В память о моих юных друзьях - хуторянах
Собираемся мы с Илюшей и Раечкой на рыбалку. Кто читал у автора интермедию в стихах под названием «Выбрать хобби так не просто», тот поймет, что речь идет о завзятом рыбаке, и женщине, озабоченной поиском хобби, которая, к тому же, еще и за рулём. Это одноклассники автора. Да, что там лукавить, автор и сам, практически, наполовину завзятый рыбак. Если бы не сочинительство, стал бы уже и целым завзятым.
- На этот раз – ухмыляется Илья – мы повезем тебя в места твоей отроческой ссылки, на хутор Эрастов…
Не может быть: наконец-то! Наконец, я увижу своими много повидавшими глазами то, что давно, точнее, с первого дня возвращения на родную Кубань так желал увидеть. Увижу хуторок наш на пятьдесят дворов, мельницу на дальнем краю, поброжу по мельничному двору… Есть что вспомнить…
…Стучит наша мельничка своим черным – пречёрным от мазута дизелёчком? Растянулись по всей хуторской окраине телеги с жующими сено лошадьми? Дорожки беленькие туда-сюда – мужики муку свеженькую мешочками таскают… А голубей-то сколько! И вороны там же – с голубями дерутся, землю перед мельницей мирно поделить не могут. То тут зерно просыпано, то там… А по двору… по двору: гусиная стая - заполошно из стороны в сторону, за гордым и смелым вожаком… Да, вот бы всё это посмотреть - через столько лет… Сколько воды утекло! Кстати, а как там речка Зыбза поживает? Столь замечательная своей желтой глиной и плывущими нефтяными разводами. Совсем, вроде, так себе, речушка. Тем только и прославилась, что в верховьях её нефтяные промыслы испокон веку… а сейчас и те уже поистощились. По задам хуторской улочки извивается, петляет Зыбза, А в одной из таких петелек, помнится, и промыт был омут, небольшой, ну, примерно десть на десять метров… может, и меньше. Мы-то сами маленькими были… Сколько шуму и гаму… Всем хутором пацанячим там бултыхались. И девчонки, и девицы постарше… Любимая игра – в догонялки. На таком пятачке она превращалась в сплошную кучу - малу. Одни ловили момент, чтобы потискать других, якобы, нечаянно, а те, другие, визжали то ли от ужаса, то ли от восторга, что их, наконец-то, догнали… Эх… какие были времена…
- Ты где, дорогой! Вернись! Подъезжаем… Вот и хутор твой - сейчас въедем – Илюшка тормошит меня за плечо – не сомневайся - Эрастов твой, отечество твоё – смеётся…
- Рая, Рая, притормози! – я ничего не понимаю, смотрю и не понимаю – А где Зыбза-то? Речка где?
Раечка хоть и кубанская старожилка, но в этих местах впервые:
- Та, хто ж её знает, и де она?
Оглядываемся: никакой воды, а была, видно, что была. По растительности видать, след, как бы, остался… Да, времена. Неужели за пятьдесят лет речка может взять так, сама по себе, и уйти в другое место куда-нибудь? Не понравилось ей. До этого миллион лет ей было удобно, а тут – раз, и – пожалуйста. Вот так, катаклизмы природы, ничего не скажешь…
- Ладно, вам - глазеть на ковыль сухую… Перенесли речку, мешала… дорогу строить… Заводи, поехали! Для тебя новости не кончаются, друг мой Гришка. Вперёд, на Эрастов!
Въезжаем в улицу. Хутор, понятно - одна улица. С обеих сторон всё небо закрыто огромным зеленым шатром. «Когда деревья были большими…» - на ум приходит. Но здесь всё наоборот. Их в мою пору тут, вообще, не было. Дома по обе стороны тогда были одинаковыми… Вот, слева должен быть дом, помню, дяди Лени, плотника, единоличника. У него одного был высокий забор,
Было ему, что охранять. А, может, от сглаза – подальше добро свое укрывал… В колхозе не работал – всё могло статься. Хоть война и заслонила уже собой все эти хозяйские межусобицы времен раскулачивания, да коллективизации, но нет-нет, и косились хуторяне на справный «единоличный» забор… А, вот, тут где-то конюх наш жил, Иван, дядя Ваня Жихарев. На мельнице конюхом работал. Их тут на хуторе, из пятидесяти дворов добрая дюжина жихаревских была. Вот, такая семейственность – никто никуда не разъезжался - тут родился, тут крестился, тут женился… Война, конечно, карты многим попутала, это – да… Дворы были не богатые, почти все одинаково бедно смотрелись. Заборы – жердяные, не то, что у Лени-плотника – из дюймовки, одна к одной - крашенный. Где-то здесь мой хуторской приятель жил, тоже из Жихаревых, весёлый парень, чернявый такой, просто – смоль. Весь их род был чернявый, да еще через одного кудрявые. Как они умудрялись? Хоть и привезут невесту со стороны - светляночку, а, всё равно: детки пошли – опять смугляшки… Вот казацкая кровь! Говорят, долго они её с турками выхаживали…
…Весь хутор проехали.
