-Ну, что, русский, дали вам,.. по... гм,.. как следует?! – спросил по-английски и поперхнулся на матюке дантист Бернштейн. - А то придумали! – с ехидцей добавил он: -Кто не работает, тот не ест... Ышь ты, не ест! Надо же!
Бернштейн был краснорожим упористым здоровягой в зелёном медицинском халате с засученными рукавами и в такого же крокодильего цвета колпаке. В свои пятьдесят он был здоров как ветхозаветный амбал, разворотивший пасть отставшего от мамки малолетнего львёнка.
Пациент дантиста, Евгений Больших, напротив, был молодой и щуплый, в ситцевых весёленьких штанцах типа шорты в крапинку. Он попытался, было, выступить и даже успел проверещать, что, мол, так сам Иисус Христос сказал, а не большевики, но где ему! Он был беспомощно распростёрт навзничь в зубоврачебном кресле с откинутой спинкой и голова его вихрастым репейником торчала как раз меж колен здоровяка. Здоровяга прикрикнул на ломаном русском:
- Замалчи мнэ! Аткривай свая рот! Нэт мая врэмя тэбе.
У краснорожего мамонтяры-дантиста в «ожидалке» стандарт: в простенке пара дипломчиков, диван яичного цвета, затрёпанные журнальчики позапрошлых лет. В углу одиноко лопочет что-то о лучшей жизни лилипутский фонтанчик под стеклянным колпаком со светом. В следующем руме, в «предбаннике», посиживает за высокой стойкой игривая на вид, пухлявенькая женщина-ресипшионистка. Девица значительно моложе доктора. Что заставляет задуматься. Во всяком случае о многом. В том числе о том, что она и шеф – того. Что она и её босс, возможно, садисты. А вдобавок ещё и мазохисты. Или сатанисты. Не знаешь ведь в чьи паршивые руки попадёшь, поэтому лучше заранее определиться.
Следующим и тупиковым помещением на зубодробильном конвейере был рабочий кабинет дантиста. По скупости оборудования он представлял собой настоящую камеру пыток.
Зубоврачебное кресло в зелёном дерматине с потёртостями и с откинутой спинкой вспухло здесь, как поганка, прямо по центру в узком пространстве между глухой белёной стеной и окошком без подоконника. В это своеобразное прокрустово ложе, боясь ушибиться о его никелированные стальные зацепы, пациенты опасливо пробираются бочком. Одержимые зубной болью, они не садятся, а вынуждены укладываться в кресло. Тафмэн, изрекая для начала какую-нибудь гадость, подходит, зажимает голову несчастного своими коленями, и так пользует своих больных в «положении лёжа».
Этот коновал, битюг, ломовик, стоматолог выказывает себя не только большим знатоком миновавшей советской действительности – это его любимая тема... Он, ко всему, большой оригинал. Всё у него приторочено, всё функционально, ничего случайного в обиходе и - тянет почти на Нобеля. Малограмотный грубиян, возомнивший о себе бог знает что, зубник - владелец малого бизнеса, устроивший из рабочего кабинета подлинное узилище боли, плача и скорби откуда не сбежишь, имеет ещё и свою стоматологическую идею. Очень хорошо! Не надо «этим» придуркам-больным никаких цацок.
Кстати, коновал, очевидно, ещё и дальнозорок, ибо не только не пользуется стоматологическим зеркальцем, но и отклоняется подальше, чтобы рассматривать зубы в отверстых ртах.
В угловатом психоделическом респираторе против туберкулеза, пневмонии и птичьего гриппа, сложенном из восьмислойной марли с оттенком модного лаймового, в квадратных окулярах, в крокодиловом халате и колпаке, с воздетыми руками в зелёных же резиновых перчатках дантист любил помаячить в проёме двери, отсекая от пациентов их прошлое вместе с фонтанчиком в «предбаннике», лопочущем о лучшей жизни. Ему нравилось, что он более похож на прозектора из морга, чем на дантиста. И казалось, дай ему бензопилу - он искромсает этого пока ещё живого клиента по лучшим канонам фильмов-ужастиков.
