«ЯЙЦЕКЛЕТКА»
ЧАСТЬ 1. МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ, КОГДА СУДЬБА НЕ ПРОТИВ
ГЛАВА 2
К середине февраля Петр закончил читать «Неизвестную Стихию».
Вечер за вечером с каждым стихом он заново просматривал эпизоды прошлого. К концу сборника внимательный читатель наверняка отметил бы, что промежутки времени между датами написания стихов постепенно выросли до двух-трех недель. Автор как будто больше молчал, чем писал.
Петру это знакомо не понаслышке. На исходе второго года от рождества стихова, когда встал вопрос о закрытии фирмы, его стишки тоже вылуплялись поодиночке. Не чаще одного за два-три месяца. Со стороны могло показаться, что он выдохся. На это втайне надеялась Виола.
Действительность была гораздо хуже.
Его все меньше интересовали стихи. Постепенно, но крайне настойчиво его увлекала проза. Она вкатилась в сознание неумолимым катком, заставив начать не рассказ, не повесть, а целый роман. Роман о том, как инженеры и военные становились бизнесменами и менеджерами, ученые и врачи – челночниками и продавцами, а кто-то незаметно пополнял ряды охранников и таксистов. Почему-то он был уверен, что именно об этом стоит написать. Неужели никому не интересно, как сгинула великая держава в ощущениях отдельно взятого гражданина? Уделяя чахнущему бизнесу минимум времени, Петр увлеченно «сливал» еще довольно яркие воспоминания в компьютер. Слив продолжался почти полгода.
Будучи отчасти фаталистом, он давно решил, что случайностей не бывает. Если чему-то не суждено сбыться, человек не соприкоснется даже с предпосылками несбыточного. Точно так же, чья-то вдавленная в поворот судьбы жизнь не может не быть готовой к якобы непредвиденному маневру. Убеждение подтвердилось, когда на юридический адрес фирмы пришла тяжелая бандероль без обратного адреса под видом рекламной рассылки. Вскрыв коробку, Петр остолбенел. В посылке без сопроводительных писем оказалась довольно объемистая книга «Из графоманов – в создатели шедевров».
Бегло пролистав первые главы труда, Петр пришел в ужас.
Перечитывая свое, – распечатанное набело, – он с болью осознавал, что его «роман» не представляет собой даже жалкого подобия литературного произведения. Как он не разглядел сего оглушительного убожества раньше? Права Виола! На двести процентов! Не зря говорят – со стороны видней. Справившись с первым шоком, он осторожно перечитал свои лучшие, как ему казалось, стихи. Картина выглядела не столь обжигающей, но стало ясно, что большинство «стихов» можно смело отнести к банальному рифмоплетству.
К концу дня созрело жесткое решение – срочно организовать прощальный костер из всего написанного и начертать на пагубном пристрастии угольный крест, пока не поздно. В тот вечер, воспользовавшись тем, что Виола уехала к матери, Петр пытался облегчить себе «переосмысление», прихватив домой бутылку водки. Но после первой рюмки он погрузился в ночное штудирование руководства для начинающих писцов, не заметив, как за окнами нехотя забрезжил мартовский рассвет.
Книга явилась началом качественного переворота в сознании. Его отношение к увлечению словом вышло на иной уровень. Следующие три месяца были полностью отданы редактированию вначале романа, затем стихов. Вновь чтение «Из графоманов – в создатели шедевров». Опять редактирование, опять чтение…
К сентябрю роман был закончен.
Дальше все напоминало преддверие кошмара, который хотелось выкинуть из памяти. Сбережения подошли к концу. Разумом Петр понимал, что должен срочно организовать свежий источник поступления денежных средств. Но душа при малейшей возможности окольными путями находила способ выплеснуть очередные переживания на бумагу. Нарастающий конфликт между логикой и эмоциями все чаще улаживался порцией спиртного. Виола теряла остатки уважения к мужу, нередко приходившему с работы заметно «потяжелевшим». Дочь не могла не ощущать сгустившихся туч над родительским домом, но её больше занимало собственное будущее, так как наступил финальный год обучения. Светлана не скрывала, что после окончания колледжа немедленно уедет пытать счастья в столицу. Это желание Виола также целиком отнесла на совесть заблудшего супруга, который не в состоянии обеспечить достойной жизни дочери в родном городе. Петр не спорил, поскольку отражать подобные упреки можно только цветной резаной бумагой в пачках.
Однажды произошло непредвиденное. Петру срочно понадобилась болванка CD. Он решил взять взаймы у Светланы, ибо вопрос не требовал отлагательства. Дочери не было дома, ему пришлось искать чистый диск самостоятельно. В одной из коробок с носителями он наткнулся на пару дисков, красноречиво озаглавленных почерком Светы: «Папа – проза», «Папа – стихи».
Выходит, дочь тайно копирует его писанину?
Что-то влажно шевельнулось внутри обрастающей мхом отцовской души. Ведь Светлана никогда не обсуждала с ним его творчество. Но она также ни разу не поддержала оскорбительных выпадов Виолетты, не упускавшей случая швырнуть Петра на землю очередной колкой насмешкой. Тогда ему показалось, что это знак свыше. Ступивший на путь не имеет права отказаться от задуманного. Он все еще верил, что маленькие случайности на самом деле являются составными частичками глобальных закономерностей.
В одну из последних деловых командировок в Москву Петр отвез рукопись в известное издательство. Симпатичная приветливая девушка-ассистент главного редактора охотно приняла распечатку, искренне удивившись, почему автор не воспользовался электронной почтой. Петр, смутившись, пояснил, что натурой, мол, надежнее. Какой смысл объяснять молодежи издержки опыта жизни? Бывшему инженеру слишком хорошо известно, насколько непредсказуемой бывает эта самая электроника, пусть даже и почтовая.
На исходе четвертого месяца ожидания – во время очередного звонка в издательство – ассистентка осветила меркнущее от нетерпения сознание Петра лучиком надежды. Она призрачно намекнула, что в случае откровенной ерунды, автор получает отказ в течение недели-двух. Если рукопись продержали на рассмотрении более трех месяцев – это обнадеживающий знак.
Петр воспрянул духом. Неужели его опубликуют?!
А разве может быть иначе?!! Ну, Виолочка, держись, солнце неверующее! Быть тебе женой известного писателя! А за Светку как приятно! Папа пишет романы! Таким отцом нельзя не гордиться!
Позитивный настрой принес ощутимые плоды. Окрыленный весенними предвкушениями, Петр провел несколько прибыльных сделок на грани законодательного приличия. Фирма подлежала ликвидации, посему он не церемонился. На «урожайные» деньги Петр купил дочери долгожданный автомобиль – неплохую бюджетную «кореянку», закончил ремонт квартиры и съездил с женой на пару недель в далекую азиатскую страну. Финансовое положение на некоторое время стабилизировалось. В семье приятно зашуршало денежками.
Виола не могла нарадоваться. Ей казалось, что муж, наконец-то, восстановил дружеские отношения с головой. Он действительно взялся за ум, но несколько с другой стороны. Вернувшись из Таиланда, Петр отлично представлял, в каком направлении следует упираться. Он срочно решил писать продолжение романа. Ведь издательство наверняка поинтересуется – что же произошло с главным героем далее?
Никогда еще Петр не испытывал столь дурманящего наслаждения от письма.
Вторая часть писалась с необычайной легкостью. Он уверенно формировал сюжет, избегая ошибок первого опыта. С удовольствием перечитывал и редактировал файлы. Конечно, ему уже не надо объяснять, что книга – это тоже товар, подлежащий продаже. В книгах каждый ищет ответы только на собственные вопросы.
