1.
Некоторые из современников русского классика утверждали, что Иван Тургенев происхождением из бусурман. А потому имел нрав хитрый, глаз сильно наблюдательный, и был склонен к недержанию секретов.
Да-да, тот самый Тургенев, который написал: "Ах! -- думаю я...-- эта старуха -- моя судьба. Та судьба, от которой не уйти человеку!"
2.
Василий Алибабаев, как исстари водится в наших краях, родился в дружной семье поварихи и лекальщика. И, как тоже водится в наших краях, с детства был примерным мальчиком.
Когда окрестные пацаны бездумно били школьные стёкла из рогаток, Вася исправно выводил буковки в тетради по чистописанию, по которому у него была, мыслимая, разве что у очень прилежных девочек, уверенная пятёрка.
Когда уже все пацаны нещадно дёргали девчонок за косы, выражая свою любовь и привязанность классным красавицам, Вася лишь застенчиво смотрел на колыхающиеся бантики соседки по парте. И легко, за пару уроков, осваивал таблицу умножения, так и не решившись потянуть за белоснежные бантики.
Когда уже пацаны потягивали по кустам портвейн номер тринадцать и успели не по разу облевать ступени подъезда, Вася щёлкал как орехи, тригонометрические функции. Раз, отхлебнув из гранёного стакана глоток, он только заметил, какая гадость, и выплюнул на землю. Уверенный: навсегда. И грыз ньютоновские законы, не завидуя обнимающимся в кустах, под парами портвейна, решительным пацанам и, столь же решительным, пацанкам.
Когда уже окрестные пацаны, разгорячённые портвейном, не раз побили друг другу морды из-за девчонок, Вася ещё не приметил для себя ту, единственную, из-за которой бы решился биться жестоким боем. Как-то чинно, гладко, незаметно, само собой, поступил на мехмат МГУ.
Когда окрестные пацаны уже определились: кто отсидел, кто отслужил, кто женился, кто на вторую ходку пошёл, кто закодировался от алкоголизма, Василий защитил кандидатскую диссертацию. И получил приглашение на стажировку во Францию.
Когда уже бичевали иные одноклассники на ближайшей помойке, отыскивая стеклотару, чтобы надыбать на опохмёлку, Василий задавал в престижном ресторане банкет для доцентов – оппонентов, сам не приняв на грудь ни глоточка и ни капельки.
Когда уже Василий телеграфировал согласие, и отправился на Белорусский вокзал за билетом на поезд «Москва – Париж», поднявши, неожиданно, глаза, увидел Василий за стеклом магазина «Кристалл» девушку-продавщицу. Прятавшийся, очевидно, где-то в подсобке, пухленький купидон саданул Василию, прямо под сердце, своей отравленной стрелой.
Вася зашёл в магазин, хотел что-то сказать важное. То, чего до сих пор не решался сказать никому. Но и сегодня стушевался, растерялся, молчал, не зная, что предпринять. Под косыми взглядами очереди Василий купил бутылку водки и вышел, вновь не решившись ни на что. Так стоял Василий за углом, дожидаясь закрытия магазина. А когда красавица-продавщица прошла мимо, стуча каблучками, так и не осмелился Василий окликнуть девушку своей мечты. Машинально открыл Василий бутылочную пробку, да и отхлебнул глоток, второй раз в жизни, заметив, так же, машинально: какая гадость. Билет в тот день Василий так и не купил.
На второй день история повторилась. Василий снова не дошёл до Белорусского вокзала, зайдя в заветный магазин. Также нерешительно ждал Василий закрытия магазина. Так же проводил продавщицу взглядом, не решившись на признание. Только на этот раз Василий отхлебнул уже два глотка.
На третий день он отхлебнул уже три глотка. На четвёртый день Василий уже не пошёл на вокзал, а направился сразу в заветный магазин. И отпил уже полбутылки.
И через месяц, и через два, и через полгода, всё так же ходил в магазин Василий, любуясь девушкой своей мечты, не решаясь на признание. И "только дозы увеличивал, пил и простую, и столичную".
