В конце концов нас отвели в ШИЗо. По оперативной сводке прошло сообщение, что на бараке начался передел власти. И поэтому строго- настрого было запрещено нас с Афганом сажать в одну камеру. Так как боялись, что продолжение потасовки будет в камере. Мы долго со Славой убеждали ДПНК (дежурного помощника начальника колонии), что мы с ним не в ссоре и никаких выяснений отношений больше не будет. В итоге Афган заехал в 15 БУР, а я в девятый.
В девятом как раз находился Боксёр и Серега Золотой, близкий товарищ Студента. Боксёр встретил меня, как лучшего друга.
-Слышал, братан, ты Афгану хлебало разбил? Правильно сделал, не хрен этому соплежую за отрядом смотреть. А то медсестры, подарочки... Не зона, а институтская общага. Не тот уже Афган, которого я знал в начале срока, не тот...Жаль, что меня скоро увезут, а то бы я тебя к себе забрал.
И ничуть не стесняясь присутствия Золотого, Боксёр продолжал:
-Студент доволен, наверное, как слон, что от меня избавился. Но ничего, все по одной земле ходим, где-нибудь да пересечемся. Он себе уже обеспечил беззаботную жизнь в этой «командировке». Что это за смотрящий за зоной? за пять лет одна «кича».
Только сейчас до меня дошло, что Игорь слегка выпивший. Это был человек с мощнейшей энергетикой. Даже такая глыба, как Золотой рядом с ним в одной камере чувствовал себя неуютно. По всем зоновским законам, если о твоем хлебнике говорят не в очень хорошем свете, то ты должен это присечь. Промолчишь, значит, согласен. А согласен, значит сам такой. Ведь хлебник за хлебника в ответе.
-А за что ты Афгану морду набил?- спросил Серебро.
-Да он перепил малёха и от этого крышу снесло. Пришлось угомонить.
Боксёр громко расхохатался, его бас сотрясал каменные стены.
-Ничего себе, угомонил. Он же стал на терминатора похож. Пол лица снес ему.
Мне неприятен был этот разговор и всеми силами я пытался как можно быстрее перескочить на другую тему. Ведь он тоже отзывался о моем хлебнике не очень лестно. Но все-таки грань дозволенного не переходил.
Не всегда надо лезть на рожон, для этого человеку и дана голова, чтобы маневрировать, исходя от ситуации. Обычно «правильные» очень быстро находили массу проблем. Ведь правильно, не всегда значит эффективно.
Я с трудом дождался отбоя и лег спать. Снилась всякая чушь и проснувшись, я не чувствовал себя отдохнувшим.Боксёр был уже фактически вычеркнут из правящей верхушки нашей колонии и поэтому он все время клял всех и вся. Мы с Золотым делали вид, что слушаем его, а на самом деле каждый думал о своем.
Вступив в эту камеру, я вступил в новый этап своей жизни. Я понимал, что все это братство всего лишь на словах. К сожалению, правящая прослойка ничем не отличалась от власти, которая была на свободе. Те же интриги, то же предательство. Но в принципе, я морально был к этому готов.
Мне все более становилось понятно, что нужен какой-то тыл. Не материальный тыл, а духовный. Иначе не выжить. Я начинал терять смысл продолжения своего лагерного восхождения по иерархической лестнице.
Для чего? Для того чтобы меня потом так же в случае чего, за ненадобностью, отправили куда подальше. Или надо поставить себя так, чтобы тебя приняли везде - и свои, и администрация. Но это очень опасный путь. Ведь когда у тебя все хорошо, против тебя начинает работать страшное оружие- зависть.
На «крестины» в комнату меня вызвали первого. Майор Слуцкий был явно не в настроении.
-Ну что, осужденный, недолгой была наша разлука. Ты что, буквально принял мои слова, что за десятку насидишься? И решил начать, не откладывая в долгий ящик. Что у тебя с Афганом произошло? Или захотел власть попробывать на вкус? Она в зоне, частенько с привкусом крови. Раз попробуешь, понравиться. А там и недалеко до того момента, как вурдалаком станешь. Не веришь?, посмотри на Боксёра, в кого он превратился. Я уважаю личности, но только до тех пор, пока у них хоть какое-то человеческое лицо. А ты, кстати, в девятом БУРе находишься? Высокая честь тебе оказана, как мы тебя проморгали? Но ничего, теперь твоя лагерная жизнь будет, как под ренгеновским лучом. Иди в камеру. Ты честно заработал свои пятнадцать суток.
Я молча развернулся и пошел в камеру. Когда, через десять минут мы с Золотым пили чай, в кормушку заглянул Афган.
