«Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный.
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я...»
Маленькое чудо, сотворенное Гением. Бесчисленное количество работ пушкинистов, статья Д.С. Лихачева, тема для сочинений школьников всех поколений.
Нимало не собираясь соревноваться с уважаемыми пушкинистами, и уж тем более с замечательным ученым, я вдруг задумался над тем, почему в первом четверостишии Пушкин привел именно эти сравнения, - шум волны, плеснувшей в берег, и ночной звук в глухом лесу?
Скажете – а что? Прекрасные сравнения: и тот, и другой звук, прозвучав, уходит в небытие, в забвение. Все так. Но, подумал я, - все же почему для сравнения с именем поэт выбрал именно эти звуки? У Пушкина ничего не пишется просто так: нашел первое пришедшее на ум неплохое сравнение, нашел безупречную рифму – и вот начало очередного шедевра!
А давайте вслушаемся в само имя, о котором идет речь.
Ну, что, - Пушкин. Смешная, в общем-то фамилия. Вроде Табуреткин. А вот и нет! «Табуреткина» не хочется сравнивать ни с шумом волны, ни с ночным звуком в глухом лесу. Вслушайтесь в "ПУШКИН": не кажется вам, что первый слог, пропетый высоко и протяжно – и впрямь звук, напоминающий крик ночной птицы? А "ПУ! – ШШШкин!" – не те ли самые звуки, что слышатся нам при ударе, а затем при откате волны, уходящей, шипя в гальке и песке? Кстати, "САШША" – тоже - не та ли самая убегающая волна?
Нет, не прост Пушкин, хоть и говорится, что все гениальное просто!