3 глава

Татьяна Богдан
 ФОТО ВЗЯТО ИЗ ИНТЕРНЕТА
                4 ГЛАВА
        В двадцатых годах появились  Комбедовцы. Раскулачивая зажиточных сельчан и врагов Советской власти, продотрядами забиралось все, а самих хозяев, зачастую с малыми детьми, ни с чем выгоняли на улицу. А с теми, кто пытался защитить семью и нажитое свое добро, больно не церемонились, чаще всего расстреливали. Однажды, проходя мимо дома своей подруги, Ганна во дворе увидела Устинью.
– Привет, подруга, – громко закричала она, – Бог в помощь.
– Спасибо.
– А ваши, чо, ужё убёгли на собране?
– Некогда нам по собраниям шастать. Дел еще сколько, сено еще не заготовили. Зима нагрянет, чем скотину кормить будем?
– Да, вы шо, сказились?  Како тако сено? Когда Степка преседатель сказал, шоб все были, иначе хуже будет! Ты ж знаш, каков он бешаный.
– Ладно Ганна, ты иди куда шла, мне нужно бежать, своим помогать.
– Ну, смотри, как бы тот бес на вас не взъелся. Я побёгла, а то ще запоздаю.
Устинья развесив постиранное бельё, собрала харчи и направилась в поле, кормить свою семью. Она любила сенокос. Любила, как пахнет скошенная трава. Как коса поёт, - вжих, вжих. Любила смотреть, как красиво работает муж, - легко, весело. Вот и сейчас решили ребята с отцом посоревноваться. Да где уж им за ним угнаться? Глядит Устья на своих домочадцев и улыбается. Хороших ребят они вырастили с мужем. Всё хорошо, но вот никак жениться сыновья не решаться. Посмеиваются, мол еще не нашли такую красавицу и умницу, как их мать. Хотели старшенького женить на одной девице, из соседнего села, да не успели. Поехала та в гости к брату, да там её и засватали. Сильно переживал Гриня, уж очень она ему понравилась. После этого больше он ни на кого не смотрел. Остальные братья, глядя на старшего, тоже не торопились жениться. Живут все в отчем доме, помогают родителям по хозяйству. Крепкое хозяйство у них за эти годы получилось. Грех жаловаться, живи только, да радуйся. Но недолго счастье длилось в этой семье. Нашлись завистники. Говорят, если беда пришла, открывай шире ворота. Так и у Михася с Устиньей. Сначала Марта выбилась из рук, а потом  у них отобрали дом, землю, увели скотину, вывезли из амбаров весь хлеб, из погреба вытащили  бочки с рыбой, медом, топленым жиром, подсолнечным маслом и много чего еще вывезли за три дня. Но властям, казалось, мало они наказали это кулацкое отродье.
– Это же настоящие враги Советской власти! – кричал на собрании Сатанкин, –  их нужно под самый корень вырубать!
И приехали за старшеньким – Гриней. Ох и убивалась за ним Устинья, криком кричала, слезами умываясь. Михась, как мог, успокаивал свою лебедушку, веря, что завтра разберутся и отпустят сына, не может же такого быть, чтобы ни за что ни про что людей сажали, но он глубоко ошибался. Ни завтра, ни после завтра, ни через год, его не выпустили и вообще больше о нем никто ничего не слышал, будто и не было человека. А здесь еще дочь замуж собралась.
 – Не пущу! За убийцу замуж? Нет тебе родительского благословения! – кричал отец.
– Он не убийца! Не дадите согласия, тогда я без вашего благословения пойду замуж! А закроете, сбегу! – в ответ бросила Марта и хлопнув дверью, выбежала из землянки, в которой они все жили.
Отец посмотрел вслед  дочери  и с болью в голосе спросил:
– Мать, что же это такое мы с тобой вырастили, а?
Устинья сидела на лавке и молча, плакала. А Марта бежала навстречу своей судьбе, к своему любимому Максимушке!
– Никто и никогда не сможет переубедить меня,  что во всех бедах, случившиеся с нашей семьёй, виноват любимый! Это не правда! – бормотала Марта, – Во всём виноват только Сатанкин! Только он за что – то взъелся на нашу семью!
      После этого прошли три года. Три года Устинья с Михасем ничего не слышали о Марте. Думая о дочери, мать украдкой вытирала слёзы. Муж даже думать ей запрещал:
– Не смей, слышишь! – возмущался он, – не смей о ней думать! Не рви себе сердце! Приедет, даже на порог не пущу! Сама виновата! Это не мы, это она перерезала родительскую пуповину! Она предала нас! Как Иуда предала!
