Мы идем с внучкой на детскую площадку. Дашеньке 2 года. Я держу ее теплую, трепетную ладошку. И мне хочется бесконечно ощущать в своей руке ее подвижные маленькие пальчики, поправлять тоненький солнечный завиток, выглядывающий из-под шапочки, и слушать голосок, звонко восхищающийся всем, что движется, мяукает, тявкает, летает, чирикает вокруг нас. Среди малышей на площадке Даша тут же растворяется в разноголосом, разноцветном круговороте: от карусели - к паровозику, от лесенок – к горкам и обратно. Ребятишки, хоть и ссорятся иногда из-за места в песочнице или из-за яркой игрушки, но умеют помогать и сопереживать друг другу, они поднимают того, кто упал и плачет, отряхивают его курточку, они не смеются над тем, кто от усердия обмочил свои штанишки, они вместе радостно разглядывают котенка, они не обидят ни жука, ни бабочку. Эти карапузы – человечество будущего, пока – идеальное человечество. Глядя на них, испытываю острое желание уберечь всех маленьких и беззащитных от опасностей, от боли и ужасов, с которыми они неминуемо столкнутся рано или поздно. Хочется, как герою Сэлинджера, спасти детей от «пропасти во ржи», на краю которой они играют и смеются.
Внучка прильнула ко мне и, показывая на картонную фигуру зайца рядом с качелями, шепчет: «Зайчик страшный! Мы не пойдем туда!» Действительно, длинноухого трусишку художник наградил каким-то хищным, почти волчьим, оскалом и мрачным взором из-под нависших бровей. Ну и зайчик! Нет, мы не пойдем туда.
Пока что я могу уберечь малышку от ее страхов. Труднее мне самой убежать от моих. Не столько даже пугает весь набор из жутилок, которыми с жестоким постоянством и упоением пичкают нас СМИ: приближающийся конец света, война, голод, СПИД, экономический кризис, террористы, маньяки, бандиты, повседневное бытовое зверство. Общество находится под сильнейшим «облучением зла». Будто поставили себе целью вещатели всякого рода во что бы то ни стало вытащить из человека зверя, чтобы всех нас превратить в пессимистов. Безусловно, надо говорить правду, но нагнетание и смакование ужасов само по себе уже увеличивает количество зла на земле.
Больше, чем техногенные катастрофы и природные катаклизмы, пугает разрушение человечности, деградация душ, особенно молодых и неокрепших, в результате «облучения злом». Если и наступит «конец света», то это, на мой взгляд, будет не взрыв, не атомная война, а ежедневное, постепенное омертвление фундаментальных человеческих чувств: любви, сострадания, жалости. Духовный Апокалипсис! Разве многочисленные факты не кричат нам о кризисе гуманизма? Особую тревогу вызывает ослабление, а то и полное исчезновение материнского инстинкта в некоторых особях женского пола: матери морят младенцев голодом, забивают их до смерти или отдают на растерзание своим сожителям, выбрасывают на помойку. Эти не сойдут с ума от раскаяния, подобно гетевской Гретхен или булгаковской Фриде, а, матерясь, пойдут допивать водку. Поражаешься в связи с этим материнскому подвигу женщин во время войны, они отдавали жизнь, но спасали детей от фашистов, от оккупантов. Моя мама, которой сейчас 84 года, лишилась родителей в захваченной немцами Белоруссии и была эвакуирована уже под бомбежками вместе с детдомом из-под Гомеля в центр России, на Урал. На кратких остановках их поезда-товарняка посторонние люди отдавали последнее сиротам, приносили кто одеяльце, кто пирожок, кто теплые носки. Мама до сих пор вспоминает, как незнакомая женщина передала большую банку меда, которая, к несчастью, разбилась, но голодные дети все равно вылизали все осколки. В «Блокадной книге» Д.Гранина и А.Адамовича рассказана документальная история о том, как в осажденном Ленинграде мать каждый день вспарывала себе вены, чтобы напоить младенца кровью, потому что молока не было, грудь иссохла от голода. А в наши дни детей могут выбросить с балкона, потому что за ипотеку нечем расплатиться. После Великой Отечественной войны жили очень бедно, но сирот разбирали по семьям родственники, знакомые и вовсе чужие люди. А в 90-е годы ХХ века произошел в России небывалый рост количества сирот, в первую очередь социальных (т.е. при живых родителях), в стране вынуждены были открыть больше 800 новых детдомов. Трагедии детей, брошенных матерями, нельзя объяснить только тяжелым материальным положением родителей, это прежде всего результат потери моральных ориентиров в обществе, кризиса духовности.
Страшно представить, что нашим внукам и правнукам предстоит жить среди человекоподобных существ, экипированных по последнему слову техники, но лишенных совести и сердца. Поэтому вопреки всему хочется верить, что лучшее, высокое, божественное в человеке все равно пересилит и победит все жестокое, низкое, скотское. А может это противоборство вечное, с переменным успехом то света, то тьмы? И мое испуганное, «облученное злом» воображение просто сгущает краски? Так хочется верить в Золотой век для наших потомков! Но почему же ни один даже самый смелый фантаст не дал оптимистического прогноза развития человеческого общества, а все планы справедливого мироустройства от Кампанеллы и Чернышевского до Программы строительства коммунизма оказались утопиями? В научно-технический прогресс верится, даже нашему ХХI веку есть тут чем гордиться, а вот в духовный расцвет человеческой цивилизации верится с трудом.
Моя внучка зовет меня: «Бабушка, вон солнышко садится!»
Огромный золотой диск повис между домами над горизонтом. Даша кричит тоненьким голоском:
- Я побежу к нему, пока солнышко не пошло спать баиньки?!
- Даша, надо говорить: по-бе-гу, а не побежу.
- Побежали вместе, бабушка!
И она убегает от меня далеко вперед по аллее парка. Ее не догнать. Она верит, что можно добежать и дотронуться до солнца.
А, может, все-таки Золотой век?
Господи, помоги нам всем!