Эти могучие деревья каждый год давали представление. Воздух в самом начале лета наполнялся тополиным духом, словно музыканты пробовали свои инструменты. А когда земля уже была усеяна осыпавшейся смолистой пахучей шелухой от раскрывшихся лиственных почек, можно было занимать свои места в театре одного актера. Открывался занавес, и тут же следом ветки тополей расцветали сиреневыми огромными сережками-гусеницами, которые, покрасовавшись, вскоре, опадали.
Все быстрее и быстрее разворачивалось это действо: не успели высохнуть и захрустеть под ногами мертвые цветы с мужских тополей, как на женских мгновенно показались и выросли кисти с зелеными плодами, которые начали раскрываться, выпуская наружу нежные пуховые семена. Пух летел несколько дней, если стояла теплая, сухая погода, скапливался у любых преград и в подъездах, клубки его гуляли по земле, постепенно разрастаясь и превращаясь в огромные. Заканчивалось это буйство чаще всего дождем, роняющим с деревьев источники этого великолепия. Теперь горы новых бело-зеленых сережек лежали на земле, наполненные семенами, и пытались прорасти.
Этого больше не случится. Аккуратные кроны больше не зацветут, ветви не будут расти как прежде, прибавляя колечки на цветущих ветках каждый год, да и ветки будут не такие роскошные и живописно свисающие, будут просто – прутья, покрытые огромными листьями.
Вдруг открылось, что около подстриженных тополей растут разные деревья. Было время, и под сенью огромных крон они тянулись и тянулись к солнцу, но надежды пробиться из густой тени не было. Росли и росли тополя, забирая землю, влагу, воздух и солнце. За сорок с небольшим лет, их тонкие стволики превратились в мощные колонны, покрытые зеленым мхом. Кора из гладкой, осиновой превратилась в трещиноватый панцирь, сжимавшийся оплывшими, зарастающими кругами на месте бывших сучков.
Корни давно выступили из земли и, переплетаясь, разрушили асфальтовые дорожки. Местами некуда было ступить, и не верилось, что так далеко они могли отойти от ствола. Деревья росли так быстро, что теряли свои нижние ветви, погибающие и засыхающие без света. Вверх, вверх, вверх…
Теперь пришло время новых деревьев. Вот чахлая береза: она высокая, но ствол тонкий, ветки редкие, и растут только с одной стороны. Вырастет ли она в настоящее дерево, покроется ли сережками будущей весной? А вот рябина: даст ли она июньский цвет и гроздья ягод осенью? Может быть. Но со старым поколением ушло что-то неуловимое из нашей жизни, старики и тополя будут к нам приходить в воспоминаниях о нашей молодости.
Не мы ли то чахлое поколение, что ютилось под родительскими кронами, которых теперь нет, и кто расцветет под новым солнцем? И будет ли кому прошептать последней осенью:
Уходим мы за вами, тополя.
Старались мы добро оставить людям.
Последний лист кружит, и слышу я:
«Мы город детства
долго
помнить
будем…»