Но кто может запретить матери думать о своём ребенке? Никакие силы не смогут убить её любовь к дочери. Сердце Устиньи кровоточило от душевной боли. Оно разрывалось на куски из – за потери двух детей, – старшенького Грини и младшенькой, Марты. Не высохли у матери еще слезы по этим детям, как приехали забирать среднего, Степушку, самого смиренного и спокойного. Во дворе поднялся вой и крик Устиньи, остальные сыновья бросились в защиту своего брата. Завязалась нешуточная драка. Красноармейцы, понимая, что без оружия им, с этой кулачьей сволочью, не справиться, стали стрелять. Степушка с Митенькой, сраженные пулями, сразу упали замертво, а двух других братьев, избитых до полусмерти, как дрова покидали в телегу и увезли, не забыв, плеткой исхлестать их мать.  Михась, в это время, был в городе, ездил на рынок, хотел сделать своей лебедушке подарок,- купил отрез  на платье и красивый полушалок. Казалось бы, нужно радоваться, все взял, что хотел, так нет, засела в сердце какая-то зараза и грызет, сосет изнутри. Ну, прям, мочи нет.
– Ох, не спроста это, что-то с Устьюшкой моей неладно, – встревожено подумал он и поторопился домой. Подъезжая, Михась заметил, испуганные взгляды односельчан брошенные в его сторону и понял, что дома что-то случилось. Издали он увидел раскрытые ворота и то, что он увидел, превзошли все его опасения… Во дворе в крови лежали два сына. Устинья лежала с перекошенным лицом, в окровавленной, изорванной одежде. Михась поднял жену и понес в землянку. Там он её положил на кровать.
– Полежи моя красавица, полежи немного, я только деток наших гляну, – сдерживая слезы, охрипшим голосом сказал он.
Степушка лежал на спине и на месте его левого глаза, зияла огромная окровавленная дыра. Прикрывая рот, чтобы не услышала его жена, Михась завыл, завыл так, что если бы в тот момент кто-нибудь смог его услышать, то того пробрало бы до мурашек. Посидев возле сына, пошатываясь, поднялся и взвалив сына себе на спину, отец понес драгоценную ношу в дом. Смахнув со стола чашки, положил тело. Из шкафа достал простынь и накрыл своё чадо. Потом, согнувшись под грузом огромного горя, шаркая ногами, вышел на улицу. Его было не узнать, за какие - то минуты, Михась превратился в глубокого седого дряхлого старика. Подойдя к Митеньке, отец упал на колени и обливаясь слезами, целовал окровавленные руки сына. После чего прикрыл ему глаза и с большим трудом подняв его, понес домой. Тело Митеньки он положил на лавку и также прикрыл простыней. Потом протер влажным полотенцем лицо жены, напоил её водой и после этого стал обмывать сыновей. Обмыв и нарядив детушек в последний путь, отец до глубокой ночи стругал им гробы. Рано утром, напоив Устьюшку, от еды она отказалась, Михась направился на кладбище. Выбрав там красивое место, под березой стал копать. Он копал широкую одну могилу на двоих. Уже ближе к вечеру, пришел домой. В первую очередь проверил жену, сменил ей пеленку, помыл и напоил сладким чаем. За все это время она лежала и не проронила ни звука. Только несколько крупных слез скупо скатились по щекам. На следующий день, помолившись, Михась вышел во двор, выкатил большую тележку, на неё поставил гроб. В это время во двор вошел сосед Ефрем.
– Ты прости нас, сосед, за все прости. Страх повыше крыш обуял всех. Ведь больше не за себя люди боятся, за детишек малых опасаются. Вот все, как мыши по норам своим и попрятались. Я это, бричку пригнал, чтобы сыновей похоронить. Я подсоблю.
Поставив гробы на телегу, Ефрем с Михасем положили тела и взяв коня под уздцы, вывели его на улицу. Сельчане, не выходя за пределы своих дворов, молча стояли и с опаской провожали в последний путь своих земляков. Похоронив сыновей и вытирая слезы, Михась, как мог, ухаживал за парализованной женой. Он рассказывал ей какой сухой и хороший последний дом выкопал для их сыночков, что положил их рядышком, чтобы не скучали и их поджидали.  Устинья лежала молча, глядя в потолок и плакала. Через два дня ее не стало, она тихо ушла, оставив на этом свете своего Михася одного. Похоронив лебедушку, он долго сидел возле двух свежих могил, плакал и разговаривал с женой и детьми, как с живыми, а потом взял холщовую сумку, и исчез. Больше в деревне его никто не видел. Весть о происшедшей у памятника трагедии, привезли соседи Ганны, которые в тот день ездили по делам в город. Сельчане боялись даже вспоминать несчастную семью Михася с Устиньей. В душе все их жалели, но ни один человек за них не заступился, никто им не протянул руки помощи, все боялись попасть в немилость председателю. Через тринадцать лет, с ребенком на руках Марта вернулась домой, в родное село. Приехала, а родных нет и в их землянке крысы с ветром играли в догонялки…. Поплакав на кладбище, она осталась жить в селе, растить свою Маруську. 

 
            ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ  http://proza.ru/2012/10/21/1632