немецкой рьечи
Все любят есть: и вообще, и в частности.
Вот и мы ужинали однажды в ресторане "Marjan Grill" - на Bellevue - рядом с правительственной резиденцией.
"Марьян" - распространенное в Южных Балканах имя, как Иван в России. ("Иван да Марья...н" - чем названьеце.)
"Марьян" популярен ввиду ужористых блюд и демократичных цен. Ресторан навещают и туристы, и жители города.
Но чаще других навещают те, кому подарили скидку на водку, именнуемую "Malteser" (Принял на грудь - и сразу рыцарь!)
Скидку (это существенная экономия!) можно заслужить после частых возлияний и присвоения титула "Stammkunde". Ведь чувствовать себя рыцарем в полцены приятней, чем за полную стоимость.
"Malteser" - разновидность анисовой водки, которую лучше запивать томатным соком с добавлением Tabasco.
Острый соус и молотый перец нужны затем, чтобы пряный запах не отбил желания вкусить прелестей ночного города.
Анисовку нужно употреблять холодными зимними вечерами, когда на грешную землю падает белый снег.
Рекомендуется делать это в мужской компании под закусь, жареную на гриле.
Узнал я про "Marjan" следующим образом.
Жил я тогда на Kirchstrasse, ("Kirchе" - Церковь). Жил неплохо, с видом на Шпрее (реку).
Дом был новым, населен был интересными людьми и обладал уникальной системой перекрытий.
Географически дом располагался в сердце Берлина, однако фактически его местоположение определяли не пересекающиеся (как мне казалось) измерения.
По левую сторону находился Waterside Hotel "Abion", небольшая пристань, где днём слышны были крики детей, а вечерами полыхали костры ресторана "Patio". Далее по той же стороне следовали Консульство Швейцарии, Тиргартен, Дворец Бельвю и собственно сам "Марьян Гриль".
C правой стороны к дому примыкали: Министерство Внутренних Дел, здание Городского Суда, тюрьма Alt - Moabit, больница и церковь, от которой и брала название улица.
В цепи этих учреждений (увеселительных и не очень) не хватало только роддома. Это, чтобы замкнуть жизненный цикл:
мол, родился,
пошел налево, сходил направо,
вылечился,
раскаялся,
по-новому жить хочется.
Годы идут.
Старость.
Тысяча лет одиночества,
Увенчанная могильной плитой и надписью:
"Спи, бедолага, усни.
В небе погасли огни,
Пчелки затихли в саду,
Ду-ду, дуду-ду, дуду..."
В доме прямо надо мной обитала итальянская кино дива - Signore Roset, она же Роза. Да-да, именно Синьора, поскольку Роза относилась к немцам с нескрываемым презрением и на "Фрау" не откликалась.
Роза увядала - (влияние времени, жгучего темперамента и чего-то покрепче.)
Благодаря "системе перекрытий" процесс увядания был шумным.
Процесс начался лет тридцать назад и останавливаться не собирался.
Роза металась пантерой в клетке. В её "Элитной" квартире, как выразились бы некоторые риэлторы, пол был устлан венецианской мозаикой.
Обувь кино дива не снимала даже на ночь, поэтому грохот обуви был такой, что с окрестных крыш взлетали птицы.
Эхо деревянных каблучков рикошетом отскакивало от стен. В соседних домах звенели стекла и бились сосульки, но нет, не те, что на улице "17 Июня" подкарауливают свою нелегкую добычу.
Неустроенность личной жизни моей signore prossimo (соседки) усугублялось небесным светилом, медленно остывающем в глубинах серой Шпреи.
Берлинское светило светило не так тепло и ярко как над Lago di Bracciano в римских окрестностях, но немцам это не мешало, и по Шпрее в любое время года с завидной назойливостью перемещались яркие кораблики.
"Кобалики", как называла их тетя Роза, перемещались по Шпрее ей на зло.
"Кобалики" были шумными, разноцветными, и ёрзали по Шпрее, производя неприятное впечатление, (пусть неприятное, но все же производя).
Пассажиры тупо глядели в воду, пили янтарное пиво и медленно пережевывали сосиски.
Немцы жевали сосиски с тем же выражением, с каким тирольские коровы жуют подозрительно зеленую траву на зимнем альпийском пастбище.
С наступлением осени по Шпрее плавали белые лебеди.
