Последствия «научного» механистического подхода, появившегося в XVII веке, тяжелым бременем легли не только на нашу цивилизацию, но и на весь мир. В книге «Смерть природы» американский историк Кэролайн Мерчант проанализировала работы одного из основоположников механицизма Фрэнсиса Бэкона и доказала, что его концепция выведывания тайн природы с помощью механических устройств была заимствована из системы суда над «ведьмами». Будучи генеральным прокурором короля Якова I, Бэкон писал, что природу следует «преследовать в ее блужданиях», «поставить на службу», «сделать рабом», «заточить в темницу», а задача ученого состоит в том, чтобы «выпытать у нее ее секреты».
Сегодня доказано, что борьбу механицизма с природой следует рассматривать с гендерной точки зрения. Унижение символизировавшего природу женского пола началось сразу же после падения античной цивилизации и окончательного торжества христианства. На Македонском Соборе 585 года на вопрос, можно ли считать женщину человеком, положительный ответ был получен большинством всего в один голос. В Средние века и Новое время неравенство полов, становится само собой разумеющимся. Подавление природного, телесного и, следовательно, феминного становится важнейшим принципом. Во время «охоты на ведьм» в одной только Европе было сожжено более миллиона ни в чем не повинных женщин. О какой реализации христианских ценностей можно говорить?
Фрэнсис Бэкон упрекал Аристотеля в том, что последний оставил природу «нетронутой и ненасилованной». Женская сексуальность была поставлена под жесткий мужской контроль и подавлялась во всех своих проявлениях. Параллельно происходило насилие над природой (как писал французский биолог Жан Ростан, главной радостью естествоиспытателя стало «задирать юбки природе»). Основополагающим принципом человеческого существования было не женское созидание, а мужское разрушение. Американский философ Кен Уилбер справедливо спрашивает: «Могут ли современные женщины доверять великим традициям, если их развивали исключительно мужчины? А отчуждение женщины не параллельно ли отчуждению тела (аскетизм) и природы...?».
К чему же привела на практике такая политика? Обратимся к рассказу старого индейца, чьи земли были разорены:
«Они называют это прогрессом.
Час назад я услышал гудение цепных пил, шум стального бульдозера. Я перешагивал через выкорчеванных зеленых братьев и сестер, которые теперь лежали с ободранной корой на темном песке. Место, где прежде был лес, было сплошь усеяно опилками...
Еще утром здесь были белые песчаники, и я собирал малину. Я вкушал ее сладость. Я наблюдал, как залезает на дерево дикобраз. Я учился у дикобраза...
Спиленные стволы и ветви Сестры Кедра и Брата Ели до сих пор кровоточат, истекая смолой. Кто здесь выразит свою скорбь по поводу их гибели...
Сидя на пне, я посмотрел вниз и увидел маленькие клены и елочки, чудом избежавшие лезвия железного коня. Они недоумевали, куда подевались их соседи. Эти бедолаги, кровоточа, теряли свои соки. И их листья уже начали увядать. Я слышал, как птица созывает свой выводок. Сколько птичьих гнезд теперь лежит на земле?
Моя собака озадаченно смотрит и чует запах разрушения. Я задаю себе вопрос: “Неужели настанет такое время, когда наши дети не будут знать, как выглядел лес?”».
Была ли природа покорена, была ли привита, скажем, «дикому человеку» «цивилизованность» в период колониального натиска? Едва ли. Как однажды сказал один из южноафриканских туземцев, «мы… никогда не думали об этих горах и равнинах, обширных лугах и топях как о дикой земле, которую надо покорить. Это белые назвали ее дикой, для них она была полна диких животных и людей-дикарей. Нам она всегда была другом. Она давала нам пищу, воду и кров даже в самую жестокую засуху. Лишь когда белые пришли и начали рыть, ломать, стрелять, распугали всех животных – вот тогда она и вправду стала дикой».
