Двойка в зачётке

Владимир Бахмутов
  Если бы кто знал, как хотелось Михаилу оставить свою зачётную книжку, верой и правдой отслужившую ему все пять лет обучения в институте, на память, тот бы, наверное, с ним cогласился. И не потому, что хотелось, перелистывая потёртые странички, вспоминать и каждый раз вновь переживать трудный экзамен или зачёт – всё равно они со временем из головы выветрятся - кроме одного, за который в зачётке Михаила красовался огромный, на две строки «неуд», и про него, конечно, он не забудет до конца дней своих. Двойки вообще-то в зачётную книжку не ставят, это знает каждый студент, а вот у него двойка была – этим Михаил даже гордился как-то, и хотелось в будущие времена хвастаться такой оценкой перед внуками.

  В институте Михаил учился без особых усилий: как говорят, ни шатко, ни валко. Все   предметы по молодости лет делил на те, которые ему могут пригодиться в выбранной   специальности, и на те, от которых в будущей жизни проку не ждал. Ну, какой, положим, толк для инженера может оказать марксистко-ленинская философия? Позднее-то он понял, что успех в жизни приходит к хорошо освоившим философские законы и к тем, кто вовремя пополнил ряды КПСС. Но это потом. А учась в институте к общественным наукам Михаил относился с прохладцей, но положительно, только потому, что и от них зависело, будет ли у него стипендия.

  Зато специальные предметы Михаил изучал ревностно, с первого курса у него не было по ним других оценок, кроме пятёрок. Выбранную специальность Михаил любил, относился к ней уважительно и не позволял себе оставить непонятной хоть самую малость из преподаваемого курса. Если что-то становилось неясно, лез в учебники, откапывал истину в библиотеке, пытался найти ответ у преподавателей, вынуждая их тем самым работать дополнительно, чем доводил кое-кого до белого каления. Так и дошёл он до преддипломной практики. И тут случилась небольшая заминка. Место на практику ему предложили очень престижное и, главное, денежное - предложили должность инженера в одну из  экспедиций на Крайний Север.
  - Только вылетать нужно в начале мая. У тебя в это время сессия начинается, успеешь сдать экзамены досрочно? – спросил его строгий начальник экспедиции.
  - Постараюсь, - неуверенно ответил Михаил.
  - Не постараюсь, а должен успеть, иначе мы будем искать другого инженера, - поставил условие начальник.

  Разговор этот был за пару месяцев до начала сессии, и Михаил принялся «стараться». Результаты ждать не заставили – человек он деревенский, к работе приучен, да и смекалкой не обделён: оценки за два экзамена получил «автоматом», ещё два сдал за пару недель до конца семестра. Оставался один – ТФЗ (теория фигуры Земли).
Этого экзамена Михаил как-то побаивался. И не оттого, что он плохо знал предмет – знал он его лучше всех в группе, об этом мог сказать каждый из его сокурсников, а вот преподаватель… С ним как-то особой дружбы у Михаила не заладилось.

  Генгриг, так студенты звали профессора Геннадия Григорьевича, читал у них ТФЗ второй семестр. Зимой по его предмету был зачёт, теперь вот экзамен. Человек  Генгриг был своеобразный. Когда на лекциях увлекался выводом формул, огромная доска в аудитории быстро заполнялась стройными рядами букв и цифр, причём он был так поглощён любимым занятием, что его совершенно не интересовало, что делается в аудитории, и если бы вдруг все студенты вышли, он бы этого не заметил. Это был человек, что называется, не от мира сего. Появление его в аудитории начиналось с неожиданного приземления на преподавательском столе большого затёртого портфеля, который Генгриг метал из-за двери. Далее важно, с хитроватой полуулыбкой, появлялся он сам. Садился на стул, раскрывал портфель и принимался… торопливо есть пряники – вероятно, он их очень любил.