Да, уважаемые!
Читателю глубоко наср…
Читающему, простите, наплевать, что чувствует автор. Ему важны лишь собственные переживания. Человечеству абсолютно по барабану, какие ощущения вы хотите донести до него, вступив на обрывисто скользкую тропинку сочинительства. Минимум приобретающего книги люда мечтает о проникновении в тайны душевного устройства тех, кто складывает известные слова в якобы нетоптаные комбинации. Писать имеет смысл только то, что волнует подавляющее большинство людей, независимо от возраста, пола, достатка и расовой принадлежности. На это не многие способны.
Но Петр не сомневался в собственном таланте. Ему просто судьбой уготовано быть писателем! Еще в институте многие преподаватели отмечали в нем врожденные ораторские способности и тягу к качественному изложению мыслей. Где бы Петр ни работал, составление деловых бумаг и поздравительных речей всегда доверялось ему.
Что с того, что результат кажущейся цепочки случайностей на самом деле является закономерным итогом наших амбиций? Желаний, помноженных на комплексы личной нереализованности, призванных к ответу затвердевающим опытом жизни. Долгожданная победа с лихвой окупает потери, а сбитая цель хоронит под собой все предварительные неудачи, щедро заливая сиропом триумфа горечь забывающихся ошибок.
Его время не могло не прийти! Уж если первый – наобум дилетантски выплюнутый! – роман заинтересовал издателей, успех второй части должен быть просто сногсшибательным.
Да!!!
Должен же кто-то выдавать на гора приличное чтиво!
«Уважаемый…
К сожалению, Ваше произведение не подходит нашему издательству…»
Это убийственно краткое послание пришло на электронную почту через девять месяцев ожидания, когда он почти закончил «вылизывание» продолжения. Накануне он в резкой форме потребовал от ассистента главного редактора внятного ответа, исчерпав остатки авторского терпения. Прочитав вердикт, Петр, словно в тумане, набрал выученный наизусть московский номер.
– Марина, здравствуйте, – глухо пробормотал он в трубку. – Я получил заключение вашего главного. Спасибо за отказ. Очень вовремя. Я как раз собирался выслать вторую часть…
– Примите мои извинения, – безразлично ответила девушка. – Но наше издательство не печатает романы подобного формата.
– Что!? Вам потребовался чуть ли не год, чтобы определить формат?! – Петр с трудом подбирал выражения. – А сколько лет надо ждать, чтобы у вас напечататься?! Всю жизнь?
– Я извинилась! – Ассистентка перешла в наступление. – Вы знаете, сколько макулатуры, простите, материала нам присылают?! У нас катастрофически не хватает людей даже просматривать рукописи и файлы всех желающих. Скажите спасибо, что вам ответили!
– Спасибо! – Петр понял, что разговор беспредметный. – Я понял. Рад был с вами пообщаться столь результативно!
– Не берите близко к сердцу, – сжалилась девушка. – Это рабочая ситуация. Есть другие издательства. Но… Я не думаю, что ваш роман возьмут в печать. Понимаете, это сейчас никому не интересно.
– Что именно?
– То, о чем вы написали. – Марина явно испытывала неудобство. – Хотя… У вас неплохой стиль. Я бы посоветовала вам попробовать себя в другом жанре.
– В каком, другом? – желчно переспросил Петр. – Любовные романы? Детективы?
– Не обязательно, – Марина поняла намек. – Сейчас очень востребована качественная фантастика и остросюжетная мужская проза. Детская литература…
– А стихи? – безнадежно уточнил Петр.
– Что вы! – искренне удивилась Марина. – Кто в наше время читает стихи? А вы пишете стихи?
– Конечно, нет! Всего доброго! – Он бросил трубку.
«Во все времена кто-то читает чьи-то стихи, – подумал Петр, аккуратно укладывая «Неизвестную Стихию» в сумку. – Но изданные стихи, как и все остальное в нашей жизни – лишь вопрос моды, следствие лживо-рыночных отношений и результат работы неглупой головы. Но не головы автора. Ибо, авторских мозгов, извините, сотни тонн, а издаваемые товарищи почему-то пасутся отнюдь не табунами …»
Петр задумчиво гладил пальцами плотно уложенные книги.
Теперь он владелец полного собрания сочинений Глеба Параллельного. Официально известных сочинений, если быть точным. Трехтомник в стихах, автобиографический роман, два сборника рассказов. И – последнее прижизненно выложенное в сеть произведение Глеба – первая часть фантастической серии «Своя Чужая Миссия». Читательский мир встречал труды усопшего в обратной хронологической последовательности. Так распорядилась судьба. Вначале свет увидело то, что меньше всего для него предназначалось. «Миссию» Глеб писал скорее для себя, нежели для кого-то. Это был подсознательный протест, отчасти эксперимент. Проверка на вшивость окружающего мира, своеобразный зачет на зрелость восприятия. Окончательное расставание с иллюзиями. Логический предопределенный экзамен на понимание жизни, которая рано или поздно заставляет отсчитывать себя с конца, а не с начала. Когда во весь рост поднимается вопрос самому себе: «А всё ли ты, человек, сделал, что должен успеть сделать? Только не ври себе…»
Первый раз на этот вопрос Петру пришлось отвечать, когда до развала семьи оставались считанные месяцы. Светлана уехала в Москву. Виола уже не могла противостоять его систематическим выпивкам. Она почти свыклась с мыслью, что с разводом жизнь не заканчивается. Петр вяло отмечал с очередного похмелья, что глаза жены стали напоминать пластмассовые пуговицы, лишенные малейшего интереса к жизни.
Для соседей, родственников, знакомых и коллег они выглядели вполне благополучной семейной парой. На неделе Петр с переменным успехом контролировал себя, поскольку не мог обходиться без руля. Но пару раз все-таки пришлось положить «на лапу» блюстителям дорожного порядка, когда ему предложили проехать на медицинское освидетельствование. Что происходило в их квартире по выходным, знали только двое. Петр понимал, что еще немного, и… Несколько раз он давал Виоле торжественные обещания. Он ненавидел свою слабость, но ситуация неумолимо приближалась к катастрофе. Уже не было смысла врать себе, что человек сильнее спиртосодержащих жидкостей.
Причины собственной деградации были ясны до мелочей.
Целое никогда не начнет разрушаться, пока монолитны составляющие части. В первую очередь – Петр обреченно признавал это – требовался капитальный ремонт его личности. Помнится, дожив почти до сорока лет, он не упускал случая похвастаться, что не знает такого понятия, как кризис среднего возраста. Некогда человеку, живущему полнокровной жизнью, в кризисах пребывать. Если есть нормальная семья, интересная работа и увлечения для души и тела – о каком надуманном кризисе глупого возраста можно рассуждать?!
Вероятно, за все рано или поздно приходится расплачиваться.
За самонадеянные утверждения, за слишком счастливое прошлое, за легкие шальные деньги, наконец. Продираясь сквозь кисель мутного времени жизни, подбирая черепки себя, Петр с фатальной неизбежностью ощущал, что склеивать нечего и не из чего.
И самое главное – для чего??
Для кого???
Семья теперь – это он плюс Виола.
Виолетта никогда не забудет его пьяных приходов домой и воскресных похмелий. Не простит утерянного достатка и страха нищеты в преддверии старости. Она мечтала о шикарной квартире на набережной и загородном доме с альпийской горкой. Она не успела вкусить такого понятного и близкого каждой нормальной женщине явления, как гардероб размером с комнату. Ей не пришлось отдыхать за границей чаще двух раз в год. У Виолы никогда не будет собственного белого джипа. Не будет личного косметолога, парикмахера, стоматолога, массажиста. Виола никогда не привыкнет к тому, что единственная дочь живет одна в чужом необъятном городе. На то, что в этой жизни ей самой удастся пожить в столице, она уже не надеется. Причина всего этого – спивающийся муж. За это убивать надо. Лучше, если в раннем детстве…
Внутренним стержнем для мужика всегда была и будет работа.