Ж.-Ж. Руссо подчеркивал, что рационалист видит в мире и природе лишь действие разумных законов, достойный изучения механизм; чувство же приучает любоваться природой и поклоняться ей. Нельзя не обратить внимание на то, что язычество, обожествлявшее природу, являлось гораздо более экологичной религией, нежели христианство. Насилие над природой было немыслимо, если оно имело место, то безжалостно наказывалось. У древних германцев, например, существовало очень жестокое наказание для человека, осмелившегося содрать кору священного дерева. Ему вырезали пупок и пригвождали его к той части дерева, которую он ободрал; затем вертели его вокруг дерева до тех пор, пока кишки полностью не наматывались на ствол. Наказание это было направлено на то, чтобы заменить засохшую кору дерева живой тканью преступника. Когда же в период голландского владычества на Суматре человек из племени манделингов прорубал в лесу просеку, он не пускал в ход топор, пока не произносил фразу: «Дух дерева, не обижайся, что я подрубаю твое жилище. Делаю я это не по своему желанию, а по приказу инспектора».
Наука и мировоззрение Нового времени пошла по пути, представляющемуся ей наиболее простым и очевидным: они поставила в центр своего мира западного человека, назвав его венцом творения или развития живой природы. Такое утверждение кажется верным лишь на первый взгляд, но в действительности, оно не просто не соответствует истине, но крайне агрессивно и опасно для самого человека. Вспомним недавний пример из истории. В XVI–XX веках существовало так называемое европоцентристское мировоззрение, когда европейская цивилизация считалась эталоном и высшей ступенью человеческого развития. Она навязывалась всем тем, кого считали «дикарями» и «варварами», лишая их элементарных прав. Люди, не считавшиеся частью европейской цивилизации, жестоко преследовались завоевателями в колониях, непокорные уничтожались. Европеец считался образцом для всего остального мира, ему следовало подражать. Эта унификация, ведшаяся идеологическими и насильственными методами, к сожалению, привела к тому, что погибло большое число ярких и оригинальных традиционных культур. Самый простой пример: цивилизации Центральной и Южной Америки, на корню уничтоженные испанскими конкистадорами. Как писал с Юкатана миссионер Диего де Ланда в 1562 г., «эти люди пользуются значками и буквами, при помощи которых пишут книги о своих древних обычаях и науках. Мы нашли довольно много таких книг и все сожгли».
Перейдем теперь к весьма дискуссионному вопросу о научной морали. Французский математик А. Пуанкаре полагал, что «наука ставит нас в постоянное соприкосновение с чем-либо, что превышает нас; она постоянно дает нам зрелище, обновляемое и всегда более глубокое; позади того великого, что она нам показывает, она заставляет предполагать нечто еще более великое; это зрелище приводит нас в восторг, тот восторг, который заставляет нас забывать даже самих себя, и этим-то он высоко морален». Пуанкаре умер в 1912 г., и эти слова оказались опровергнуты самой историей XX века.
Вот мнение английского писателя Олдоса Хаксли: «Чистая наука не остается чистой бесконечно долго. Раньше или позже она подвергается превращению в прикладную науку и, в конечном счете, – в технологию. Теория переходит к промышленной практике, знание становится силой, формулы и лабораторные эксперименты претерпевают метаморфозу и воплощаются, например, в водородной бомбе».
Обратимся теперь к выдающемуся английскому философу-идеалисту Дж. Беркли, который писал, что «было бы хорошо еще, если бы вредные последствия учения ограничивались только теми, кто с наибольшей силой признавал себя его последователями. Если люди взвесят те великие труд, прилежание и способности, которые употреблены в течение стольких лет на разработку и развитие наук, и сообразят, что, несмотря на это, значительная, большая часть наук остается исполненной темноты и сомнительности, а также примут во внимание споры, которым, по-видимому, не предвидится конца, и то обстоятельство, что даже те науки, которые считаются основанными на самых ясных и убедительных доказательствах, содержат парадоксы, совершенно неразрешимые для человеческого понимания, и что, в конце концов, лишь незначительная их часть приносит человечеству кроме невинного развлечения и забавы истинную пользу, – если, говорю я, люди все это взвесят, то они легко придут к полной безнадежности и к совершенному презрению всякой учености». Если учесть, что сказанное относится к началу XVIII века, то что же говорить о нашем времени, когда последствия прикладной научной деятельности становятся все более необратимыми как для природы, так и для человека?