Однако в реальности для истязаний и мучений хватает малого. Членистоногим тарантулом-спайдером угрюмо навис утробистый дядька над распростёртым в его ногах русским. Без стандартных зажимов для губ, без всяких марлевых прокладок да и другой стоматологической чепухи, дантист ворвался в полость рта свой жертвы утончённым стальным стержнем в виде штыка и - на тебе! - зашаркал там слева-направо и сверху-вниз, кровяня губы, дёсны, язык.
-Где болит? Здесь? Здесь? Или здесь? – выкрикивал дантист, стремительно цепляя оголенные участки зубов без эмали так ловко, что русский засучил ногами, затрепыхался, забулькал, захлёбываясь стекающей в горло кровью и, в конце концов, схватив болевой шок, обмяк и отрубился.
-На! На! На!- вместо пилюль дантист ловко надавал русскому глухих тяжеловесных пощёчин и тот оклемался, открыв глаза.
-Внизу, справа. - очухавшись, промычал он.
Восстановив, таким образом, порядок истязания, дантист вновь зажал дёргающуюся голову русского меж колен и сладострастно воткнул шприц с анестетиком в розоватую мякоть десны. С хрупом разрывая ткани, он для чего-то усиленно зашырял иглой во все стороны пока поршенёк для жидкости не сомкнулся с донцем. Не дав русскому времени на заморозку, изувер со всего плеча воткнул в полость раззявленного рта визжащую от рабочего нетерпения бормашину. Удар пришёлся в язык, заботливо спрятанный русским за изгородкой зубов; русский вновь дёрнулся от боли, но видно было, что это очень мало заботит дантиста. Ещё раз переместив направление алмазного жала, дантист тут же без всякого разбору закровянил русскому верхнюю здоровую десну. Наконец, бешено вращающееся сверло как бы само нашло нужное ему место и погрузилось в текстуру зуба. Противно запахло горелой костью.
Превозмогая боль, русский изо всех сил вцепился в подлокотники кресла; побелели костяшки пальцев; русский засучил ногами, не смея дать своему палачу по зубам слёту.
-Что ты дёргаешься, что ты всё дёргаешься? – взревел тот вдруг раздражённо. –Ты не даёшь мне работать!
И перешёл на французский:
-Глория! Аспире! Отсоси у него там, пусть скажет, почему он крутится?
Глория беззаботно точь-в-точь как и её шеф воткнула свою шипящую сосалку глубоко в гортань, прямо в маленький язычок пациенту. Типа, мол, мне в ходе минетов достается по самое горло и тебе – на! Пациент задохнулся и вскочил на кресле.
-Ну, что там у тебя? Вши что ли завелись? А-а-а, понятно. Анестетик не действует? Двойную порцию просишь? Все вы русские – алкоголики и поэтому вам для полного обезболивания нужна двойная порция наркоты. Но ты, конечно, считаешь, вы пьете горящие жидкости потому, что переносите двойную дозу? Это не так. Для таких как ты у меня за экстра дозу анестетика - экстра плата. Нечего наше федеральное правительство обирать! Будешь платить наличкой? Денег нет? Ну, тогда терпи и веди себя как джентльмен.
Несчастного русского пациента, попавшего в лапы мучителя с теоретическим подбивом звали нежно - Евгений. Года два тому назад Эжен туристом закатился в Америку, а затем по совету знающих людей нелегально пересёк границу Канады по мостику через знаменитую Ниагару. Он «сдался» эмиграционным властям как беженец, устроил удобный фиктивный брак, необременительно выплачивая женщине обговорённую сумму по частям. Вскоре для получения высокого статуса перманент-резидента у Эжена должны были потребовать письменное свидетельство-поручительство какого-нибудь канадца. Годился адвокат, доктор, офтальмолог, дантист, лен-лорд, - любое официальное лицо, кто бы знал Джона-Эжена не менее, чем два года. И предусмотрительный выходец из СССР, обнаружив у себя легкие признаки кариеса, отправился для первого знакомства к местному дантисту. Он выбрал дантиста с еврейской фамилией. Резон: евреи всегда были хорошими и доброжелательными докторами, а во-вторых, из-за того, что сам Эжен, невысокого роста черноволосый парень, субтильный, слегка изжелта, числил себя как бы евреем. Бабка - бухарская еврейка. Правда, дед – русский человек Иван Семирядов, чья фамилия трансформировалась под Самаркандом в Семиряддинова. Таким образом, мамка Евгения, согласно современному толкованию Ветхого завета, оказывалась еврейкой Розой Семиряддиновой, а папкой стал случившийся в средне-азиатских местах хохол Николай Больших. Словом, русский еврей. А это, порой, гораздо многозначительней, чем просто «еврей» или просто «русский».