  - Ну, что, молодые люди, примемся грызть гранит науки? – всё с той же полуулыбкой спрашивал профессор, и нехотя поднимаясь со стула, поворачивался к студентам спиной и принимался писать на доске формулы.
Изредка он отрывался от доски, поворачивался к аудитории и спрашивал:
  - Всё понятно? - делал паузу, во время которой внимательно смотрел на будущих инженеров таким пристальным взглядом, что редко кто из студентов мог его вынести – основная масса тут же утыкалась в конспекты. После этого Генгриг доставал из портфеля очередной пряник, торопливо жевал его и вновь принимался за формулы.

  Были у Генгрига и другие причуды. Если лекция начиналась первой парой, заходить на кафедру он не любил и сразу после звонка появлялся перед студентами. Однажды перед взорами слушателей он явился, как обычно, в помятом костюме, старомодном галстуке, который одет был на… голое тело. Рубашку профессор, в утренней суете, просто забыл надеть. Дружного хохота не последовало, но видеть человека, который не замечал своей наготы, было забавно. После перерыва Генгриг появился уже в рубашке и, как ни в чём ни бывало, продолжил читать лекцию.
  Но самым, пожалуй, неприятной причудой Генгрига было то, что он не любил принимать экзамены у досрочников – кому-то просто отказывал, наиболее настойчивым давал письменное задание и, почти не проверяя его, ставил двойку. Тут вот и пришлось Михаилу напрягаться дополнительно и очень изощрённо. После нескольких попыток договориться с профессором о досрочной сдаче экзамена, Михаилу всё же удалось получить позволение прийти в обеденный перерыв прямо на кафедру.

  Пробежав с утра ещё раз конспект с мудрёными математическими выводами, в последний момент Михаил почувствовал мандраж, и хоть знал он предмет отлично, непонятно зачем втолкнул толстую тетрадь за пояс.
  В намеченное время Михаил робко приоткрыл дверь кабинета. Ему всегда казалось, что народу на кафедре - как студентов в аудиториях, но два десятка столов были  пусты. Только за столом в углу, обложившись стопками методичек, сидела молодая лаборантка и что-то писала.
  - Скажите, пожалуйста, - обратился Михаил к занятой лаборантке. – Когда я могу увидеть Геннадия Григорьевича?
  - Одну минуточку, - кокетливо проговорила девушка и принялась смотреть расписание, прикрепленное возле неё на стенке. – Сейчас у него будет перерыв, и он должен появиться.
  - Можно мне его подождать? – задал совершенно бестолковый вопрос Михаил. Лаборантка была молоденькая и симпатичная, ему сразу понравилась и он очень сожалел, что не заглядывал на кафедру ТФЗ раньше. Наверное, провалилась на экзаменах и по чьей-то протекции её оставили отсидеться на кафедре.

  Размышления Михаила прервали появляющиеся преподаватели. Они торопливо проходили за свои столы, усаживались и с напускной деловитостью принимались листать какие-то бумаги. Появился и Генгриг. Он торопливо швырнул портфель на свой стол, как-то кокетливо подмигнул лаборантке и повернулся к Михаилу.
  - Значит, вы, голубчик, хотите сдать экзамен досрочно?
  - На преддипломную практику меня включили в экспедицию, которая через неделю вылетает на Север.
 
  - Похвально, голубчик, похвально. Заработать деньги в наше время очень достойное занятие, только и учёбу нельзя запускать, - наставительно проговорил Генгриг, и Михаил сразу вспомнил разговоры о том, что досрочников профессор не любит, но все пути к отступлению были отрезаны. Молоденькая лаборантка, полуотвернувшись, загадочно улыбалась.
  - Я готов отвечать по всему курсу, - без прежней уверенности заявил студент.
  - Вот и посмотрим, на что вы способны, - уверенным тоном заявил Генгриг. –        Присаживайтесь за соседний стол, он сегодня свободен.
  Потом профессор, как и положено, разложил перед студентом веер билетов и предложил взять один из них.

