, и он подумал: "Этот человек при жизни был великим злодеем, но сейчас он искренне раскаивается. Я не могу судить его, ибо он судит себя сам, и я не могу простить его, ибо он сам себя не прощает. Пусть же он примет ту кару, на которую себя осудил, и, лишь когда он почувствует, что мера его мучений превысила меру его злодеяний, пусть он войдёт в Рай и обретёт желанный покой"
И Христос ничего не сказал неблагоразумному разбойнику, ибо ему нечего было сказать.