Первый день

Первый день его жизни выдался серым и дождливым. Мокрая улица, мокрый роддом, мокрое все вокруг. Как будто не изменилось ничего – вышел из жидкости, вошел в дождь. Даже первый крик был как большой бульк, а потом бултых – и уже на материнской груди. Хоть и влажной, но теплой и будто бы знакомой. Немного. Какая-то память указывала непослушному тельцу, распрямленному как пружинка в часах, прижиматься к этому большому телу, истерзанному долгими родами, дождем, болью и отвращением, но будто бы счастливому. Это был первый день жизни. Наверное, он и заложил всю дальнейшую природу. Всю судьбу этого комка жизни. Навесил крест да обрядил в лохмотья. Промочил насквозь и не дал согреться, даже там, где было тепло, и где любили. Отправил в мир с улыбкой, а стоило отвернуться, толкнул в спину. Толкнул грубо и выругался грязно. И плевать было дождю, несущему холод и морщившему кожу, на все надежды и желания и даже на стремления и планы рожденного под его струями. И сама жизнь размашистым движением намалевала жирный крест в его небесном документе, словно ворча себе под нос: «А чегой-то он задумал. Стремиться, надеяться... Вот еще! Не положено. Не заслужено!» Размыло пасту красную в том документе, и потекла краска на землю. Просочилась сквозь маленькие ноздри, едва почувствовавшие воздуха, и разлилась по наполненной молоком материнской груди. С дождевыми каплями смешалась. И кто бы смог сказать почему первый день стал вдруг последним?