-Привет босота! Иваныч четыре месяца мне на «холяк» повесил. Все думает, что у нас с тобой, Димон, конфликт.
И улыбнувшись, он подмигнул мне и уже тихо, чтобы не слышали остальные в камере, сказал:
-Наверное, ты дальше один пойдешь, а я следом за Врачом поеду. Администрация будет делать ставку на тебя, молодого и перспективного.
Он говорил все это как бы в шутку, но на самом деле это было неприятной реальностью. И мне от этого было горько.
Горько оттого, что я его потерял. Я его очень ценил. Но все в этой жизни идет далеко не по нашему сценарию. И то, что порой кажется трагедией, потом оборачивается довольно таки неплохим вариантом для тебя.
Пятнадцать суток, я прокатался, как сыр в масле. Впервые за четыре года моей отсидки, две недели подряд я ел нормальную пищу. Хоть это звучит как парадокс, вроде бы отбывал наказание, а по факту, находился на усиленном питании. Боксёра с Золотым грели с зоны по высшему разряду.
Выйдя из «кичи», отношение ко мне в зоне изменилосью. Я стал отдельной фигурой на этом шахматном поле. И сам того не желая, я собственноручно убрал с этого поля Славу. Буквально через полмесяца осудили Боксёра. Ему дали три года тюремного режима, по максимому. Так же, как и Гузе.
Ситуация в «крытой» была не в пользу ребят из нашей колонии. На тот момент там уже были Гузя и еще три авторитета с нашей зоны. Рома «Гузя» был, как раз, из правильных. Ему порой не хватало чуточку хитрости. Он был вспыльчив и порой прямолинеен, но все эти недостатки подминала под себя смелость и дерзость.
И поэтому, проведя на «крытой» полгода, наша братва нажила себе массу врагов. Процентов шестьдесят населения «крытой» были в состоянии войны с Гузей и компанией. Вот поэтому сейчас каждый, кто ехал на «крытую» из нашей колонии, должен был выбирать для себя: или поступить по совести и заехать к своим пацанам, или смалодушничать и принять сторону заведомой неправоты из-за того, что эта сторона сильнее.
Боксёр выбрал сторону сильных не из-за того, что смалодушничал, а из-за того, что он не мог простить колонию, которая не поддержала его. Хотя в принципе, виноват он был сам. Гузя прекрасно понимал, что после того, с каким чувством Боксёр выехал на этап, покидая зону, шансы были ничтожны на то, что они воссоединятся в одной камере. Так и произошло.
На «крытой» как и на ШИЗо, существует негласный закон, что ты вправе выбирать, в какую камеру заедешь. Таким способом администрация заранее обходит все острые углы в отношениях между зеками. Потому что длительное нахождение в камере с человеком, у которого с тобой были какие то проблемы, чреваты. Закончится скандалом со всеми вытекающими.
Самое паршивое в этой ситуации, что Боксёр вёз продукты и деньги, собранные в нашей колонии для наших же ребят. Но он со всем этим добром заехал в другую камеру. Я не хочу никого осуждать, так как у каждого своя правда.
Этапы пошли на «крытую» один за другим. В колонии явно началась чистка от неугодных для администрации зеков. Вскоре осудили Врача, дали тоже три года, как раз до конца основного срока. Это означало, что в колонию он больше не вернётся. И будет освобождаться с камеры «крытой». Мы с Моряком достаточно быстро сблизились, так как опять начались вереницы дней, совершенно непредсказуемых
В зоне всё больше стало появляться бандитов новой волны, которые по милимметру ломали старые традиции. Я все-таки придерживался тех понятий, которые внял от Афгана и остальных авторитетов в первые дни пребывания в зоне. Это не облегчало нам жизнь, но перестраиваться, как-то не хотелось.
На 18 отряде появились два представителя как раз приверженцев более демократичных отношений с администрацией. Они были авторитеты с воли плюс ко всему оба мастера спорта: один по боксу, а второй по пауэрлифтингу. С ними было трудно спорить, так как они имели очень весомую поддержку от авторитетов из-за забора. 18 отряд сразу же здорово набрал в лагерном «весе». Они стали реальной угрозой для пятого во главе с непотопляемым Студентом.
Зона входила в ХХ1 век на волне, которая ломала прежние устои. Оказалось, что по УДО уже можно освобождаться блатным. Хотя несколько лет назад это невозможно было представить.
Ведь, что такое УДО? Это "условно досрочное освобождение", которое можно было заработать только постоянным трудом на промзоне или же быть порядочной сволочью. Для братвы эти два пути были неприемлемы. Но факт остаётся фактом, через время стали освобождаться люди, которые считали себя братвой.