Но работа – настоящая захватывающая работа! – мелькнула только в давнем прошлом Петра, когда он работал инженером по специальности на ведущем предприятии отрасли. Более десятка последних лет Петру неведомо такое понятие, как интересная работа. В его жизни теперь присутствуют только заработки. Смешно слушать тех, кто считает себя успешными бизнесменами. У Петра бизнеса не было, несмотря на несколько более или менее удачно организованных и вовремя закрытых фирмочек, просочившихся как песок между пальцами. Бизнес, как известно, это дело. А делом может быть только любимая работа со смыслом. Дело – это то, чему посвящается жизнь. Дело – это то, что можно передать по наследству детям.
В итоге остались увлечения.
Но те увлечения, которые питают мужающее тело и зреющую душу в возрасте слегка за двадцать или даже тридцать, уже не являются таковыми, когда вам заметно за сорок. В лучшем случае, это хорошо освоенные навыки, если дело касается рыбалки или игры на гитаре. В худшем – модные забавы прошлого, если вам нравилось молотить ногами боксерскую грушу или посещать клуб ценителей иностранного кино.
Инстинктивно невнятной, но больно царапающей страстишкой пыталась выживать тяга к письму. Но Петр, иногда включая компьютер, уже ощущал угасание функций мозга что-либо словесно выразить. Повторно отослав роман по совету москвички Марины в пару ведущих издательств, он довольно оперативно получил два аналогичных отказа. Петр впал в глубокую депрессию, явившуюся стартовой площадкой затяжного пьянства. При всем желании он не смог бы что-либо набросать. Даже просто связно описать.
Кроме того, он дал Виоле слово, что с писательством покончено раз и навсегда.
Где-то в углу гаража свалены в коробку пыльные распечатки. Графоманство с кровью и мясом безжалостно вырвано из сердца и ума. Остаток сил Петр сосредоточил на суши-баре. Но финальный бросок на амбразуру в надежде вернуть все разом завершился окончательной потерей точек соприкосновения с реальностью. Проглотив поражение, отряхнувшись от безденежья и испытывая стойкую тошноту при мысли о собственном бизнесе, Петр решил устроиться на любую работу, обещавшую сносный заработок. Но выяснилось, что никто не горит желанием иметь в штате специалистов с подобным послужным списком. Да и возраст уже, извините. С необстрелянной молодежью как-то проще и безопаснее.
Свыкаясь с уходом из жизни матери, Петр почти год перебивался случайными заработками. Иногда ему казалось, что он бросил пить. На деле недолгая передышка лишь маскировала очередную попытку загнать употребление алкоголя в цивилизованное русло. То есть, снова договориться с собственным пороком о границах и территориях.
Петр кликнул по «Синеве».
Этот откровенный стих-самоанализ Глеб написал довольно рано. Петр часто перечитывал «Синеву», удивляясь могильной точности обозначений. Немногие признаются в том, что не способны более контролировать сползание в воронку алкоголизма. Единицы уходящих в штопор понимают, что процесс становится необратимым.
Почему он не спился?
Согласно не имеющим обратного хода законам жизни, опыту ушедших поколений и просто медицинским установкам, Петр должен был сгинуть, пополнив ряды «успешных» покойников на кладбищах новой России. Ведь Виолетта так и не поверила, что он вернулся. Очень справедливо не поверила. Жизнь не оставляет места для самообмана. Оттуда не возвращаются. Туда уходят стройными рядами, снискав красиво подправленный окончательный диагноз. Получив напоследок руками близких врачебное заключение с упоминанием главного человеческого органа. Отказ топливного насоса. Не выдержало сердце. Много работал, еще больше хотел сделать. Жаль, жаль. Такой молодой, столько еще мог успеть…
Ему повезло, если оттолкнуться от наследственности.
Отрицая высокое вранье о крепости воли и силе мужского духа, можно констатировать, что первопричиной возврата в мир трезвых явилось телесное устройство Петра. Как ни странно, но после нескольких лет почти ежедневных возлияний он совершенно не испытывал физиологической зависимости от спиртного. Он с удивлением отметил эту поначалу незаметную особенность, когда несколько раз пробовал банально завязать. Организм не требовал выпивки. Подумав, Петр посеял в себе ростки надежды, мысленно отблагодарив родителей за столь редкую конституцию. Он вспомнил, что совершенно безболезненно расстался с курением около года назад, когда появилась липкая одышка при подъеме на три-четыре этажа пешком.
Да, именно тогда появилась надежда.
Вера еще не выглянула из-за горизонта, поскольку не менее ясным становилось убеждение, что порушенная операционная система жизненных ценностей является основным якорем, цепляющимся за спиртное. Автор «Синевы» Глеб Параллельный, отыскав силы признать себя зависимым от зелья, знал, что, не создав полноценных заменителей наркотическому дурману, с алкоголизмом бороться нет смысла. Стать прежним ценителем простых радостей жизни невозможно. Остается единственный путь – найти другого себя. Взломать ранее опечатанные файлы подсознания, которые нехотя займутся перепрограммированием утерянных алгоритмов жизнелюбия. Другими словами, выучить неизвестный язык общения с собой. Язык, которому можно обучиться только по самоучителю.
Это абсурдно звучит, но ему помогла мама.
Вернее, её смерть.
Он осознает это гораздо позже, когда мозг постепенно восстановит мыслительные функции. Первые полгода после смерти матери он ездил на кладбище каждую неделю. Далее ему хватало ежемесячного общения. Незадолго до ухода бати очищающаяся от ядов голова молча сообщила нечто новое о смысле жизни.
Основная часть смысла бытия человека скрыта в том, как долго о нем будут помнить после смерти. И весьма неопределенная часть – что именно о нем предпочтут помнить. Ибо ушедшего человека не поминают по частям. Его не делят на прижизненное хорошее и плохое. Если спустя любое время о человеке просто помнят, значит, он оставил на земле больше позитива, нежели наоборот. Если воспоминания о нем обходят стороной восприятие живущих – он не достоин памяти о себе. Причины забвения значения не имеют. Важен сам факт.
Но пафос редко становится источником добродетели.
Он вряд ли вытащил бы себя сам, хотя уже откровенно представлял, куда вскоре отправится его недоброе имя. Ведь даже страх раствориться в памяти близких законченным алкашом не спасает, когда нет сил выползти на тропу самовозвращения. Пропитой душе элементарно не хватает сгнивших батареек явственно ощутить заранее тот вселенский стыд. Отправной точкой часто служит шоковая встряска. Незабываемый ужас просмотра со стороны черно-серого кино про себя с безмолвно вплывающим титром «КОНЕЦ»… Этот документальный фильм, срывая ржавую резьбу, наглухо завертывает гайки жалости к себе и остаточными искрами любви к жизни воспламеняет отсыревшее в рассоле самолюбие.
Петр еще раз прочитал «Синеву». Как странно…
Что ждало его, если бы у Виолы оказалось больше терпения и выдержки?
Незадолго до памятного Нового Года он получил приглашение на собеседование. Вернее, он ожидал собеседования сразу в двух фирмах. Первый работодатель открывал в городе представительство всероссийского холдинга, куда требовался региональный управляющий. Вторая контора – международная розничная сеть – нуждалась в директоре по закупкам со знанием специфики рынка продуктов питания. Обе организации работали через солидное кадровое агентство.
