Cлёзы и звёзды. Старт

Светлана Чернобурова
СТИХИ  ОТ ОДНОЙ СТРОКИ…


***
Мой мир насквозь пронизан колдовством.
Куда ни взглянешь –  тотчас видишь символ.
О, как порой мечтаю о простом! -
Не знать  - не видеть - радоваться жизни!

Допустим, выйти ночью на Бродвей,
Упасть в объятия тамошнего барда.
 И быть с ним каждой клеточкой своей
Под куполом расписанной мансарды.

А после  поселиться в Анкаре
И торговать с арабами на рынке.
И, улыбаясь местной детворе,
Кричать: “Купите эти дывные ботынки!”

Не плохо бы влюбиться в подлеца
И быть оставленной без средств к существованию.
На поезд сесть. Доехать до Ельца.
И там упиться в местном ресторане.

Ещё хотела б плавать по морям.
Работать светлоокой стюардессой.
Прожить сто жизней, выстрадать сто драм…
И  написать  весёленькую пьесу.

Желаний много! Но увы, увы…
Вокруг меня лишь сумрачные маги.
Они глядят и скалятся, как львы.
Не отрывая перьев от бумаги.

               
***

Мой мир насквозь пронизан волшебством.
- Кто я такая? - Не уразумею!
Вон мой колдун  в поношенном пальто
Несёт кефир, махая кадуцеем.
Сейчас войдет он, взглянет на меня
И скажет: “Я проголодался!”
И сядет на пол, мыслями звеня, -
Что даже кот в углу заулыбался!
Вон мать моя колдует над котлом
С улыбкою суровой Серидвены.
И в ожидании пророчеств за столом
Трясутся две  порочные Елены.
Вон дед, которого, уж, нет!
Но  жив и в снах является нередко.
И вовсе  неразгаданный поэт
Венчает вереницу дивных предков.
               

***

Мой образ жизни вызывает нареканье
За то, что я с поэтами дружу.
И часто, растянувшись на диване,
Веками человечество слежу.

А то, вдруг, встану, встрепенусь немного
И затеваю странный разговор:
«Кто я такая? Где Я? Ради Бога!»
И слышу очень тихое: “Х а т х о – о р!”

И вспомню всё: и кто я, и откуда,
И,  разодевшись в пёстрые шелка,
Пойду бродить  вдоль пресненского пруда,
И улыбаться старикам.


***
Мой образ жизни странен и нелеп.
Кто я такая, милый…Ты не знаешь?
Вчера был вечер. Ели только хлеб.
И кот капризный шастал между клавиш.

Вчера был вечер. Хрупкая Нинэль
Звонила ухажёру из ОВИРа.
И всё твердила: “Милый мой еврей!
Поженимся под стенами Каира!”

А толпы неприметных колдунов
Бродили с фолиантами по кухне.
Один из них,  по-моему, Смирнов,
Вдруг побледнел, вцепился в стол и рухнул.

Кто мы такие, милый, расскажи?
И отчего так странно веселимся?
У нас всё плохо. Денег нет на жизнь.
Всё рушится. А мы друг другу снимся!
***

Мой мир насквозь пронизан колдовством.
- Кто я такая? – Не уразумею!
Вон мой колдун в поношенном пальто.
Вон мать моя с лицом суровой феи.
Все, с кем вожусь и за собой вожу,
Сердиты на меня, но в тайне нежно любят.
За те миры, с которыми дружу.
За те слова, в которых суть их судеб!
***

Иуда

Вот идёт в разодранной рубашке,
Утопая пятками в грязи,
Мой Иуда, бледный и отважный,
На свиданье к сумрачной Лилит.

Вот идёт он, взгляд безумный вперя
В очертанья призрачных высот.
Где – Она, царица суеверий,
И ничто на свете не спасёт!

Щёки бледны, губы плотно сжаты.
Как его беднягу уберечь?
Может быть позвать сюда Пилата?
Или небо на гору совлечь?

Может быть придумать Самарянку?
Нарядить и выставить вперёд?
Пусть она вся в брызгах спозаранку
Подбежит и в сад его сведёт!…

Всё пустое! Нет такой причины
Чтоб могла с пути его свернуть.
Будет он идти, пока раввины
Чертят что-то тайное на грудь.

И пока за тёмными лесами
Будут брань невидимо вести
Старицы с печальными глазами
И девицы, сбитые с пути…

Мой Иуда! Бедный мой Иуда!
Как же перепутался твой ум.
Я сама немножечко оттуда:
Этих страхов, чаяний и дум.

Я сама не давеча, как ночью,
Эти зовы слышала опять.
Но, сжимая пальцы, “Милый Отче!” -
Стала неустанно повторять.

Я – спаслась! Но ты то, ты то -  что же?
Так и будешь к гибели лететь?!
Мой несчастный, милый, тонкокожий…
………………………………………

***
Марине Цветаевой

Марина, Марина, Марина, Марина…
                Ты чару свою от меня убери! На
                каждую нитку есть свой узелок.
Марина, Марина! Твой омут глубок!

