В силу разных жизненных обстоятельств детство моё кончилось рано. Я рос на улице и с десяти лет решал все вопросы, возникающие по ходу жизни, самостоятельно. К шестнадцати-семнадцати годам я уже был вполне сформировавшимся челом, как мне тогда казалось, и не было ничего такого в окружающей действительности, что бы мне было непонятным. Я жил в Киеве, играл в ресторане "Интурист" на тогдашней Ленинской, чуть ниже Оперного театра, халтурял на свадьбах и проводах, имел рублей пятьсот-шестьсот в месяц чистого дохода и очень неплохо себя чувствовал...
Она появилась в обычный августовский вечер в "Интуристе" - ослепительной красоты барышня, лет двадцати пяти, очень дорого и стильно одетая манерная, грациозная брюнетка с тонкими чертами лица, великолепной фигурой и всем, что к ней прилагается. В ней чувствовалась порода, вне всякого сомнения, это была птица высокого полёта. Заняв свободный столик, она заказала себе фужер красного вина, закурила невиданную по тем временам коричневую сигаретку и стала центральной персоной заведения, хотя ей можно было бы и не курить - взгляды всех без исключения присутствующих и так были прикованы к незнакомке...
Местная шпана, горячие кавказские парни с Бессарабского рынка, кто-то ещё осмелев, периодически подкатывали к её столику, но она буквально двумя фразами пресекала любые попытки сближения и судя по оплёванному виду ретирующихся кавалеров, слова она знала правильные. В конце-концов все к ней привыкли, сидит себе и сидит, может ждёт кого... Мы играли, заказов особо не было, я уже третий раз пел "Филинс" для "одинокой но от этого не менее прекрасной незнакомки", время шло, она оставалась в гордом одиночестве. Каково же было моё изумление, когда степенный и важный метрдотель зала буквально подбежал ко мне и свистящим шёпотом пригласил за её столик.
- Иди, сама просит! И поосторожней там, не нравится мне это всё...
Мне бы прислушаться к старику, да какой там. Подошёл, немного робея уселся напротив, насупился. Оказалось всё проще. Назвалась Мариной по-моему, я сразу забыл от волнения, а переспросить не решился. Сказала, что понравилось, как я пою и вообще. А мне больше и не надо было. Потом намекнула, что жизнь тяжела, а она одинока и было бы неплохо провести время в более непринуждённой обстановке. Вот это попёрло! Фарт! Птица счастья материализовалась и она у меня почти в руках. Конечно, у меня уже были подруги и что с ними делать в непринуждённой обстановке, я в принципе знал. От таких предложений не отказываются. Поехали к ней, хотя я снимал квартиру на Виноградаре, жил один и естественно предложил к себе, но она как-то мягко объяснила что-то там про ванную комнату, свою кровать, уют и такое-прочее. Я дал гусара и нам из кухни ресторана наложили с собой четыре пакета со снедью и выпивкой, всё по высшему разряду - не каждый день такие дамы подходят с такими предложениями да и не экономил я на себе никогда, тем более перед такой дивой хотелось шикануть - пусть видит, что и мы не лыком шиты, и мои возможности намного опережают мой возраст...
Таксист привёз нас в незнакомый мне микрорайон где-то возле Татарки, к дому не подъехал (что-то там перерыто), мы недолго прошлись тёмными закоулками и зашли в типовую пятиэтажку. Обычная квартира на четвёртом этаже, никого - что и требовалось доказать, на остальное я и внимания не обращал, а зачем? Моя фемина пригласила распологаться на кухне, сама удалилась в ванную, одарив меня самым многозначительным из всех возможных взглядов. Кухня как кухня, неубрано только, на столе грязной посуды полно, как если бы несколько человек сидели недавно ели-пили. Я ещё подумал, что жена она, наверное, хреновая. Но я сюда не жениться пришёл, и всё это меня не касается. Сгрёб в сторону грязные тарелки, накрыл каким-то полотенцем, освободив полстола, и стал извлекать своё богатство - армянский коньячок, балычок, фрукты, ещё что-то. Вынырнула моя дива в воздушном пеньюаре, чистая, благоухающая. У меня захватило дыхание, налил нам по рюмочке для храбрости, она села ко мне на колени, я, теряя сознание от нахлынувших чувств, помню цокнулся с ней, такой близкой и желанной, хотел что-то сказать про брудершафт, но забыл это слово... и в этот момент в дверь позвонили.
Испуганной птичкой моя практически уже близкая знакомая упорхнула в прихожую, пробормотав что-то извиняющееся про соседку и соль. Я, пытаясь унять дрожь в организме, слышал, что она открыла кому-то дверь, зачем-то встал из-за стола, обнаружив миру нешуточную эрекцию, и с трясущимися руками, в одной из которых оставалась рюмка с коньяком (цокнулись, не ставить же?) никак не мог сообразить, где мои сигареты, чтобы закурить, успокоиться и вспомнить наконец это долбанное слово - брудершафт... и тут они вошли в кухню.