Петр настроился на победу.
Дело в том, что в полузабытые времена работы на дядю, он ни разу не проваливал переговоры, устраиваясь на желаемую работу. Везде, куда он отправлял резюме, его отрывали, что называется, с руками. Толковых добросовестных работников не хватает при любой общественной формации.
Собеседование в кадровом агентстве прошло успешно. Ему намекнули, что в любом случае одна из вакансий достанется ему. Остались мелочи – встретиться непосредственно с работодателями. Петр уже представлял, как будет выбирать из двух работ лучшую. Выбор – это замечательно! Он обязательно выторгует у руководства максимальные условия. Высокая зарплата, бонусы, служебный автомобиль, интернет, корпоративная связь. Да мало ли чего можно получить, умеючи!
Виолетта нутром чувствовала, что он готовит приятный сюрприз. Иначе, зачем ему понадобилось несколько дней подряд начищать до блеска ботинки и каждое утро заново перевязывать галстук? Конечно, она не дура. О новом бизнесе мужа пока следует забыть на неопределенное время. Но получить высокооплачиваемую работу в солидной фирме? Что может быть проще?
Петр подыскивал новогодний подарок жене, забывшей, что такое семейный уют и домашние праздники. Он предвкушал, как обрадуется дочь, планирующая навестить родителей во время продолжительных рождественских каникул. Жизнь приготовилась вернуться в долгожданное предсказуемое русло.
Именно это пагубное расслабление предопределило силу смерча, едва не уничтожившего всё. Но одновременно расчистившего площадку для возведения нового здания мироощущений. Петру отказали оба работодателя. Первого смутил возраст соискателя. Второй отменил встречу, передав через менеджера кадрового агентства, что работники с опытом ведения собственного бизнеса компании не интересны. Мол, такие ушлые ребята уж очень склонны к воровству.
Тридцатого декабря, вернувшись домой с корпоративного новогоднего банкета, Виолетта обнаружила Петра, упившегося до невменяемости, в кресле перед работающим телевизором. Шампанское, выпитое на банкете, подсказало немедленное решение. Наполнив ведро холодной водой, она решительно организовала мужу отрезвляющий душ.
– Подъем! – крикнула Виола, выплескивая остатки воды. – Что празднуем?! Победу?!
Взревев, Петр скатился на пол, протирая глаза.
– Виол, ты в своем уме! – заорал он, теряя самообладание. – Ты лишнего выпила?!
– Что!!! Кто из нас лишнего хлебнул, пьянь!? – закричала жена, замахиваясь пустым ведром. – Пойдешь на новую работу с разбитой физиономией, бездельник! Пусть поглядят…
– Меня не взяли!!! – Петр вскочил, перехватив ведро. – Все отказали, козлы!..
– Сам ты козел! – Она вновь попыталась ударить. – Думал, ты кому-то нужен, алкаш! Раскатал губешку! На работу собрался?! Какую работу?! Ты полдня без водки не протянешь, работничек хренов! Можешь забыть! Твой паровоз отчалил!
– Заткнись, дура!
Последнее, что он запомнил, это удар по голове.
Кажется, он толкнул Виолу. Наверное, она упала. Затем грохнула входная дверь. Петр не мог поверить, что опустился до рукоприкладства. Проковыляв, словно в бреду на кухню, он залпом допил остаток литрового штофа водки.
Вечером следующего дня его разбудил надрывающийся мобильник жены, брошенный на пороге. Звонила дочь, готовившаяся к регистрации билетов в Домодедово.
– Папа, в чем дело?! – нервно кричала Светлана в трубку. – Я с утра не могу до вас дозвониться! Что у вас с телефонами? Где мама?
– Света? – Петр с трудом соображал, озирая территорию вчерашнего сражения. – Здравствуй, зайчик… С наступающим тебя…
– Папа! – Голос дочери дрожал на грани нервного срыва. – Что у вас происходит?! Вам не надоело? Где мама?
– Мама? – Петр подошел к кухонному окну, словно надеясь увидеть ответ на улице. – Я не знаю, зайчик… Она… Я… В общем, мы немного поссорились…
– Я сдаю билеты! – Светлана заплакала. – Лучше бы я в Эмираты слетала! Как вы меня достали со своими разборками!
– Светлячок, успокойся… – Петр без сил присел на пол около холодильника. – Все будет хорошо…
– Когда?! – Светлана взяла себя в руки. – Я это слышала тысячу раз! И мать тоже! Сколько можно обещать?! Я не приеду! Никогда больше к вам не приеду…
– Дочка, солнышко… – Петр всхлипнул. – Подожди…
– Найди маму, слышишь! – холодно потребовала Света. – Не звони мне, пока не найдешь мать! И решите свои проблемы раз и навсегда! Зачем мучить себя и людей?!
– Конечно, малыш… – Петр нашарил ручку холодильника, морщась от накатившей головной боли и каменной сухости во рту. – Я позвоню… Мы обязательно помиримся… Или не помиримся… Пока не знаю, что лучше… Понимаешь…
– Отец! – Голос дочери стал чужим. – Вы, конечно, взрослые люди. Это ваша жизнь. Но детям родители по-отдельности не нужны, если ты до сих пор не в курсе. Даже взрослым! Семья не может состоять из обломков…
Новый Год…
Иногда обыденные выражения неожиданно обретают свой истинный смысл.
Тот во всех смыслах новый год Петр встречал в одиночестве. Без шампанского и праздничного стола. Без проводов удавшегося старого года. Без тостов, гостей и надежд на новое счастье. Всю ночь телефоны разрывались от чьих-то попыток поздравить его или Виолу с Новым Годом. Звонили близкие и дальние родственники, старые и новые знакомые, коллеги.
Лишь дважды он взял трубку, отвечая на поздравления отца и младшей сестры. После полуночи машинально отметил, что родня жены хранит стойкое молчание. Это вносило некоторую ясность, в каком направлении следует начинать поиски. Впрочем, направлений этих не могло быть более двух. Виолетта либо у родителей, либо у старшей сестры. И то, и другое – в ста пятидесяти километрах в соседнем городке. Близких подруг у жены нет, любовника тем более…
«Хотя, постойте!» – Петр горько усмехнулся, заваривая очередную бронебойную дозу кофе. В этом вопросе никогда нельзя быть уверенным, даже пребывая в кондиции ненасытного мачо. В прошедшем году его вряд ли можно полагать успешным мужем. Ибо успешный мужчина успешен во всем.
Ни первого, ни второго января Петр не осмелился выйти из дома.
Внешний вид не оставлял ни малейшей надежды сесть за руль. Рассматривая себя в зеркало, он понимал, что даже до ближайшего магазина дойти пока не суждено. Несколько раз дрожащими пальцами он набирал номер телефона тещи, но, не представляя, как начать разговор, бросал трубку. Когда физиономия, сохраняя землистый оттенок, стала отдаленно напоминать лицо, он впервые с прошлого года побрился.
Попытки трезво осмыслить случившееся бросали не очищающееся сознание из приступов панического отрицания в стыдливый жгучий ступор. Он не видел выхода. Как теперь выбрести из тупиковой ситуации? Есть утверждение, что все поправимо, кроме смерти. Но разве то, что он сотворил, не смерть семьи? Что вообще можно сделать после того, что перемололо остатки взаимопонимания, и проехалось бульдозером по останкам супружеского уважения? Разве могли уцелеть хотя бы несколько живых клеточек растерзанных чувств в топке испепеляющей душу смертельной обиды?
Петр не ел несколько дней.