В XIX веке казалось, что человечество стоит на пороге золотого века, однако вскоре оказалось, что это далеко не так. «Пятьдесят лет назад, когда я был ребенком, – вспоминал в 1958 году Хаксли, – казалось абсолютно самоочевидным, что плохие “старые” дни позади, что пытки и резня, рабство и преследования еретиков – в далеком прошлом. Для людей, носивших высокие шляпы, путешествовавших в поездах и принимавших ванну каждое утро, такие ужасы были просто немыслимы. Кроме всего прочего, мы жили в XX веке. Несколько лет спустя эти же люди – ежедневно принимающие ванну, посещающие церковь, носящие высокие шляпы – стали совершать зверства в таких масштабах, которые и представить себе не могли погруженные во мрак африканцы и азиаты».
В действительности все ужасы последнего века объясняются именно доминированием в психологии механистического подхода. Человек был приравнен к машине, всякая духовность сознательно преследовалась, что в итоге и привело к массовому безумию. Декарт писал: «Я называю пороки болезнями души, которые менее легки для распознавания, чем болезни тела, так как мы часто можем давать себе отчет о хорошем состоянии здоровья нашего тела, но в отношении ума – никогда».
«Логика приводит часто к уродствам», – заметил в свое время Пуанкаре. Материализм, в конечном счете, сыграл весьма унизительную роль для человека, морально подавив его и внушив, что жизнь является всего лишь производной объективного мира. Наивная вера в то, что этот мир удастся познать и даже поставить под контроль, привела к трагическим последствиям. Ядерное оружие, геноцид животного мира, изобретение клонирования, загрязнение окружающей среды поставили все живое на Земле на грань уничтожения. От ядерного взрыва и его последствий в Хиросиме умерло 140000 ни в чем не повинных людей, а в Нагасаки – 74000. Эти цифры не учитывают военных и умерших впоследствии от лучевой болезни (еще несколько сотен тысяч человек). Количество людей, пострадавших от Чернобыльской аварии точно не установлено, но и оно огромно. К этому следует прибавить рост числа новорожденных-уродов и общее катастрофическое загрязнение окружающей среды. От науки давно уже требуется лишь одно – изобретение нового оружия массового поражения. Первая мировая война продолжалась более 4 лет, ней участвовало 38 государств, на ее полях сражалось свыше 74 млн. человек, из которых 10 млн. было убито и 20 млн. искалечено. Во Вторую мировую войну было вовлечено 72 государства. В странах, участвовавших в войне, было мобилизовано до 110 млн. человек. В ходе войны погибло до 62 млн. чел. Эти цифры прекрасно характеризуют конечные результаты прогресса. Не военные, а ученые несут за них ответственность, ибо над чем бы ни работал ученый, в результате всегда получается оружие.
Как пишут современные российские исследователи Ю. В. и Ю. Г. Мизун, «человек является частью природы, он сам – природа, несмотря на то, что он научился расщеплять атом и запускать ракеты. Но посмотрим, как он пользуется своими знаниями. Человек захламил практически всю Землю радиоактивными отходами, расщепив атом, и сейчас не знает, что с ними делать. Человек способен, по большому счету, только на создание отходных технологий. На 1 т полезного продукта в созданных человеком технологиях приходится 99 т отходов. В технологиях, созданных Природой, отходов вообще нет. Одно переходит в другое, и нигде на поточной линии не образуются свалки отходов. Недаром ученый сказал: “Этот камень рычал когда-то, этот плющ парил в облаках”».
Здесь мне хотелось бы привести еще несколько мнений авторитетнейших ученых, писавших о последствиях механистического подхода в науке. Британский философ А. Уайтхед писал, что «цивилизация не может остановиться на пути бесконечного повторения осуществленного идеала. Наступает застой. И эта старческая усталость есть не что иное, как постепенное нарастание бесчувственности, благодаря которой общество впадает в ничтожество. Его определяющие особенности теряют свое значение. При этом может не возникать сожалений или сознания утраты. Лишь постепенно из жизни уходит способность удивляться и вместе с этим падает острота чувств».