Прохожие с умилением наблюдали за грациозными птицами. В их душах наступало умиротворение. Но не у всех. Вот я например ни разу не видел, чтобы арабские переселенцы любовались красотой и грацией белых птиц.
На необузданный нрав синьоры Розы вид лебедей тоже никак не влиял.
Синьоре вместо того, чтобы видеть everyday лебедей и лебедих хотелось бы ещё хоть раз услышать про "Их либе дих"...
Кино дива напоминала пациентку профессора Преображенского, которой тот пообещал вставить яичники обезьяны.
Профессор был светилом мировой науки и плодом воображения М. Булгакова, поэтому обещания своего не сдержал.
И вот теперь мне, воздерживаясь от необдуманных скандальных действий, приходилось отдуваться. Каждое утро мне приходилось совершать изнурительные пробежки в Тиргартене...
Вечерами злой и невыспавшийся я заваливался с друзьями в "Марьян гриль" и заливался анисовкой.
Ресторан находился в ста метрах от дома.
Засиживались мы там до того момента, когда часы городской ратуши, пробив 12 склянок, обращали посетителей в фиолетовых троллей и вурдалаков.
"Тролли, эльфы, василиски!
У меня бутылка виски.
Оттопырил мой карман
снега белый ураган," -
вызывающе скалясь, заявлял посетителям Красный Нос.
- Na-ja, - соглашались красномордые посетители и одобрительно покачивали головами. Они тщательно пережевывали пищу, стараясь помочь обществу.
"Мальтезовка" доводила нас до кондиции, когда разум и интеллект способны изменить фсё, даже физические параметры тела.
Мы испытывали возможности напитка не только на себе, но и на окружающих.
Официантов мы обращали в викингов, на чьи головы (для большего устрашения) были надеты модифицированные шлемы.
В отличие от традиционных головных уборов, (скопированных у римлян), наши Марьянгрильцы носили черные немецкие каски с короткими металлическими рожками, которые были увенчаны золотистыми бубенцами.
Бубенцы задорно позвякивали, сверкали и вызывали в нас живейшее веселье.
Марьянгрильцы не понимали над чем потешаются пьяные русичи и тоже пытались улыбаться.
Когда то я был уверен в том, что фсе славянские женщины должны (а иногда и обязаны) выделяться на прочем женском фоне не только нежными чертами лица и формами приятной округлости, которыми вдохновлялся художник эпохи Ренессанса Рубенс и мой знакомый Рубэн, но и манерами.
Официантка по имени ПетрА (с ударением на "А") этими достоинствами не обладала. Более того, Петра была черства, суха и тупа как сибирский валенок. Мнение наше основывалось на её высокомерном неприятии наших шуток.
Владелец "Марьян Гриля" откровенно заискивал перед Петрой, он "за глаза" называл её " Фрау Бисмарк"."
Владельцем был интеллигентного вида серб Златко Милошевич.
Из-за здоровенных очков в толстой роговой оправе мы называли того "Professore".
Шуточки наши были ещё те. Петра здоровалась с нами и прощалась - за руку - по мужски - с крепким рукопожатием.
Ладонь официантки была тверда (как окаменевшая вобла), взгляд был тяжел, голос прокурен.
Издалека Петра (вся целиком) напоминала рабочую кобылу, отощавшую до той степени, что греки могли бы её использовать её в качестве стенобитной машины (вместо Троянского Коня).
После рукопожатия ПетрЫ хотелось иногда выйти на улицу, посмотреть на звезды (взглядом, бля, тверёзым), затянуть упоительную песнь Нибелунгов и, дополнив арию Зигфрида словами: "Шел по улице малютка, посинел и весь продрог", лечь на каменный погост, чтобы стать жертвой голодных берлинских крыс.
* * *
Тем вечером, о котором пойдет речь, компания в "Марьян Гриле" собралась небольшая, но интернациональная.
Мы весело пили анисовку, громко разговаривали и смеялись.
Компания наша насчитывала пять человек, не считая одного представителя коренного населения.
Представителя звали Гюнтер Гнилица.
Работал Гнилица налоговым советником, то есть - почти бухгалтером.
Гнилица был достойным представителем своего общества и поэтому его жена однажды заметила:
"Когда смеются все,
он как-то гадко кривится --
бу-у-ух-галтер,
любимый мой бухгалтер --
Гюнтер Гнилица."