  - Эллипсоид Красовского, вывод основных формул, - прочитал Михаил первый вопрос.
  - Всё понятно? – поинтересовался профессор.
  - Вполне, - уверенно проговорил Михаил и тут же задал вопрос профессору. – Если делать вывод формул расчёта полуосей эллипсоида, принимая за переменную величину широту местности, то через пятнадцать минут я буду готов к ответу. Если разложение тригонометрических функций в ряд производить по долготе, то это займёт намного больше времени.

  Михаил прекрасно знал, что в основу их курса входил только вывод формул с переменной широтой, а про переменную долготу студенты только знали общие соображения и выводом формул не занимались, поэтому решил «сумничать», понимая, что профессор, естественно, остановится на выводе формул по широте. Но тут-то вот он и просчитался.
  - Вы, как досрочник, думаю, и с долготой вполне справитесь, - скрывая полуулыбку, произнёс Генгриг и вновь спросил: - А теперь всё понятно?
  - Понятно, - уже без особого энтузиазма проговорил Михаил.
  - Анечка, выдайте студенту досрочнику тетрадку, - обратился профессор к лаборантке. А повернувшись к Михаилу, добавил: - У меня ещё одна лекция, думаю, пока я её читаю, вы успеете подготовиться.

  И, прихватив свой пухлый портфель, Генгириг торопливо удалился из кабинета.
Михаил растерялся. Как можно давать такое задание на рядовой экзамен?.. Вывод формул с переменной долготой под силу, как минимум, научному кружку, где много толковых студентов, а главное - под руками справочный материал, обилие вычислительных машин и времени. Подперев лицо руками, пытаясь сообразить, что ему предпринять, Михаил засмотрелся на Анечку. Хороша девчина, в меру накрашенная, с румяненькими щёчками, прямо кровь с молоком. Зачем ему эта теория фигуры Земли. Жениться вот на такой красотулечке, кучу детей завести, работать спокойно на каком-нибудь заводе, по выходным на рыбалку ездить. Михаил удивился, что про полуоси эллипсоида ему думать совершенно не хотелось. Он осмотрелся. За столами сидела ещё пара преподавателей – мужички предпенсионного возраста, которым совершенно не было до него, да и вероятно до Анечки, дела. На стенах - портреты выдающихся теоретиков геодезии: Струве, Дробышев… и Красовский. Учёный на портрете был сравнительно молодой, без бороды, как все его коллеги, и главное - взгляд: прямой, открытый и направленный как бы на него, Михаила. «Что, дружок, слабо мозгами шевелить?» Словно услышал вопрос Михаил и сам себе ответил: «Да нет, вроде. Сдаваться ещё рано».
«Ну вот, достукался! С портретами разговаривать начал», - упрекнул себя Михаил. А встряхнув головой, он действительно решил, что хоть и сложная задача, но ведь выполнимая. Быстро схватил  тетрадку, подмигнул молоденькой лаборантке, портрету Красовского на стене, открыл первую страницу и нарисовал земной шар, приплюснутый с полюсов, обозначил широту, долготу, большую и малую полуоси и первые, самые элементарные тригонометрические зависимости, позволяющие нарисованный каркас держать в жесткой узде формул. И от каркаса этого началось… Символы и знаки появлялись из-под пера быстро и уверенно. Разложение тригонометрических функций в алгебраические ряды особых проблем не вызывало, связывание их в одну общую большую формулу тоже не составляло труда. Михаил не замечал, как замелькали покрытые густой сетью формул только что бывшие чистыми тетрадные странички. Изредка он останавливался, бросал взгляд на портрет Красовского и на молоденькую лаборантку, улыбался и принимался строчить формулы дальше.

  В какой-то момент он почувствовал, что за поясом что-то мешает, потрогал рукой и вспомнил, что он взял с собой конспект, который теперь к поставленной задаче никакого отношения не имел, быстро вытащил тетрадку и положил на край стола. Но в этот же момент услышал голос молоденькой лаборантки:
  - Ты что, решил показать конспект Генгригу?
Не отрываясь от формул, Михаил автоматически переложил конспект в стол.
  - Убрал бы лучше совсем, - посоветовала Анечка, но этих слов Михаил не расслышал, он был полностью погружён в мир формул. Тем более начали появляться сомнения, что в самом начале он выбрал не совсем правильную отправную позицию. Пересмотрел всё строго – получалось правильно.