- Э!.. Иль я, а где мельница? Проехали! Рая, как же?
- А, я почем знаю. Твоя мельница, ты и смотри, моё дело – рулить…
Да, вот и край хутора. Вот, слева… тормози! Да где ж она? Такая, в три этажа, белая, большая… Крыша красная… Вот, номер! Где мельница? Куда дели?
- Хуторяне! Братцы, казаки! Ну, не стало вам надобности молоть, так под что-нибудь приспособили бы... не знаю… ну, как же… И не жалко вам?..
Особо и ответить - то на мои вопли было некому. Из всех домов, какие можно было увидеть в зарослях по обе стороны улицы, два-три, вроде, как дачные, остальные – разруха… то ли бомбило их, то ли грабили… какие, даже, горели, видно…
Побродил я по зарослям из одичавших фруктовых деревьев… всё вперемежку: фундук, шелковица , груша корявая… кизил непролазный, тёрен – изодрался весь, ободрался… Не один десяток сезонов покрывалось прелыми листьями мое далекое детское прошлое. Где те фундаменты, где заборы? Даже рельеф не угадывается… До винтика, до кирпичика растащили хуторяне мельницу – добротное сооружение, оставленное им в наследство, их прадедами - в долгое-долгое пользование. И войну мельница простояла, и революцию пережила… В перестройку не сдюжила. А, может, хуторяне тут и ни причем. Узнай теперь…
- Ладно, горевать… Пора рыбу ловить, поехали. Тут уж совсем рядом... – Илья командует –
Вперёд, Раиса… осторожно только: впереди дамба, с разгону в море не угоди…
Я встрепенулся: море? Какое море?
- Кубанское, Кубанское, Гришенька! – восклицает Илюша в ответ на мой немой (простите за игру слов), немой, но очень выразительный вопрос.
- Погоди – говорю - здесь же был лес… Ну, да – вот, он - лес, вон - на холме…
- Не на холме, а на дамбе, деревня! А за дамбой – море… широкое, но неглубокое В хорошие времена здесь и рыбка ловится…
Меня так огорошила эта «перестройка природы», что я про рыбу даже и не сразу понял…
Лес, лес-то где? Где грибные поляночки? Где дорожка в соседний хутор, вьющаяся через этот лесок? Где ландышевые лужайки? Едем вечерком темным на великах… с того хутора… Кажется, Красным он назывался… Динамки наши об колёса трутся, скачет впереди желтый зайчик : то чуть не погаснет уже, то снова разгорится – быстрее крутишь педали, чтоб ярче светило…
- Там где лес стоял, там рыба живет… - шутит мой друг Илюша… Ему что – не его хутор сгинул, не его детство морем залило, не его речка ковылем поросла, не его мельницу растащили… Впрочем, зря я так про Илью, и у него потери немалые… Побывал я в его поселке. Какое было табачное хозяйство! Под навесами тысячами нитей вялился табак. Да не простой, а элитный, ароматный, экспериментальные сорта… Институт целый разнесли, исследовательский… по листочкам - по кусочкам… да, что там говорить…
- Нет, кое- где видно, возрождается что-то: магазинчики, ларечки, шиномонтажки, севис… Машин импортных – тьма, на каждого по две уже… А куда своё то делось? Ведь было же? Куда лес, например, девался?
- Эй, Григорий! Ты чего там бормочешь… опять ты про этот лес? Дался он тебе, давно проехали… просыпайся. Впереди Черноморка. Никакая нынче у нас рыбалка. Зато хутор свой посмотрел, детство вспомнил, душу согрел. А лес… что лес? Новый вырастет… Вот, море засохнет, он и вырастет на том же месте… Только нас уже давно-давно не будет. И не вспомнят о нас.
- А, может, и вспомнят. Почитают наши рассказики, как мы жили, и вспомнят…
- Ну-ну, помечтай, мечтатель, помечтай…
«Там, где лес стоял, там…» - да, прав Илья, вряд ли вспомнят.
Осень, 2012 г.