Твой омут, твой омут…Марина, уймись!
Ты знаешь, ты знаешь: ты манишь в не-Жизнь.
В не-Жизнь, в не-Любовь, в не-Пречистую даль.
Марина, Марина…Тирольская  сталь.

В Тироле литейщики были ль, Марина?
Из бездны своей на меня не смотри! На
                пир забредала и не было мест…
                Марина, Марина, Марина…
                То  -  крест!


***

Смерть за мною ходит по пятам.
Но себя так просто не отдам!
Пусть она потрудится – пока
Не припухнут жилы у виска.
Пусть она поплачет, как и я,
Заглянув в глубины бытия.
И как я – ни  день, ни год, а век -
Где споёт, где спляшет за ночлег.
Лишь тогда…Вот только,  где б спросить?
Я б могла той смертью в о с к р е с и т ь!


***
Ты знаешь, я вновь приплыву к тебе скоро!
Спущусь к тебе в сад со священной ладьи.
Ты только огонь разведи  у забора
И  тапочки  выстави мне впереди.

Взойду к тебе в дом по ступенькам, по реям.
Ступлю на порог, не стучась, уж, прости!
Ты только вина припаси   постарее,
Приправив, как водится, красным диди*.

Каларзис** из ситца , а мог быть из шёлка….
Но скромность и  строгость –  с пелёнок в крови.
Ты спросишь: “Ну, что ж так не ехала долго?!”
А я  и отвечу:  “Сильнее зови!”


                * В древнем Египте   в спиртные напитки добавляли  красный толченый кирпич  диди.
                ** Калазирис - женская одежда в Древнем Египте.


Конец света

Скоро сдвинутся все небеса
И дома полетят под откосы.
Что ж останется? - Наши глаза,
в две звезды по окраинам носа.

Не заметишь, как тронется ночь.
Задрожат и провалятся дали.
Что ж останется? – Губы – точь-в-точь
скорлупа от миндалин.

 - Ну, а дальше?! - Весь мир, все моря
Улетят, унесутся как птицы.
Что ж останется? – Радость моя
на изгибе ресницы.

***
***
 
Стихи не говорят, стихи  –  поют!
И пишут на листочках у перрона.
Кому-то в жизни нравится уют,
Кому-то –  корка хлеба, да препоны.

Стихи нельзя  бурчать, они  –  лететь
Должны к тому, кто плачет где-то с краю.
Кому-то в жизни нравится потеть,
Кому-то – жарить брюхо под Шанхаем.

Стихи ещё  – когда они С т и х и –
Нельзя читать под сытое “хи-хи”!


***
                Героям  Невидимой брани.

Кель-Коатль*  ключи от  Неба обронил.
Глубока вода – не сыщутся они.
Глубока вода, а руки коротки.
Кель-Коатль сидит и плачет у реки.

Плачет он и слышит: уж, идут
Души воинов, погибших на беду.
Души грозные, чья поступь, как свинец.
Им бы роздыху, да выпить, наконец!

Им бы  песенки, да девок сорок штук,
Чтобы в Вечности ласкали их до мук.
Чтоб ласкали их…Ах, вот как? Ну, и ну!
Только прежде будет крик  на всю страну!

Только прежде будет вопль на все  века:
«Не видали мы подлее дурака!
Что ж ты, гад, ключи от Неба  не сберёг?!
Мы там бились – кровь хлестала из-под ног!

Мы там мерли – от зори и до другой.
Для того ль, чтоб здесь беседовать с тобой?!
Нет, уж, братец! Ты нам шутки не шути…
Чай  не Бог, а только вешка на пути!
……………………………………………………

***
Бессонница
Когда колыханье груди
стихло в ночи –
Стих кричи!

Отчего это - вращаются звёзды,
как очи,
В бездонных глазницах ночи?!
От того ль, что качается тюль на окне?
Или это тревожится что-то во мне?
Или я в полусне?..
Но нет!
Отчего так совершенно не спится?
От того ль, что луна сквозь ресницы множится?
Или что-то внутри гложет?
Может!
Что за противные спицы
Нервов клубок потрошат?
На голубой колеснице
Уплывает душа…

Отчего так светла голова
В этой темной ночной квартире?
Чьи это ухватились за хвостик слова,
Пролетавшие мимо в эфире?

Не половинка ли это моя
В другой части вселенной ворочается,
Ожидая конца одиночества?
Как и я?!


***
Я повторюсь в дожде,
В туманах и рассветах.
Кругами по воде
Встревожу всех поэтов!

Меня напомнит гром,
И зной, и запах дыма.
Я буду жить во всём,
Что дышит, что любимо.

А там, где нет тепла –
В осенне-едком ветре –
Я выйду из ствола
Серёжкой или веткой.

И в долгой тишине
Заброшенного дома
Я тенью по стене
Увы, пройду к другому.
               

