«Записки» партизана Давыдова о Польской кампании 1831г.. Этот документ был им написан в 1836 году, хотя с тех пор прошло почти 180 лет, но ниже сказанное до сих пор во многом актуально даже в наших современных реалиях...
..." Я может быть ошибаюсь, но тем не менее убеждён в том, что не желудком нашего нравственно-хилого века переваривать такую пищу, как Свобода...мы, проникнутые космополитизмом, именуемым любовью к человечеству, как будто-бы: люблю всех не означает никого не люблю, кроме самого себя; мы, бездушные и жалкие скептики, беспощадно анализирующие всё святое; мы, чахлые, гнилые и вполне прозаические - мы не должны дерзать мыслить о Свободе.
Нет, надо сперва постараться сделаться достойными этой небесной манны, и лишь тогда она сама собой низойдёт к нам с неба; но пока всепоглощающее "Я" будет единственным кумиром, единым рычагом для нашей деятельности, все наши усилия и стремления будут тщетны.
Наш удел до того времени: либо - рабство, либо - анархия, удел ... находящихся в преступном и нравственном растлении, в утончённом себялюбии, в коих мы ныне так погрязли..."
1831 год — это последняя кампания генерал-лейтенанта, поэта-партизана, по кличке от поляков "Давыдко", против мятежа польской шляхты. Сражался как всегда геройски. «Боевые заслуги Давыдова были уважены на этот раз, как, пожалуй, ни в одну прежнюю войну. Кроме ордена Анны 1-го класса, врученного ему за взятие его летучим отрядом из 4-х полков (1 драгунский и 3 казачьих) города Владимира-Волынского (хотя Главная квартира за эту удачно проведённую Д. Давыдовым операцию представила его к ордену Святого Георгия 3-й степени, но новый государь шел по стопам прежнего и тоже посчитал необходимым приуменьшить награду поэту-партизану), он за упорный бой у Будзинского леса, где ему, кстати, вновь пришлось скрестить оружие с известным еще по 1812 году противником — польским генералом Турно, получил чин генерал-лейтенанта; „за отличное мужество и распорядительность“ во время горячего сражения у переправ на Висле Давыдову был пожалован орден св. Владимира 2-й степени; и к этому за всю польскую кампанию еще «польский знак отличия за военное достоинство».Командорский крест „Virtuti militari“ 2-го класса».
Уезжая из армии, Денис Васильевич твёрдо знал, что закончил свою последнюю в жизни кампанию.
Из автобиографии 1833г.:
...Тяжкий для России 1831 год, близкий родственник 1812-му, снова вызывает Давыдова на поле брани. И какое русское сердце, чистое от заразы общемирного гражданства, не забилось сильнее при первом известии о восстании Польши? Низкопоклонная, невежественная шляхта, искони подстрекаемая и руководимая женщинами, господствующими над ее мыслями и делами, осмеливается требовать у России того, что сам Наполеон, предводительствовавший всеми силами Эвропы, совестился явно требовать, силился исторгнуть и - не мог! Давыдов скачет в Польшу, 12-го марта он находится уже в главной квартире армии, в местечке Щенице, а 22-го в Красноставе, где кочует порученный ему отряд войск, состоящий из полков: трех казачьих и Финляндского драгунского.
6-го апреля он берет приступом город Владимир-на-Волыни и низлагает в нем одно из главных ополчений мятежников Волынской губернии.
29-го апреля он, вместе с генерал-майором графом Толстым, загоняет корпус Хржановского под пушки крепости Замостья.
7-го июня, командуя авангардом корпуса генерала Ридигера в сражении под Лисобиками, Давыдов принимает на щит свой все удары главных сил неприятеля и не уступает ему ни шагу. Бой длится более трех часов. Генерал Ридигер, пользуясь стойкостью пехоты Давыдова, обходит сражающихся, ударяет в тыл неприятеля и сим искусным и отважным движением обращает победу на свою сторону. За этот бой Давыдов производится в генерал-лейтенанты.
В течение августа Давыдов, продолжая командовать то различными отрядами, то всею кавалериею корпуса генерала Ридигера, действует за Вислою между Варшавою и Краковом. Наконец, командуя в предмостном укреплении на Висле при местечке Казимирже, он отбивает учиненное на него всем корпусом Ружицкого нападение, предпринятое 28-го августа, и по совершенном низложении мятежа русскою армиею возвращается в Москву, на свою родину, к своему семейству.
Давыдов не много писал, еще менее печатал; он, по обстоятельствам, из числа тех поэтов, которые довольствовались рукописною или карманною славою. Карманная слава, как карманные часы, может пуститься в обращение, миновав строгость казенных осмотрщиков. Запрещенный товар - как запрещенный плод: цена его удваивается от запрещения. Сколько столовых часов под свинцом таможенных чиновников стоят в лавке; на вопрос: долго ли им стоять?- отвечают они: вечность!
Общество любителей российской словесности, учрежденное при Московском университете, удостоило Давыдова избранием в число своих действительных членов и он примкнул в нем к толпе малодействующих. Однако сочинение его: "Опыт партизанского действия" и издаваемые ныне "Стихотворения" дают ему право на адрес-календарь Глазунова и на уголок в Публичной Библиотеке, в сем богоугодном и странноприимном заведении, куда стекаются любовники гулливых барышень Парнаса. При всем том Давыдов не искал авторского имени, и как приобрел оное - сам того не знает. Большая часть стихов его пахнет биваком. Они были писаны на привалах, на дневках, между двух дежурств, между двух сражений, между двух войн; это пробные почерки пера, чинимого для писания рапортов начальникам, приказаний подкомандующим.
В рабочем кабинете у Вальтера Скотта находилась гравюра работы британского художника Дайтона. «Denis Davidoff. The Black Captain».
http://bruchwiese.livejournal.com/103591.html