Время, удалив из восприятия деление на дни и ночи, распределилось на две фракции. Безысходно длинная фаза раздумий на пару с кружкой чаю сменялась кратковременными периодами сонного забытья. Одиночество усугублялось полным отсутствием входящей информации. Внешний мир как будто забыл о его существовании.
Петр, убегая от размышлений, просмотрел все семейные фото, начиная с детского альбома жены. Далее погрузился в архивы домашнего видео. На какое-то время он отвлекся, спрятавшись в череде воспоминаний, навеянных сюжетами с участием маленькой дочери и молодой мамы Виолы. Петр с удивлением обнаружил не просмотренные ранее съемки семейных праздников, где вместе присутствовали отец и ныне покойная мать.
Он вспомнил, что мама, в отличие от отца, не решилась окунуться в рукописное творчество сына. Даже, когда отец пытался прочесть ей вслух. Она тоже боялась открыть в нем то, к чему предстояло непонятным образом приспосабливаться? Все-таки, женщины устроены как-то по-другому. Но если родная мать оказалась не готова воспринять пугающие метаморфозы в жизни собственного сына, что можно требовать с Виолы? Для женщины существует только одна разновидность мужчины – каменная стена. Высокая, непрошибаемая стена. Прочная, толстая, сплошная и понятная. Любые изгибы и неровности, проломы и подкопы крайне нежелательны. Граффити по определению исключено…
Вероятно, это было подсознательное хватание за соломинку, когда Петр заставил себя одеться и добрел до гаража, прислушиваясь к оглушающему хрусту утоптанного снега. Звенящий морозный воздух обжигал ноздри, расправляя спекшиеся легкие. В глазах рябило от белизны снега и яркого не зимнего солнца. Улица поразила отсутствием людей. Повсюду были разбросаны пустые бутылки из-под шампанского, трупики сожженных петард, конфетти и прочая новогодняя атрибутика. Он хотел прокатиться по городу, но ноги сами понесли в дальний угол гаража.
Трое суток Петр провел в подземелье, читая все, что когда-то выложил на бумагу.
Он не воспринял мысль о просмотре своих почти забытых словоблудий на экране домашнего компьютера. Ему нестерпимо захотелось увидеть печать слов, ощутить в руках тяжесть папок, услышать шелест бумаги. В последнюю гаражную ночь, торопливо перекидывая страницы, он услышал, как на лист упала тяжелая капля. Ему показалось, что просочилась влага через бетонное перекрытие потолка.
Но это были слезы расставания.
Расставания с собой.
Он не мог поверить, что когда-то был способен писать. Слагать стихи, придумывать сюжеты, просто сочинять… Это все написал он? В сегодняшнем положении это немыслимо и недоступно. Теперь об этом действительно можно забыть навсегда. Он редко допускал в жизни ошибки. Но эта махом опрокинула большинство его жизненных достижений.
Почему так произошло? За что?
В день окончания рождественских каникул позвонила теща.
Приготовившись выслушать заслуженные нравоучения, Петр ощутил, как голову расперло горячей волной давления. Но, против ожидания, он услышал совсем другое. Старая мудрая женщина, не подтверждая местонахождения Виолы, устало прочитала зятю краткую, но емкую лекцию. Все семьи разные, но проживают похожие жизни. Люди всегда хотят, как лучше, но совершают аналогичные ошибки. А совместная жизнь разных людей слишком длинное и нелегкое путешествие, чтобы избежать неудач. Она поведала Петру, что женское сердце отходчиво, если регулярно наполнять его теплом и лаской. Женщина, в отличие от мужчины, живет днем сегодняшним. Но чтобы день этот всегда был ясным, кто-то должен заранее позаботиться о погоде. Желательно, чтобы этот кто-то был мужиком. Работящим непьющим мужиком без лишних сложностей во внутреннем устройстве. Тогда все само собой уладится и склеится.
Петр, грустно усмехаясь, соглашался с ней, уточняя по смыслу сказанного, что у женщины кроме сердца есть туловище, ноги, голова и лицо. Мысленно добавил, что у красивой дамы есть куда более заметные приложения. Попа, грудь, руки, кожа. Глаза, ногти, волосы… Эти составные части, в отличие от сердца, нуждаются в материальных дополнениях, которые требуют регулярного притока денежных средств. У амбициозной спутницы жизни всегда наготове перечень заявок на статусные признаки. Этот процесс бесконечен…
Устройство же мужика таково, что основные стимулы для добычи необходимых ресурсов существования поступают в его мозг – а оттуда на исполнительные механизмы рук и ног – в основном изнутри. Извне, конечно, тоже заглядывают, но базовая генерация происходит все-таки внутри. Если особенности нутра не привлекают окружающих мужика родственных особей – снабженческая цепочка рвется в самом начале. Естественно, полно дяденек, спроектированных иначе. Но несовершенное создание Петр устроено почему-то именно так.
– Ты бы не пил так много, Сережа, – закруглила теща монолог зятя. – Ты ведь уже не молодой. Глядишь, остальное образуется. Не вы первые…
– Мам, дайте мне Виолу, – робко попросил Петр. – Она у вас? Скажите ей…
– Что ты хочешь сказать? – раздался в трубке бесстрастный голос жены.
– Приезжай… – Он почувствовал, как в горле пухнет сырой ком.
– Зачем? – Виола старалась говорить безразличным тоном, но ему показалось, что голос неуловимо дрогнул.
– Я… Я должен.. В общем… Я хочу попросить у тебя прощения… – глухо выдавил он, понимая, что этот тяжелый разговор не должен происходить по телефону. – Ты простишь меня?
– Не знаю… – Ему показалось, что Виола всхлипнула. – Мы приедем завтра утром.
– Кто, вы? – Петр испытал накат слабости. – Ты и мать?
– Я и Света. – Интонацией жена дала понять, что разговор окончен.
– Подожди! Света с тобой? Она… – торопливо зачастил Петр, но в трубке уже звучали короткие гудки.
Той зимой Петр чувствовал себя человеком, вернувшимся из мест заключения.
Отряхиваясь от наслоений алкогольного шлама, он заново учился жить исключительно на основе внутренних мотиваций, не прибегая к помощи допингов. Отказ от спиртного происходил довольно легко. Густое отвращение вздымалось тяжелой волной в груди, когда появлялась возможность легально употребить. Память бдительно хранила весь впитанный новогодний ужас. Страх одиночества и жажда возвращения взаимно дополняли друг друга, заставляя рвать в мелкие клочья любые мыслишки о выпивке. Ему нравилось ощущать себя без грязи наркотических примесей. Петру не терпелось взять реванш и доказать семье, что еще на многое способен. Но самой заветной целью маячила недосягаемая вершина возврата к себе.
Если критерии оценки со стороны близких ему ясны до зеркального блеска, то с какой стороны приступить к аттестации на личную самопригодность, Петр пока слабо представлял. Но один фактор служил основой для всех остальных – он не должен прикасаться к спиртному. Второй – не менее важный – срочная интеграция в социум.
Он тщательно просеивал все заманчивые объявления о найме на работу.
Скупал газеты, не вылезал с кадровых сайтов, обзванивал организации. В тщетных попытках выйти заново «в люди», он не заметил, как миновала весна, и замаячило лето. Все это время ему удавалось поддерживать иллюзию материального достатка. Скромные денежные вливания поступали в бюджет семьи за счет продажи имущества закрытой ранее фирмы. С молотка ушли мебель, подержанная оргтехника, пара стареньких кондиционеров и прочая офисная мелочевка. Чахло питала распродажа за копейки складского оборудования.
В то лето они с Виолой впервые за последние годы не поехали в отпуск за границу.