«Бернштейн, чем не свой парень?! – с довольством думал Евгений, вычитывая рекламку дантиста из русской газетки.- У нас на кафедре был один Бернштейн. И Троцкий тоже Бернштейн. Свои люди кругом!»
Экзекуция продолжалась ещё не менее получаса. Дантист, понятно, был потомком русских евреев. Но в третьем поколении. Иногда, по прихоти своего русского желудка, Бернштейн даже покупал в шопе обыкновенный хлеб, а не французские булочки или бейгели. Однако над ним довлел «образ врага». За океаном везде довлеет накачанный в эпоху «холодной войны» страшный образ русского громилы-боксёра, избивающего «нашего маленького американского итальянца» Рокки. Никто не обращает внимания на то, как в очередной серии, действуя в Афганистане на стороне моджахедов, маленький и кривогубый карапуз Рокки десантным ножом вырезает целый гарнизон «русских». И там гениальная режиссура: среди английского текста русский часовой перед тем как быть зарезанным господином Рокки кричит своему однополчанину:
-Иван, у тебя после ужина хлеба не осталось?
Но кто и когда интересовался о чём кричат и о чём поют противники...
Таким и надо! Их не жалко. Массовые средства информации и высокие политики давным-давно обрекли всех русских на гибель. Похоже, как Гитлер, назвав русских и всех славян недочеловеками, обрёк их на беспощадное и поголовное истребление.
По вечерам тучный Сима Берштейн смотрел по телику томящие душу фильмы о жестокой борьбе целого поколения Джеймс Бондов с русскими. Он ватчил и самые свежие фильмы. Всё о том же. Как жестокие бандиты, мафиози - теперь уже новые русские – безобразничают, шпионят и пьют свою огненную водку в самой Америке. О, да попадись они только в руки Бернштейна!.. И некому американским идеологам выволочку дать. Свобода, мол! Но, вот ведь, под давлением мирового мусульманства исчезла из телевизионных программ реклама порно и всяких сексуальных штучек-дрючек, демонстрация правильного одевания кондомов на мужской половой орган. Пропали фильмы, воспевающие голубых и их любовные страсти. В открытую заговорили о необходимости принудительной кастрации педофилов...
Двойным нельсоном захватив голову Евгения Больших, Бернштейн мощно стряхнул с него посленаркотическую нирвану и, не давая упасть, резко поставил на ноги.
-Так ты говоришь, что ты еврей?- поинтересовался дантист, словно вспомнив что-то. -Тогда слушай сюда. Если ты еврей.
Он завёл Эжена в примыкающий к кабинету тёмный закуток. Там, как страшные летучие мыши в пещере, висели на шпагатах чёрные рентгеновские снимки. Бернштейн включил неоновый люминисцент и, не дав особенно вглядеться, сунул под нос Евгению рентген черепа с челюстями, на которых коренные зубы сплошь покосились, как размётанный вихрем деревенский штакетник.
-Видишь зубы? Видишь, как они скособочились, а вершины их, видишь, огладились! Это неправильно. Зубы должны быть острыми. Я сейчас тебе сделаю острые зубы. Если ты еврей. Пошли. Без наркоза.
Евгений ужаснулся, увидев чудовищное черно-белое изображение его нижней челюсти. Когда это его зубы успели так скривиться? Как будто по ним дорожным катком проехали.
Под крепкими руками дантиста Евгений вновь оказался в пыточном кресле. Истошно взвыла бормашина и страшно запахло палёной костью. Как на костно-клеевой фабрике где-нибудь в Питере на Гутуевском острове.
-Интересно! Вот это техника! – восхищённо подумал Евгений. – Незаметно, незаметно так, а снимок готов! Да ещё рентгеновский. Это не хухры-мухры!
Но остаток разума не покинул его.
-Как же так? –засомневался он вдруг в ходе жуткой распиловки его «коренников».- Без свинцового защитного жилета? Этого никак не может быть! Это же смертельная доза радиации...