Трое. Все сидельцы. Жилистые, опасные. Младшему под сорок. Хищные взгляды, наколки, въевшийся в робы запах зоны. Змеями скользнули за стол, голодными зверями набросились на мои деликатесы, жуют, урчат, меня не замечают. Расплескали по грязным стаканам мой коньяк, хлопнули залпом, молча, страшно. Я прирос к месту и всё выглядывал пропавшую хозяйку, представлялись картинки одна ужасней другой, всё вслушивался в тишину коридора, может звук какой или стон. Сколько я так простоял в ступоре, сказать трудно. Эти успели пожрать и с интересом стали поглядывать на меня, так и стоящего с рюмкой коньяка. "БРУДЕРШАФТ!" - запоздало отпечаталось у меня в сознании ненавистное слово. "Это пи..дец!" - безошибочно подсказал инстинкт самосохранения. Я обречённо вздохнул, удивлённо посмотрел на рюмку коньяка, непонятно откуда взявшуюся у меня в руке, шумно выдохнул и залихватски отпрокинул в пересохшую глотку содержимое, попав аккурат в дыхательное горло. Долго и надрывно кашлял, туберкулёзники обзавидовались бы, и вдруг явно осознал в какую переделку я попал, окончательно сникнув и растерявшись. Самый молодой из троицы сдёрнул полотенце, накрывавшее грязную посуду и резким жестом забросив его прямо мне на плечо. Старший поднял бесцветные глаза и безразлично посмотрел как бы сквозь меня... И я понял. Мыл я им посуду часа два. Нет, не мыл - драил, вылизал кухню - блестела. Плита, полки, стены, кафель, раковина. Те сидели на кухне же, играли в карты и, судя по моим скромным познаниям фени в то время, обсуждали какой-то налёт. Я усиленно делал вид, что меня это не касается и молил всех богов, чтобы вырваться живым из этой непонятки. Услышали. В какой-то момент мыть стало абсолютно нечего, и сразу же "молодой", цепко взяв меня за руку, быстро вывел в коридор и я, не успев опомниться, оказался по ту сторону дверей квартиры, выбитый из неё почти и не больным поджопником...
Летел я обгоняя тачки. Опомнился на Артёма возле "Киевской Руси". Успокоился, отдышался и обидно мне стало до глубины души. Поймал такси, поехал на Главпочтамт, долго звонил и очень убедительно просил своих друзей из пригорода всё бросить и приехать прямо сейчас и прямо туда, куда я прошу и именно в том количестве и качестве, потому что иначе жить не смогу, так как такие оскорбления смываются исключительно кровью. Уговорил. Приехали. Нас было много и шансов у тех не было. Нашли дом, подъезд, поднялись на этаж, перекрыв все ходы к отступлению моим "обидчикам", позвонили в дверь. С момента моего освобождения прошло часа три, не меньше. По идее, там все должны были мирно спать...
Дверь открыла старушка - божий одуванчик. Прописана в квартире ещё со сталинских времён, никого чужого в глаза не видела и не впускала, квартиру не сдавала, сама не выезжала... Кухня та же, мною вымытая и вылизанная, а больше никого и никаких следов пребывания чужаков, ни-ка-ких! Так и ушли не солоно хлебавши, мне потом долго пацаны этот выезд вспоминали...
Прошло десять лет. Я стал взрослым, носил малиновый пиджак и золотую цепочку, имел связи во всех социальных сферах, слоях и группах. Мы ехали куда-то на "девятке" цвета мокрый асфальт, очень спешили и подрезали какого-то таксиста, у которого в машине и сидела она. Я её узнал сразу, она меня вряд ли, за это время я максимально видоизменился и не только внешне. Парни поехали дальше на такси, её пересадили ко мне в девятку. Она почти не изменилась, осталась такой же сексуальной и притягательной, испуганно глядя на меня, ожидала развязки. Много вопросов у меня было к ней, ой как много... Но долг платежом красен. Пока водитель ходил в маркет за выпивкой и закуской, мы молчали. Я не знал с чего начать. Потом осенило и мы поехали в мастерскую к моему другу-художнику, безумно талантливому и безбожно пьющему, у него всегда неубрано. Пока мы пили, она вылизывала его берлогу, работала старательно, не халтурила. При этом оказывала мне недвусмысленные знаки внимания, и рюмка коньяка опять дрожала в моей руке. Затем нужно было на что-то решаться, и я вдруг понял, что не хочу ни о чём её спрашивать, а просто взял её за руку, подвёл к входной двери и, почти не больно ляпнув по максимально аппетитной заднице, отправил восвояси. В её жизнь...
С тех пор пролетело ещё добрых полтора десятка лет. Я так же живу в Киеве, правда давно не играю в ресторанах. Иногда я ловлю себя на мысли, что совсем не знаю, как буду вести себя, если на одной из оживлённых улиц большого города или в тихом, уютном кафе вдруг втречу её, уже пятидесятилетнюю, но, я абсолютно уверен, не потерявшей своей привлекательности и природного магнетизма женщину...