Жена не опустилась до язвительных упреков. Её пока радовал сам факт наличия в доме непьющего мужчины. Она терпеливо ждала, нехотя привыкая экономить на мелочах. Виолетта готова была потерпеть некоторое время ради повторной волны светлого материального будущего. Петр понимал, что все это время он пока без особых успехов отрабатывает кредит ее доверия.
Петр мысленно благодарил судьбу, что Светлана в столице нашла работу и более не нуждается в родительской помощи. Но когда, будучи дома на майские праздники, она напрямую предложила матери деньги, семейная атмосфера заметно напряглась. Петр кожей почувствовал, что запасы терпения Виолетты близки к истощению.
Закрома душевных сил Петра тоже не блистали излишним оптимизмом.
Постепенно выкристаллизовалась уверенность, что с работой в городе стало намного хуже, чем в старые добрые времена. Виола не задавала глупых вопросов. Она стойко ждала, пытаясь сохранять видимость семейного спокойствия. Как-то Петра посетило горькое прозрение, что их разговоры носят дипломатично натянутый характер, нисколько не напоминая общение близких людей. Молча ужиная, он часто ловил на себе ее изучающие взгляды.
Психология отношений не была для него тайной.
Он знал, что быть женой трезвого мужа рано или поздно станет для Виолы обыденностью. Трезвый мужик – это нормальное явление. Сам по себе он мало кому нужен. Мускульно-умственные результаты намного интересней. Гораздо лучше, когда наоборот. Ведь именно интеллектуально-мышечная отдача делает главу семьи таковым, оправдывая ожидание тех, кто продолжает верить в железную силу воли и крепость мужского духа.
Скорее всего, даже простив, Виола не поверила.
А если и поверила, то авансом. Внесла, так сказать, минимальную предоплату доверия на пустой счет вставшего на тропу исправления Петра. Оставшуюся часть – вероятно, неизмеримо большую – она с удовольствием доплатила бы после подписания акта выполненных работ. Только тогда можно надеяться на возвращение в семью теплых эмоций единомыслия и забытого уважения к себе. На реанимацию любви – уж тем более, обожающих взглядов – мог рассчитывать только махровый оптимист.
Оживающий Петр понимал, что без веры не прорваться. Но был бессилен пропитать жену своим настроем. Для нее символом возврата служили прежде всего деньги и статус мужа. Петр не мог говорить ей, что в нарождающейся палитре красок жизни этих ориентиров он почти не видит. Поздоровавшийся со смертью навсегда теряет способность мыслить прежними категориями. Тот, кто не топтался у ворот ада, никогда не оценит неуловимых ароматов банальных человеческих радостей. Как не существует языка общения между сытыми и голодными, так невозможно объяснить не испытавшему, что отсутствие ада – уже рай.
Она – правильно устроенная прагматичная женщина, не дышавшая мутным спиртовым зазеркальем – никогда не сможет понять, что чувствует смертник, которого помиловали за несколько секунд до казни. Человек, плывущий по предсказуемой стезе государственного служащего, вряд ли осознает трансформации невидимого возрождения того, кто почти расстался с мыслью вернуться.
Как объяснить, что нет большего кайфа, чем просто жить? Просыпаться не с похмелья, ощущая тепло и дыхание любимого человека. Равнодушно проходить в супермаркете мимо стеллажей с пойлом, не вздрагивать при виде дорожных полицейских. Пить вкуснейший яблочный сок, лежать на траве, наблюдая за стрекозами. Смотреть на закат, впитывая шорох гальки под волной, накатывающей на берег. Не испытывать отвращения от себя, глядя по утрам в зеркало. Не прикидываться трезвым, будучи пьяным. Жить и быть собой. Связно излагать мысли. Помнить все, что говорил вчера. Разве этого мало?
Виолетта, без сомнения, постепенно готовилась к срыву.
Судя по двусмысленным вопросам и колким намекам, она вполне допускала, что Петр возьмется за старое. Он просто обязан обратиться к надежным спиртовым горелкам за поддержкой. Обычный индивид не обладает бездонными аккумуляторами тупой веры в себя. Невозможно изо дня в день рыть котлован для фундамента будущей жизни. Рано или поздно глубина ямы высасывает у строителя остатки сил.
Петр, злясь на себя и весь мир, не мог не чувствовать, как перетирается канат, по которому он микроскопическими шажками выбирался из пропасти. Виоле не суждено узнать, что сыграло роль последней нити, выведшей его к себе. Подчиняясь инстинктам, он не упускал случая побродить по городской набережной, растворяя участившиеся наплывы пессимизма в грандиозной первозданности волжских пейзажей. Река чистила застоявшееся ожидание, приводила в порядок подкисшие ощущения, заставляя выскребать из тайников подсознания сгустки озлобленности. После общения с Волгой разум укутывался спокойным покрывалом внутреннего равновесия. Все, к чему толкает шумный улей вонючего города, – успех и деньги, власть и удовольствия, ежедневные гонки за призраками мнимого благополучия, – все неспешно и без натуги растворялось в тяжелом плеске прибоя. Природный фильтр наступившего лета незаметно сыграл роль тоненькой палочки выручалочки, ибо промедление грозило вылиться в скорый провал замыслов.
Мозг, предоставленный сам себе, непостижимым образом вычленяет из суеты алгоритмы самовыживания личности. Требуется небольшое условие – нельзя мешать, когда нащупана дорога к себе. Бросив футболку в машину и погрузившись в ультрафиолетовую нирвану июньского утра, Петр брел босиком по теплому граниту набережной, держа в руке кроссовки. Прохладный ветерок приятно щекотал кожу, оттеняя мягкие покусывания солнечных лучей. Низко над водой пронеслась чайка, высматривая под собой завтрак.
Петр внезапно остановился.
Он не мог ошибиться!
Он слышал его сквозь береговой шум!
Приоткрыло солнце заспанные веки,
Собираясь мир согреть и осветить.
Вместе с ним проснулись человеки,
Чтобы как-то день до вечера дожить…
Дыхание перехватило…
Он блаженно облокотился на парапет, ощущая внутри далекий всплеск авторского самолюбия. Срочно вернувшись к машине, плюхнулся на пассажирское сиденье, торопливо извлекая из бардачка затертые квитанции штрафов и сломанную шариковую ручку. Четверостишие легло на бумагу. Дальше, несмотря на титанические усилия, дело не продвинулось ни на строчку.
Но старт был дан.
Интуиция шепнула, что он на верном пути. Опыт ненавязчиво подсказывал, что надо притормозить отчаянные метания в поисках работы. Чем крепче вцепляешься в проблему, тем больнее она вгрызается в нас. Раскрепощающееся сознание подтверждало догадки, напомнив, что человек состоит из разных ипостасей, требующих к себе должного внимания.
Конечно! Если ему до сих пор не послана желанная работа, значит, пока нет готовности. Следует заняться другими важными делами. Он решил поехать к отцу. Он, в конце концов, сын своего больного отца.
Вдыхая грустный запах лекарств родительской квартиры, он с удивлением отметил, как сильно сдал отец. Он давно не ездил на кладбище. Не давала возможности то скверная погода, то плохое самочувствие, то нехватка якобы тратящегося по неотложным делам сыновнего времени. Сжимая в ладонях высохшую руку бати, Петр испытывал булькающее чувство стыда. Всегда можно найти оправдание тому, что не сделано вовремя.