Лизнув языком по своим обновлённым и чужим теперь акульим зубам, Эжен почувствовал их кинжальную супер остроту и совсем обессиленный только и сказал своему в доску мучителю:
-Но там, на снимке, были не мои зубы. Вы же не делали мне рентгеноскопию.
-Икс-рэй? Ну да, не твои. Но это у всех так.
Эжен возразил:
- Но я со школы знаю, клыки у млекопитающих служат для удержания пищи, резцы - чтобы кусать и мельчить, а коренными перетирают пищу прежде, чем отправить её в желудок... Коренные зубы не должны быть острыми, а именно округлыми. Для перетирания.
И вновь по-русски дёрнулся кулак у русского еврея с казацкой фамилией Больших, но ему нужен был документ.
- Так ты говоришь, что ты тоже еврей? – вернул его на землю густой голос дантиста.
-Ну, да. Я же сказал.
-Тогда я тебе вот что скажу. Зря вы там, в России, ежедневный труд и работу возвели в ранг культа. Как еврей ты должен знать Ветхий Завет или, по-нашему, Тору. Что там написано? Труд – это проклятие, наказание божье! А ваш Христос-Спаситель это ненормальный еврей, работавший столяром. Он хотел нарушить наш Закон и хотел всех евреев заставить ишачить на каких-то гоев!
- Но вы-то вот сами работаете...
-Кто работает?! – взвился Бернштейн. – Это вы всё: «джоб», «джоб», дайте мне «джоб»! Вы гордитесь, что были «трудягами». И сейчас всё это продолжается. Орден «Трудовая доблесть России»! Психология извечных рабов. Запомни, молодой человек, торговля или учёные занятия, или учительство, или художество – это не джоб-ёб. Это занятия. Бизнес.
-А компьютерное программирование? А медицина? Вот вы ведь дантист.
- Я за-ни-ма-юсь медициной. Медицина - это бизнес, а не работа. Медицина это занятие, промысел, а не джоб.
-Вот ты лежал в кабинете лапами кверху,- гремел дантист, - а что ты видел на моём потолке?
-Голые девки и написано «Австралия».
-То-то! Я люблю отдыхать в Австралии.
-Так что же мне, воровать прикажете?
-Фу-ты ну-ты,- фыркнул первый попавшийся наставник Эжена в стабильном капиталистическом обществе.- Воровать, грабить, убивать? Это нехорошо. Лучше всего торговать, давать деньги в займы под проценты или инвестировать. Начало нашему делу положил ещё мой дед-гаон! Вот как это было. Когда-то давным-давно мой дед, получивший американское гражданство, открыл в Мексике бизнес на несколько миллионов и потребовал от мексиканского правительства много-много долларов на развитие. Те взяли кредиты в США и дали моему деду. После чего дед объявил себя банкротом и вернулся в Америку. А теперь мои денежки «работают» в нефтяных и золотодобывающих компаниях на территориях бывших советских республик.
-Тогда для чего вам эта собачья конура? - Эжен обвёл руками «зубоврачебную клинику» Бернштейна.
-У меня есть стоматологическая идея граничащая с гениальностью. Никто пока незнаком с ней. Но которую я и развиваю. У меня тут испытательный полигон. И ты был первым, кто испробовал теорию на практике.
Мгновенная догадка осенила, наконец, Евгения: «Это – настоящий сумасшедший!»
-Главная заповедь везде одна!- гремел здоровяга.-Бери в долг и не отдавай!
-Но могут и посадить?- испуганно вопросил беженец от коммунизма.
-Здесь за долги давно не сажают. Есть кое-какие санкции, но если всех сажать... Не успеешь портки снимать.- Вспомнив, видимо, дедушку, закончил учитель капитализма. -А, вообще, чем ты думаешь, мне нужно бы заниматься? – И дантист игриво подмигнул в сторону пухленькой Глории.
...Рассыпавшись в заученных на Востоке церемонных благодарностях, несчастный русский «работоголик» ушёл. Через три года зубы его искрошились в порошок. Обкусанные нервные окончания выглядывали из костных остатков, как оголённые электрические провода, по всему периметру рта. Но нужную бумагу «для эмиграции» от Бернштейна-дантиста Евгений Больших получил.
***
Ссылки по теме:
http://wemontreal.com/?p=17963