Жена Гюнтера была с Украины.
Её звали Галина и букву "Г" она выговаривала по-украински.
В отношении Гнилицы "Г" обретало иной смысл.
"Г" было подозрительно мягким...и нехорошо попахивало.
В Берлин Гнилицы, где бухгалтеров было - что собак не резанных, переселились из Западной Галиции.
Там Гнилицы жили в городке с удручающим названием. Город назывался Гнойник и находился под Краковом.
Бургомистром Гнойника был Херр Лохфонбайглер.
Лохфонбайглер был прадедушкой Гюнтера и обладал баронским титулом. Поэтому его называли "Фрайхер".
...Ввиду стремительно иссякающего словарного запаса, беседа за нашим столом уже не клеилась.
Беседа угасала.
Направленность наших мыслей обретала глумливый (по отношению к окружающим) характер.
Представитель коренного населения грустил и маялся.
Гнилица часто смотрел на аквариум, располагавшийся напротив нашего столика. Аквариум был огромен и походил на билборд.
Гнилица так долго и так внимательно разглядывал серебрящихся в аквариуме рыб, что его глаза, в которых растворилось стеклянное море севера, постепенно обретали глубину рыбьего взгляда.
Глядя на бессмысленное выражение лица Гюнтера, я начал было уже сомневаться в том, что: "Мы - не рыбы, а рыбы - немы."
Наконец Гнилица заметил, что я за ним наблюдаю и смутился.
Он вежливо демонстративно проинформировал Даму своего Херца о том, что ему надо выйти, поднялся из за стола, шаркнул ножкой и направился к выходу.
Гнилица-младший (или, как окрестил его Красный Нос, "гнилёныш") мигом обеспокоился и заголосил: "Мами, маммми... хде мой папппи?"
"Да, худа он денется, твой папппи. Вон он, идёт, - кивнула Галина в сторону мужа, напряженно движущегося в направлении уборной, - ИДЁТ!"...
Тут-то все и началось.
Гнилица развернулся на 180 градусов и ринулся обратно.
Бухгалтер, безучастный до этого ко всему кроме рыб, двигался уже куда более решительно и энергично.
Даже на ходу было заметно, что Гнилица ВИДОИЗМЕНЯЕТСЯ.
Он то побагровел, то синел. Затем болотная зелень залила его лицо и, обретя некий туальденоровый оттенок, свидетельствующий о том, что дальнейшая смена красок невозможна, Гнилица находу выпалил: — Пгости, пгости догогая, КТО ЭТО - ИДЬЁТ!?.
— Да не идиёт, а "идЁт", "идЁт", глагол - такой: "gehen" - идти, ходить и т.д., — пришли мы на помощь Галине.
— У вас все глаголы оскорбительные.
Гнилица явно не доверял (и небезосновательно) нашим глаголам. Поэтому он заметно сдерживаясь и поигрывая сургучными желваками, приказал: - ЗАМЕНИТЕ!!!
— Интересно чем? - равнодушно и даже несколько вульгарно поинтересовалась Галина.
Мы задумалась.
Нос сказал: — Я знаю! "Gehen" можно заменить на - «Тащишься» и «Прешься»!
— Нет, но позвольте... — ответил Гнилица.
— Нет, не позволим! — ответили мы, сплотившись в патриотических (по отношению к глаголу) чувствах.
— "Иди на", в отличие от "geh nach" — краеугольный камень нашей речи.
Знал бы ты, мил человек, точнее, "Геертер Хер", как для нашего уха звучат все эти: "da bist du, du bist da, verpisst dich, verpisst du", или "nachher - vorher".
Попробуй, вон, растолковать официанту, где у нас - nachher, и ЧТО — vorher.
Чай, это понятно дело, - nachher, а, вот, водка...
И ваще, Херр Гнилица, представь себе: Идёт...нет, лучше "ведёт" твоя украинская фрау маленького твоего Гнилёныша к врачу, а у врача - на двери табличка: «Педиатр Herr Hui». Ну..? И что, тебе ещё объяснять...
Гнилица сник.
Он обвёл всех присутствующих в ресторане немного затравленным взглядом.
Все дружно опустили головы в тарелки и демонстративно увлеклись разничами, гювечами, шопска салатами, палачинками и крушковайцами.
Никто, казалось, не обращал на Гнилицу особого внимания.