Что может подбодрить одинокого старика? Конечно, в тот день они съездили к могиле матери. Петра удивило настроение отца. Он был спокоен и задумчив. Много шутил, вспоминая о вместе прожитом с мамой времени. Неторопливо рассказывал, как принимал ответственное решение уехать в красивый волжский город. Часто смотрел, улыбчиво сощурившись, в небо. У Петра с души с грохотом свалился камень. Затеплилась надежда, что батя постепенно осознает свое одиночество, как некое привычное состояние.
После кладбища он осторожно предложил отцу съездить на набережную.
Отец удивленно замолчал, близоруко вглядываясь в лицо сына. Уже на Волге, часто глотая сладость речного воздуха, отец тихо спросил:
– Сергей… Скажи как на духу, ты употребляешь водочку?
– Уже нет, пап… – Петр не удивился вопросу.
– Правда? – Отец неожиданно улыбнулся как ребенок. – И давно?
– С Нового года, – ответил Петр. – Я тогда напоролся, как последний бомж. Виола чуть не ушла от меня. До сих пор не знаю, что ее удержало…
– Сейчас в завязке?
– Да, пап. Полгода ни капли. – Петр обнял отца. – Представляешь! И не тянет. Вообще не хочу!
– Молодца, Сережик! – умиротворенно вздохнул батя. – Так и передам матери…
– Что, что! – нарочито удивленно отодвинулся Петр. – Куда это мы собрались?
– Не хочу в зиму умирать, – твердо добавил отец. – Зачем вам обузой быть? Да и мать, поди, заждалась добрых вестей. Это хорошо, сын, что ты не пьешь. Очень хорошо…
– Она догадывалась? – мрачно поинтересовался Петр.
– Мать, сынок, знает о своем ребенке все. – Отец посерьезнел. – Даже то, что он сам о себе не ведает.
Несколько минут они молчали, думая каждый о своем. Выйдя из задумчивого созерцания, отец, чуть колеблясь, задал неожиданный вопрос:
– Сережик… А ты сейчас… Пишешь?..
– Как тебе сказать, пап. – Петр поднял глаза к небу. – Наверное, уже пишу…
– Почитай? – Батя придвинулся ближе. – Есть что-нибудь свеженькое?
– Ну, если только вот это… – нерешительно улыбнулся Петр.
После неловкой паузы медленно продекламировал:
Распахнулись в небе солнечные веки,
Предвкушая день росою освежить.
С добрым утром, люди-человеки!
Хватит спать… Давайте дальше жить!
Отец напряженно притих в ожидании.
Сжав его локоть, Петр экспромтом добавил:
Будем жить, пока шагают ноги,
И плутает в мыслях голова.
Пусть взирают удивленно боги,
Как цветет вчерашняя трава…
– Неплохо, – скупо улыбнулся отец. – Когда родил?
– Сегодня, – усмехнулся Петр. – Само родилось. Тут, на набережной, можно сказать, самопроизвольно выкинулось. Я только роды принял…
– А еще есть? – Отец попытался самостоятельно привстать, с трудом облокотившись на спинку лавки.
– Пока нет. – Петр торопливо помог ему. – Но обязательно будет.
– Теперь я за тебя спокоен, сынок, – тяжело дыша, подытожил батя. – Поехали, Сережа, до дому. Мне лекарства пора пить…
По дороге, отрешенно наблюдая за броуновским движением городских магистралей, отец задумчиво добавил:
– Береги Виолку, Сережа. Такими бабами не бросаются. И давай, начинай потихоньку работать. Человек должен быть среди людей.
Что-то больно кольнуло в сердце. Сын понял, что скоро у него не станет отца.
Батя ушел в начале августа.
Последний месяц отец уже не мог самостоятельно выходить из дома. Еще два раза Петр успел свозить его к Волге, жадно выпытывая детали прошедшей жизни. Щемящее чувство приближающейся потери толкало выспросить как можно больше. Записывая в память неизвестные истории любви молодых родителей, он вдруг понял, как много люди не знают о самых близких.
Он ловил себя на мысли, что дочь почти не интересовалась, как и где они с Виолой познакомились. Скорее всего, это закономерно. Для ребенка отец и мать с первого вздоха представляют собой целое. Требуется время, чтобы раздвоить его на отдельные личности и осознать сам факт рождения этого союза.
Но одновременно, он подспудно наткнулся в себе на потаенную детскую иллюзию, связанную с восприятием родителей детьми. Дети уверены, что родители не стареют. Они просто становятся сильнее, мудрее, искушеннее. Превращаясь во взрослых самостоятельных людей, дети подсознательно ожидают, что аналогичные изменения происходят с родителями. Горьким откровением вплывает в жизнь ребенка признание, что в какой-то момент всесильные и вечные папа с мамой вдруг предстают суетливыми беспомощными старичками. Отставшими от жизни, не способными пользоваться такими простыми вещами, как мобильный телефон, банкомат или электронная почта. Часто ли дети приходят к мысли, что в тот безрадостный период жизни старичкам-полудетям требуется внимание и помощь?
Гулко ухнул очередной удар внутреннего колокола стыда.
Мог ли он успеть больше? Вероятно, мог. Но если последние месяцы жизни отца он навещал его почти ежедневно, то до смерти матери забегал к родителям не чаще раза в неделю, а то и реже. Исполнение сыновнего долга заключалось в дежурных телефонных звонках. Петр, копаясь в воспоминаниях, постепенно вырастил в голове некое подобие куцего генеалогического дерева с собой в роли ствола. Он увидел, что на Земле осталось не так много людей, кому он, Петр – взрослый дееспособный мужчина – может принести хоть какую-то пользу. Это Виола и Света в первую очередь. Но если Виолетте он нужен, как надежный спутник жизни, то дочери в ее возрасте отец нужен не только, как источник материально-финансовых поступлений. Отец – это фундамент семейного уклада, символ нерушимости настоящего и понятности будущего.
На поминках Петр, нарушив с молчаливого согласия Виолы обещание, выпил. Ожидаемое облегчение не наступило. Его поразило, насколько тупым стал мозг. Окружающая действительность как будто покрылась серым налетом. Он безразлично кивал, когда кто-то подходил с соболезнованиями. Инстинктивно пересел ближе к сестре, с которой не виделся с мартовских праздников. Тридцатишестилетняя Ольга жила в однокомнатной квартирке, доставшейся ей после развода. Детей у нее не было.
– Папа говорил, ты завязал, – усмехнулась сестра.
– Оль, тебе помощь нужна? – напрямую спросил Петр.
– У тебя появились лишние деньги? – язвительно осведомилась сестричка. – Я слышала, ты безработный.
– Как хочешь. – Петр опрокинул рюмку. – Денег нет, но есть куча времени.
– Не надо тебе пить, Сережа, – грустно сказала Ольга, поправляя черный платок. – Ты же умный, должен понимать. Виолка уже поглядывает.
– Разберусь. – Петр налил еще.
– У меня кран в ванной течет, – вдруг проговорила сестра, намереваясь покинуть застолье. – Сантехник сказал, весь смеситель менять надо, а у меня таких денег нет. За кредит еще не расплатилась. Абажур в кухне надо глянуть. Сможешь?
– Заскочу на неделе, Оль! – Петр обрадовано отодвинул бутылку. – Все сделаем, не переживай! Я позвоню…
Этот разговор положил начало возобновлению его отношений с младшей сестрой. Устранив в ее квартире бытовые неполадки, Петр с удовлетворением отметил, что в собственном домашнем хозяйстве накопилось ничуть не меньше всевозможных дел, требующих умелых мужских рук. К концу осени он переделал и закончил все, что можно завершить без серьезных финансовых вливаний.
Он чувствовал, как в доме постепенно зреет прелюдия скандала.