Эпитафия

Когда меня не станет, то – не страшно:
Останутся стихи и дневники!
И ничего, что жизнь прошла на башне,
Где были звёзды, грусть и маяки.
И ничего, что милые бросали,
Они - бросали, а душа  росла!
Лишь вдумайтесь: вот,   вы меня не знали,
А я за вас молилась,  как могла.
Нет в  жизни выше упоенья,
Чем  миру –  вам –  в безвестности служить!
Я -  не поэт, тем более – не гений…
Но кабы всем так спеть и возлюбить!
***
Бен Ладану

Нежданно и негаданно
Узнала про Бен Ладана.
И лучше бы не надо бы
О нём и вовсе знать!

Но только днём ли, вечером
Теперь сижу: не встречу ли?
Твержу на все наречия:
«Явись, ночная тать!»

Кому-то он страшилище.
Ещё б, какая силища!
Такому лишь чистилища
Пока не одолеть!

А мне он ладен, ладушка!
Ни дедушки, ни бабушки,
Ни девушки порядочной .
Одна подруга – смерть!

В эпоху обмеления,
Когда повсюду мнения.
И нету нам спасения
От общих чувств и мест…

Прямое сердце женское
Свою тоску вселенскую,
Как некто мебель венскую
Безумству шлёт на крест!

-Не крест – там полумесяцы!
-Ну, что ж теперь, повеситься?!
Общественность – та взбеситься.
И пусть – всё веселей!

Что ж делать, коли ладушка
Без дедушки, без бабушки,
И в возрасте порядочном
Всех хлопцев удалей!

Ещё сказать хотела бы:
Вот так бы и глядела бы!
На ладного, да Смелого –
Покуда б был со мной!

Что дышит, ох, не ладаном,
А пылью, да снарядами.
И смерть свою шарадами
Дурачит под луной!

Вот так бы и ходила бы,
Глядела бы, любила бы.
И за него убила бы
С полтыщи мудаков!

Да только что-то Ладушка
Сидит в своей засадушке.
И на мои балладушки –
Ни писем, ни звонков!

Нежданно и негаданно
Узнала про Бен Ладана.
И это ж было надо мне?!
Могла бы наплевать!

Да видно, как в пословице:
Любовь не спросит – вломится.
Хоть вплавь, хоть влёт, хоть с конницей…
И далее – без «ять»…


Если б я была Офелией…

Если б я была Офелией
И любила б сына короля…
То тогда б, тогда б…  да неужели бы
Утопилась я?!

Я б его, болезного, не слушала!
Отсекала б всё, что он болтал!
И нарочно б с аппетитом кушала,
Что б не гас румянец на щеках.

А ещё я б точно так бы сделала,
Чтобы он, едва пошла хандра,
Вместо злых раздумий – с королевою
шёл бы в сад и плакал до утра!

И с друзьями – если б те приехали
И по малодушью стали б лгать,
Я б пошла, допустим, за орехами,
И в пути стыдила б их, как мать!

Вообщем, я б его не оставляла бы.
Отрезала б носики у шпаг.
Потому что – верила и знала бы –
Зло – оно отступит, это факт!

И тогда мой бедный, мой поруганный,
Как-нибудь вдруг вышел поутру.
И в глазах его отметила б с подругами
Яркую пьянящую искру!

***

В отместку

Ты мне нужнее нужного –
Пока я незамужняя.
Ты мне роднее родного –
Пока зима холодная.
И нежного, и смелого –
Пока сижу без дела я.
Пока – тут думать не о чем,
Хожу в шубейке беличьей.
Ну, а потом, как оттепель,
Уйду, наверно, от тебя!

***
Мне надоело быть Офелией,
Бросаться в омут от тоски!
Чтоб быть с тобою – на неделе я
Куплю ажурные чулки.
Потом достану платье с рюшами,
И «шпильки», модные весной.
И так пройдусь, что Гоголь с Пушкиным
Слетят с камней своих за мной.
И пусть себе, а мне-то что до них?!
Я лишь мигну, и вот – заметь! –
Мужчины мира все, без роздыху,
Толпой пойдут за мной на смерть.
Но только ни к чему мне смерти их,
Мне нужен ты, причём живьём!
Но ты молчишь, по жизни вертишься.
Не видя: где я, с кем я, в чём!


    ***               

Шумят леса. И ветер тихо шепчет:
«Любимый мой, я всё ещё одна!»
Кому ты врёшь, стирая нашу встречу?
Ты нужен мне, а я – тебе нужна!

Кому ты врёшь, себя нарочно старя?
Что обретёшь взамен – уют, покой?
Ты лишь себя обкрадываешь, парень!
Ты сам – как буря. Стань самим собой!

Но не подумай: я не к разрушенью
Тебя веду. Не к пагубным страстям.
Я лишь хочу, чтоб твой весёлый гений
Взорвался сотней искр на радость нам.

Чтоб ты, отринув быт и злобу будней,
Обрёл себя, все прежние мечты.
Но это можно только обоюдно
С такой же сумасшедшей, как и ты.