Для меня ханжество = пошлость = лицемерие! Обычно такие люди - это полностью неудовлетворённые антропоиды (Стругацкие «ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ»).
Апропо женскому полу (роду*****) это более свойственно, чем мужскому. Феминистки бы меня здесь закусали, но мне глубоко плевать что думают феминистки .
Так вот эти тётки ;» Ах, не ругайтесь!
-« ах , я не могу слышать»
_» ах, мне режет ухо Ваш жаргон».
При этом пьют чай из блюдечка, оттопырив жеманно мизинчик , и в прикусочку вставными челюстями жуют сахарок.
Что делать? Это совковое воспитание.
В прошлом бывшие ЧЛЕНЫ ВЛКСМ, потом ЧЛЕНЫ КПСС. Эти существа- суть агрессивная протоплазма. Качества такого рода в МОЕЙ СТРАНЕ! чаще всего проявляются у домашних куриц, то бишь кухарок, поломоек. Причём не по профессии, а по характеру.
А что примечательно: особь, больше всех обличающая тех, кто ругается матом, а когда её доведут, открывает такой чёрный рот, что ни одному зэку и не приснится. За такими обычно тянутся подпевающие ей убожества. А говорящих правду, эти особи вообще ненавидят.
Кто из этих, считающих себя высокообразованными и высокоморальными, знает Буковского, Филиппа Рота, Генри Миллера? Представляю себе, что бы они написали про таких медуз.
Великие писатели и поэты ненавидели подобных амёб.
Ну а теперь посмотрим, что сказал о таких персонажах мною любимый С. Чёрный:
Пошлость.
Лиловый лиф и желтый бант у бюста,
Безглазые глаза — как два пупка.
Чужие локоны к вискам прилипли густо
И маслянисто свесились бока.
Сто слов, навитых в черепе на ролик,
Замусленную всеми ерунду,—
Она, как четки набожный католик,
Перебирает вечно на ходу.
В ее салонах — все, толпою смелой,
Содравши шкуру с девственных идей,
Хватают лапами бесчувственное тело
И рьяно ржут, как стадо лошадей.
Там говорят, что вздорожали яйца
И что комета стала над Невой,—
Любуясь, как каминные китайцы
Кивают в такт, под граммофонный вой.
Сама мадам наклонна к идеалам:
Законную двуспальную кровать
Под стеганым атласным одеялом
Она всегда умела охранять.
Но, нос суя любовно и сурово
В случайный хлам бесштемпельных «грехов»
Она читает вечером Баркова
И с кучером храпит до петухов.
Поет. Рисует акварелью розы.
Следит, дрожа, за модой всех сортов,
Копя остроты, слухи, фразы, позы
И растлевая музу и любовь.
На каждый шаг — расхожий катехизис,
Прин-ци-пи-аль-но носит бандажи,
Некстати поминает слово «кризис»
И томно тяготеет к глупой лжи.
В тщеславном, нестерпимо остром зуде
Всегда смешна, себе самой в ущерб,
И даже на интимнейшей посуде
Имеет родовой дворянский герб.
Она в родстве и дружбе неизменной
С бездарностью, нахальством, пустяком.
Знакома с лестью, пафосом, изменой
И, кажется, в амурах с дураком...
Ее не знают, к счастью, только... Кто же?
Конечно — дети, звери и народ.
Одни — когда со взрослыми не схожи,
А те — когда подальше от господ.
Портрет готов. Карандаши бросая,
Прошу за грубость мне не делать сцен:
Когда свинью рисуешь у сарая —
На полотне не выйдет belle Helene1.
<1910>
Конечно можно разговаривать на разных языках.
Тот , кто употребляет мат и слэнг в своём разговоре может говорить и иначе:
Можно как трава с травой
Зелёными словами
Можно, как листва с листвой
В жёлто-красной гамме
Можно каплями росы
Ароматом леса
Можно хитростью лисы
И безумством беса.
(моё)