Уже пришли со второй ходки соседские пацаны, и в их компании проводил Василий постылые вечера. Уже присоединились к компании раскодированные однокашники. Уже и продавщица та давно перешла на работу в гипермаркет «Глобус». И замужем давно.
А Василий всё никак не купит билет в Париж. Да никто его там давно и не ждёт. Зато Василий навёрстывает теперь с окрестными пацанами то, что упустил в молодости. И его часто можно встретить среди бичей на ближайшей помойке, собирающих банки из-под пива, дабы наскрести на опохмёлку.
От судьбы не уйдёшь!
3.
Семён Рабинович, как водится исстари в наших краях, был сыном потомственного хлебороба. С детства познал он мозолистый труд земледельца, сполна отведав душистого мозолистого хлебца.
Следуя завету дедов и прадедов, Сеня сполна получал гармоничное развитие. Ещё окрестные охламоны лазали в школьный сад за кислыми яблоками, ломая хрупкие ветки, а Сеня, отзубрив букварь, посещал футбольную секцию. При этом ни разу не разбил стёкла не только в школе, но и в окрестных домах.
Усидчивый Сеня каждый день получал похвалы от учительницы, которую звать, как водится в наших краях, Марь Васильна. В отличие от неусидчивого соседа по парте, Толяна Иванова. Который за партой крутился, вертелся, вскакивал, то и дело, бил девочек тетрадкой, а то, и портфелем. И которому Марь Васильна каждый день твердила: когда же ты, наконец, сядешь!
Когда Толян прогуливал уроки, зажиливая двадцать копеек, выданные родителями на школьный завтрак, сидя на дневном сеансе кино, Сеня исправно сидел за партой, осваивая синтаксис.
Когда Толян уже выпил первый стакан самогона, Сеня, после тренировки, сидел на курсах шестиструнной гитары, упорно отщёлкивая чуткими пальцами пиччикато вперемешку со стоккато.
Когда Толян уже имел десяток приводов в детскую комнату милиции, Сеня сидел на городских соревнованиях по шахматам, уверенно заняв первое место.
Когда Сеня сидел на вступительных экзаменах в МВТУ, сел, наконец, и Толян. По двести тринадцатой. Марь Васильна, как в воду глядела.
Когда Сеня сидел в просторной бауманской аудитории, Толян сидел на зоне.
Когда Сеня, закончив учёбу, сидел в кабине «П» зенитного комплекса, оттарабанив положенные два года на защите воздушных рубежей страны, Толян сидел уже по второй ходке.
Когда Сеня стоял у кульмана в каком-то важном КБ, Толян опять сидел, по третьей ходке.
Когда Сеня рвал последние пуговицы в утреннем да вечернем трамвае, Толян всё сидел на казённых харчах.
И когда Сеня гнулся, по сентябрям, на картофельном поле подшефного колхоза, и когда Сеня сидел январскими днями на плодоовощной базе, перебирая собранную им же, картошку, и когда лопатил лопатой на апрельских субботниках, вспоминая первую учительницу Марь Васильну, Толян всё сидел. Тоже, впоминая Марь Васильну.
И когда Сеня года два месил бетон на ЖБИ, чтобы получить квартиру, которую строило Сенино предприятие хозспособом... По бартеру: вы нам – рабсилу, мы вам – бетон. Да-да, и тогда Толян всё сидел.
Время пролетело, как один день. Наступили совсем другие времена. Теперь уже Семен Рабинович не стоит у кульмана. Сидит теперь седой и лысый Семён за монитором. Пуговицы, правда, не рвёт теперь. Трамвай полупустой ходит в автомобильной толпе, застывая подолгу в автомобильных пробках.
И Толян тоже сидит (от ведь, Марь Васильна!). Только сидит теперь Толян в «Мерседесе». Такие уж нынче времена... Это раньше толяны на нарах сидели. А нынче... Нынче в "мерседесах".
От судьбы не уйдёшь!
4.
Эх, как время-то летит…
« Боже! Я оглядываюсь назад... Старуха смотрит прямо на меня -- и беззубый рот скривлен усмешкой...
-- Не уйдешь!»
© «Старуха», Тургенев.
Так-то вот...