И одни лишь рыбы, глядя на мир сквозь толстое аквариумное стекло, казалось внимательно наблюдали за происходящим. Рыбы шевелили плавниками и тоже что-то жевали...
— Ну, корошо, корошо, — осознавая, что помощи как и пощады ждать неоткуда, мобилизовался Гнилица. — А все эти ваши сказки и притчи? Чванство, празднолюбие, синекуры преуспеяния...
— Наша культура ретро...пс...пс...пс...— замкнуло Красного Носа, - псктивна...
Он с большим трудом наковырял букв в проспиртованной гортани и сообщил, - Историю Гсударства Рссийского вершит приви...нет, "Прови...дение",причем, Обратное. Нам, братик, - тут Красный Нос фамильярно похлопал Гнилицу по плечу, - есть кудЫ оглядываться...
"Кому "Нам"" – подумал я и на всякий случай оглянулся, – "Зачем - "Нам".
Следует отметить, что Саша Красный Нос, прежде чем стать генеральным дистрибьютором Королевской Фарфоровой Мануфактуры, родился и вырос в городе Калининграде.
Там встретились его родители, под влиянием массового и принудительного переселения: немцев - оттуда, наших (преимущественно украинцев и белорусов) - туда.
Тридцать лет Саша прожил на острове, окруженном вражескими лазуНчиками, а затем женился на немке.
И вот теперь, пытаясь эффектно завершить свою мысль, он заявил Гнилице: - О вас (о немцах) сказано: «Мы, оглядываясь, видим лишь руины»...
Эту сакраментальную фразу Саша не раз отрабатывал на жене, угрожавшей ему разводом. Ещё Саша мечтал отработать на ней же не только фразу, но и короткий удар по печени, но это было весьма чревато.
Зазвонил телефон. "Красный Нос" поднес трубку к лицу - вплотную.
- Глаза болят, - щурясь, объявил он, - Денег не вижу...
На мониторе замигал "JOB CENTER".
Затем Красный Нос прижал вибрирующую трубу к уху.
"JOB CENTER" запел женским голосом: "У-у-у а-а...Жжем...Оттопыриваемся...Угораем"...
Гнилица, столкнувшийся с трудностями перевода, продолжил:
— Но у вас нет производства...
— Оно у нас есть! -- ответили мы. -- Мы производим впечатление великой державы!
И Берлускони ходит в пуховике с российским гербом. И несмотря на то, что зима для него обратилась ударом в челюсть, крошащим зубы. (Кому по зубам статуэтка Миланского собора!). Но мужественный Сильвио оправился и даже написал стихи:
Моё сердце живёт в России...
Маленьким шаром воздушным
Плавает над побережьем,
Где комары большие как птицы
Взлетают над морем и жадно
Глядят на детей беззаботных…
— Россия — страна фасадов!– возразил Гнилица,– «Breite Russische Seele»( Широкая душа) – миф!
— «Ordnung» и порядочность — тоже миф, продюсируемый, вами, немцами.
— Екатерина подарила России пГоцветание! – негодовал Гнилица.
— В России расцвели Фаберже, Греф, Боос, Россель, Миллер и Чубайс, в Германии только Газпром. Что это, бесконечная охота на ведьм? Всю жизнь — под колпаком Финанцамта. Всё мало. Ищите, копаетесь, прекрасно зная о том, что в России сегодня ты олигарх, а завтра рассказываешь соседу по нарам, как в Кейптаунском порту с пробоиной во рту...
И вдруг ударил гром...
Сначала я решил, что фискальный тевтонский бог (покровитель голубоглазых ариев) опять решил свести со мною счёты.
Но всё оказалось гораздо проще.
Гнилица-младший, пользуясь всеобщим невниманием, ухватил бутыль Мальтийской и засадил ею в аквариум.
Билборд лопнул и на малыша вывалился водопад из рыб.
Реакция Галины была молниеносной, малыша извлекли из под обломков стекла и водорослей живым и невредимым.
И на этой ноте закончилась история про "Марьян Гриль".
В заключении могу сказать следующее: несмотря на то, что удар был нанесен ювенальным Гнилицей, и русская и немецкая стороны понесли равный убыток в сумме 900 евро (с учётом скидки). А в ресторане, хотя и прошло уже несколько лет, до сих пор нет аквариума.
Но мы есть.
Мы же не можем не есть…