Объяснение было очень простое. Приехали люди из–за забора, заплатили ментам и в твоём деле появились данные, что ты честно отработал весь свой срок, получая при этом поощрения и всякие знаки внимания от администрации. Для нас, которые застали времена, когда за то, что с завхозом за руку поздоровался, могли предъявить - это всё было дико.
Я вспоминал в самом начале, когда только начинал хлебничать с Афганом, что у нас был, так называемый, малолетка. Это человек, который ещё не блатной, но и не мужик. Малолетки всегда находятся рядом с братвой. И если кто–то себя проявлял, вполне мог стать одним из избранных.
Так вот, этот наш малолетка очень хотел заполучить внеочередное длительное свидание, чтобы увидеть жену. Он втайне от нас договорился за мзду со сташим нарядчиком колонии, что тот сделает ему в личное дело поощрение, на основании которого ему будет положен внеочередной «личняк». Он не учёл того, что всё это станет известно нашему завхозу. А тот без промедления доложит всё Афгану.
Его били минут пятнадцать. Ещё раз подчеркну, как бьют в зоне, не бьют нигде. Парень, конечно, и представить себе не мог, какое жёсткое наказание последует. Соответсвенно, он был существенно понижен в «масти».
А сейчас представители братвы, не стесняясь никого, ставили себе в личные дела поощрения и готовились на УДО.
Врач тоже не заехал к нашим ребятам на «крытую». Положение там накалялось с каждым днём. Гузя вступил в открытое противостояние с серьёзными авторитетами масштаба страны.Ведь он по национальности был чечен, а чеченец с характером - это сила…
Вместе с новыми лидерами в зону пришли немалые по меркам колонии деньги. И для этих лидеров со стороны Слуцкого была попущена невероятная расслабленость. Дошло до того, что Слону со свободы на его день рождения привезли щенка бультерьера. Вновь прибывшие этапники, увидев двухметрового амбала в дорогом спортивном костюме, прогуливающегося по плацу,а на поводу у него огромного бультерьера, просто теряли дар речи.
После бультерьера появились две охотничьи борзые. В каждом локальном секторе, если на отряде находились серьезные авторитеты, делались минибассейны. На промзоне варили огромную металлическую емкость, а потом вкапывали её в землю. Всю эту емкость наполняли водой и закрывали крышкой. Для комиссии было придумано оправдание. Краской на крышке была сделана надпись"Техническая вода". Летние месяцы были очень жаркие и было верхом блаженства нырнуть в холодную воду.
Я смотрел на все это и понимал, что долго так продолжаться не может. Все шло к какому-то очень печальному итогу. Прозвучали первые звоночки. Кого-то из братвы увозили в другую колонию и на этапе во время шмона, были изьяты фотографии.
Фотографии, на которых была запечетлена "верхушка" нашей колонии. Одна половина авторитетов загорала в солнцезащитных очках, а на заднем фоне остальная плескалась в бассейне. Видавшие на своем веку оперативники не обратили бы внимания на фотографию, подумав, что она со свободы. Им и в голову не могло прийти, что такое может быть в колонии усиленного режима.
Пока один из оперативников не увидел знакомые места. Он приезжал в нашу колонию с какой-то очередной проверкой.
Слуцкий и на этот раз сумел замять инциндент. Скорее всего, в главном управлении у него был влиятельный покровитель, так как закрывать глаза на такие вещи…. это просто не реально.
Сегодня решил переговорить с Володей, лидером местных сектантов. Мне надоели постоянные жалобы мужиков на то, что они устраивают в локальном секторе какие то шабаши. У сектантов это называлось общаться с духами. А на практике выглядело так.
Группа людей с отрешёнными взглядами постепенно вводили себя громкими выкриками в состояние какого-то анабиоза. Они начинали устраивать что-то наподобие плясок. При этом с каждой секундой их выкрики становились всё громче и язык, на котором всё это произносилось, совершенно отличался от русского. Это был самый настоящий транс.
Я позвал Володю к себе в купе, заварили чай. Я никогда не готовился к разговору заранее.
Экспромт мне всегда удавался лучше спланированных речей. Может это и авантюрно, но признаться, я по своей натуре где-то был авантюрист. И это зачастую мне помогало в сложных ситуациях.
Володина речь больше походила на сектантскую проповедь, в принципе я был готов к этому. Я вежливо выслушал его до конца и произнёс:
- Я уважаю твой выбор, но послушай сюда. С этого дня никаких сборищ в локалке не будет. Жаждете общаться с духами на их языке, договаривайтесь с администрацией и вперёд на промзону. Пойми, всё закончится для вас плачевно..