Смерть бати отсрочила выяснение отношений касательно будущего семьи, но с наступлением ноябрьских холодов Петр приготовился к худшему. Откровенно говоря, он не рассчитывал, что у Виолы настолько объемная копилка терпения. Исключая употребление на поминках, Петр стабильно вел трезвый образ жизни. Но, пребывая подолгу дома, он незаметно пристрастился к бродилкам по литературным сайтам.
Еще до смерти отца он сделал неутешительные выводы. В сети обнаружилось поразительно большое количество талантливейших авторов самородков. Читая великолепные стихи неизвестных сказителей, он безжалостно ставил себе низкие оценки. Пока он даже в мыслях не допускал, что выложит что-то свое в интернет. Слишком убого и примитивно выглядели его вирши по сравнению с маститыми поэтами виртуальности. Но зов сетиратуры нарастал с каждым днем. Петр читал запоем все, что представляло интерес – стихи, рассказы, романы. Фантастику и боевики, триллеры и фентези. Да, ребята! Кто бы знал, насколько полна земля талантами. Ему стало смешно, когда он вспомнил свой неуклюжий бросок в ворота издательства, не понимая, насколько низок уровень его сочинений.
Так он пришел к осознанной необходимости заново перелопатить все, что написал в прошлом. Вначале жесткой правкой – с учетом свежего читательского опыта – прошелся по первым месяцам спонтанного стихотворчества. Он резал по живому, неутомимо кромсал старое, пытаясь выйти на другие стандарты. Параллельно рождались новые стихи, которые подвергались тщательному анализу на сетевую пригодность. Петр не торопился, понимая, что инет ошибок не прощает. Параллельно редактировал отвергнутый издателями роман, вырезая лишнее, оттачивая стиль. Он перекраивал сюжетные линии, сжимал описательные куски, выкидывал ненужных героев. Параллельно Петр осмысливал крепнущее страстное желание создать совершенно новое произведение, достойное массового читателя. Но необходимо вначале понять, каким должно быть это произведение. Погружаясь в сетиратурные дебри, воскресающий Петр с каждым уходом в виртуальную антидействительность ощущал настойчивый самоприказ. Внутренний цензор требовал очевидного. Петр созрел для создания собственной авторской страницы.
Конечно, параллельно он искал работу.
Проницательная Виолетта, глядя каждый вечер в его покрасневшие от компьютера глаза, холодно интересовалась, много ли вакансий он сегодня обработал. Петр, правдиво лгал, что все свободное время тратит на поиски работы. Он уже смирился, что отныне и навсегда ему предстоит жить несколькими параллельными жизнями. Как известно из школьного курса геометрии, параллельные линии не пересекаются. Не должны пересекаться, иначе их нельзя полагать таковыми. Его тайная словесная платформа, вставшая вопреки препонам толстыми опорами стихопрозы в океане самиздатовской литературы, никогда не встретит гостя по имени Виола. Теперь для жены существует только одна сторона Петра – материально-добывающая. Она сама так решила. Все остальные ипостаси мужа надежно пристегнуты наручниками самоизоляции в параллельных мирах.
Когда до годовщины памятного новогоднего скандала осталась неделя, Петр пустил события на самотек. Чертовски надоело шариться в сети в поисках работы. Его бесили рассылки резюме, не приносящие ни малейшего результата. Чаша терпения переполнилась от сотен бесплодных звонков попрошайнического характера.
Петр знал, что Виола также бдительно отсчитывает время.
Он приготовился к битве, не осознавая толком, какими аргументами вообще можно оперировать. Загоняемый в угол ощущением зимней безысходности, одновременно извергая вулканические выбросы протестных настроений, Петр в последнюю неделю декабря совершил два решающих шага. Он долго думал, с которого начать. Это был крайне принципиальный вопрос. Неудача в первом шаге означала возможный отказ совершить второй. Помогла монетка.
Орел…
Гордая птица должна вести себя соответствующе, но жизнь всегда сложнее штампов.
Петр собрался с духом и позвонил компаньону по неудавшемуся суши-бару. Он вполне допускал, что низко рухнет в глазах старого товарища, обратившись с просьбой о работе. Мужик, имевший в прошлом под задницей не одно собственное дело, не должен опускаться до подобных просьб. Но Петр знал, что делает. Ему требовалась работа со свободным графиком. Жить в параллельных мирах способен только тот, кто умеет пребывать в нескольких местах одновременно. Петр не мог более жить хлебом единым. «Не хлебом единым…» – каталось в голове, пока он ожидал ответа на свое предложение.
Бывший компаньон обрадовано известил Петра, что ему срочно требуется опытный руководитель в отдел продаж промышленного электрооборудования. Работа давно отлажена. Необходимо умело координировать, мягко стимулировать клиентов и плавно расширять рынок сбыта. Зарплата не гигантская, – времена не те, понимаете ли, – но зато стабильно и без задержек. Оплата ГСМ и сотовой связи. Возможны бонусы, но за них надо постараться. После новогодних праздников можно приступать.
Петру не требовалось много времени, чтобы совершить второй решающий шаг.
Судьбе надо доверять. Он заранее решил, что в случае отказа бывшего партнера, следующего шага не будет. Параллельность с участием одной линии исключена. Но, дав жизнь первой линии, необходимо набраться смелости, и прочертить вторую.
За два часа до прихода Виолы в интернете появилась новорожденная авторская страничка.
Он успел оживить ее несколькими стишками. Парочкой ранних и одним свеженьким. Тем самым, который читал отцу на набережной.
Про восход солнца…
Хотя, в это время авторы, не сговариваясь, с маниакальным упорством наполняют резиновые объемы виртуала колючими гигабайтами снега. Затаив дыхание, он наблюдал, как список посетителей открыли первые читатели. Сладостно пьянящие ручьи восторга обильно пролились теплыми потоками из солнечного сплетения куда-то в низ живота…
Его читают!!!
Читают живые люди!! Первые беспристрастные читатели?! Эх, товарищ Неизвестный Автор! Что же вы так долго думали? Для кого молчали? Как просто, оказывается, донести до народа мысли и чувства…
Ликование прервалось звуком открываемой входной двери.
Проследив, как гаснет экран компьютера, он бросился в прихожую, помогая Виоле снять куртку. Оценив проницательным взглядом внешний вид мужа, она сухо спросила:
– Отчего мы такие загадочные?
– Я выхожу на работу! – торжественно известил Петр. – После праздников.
– Неужели? – притворно обрадовалась Виолетта, подойдя к компьютерному столу. – Что за работа? За что бороться будем?
– В продажах. У Вано, – осторожно доложил Петр. – Ему как раз человек нужен. Зарплата нормальная. Бензин, телефон. Поработаю до весны, там видно будет.
– Понятно, – усмехнулась Виола, перевернув на столе несколько листков с вакансиями. – Что ж, господин бывший предприниматель… Поздравляю, если это все, на что вы способны…
– Это лучше, чем ничего, – спокойно возразил Петр.
– Конечно, конечно, – иронично поддакнула Виолетта. – Орел-мужчина, ничего не скажешь. Ладно… Поживем-увидим. Цыплят по осени считают. А мне показалось, ты опять в стишки подался…
За вечер жена не проронила ни слова.
Петр не напрашивался на общение, прекрасно понимая Виолу. Но ему самому более не требовалось ее участие. Делая вид, что смотрит вечерние теленовости, он пребывал в параллельной действительности. Его изгрызенная душа тихо грелась в свежевыкопанной виртуальной пещере. Вход в нору украшала вывеска с именем ее создателя и владельца. Он хорошо продумал, что будет написано на фасаде.
Для всех входящих он теперь Глеб…
Глеб Параллельный…
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/10/23/542