  К приходу профессора закончилась и двенадцатилистовая ученическая тетрадь, которую ему выдала симпатичная лаборантка Анечка. Полученные в результате упорного труда конечные формулы Михаил жирно подчеркнул. Ему нравилась проделанная работа, да и сам он себе в это время нравился – молодой натренированный ум получил хорошую разминку. Но долго упиваться своим величием ему не пришлось.
  - Ну, что тут у вас? - вкрадчиво проговорил Генгриг, остановившись за его спиной.
  - Вот, - протянул Михаил исписанную тетрадку.
  - Да не здесь, а в столе, - восторженно проговорил профессор и вытащил из него злополучный конспект.

  - Там же нет этого материала, - улыбнулся Михаил, совершенно не чувствуя опасности. – Да и переписать столько за два часа я просто был бы не в силах. Взгляните на  мои конечные формулы, - гордо сказал Михаил и протянул тетрадку ещё раз. Он хорошо потрудился и чувствовал себя героем. Возможно, эта самоуверенность и разозлила своенравного профессора, и он раздраженно проговорил:
  - Давайте зачётку.

  Михаил автоматически протянул синюю, истрёпанную за четыре года учёбы зачётную книжицу.
Генгриг сел за свой стол, открыл зачётку на нужной странице и после четырёх «Отл», огромными буквами, на две строчки размашисто вывел: «Неуд». И расписался.
Михаил опешил до того, что потерял дар речи, сграбастал зачётку, конспект, тетрадку с формулами и под приглушенное «хи-хи»  молоденькой лаборантки вылетел из кабинета.
На практику он поехал с «хвостом», договорился полюбовно с деканом пересдать экзамен осенью. Это стоило ему лишения повышенной стипендии, но бросать интересную экспедицию не хотелось.

  Перед началом занятий на пятом курсе Михаил, прихватив конспект и двенадцатилистовую тетрадку, которую исписал во время первой попытки сдачи экзамена, вновь предстал перед очами Генгрига.
  - Ну, как, голубчик, прошло приобщение к геодезии в полевых условиях?
  - Нормально, - не в силах скрывать обиду на профессора сдержанно сказал Михаил. Он действительно злился на профессора. Да ещё как злился!
  - Вот видите, голубчик, всё нормально, свет не перевернулся, - наставительно проговорил Генгриг. – Вы прихватили тетрадку, которую исписали весной?
  - Вот, - с безразличным видом протянул Михаил успевшую слегка пожелтеть тетрадку. А про себя подумал: «Не забыл старикашка, как издевался надо мной».
Генгриг сел за свой стол и принялся просматривать исписанные листы, изредка делая на них пометки ручкой. Михаил стоял рядом со столом, сесть ему не предложили, а в углу так же улыбалась молоденькая лаборантка, но только теперь уже другая, прошлая, видно, поступила на учёбу.

  - Это же замечательно, - проговорил профессор, выражая полнейший восторг и удивление: - Я предлагаю вам писать по этой теме дипломную работу, - добавил он после некоторой паузы и пристально посмотрел на студента.
Для Михаила такой поворот был неожиданным, копившаяся почти полгода ненависть к занудному Генгригу как-то быстро стала пропадать. Понятно, что писать дипломную работу у ведущего профессора института было делом престижным.
  - О дипломной работе я пока не думал, - на всякий случай настороженно ответил Михаил.
  - Время подумать ещё есть. Тетрадку только не теряйте, мы к ней прикрепим твердые корочки и подпишем на них: «Дипломная работа», - с довольным видом пошутил Генгриг. – Давайте вашу зачётку.

  И ниже огромной записи: «Неуд», появилась такая же большая запись: «Отлично», в конце которой стоял жирный плюс.
  Вот эту-то страничку из зачетной книжки и хотелось сохранить в своём архиве Михаилу.