- Я готов пострадать за Христа, и для меня это будет большая честь,для моих братьев тоже…
Я понял, что тактику надо менять, мучения и лишения это его козырь. Для них, если гонения, значит они на правильном пути.
-Хорошо, давай вместе постараемся договориться с администрацией о предоставлении вам площади, где бы вы спокойно собирались. Если нет, извини, придется мне применять уже другие методы. У тебя нет особого выбора, надо считаться с другими.
-Ладно, Дима, я тебя понял. Можно я чаще к тебе буду заходить для бесед?
Я улыбнулся.
- Володь, давай договоримся, что я никаким боком не могу быть причисленным к твоей пастве по многим причинам. И твой дар убеждения оставь для других. Мне это не интересно.
Возможно, я оскорбил его. Его взгляд мгновенно поменялся. То, что в нём присутствовала сила, я почувствовал реально. Видно, общения с духами хорошо подпитывало его. Ведь тёмные далеко не слабые.Но где-то я уже видел этот взгляд…
Мне было лет шестнадцать. Мы компанией ребят ехали в электричке. Молодая бесшабашность, порой переходящая в беспардонность и исходящая от нас, наполнила весь вагон. Мы играли в карты и громко смеялись.
На противоположной стороне, возле окна, друг против друга сидели молодая девушка и женщина лет шестидесяти. Они явно не были знакомы. Девушка смотрела на мелькающие в окне зимние пейзажи, а женщина ковырялась в своей старческой, огромной холщовой сумке.
Кто-то из нашей компании обратил внимание на девушку и начал её провоцировать на разговор. Девушка явно не горела желанием общаться и в конце концов, женщина сидевшая напротив, не выдержала и сделала парню замечание. Он в ответ огрызнулся и компания опять громко захохотала.
Женщина подняла голову и перестала копошиться в своей торбе. Она посмотрела на шутника и произнесла:
-А ты чего, кучерявый, заливаешься смехом? Весело тебе? А хочешь филином по вагону полететь, а?
Нам стало не до смеха. В дряхлом теле был взгляд, принадлежащий исполину. Он завораживал и пугал одновременно. Она таким же спокойным голосом продолжала:
- Чего перестали веселиться, страшно? Не бойтесь, подсаживайтесь, я кое-чего вам расскажу.
Мы робко, по одному, начали пересаживаться к ним на скамейки. Когда все уселись, она начала по кругу смотреть каждому в глаза...
- С тобой всё понятно, отец алкаш и ты сгоришь от водки или повесишься. Выбирай сам, что тебе лучше…
- Ты, кучерявый, зря смеялся над бабкой, болеть будешь сильно и без детей останешься. Весь твой смех постепенно превратится в слёзы…
- Тебе сказать нечего, проживёшь как все, жена будет гулять, а ты будешь терпеть, так как любить сильно её будешь. Видно попудрил ты девкам мозги, вот и сам потом будешь пудриться до конца дней…
- Ты хороший парень и всё у тебя будет нормально. Только в армию не ходи, останешься инвалидом. Послушай бабку…
Очередь дошла до меня. Мы молча, минуту смотрели друг другу в глаза. Я был уверен, взгляд нельзя отводить. Она первая опустила глаза в пол и тихо, не поднимая глаз, монотонно заговорила:
- Ты не такой, как они. И жизнь у тебя будет не такая, как у всех. Много не буду говорить. Скажу одно, много будешь путешествовать, тебе дано очень много. Но и всё сладко не будет. Надо будет многое пройти…
Хочешь я сегодня ночью приду к тебе во сне и всё покажу, всю твою жизнь? Только раньше 12 ночи не ложись спать…
Я молчал, так ничего и не ответив ей. Она переключилась на девчонку, пообещав научить её гадать на картах и оставив адрес, что бы та смогла к ней приехать.
Эти два взгляда принадлежали одной сущности, тёмной и страшной. Володя и женщина были воинами одной армии. А спать я лёг тогда в десять часов, рассказав всё матери. Она строго - настрого запретила мне интересоваться своим будущим. Ведьмы в наших краях были не в диковинку.
Мне не удалось проследить судьбы своих товарищей, кроме одного. Виталика через два года всё-таки забрали в армию. Через два месяца после присяги, в роте пропадут вещи из тумбочки одного из солдатов. Пьяные старослужащие почему-то решат, что «крыса» - Виталик. Они засунут его в тумбочку и выкинут со второго этажа. Он останется жив, но с повреждённым позвоночником. Через месяц его коммиссуют, он вернётся домой на инвалидной коляске и с жалкой пенсией в 18 лет по инвалидности…