Стиляга

               
Юра Приходько, интеллектуал и стиляга, был заметным юношей в нашем маленьком городке. Невысокого роста, с лицом ангела, он носил брюки дудочкой, расписную рубашку в пальмах, туфли на толстенной подошве, волосы укладывал в замысловатый кок. Он слушал «буги», записанные на рентгеновской пленке, так называемые «буги на костях». Отец его был полковник в отставке, мама не работала. В его доме читали «Иностранную литературу», красочную «Америку» и другие журналы, которые время от времени он давал моему старшему брату Саше почитать. Конечно, читала и я.

Саша учился вместе с Юрой в горном техникуме, и тот запросто заходил к нам  поболтать или пригласить брата «прошвырнуться» по главной улице, где собиралась стильная молодежь. Официально улица называлась «им. XX съезда КПСС», но молодежь переименовала ее в  Дерибассовскую, на одесский манер. Именно здесь проходила ежевечерняя тусовка стиляг.  Они ходили небольшими группами, собирались около памятника Ленину, стоявшего с протянутой вперед рукой в центре площади. По Дерибассовской вечерами гуляли девушки  из торгового техникума, с которыми заигрывали парни из горного. Нам, девчонкам-школьницам, все это казалось чрезвычайно привлекательным.

Мы жили в маленьком городке, довольно спокойном. Несмотря на то, что я была подростком, ни мама, ни брат не запрещали мне появляться летом на Дерибассовской. Саша говорил, пристально глядя мне в глаза: «У тебя есть старший брат. Ничего не бойся, ты под моей защитой». И я верила ему, да и как не верить? В отличие от Юры брат был атлетического сложения, занимался боксом, ездил на соревнования. В доме на самом видном месте хранились его медали, завоеванные в спортивных боях.
 
Но вернемся к Юре. Мне запомнилась его песня, которую он любил напевать: «Манит сень акаций прогуляться хоть на момент. Завтра знаем сами – ждет экзамен, но сердце не камень… Ах, ночка лунная, девчонка юная, из-за тебя погибнет, кажется, студент…» У Юры был приятный тенор.

На этой улице, под сенью цветущих акаций возникала любовь, скрашивавшая скромную студенческую жизнь конца 50-х годов, развивались романы и даже происходили потасовки между стилягами и комсомольцами, носившими с собой машинки для стрижки, чтобы, улучив подходящий момент, постричь наголо очередного носителя кока или хотя бы обезобразить его. С точки зрения современного человека это было варварство – насильно остричь парня только за то, что его прическа отличается от твоей. Тем не менее, это было. И никто не возмущался, это было нормой жизни – тогдашней.

Однажды, в чудный летний вечер комсомольцы постригли Юру. Это произошло на центральной площади. Мы с девчонками стояли в стороне и не видели начала потасовки. Вдруг кто-то крикнул: «Полундра! Стиляг бьют!» Я обернулась и  увидела, как дружинник с красной повязкой на рукаве заломил Юре руку за спину. Мой брат, находящийся рядом, что-то нервно говорил дружиннику, но тот не слушал. Пара крепких парней скрутила Юру, мелькнула машинка для стрижки, и в минуту юноша лишился своего модного кока. Тогда брат ударил с правой стригущего в челюсть, а того, кто держал – ногой в пах. «Юра, беги!» - крикнул он. Юра вырвался и побежал, а брат остался выяснять отношения.

Выясняли в отделении милиции - брат получил пятнадцать суток за драку. Мама  очень переживала: сына врача посадили на пятнадцать суток – стыд какой! Юра, остриженный наголо,  навещал брата в КПЗ, но, что удивительно, после этого случая он больше никогда не приходил к нам в дом. А мне этого так хотелось - он был моей  безответной любовью.