Стефан Цвейг с тревогой констатировал, что «за сумеречным сознанием средневековья, благоговейным и смутно чающим, последовало поверхностное сознание энциклопедистов, этих всезнаек – так, по точному смыслу, следовало бы перевести это слово, – грубо-материалистическая диктатура Гольбахов, Ламетри, Кондильяков, которой вселенная представлялась интересным, но требующим усовершенствования механизмом, а человек – всего лишь курьезным мыслящим автоматом. Полные самодовольства, – ибо они уже не сжигали ведьм, признали добрую старую Библию незамысловатой детской сказкой и вырвали у Господа Бога молнию при помощи Франклинова громоотвода, – эти просветители (и их убогие немецкие подражатели) объявили нелепыми бреднями все, чего нельзя ухватить пинцетом и вывести из тройного правила…».
Швейцарский философ Карл Густав Юнг: «Современный человек не понимает, насколько “рационализм” (уничтоживший его способность к восприятию символов и идей божественного) отдал его под власть психического “ада”. Он освободился от “предрассудков” (так, во всяком случае, он полагает), растеряв при этом свои духовные ценности. Его нравственные и духовные традиции оказались прерваны, расплатой за это стали всеобщие дезориентация и распад, представляющие реальную угрозу миру».
Великий французский писатель А. де Сент-Экзюпери: «Мы слишком долго обманывались относительно роли интеллекта. Мы пренебрегали сущностью человека. Мы полагали, что хитрые махинации низких душ могут содействовать торжеству благородного дела, что ловкий эгоизм может подвигнуть на самопожертвование, что черствость сердца и пустая болтовня могут основать братство и любовь. Мы пренебрегали Сущностью. Зерно кедра так или иначе превратится в кедр. Зерно терновника превратится в терновник. Отныне я отказываюсь судить людей по доводам, оправдывающим их решения. Слишком легко ошибиться в правдивости слов, равно как и в истинной цели поступков…
Росток, согретый солнцем, всегда найдет дорогу сквозь каменистую почву. Чистый логик, если никакое солнце не тянет его к себе, увязает в путанице проблем».
Как справедливо писал в своей работе «Человеческие качества» основатель Римского клуба Аурелио Печчеи, «истинная проблема человеческого вида на данной стадии его эволюции состоит в том, что он оказался неспособным в культурном отношении идти в ногу и полностью приспособиться к тем изменениям, которые он сам внес в этот мир. Поскольку проблема, возникшая на этой критической стадии его развития, находится внутри, а не вне человеческого существа, взятого как на индивидуальном, так и на коллективном уровне, то и ее решение должно исходить, прежде всего, и главным образом изнутри его самого».
Человечество не виновато в том, что случилось, и не может нести за это ответственность. Наоборот, его можно только пожалеть. Человек – это единственное существо, которое оказалось не в состоянии найти свое место в окружающем мире, и если он постоянно задается вопросом о смысле жизни, то только потому, что не способен стать полноценной частью природы. Человечество не едино с природой, наоборот, оно паразитирует на ней. Сегодня некоторые говорят о том, что после того, как Земля станет непригодной для жилья, следует переселиться на другие планеты. Это не умные мысли, ибо так поступают лишь паразиты: блохи, вши и другие существа, подобные им; опустошив один организм, переселяются на другой, и тем живут. Но неужели мы будем уподобляться им? Неужели мы действительно верим, что, убив нашу общую Мать, мы сможем с чистой совестью найти себе новую?
Стремление поставить человека в центр мира естественно, прежде всего, потому, что все мы являемся представителями человечества и, соответственно, не имеем других источников миросозерцания, кроме самих себя. Однако это стремление опасно тем, что мы выбрасываем на обочину истории всех остальных живых существ, имеющих не меньшее право на существование, чем мы сами. Руководствуясь этим принципом, мы совершили колоссальный геноцид по отношению к тем, кого мы считаем неразумными тварями. За что их убили? Европейская цивилизация всегда противопоставляла себя окружающему миру. Человек объявил себя повелителем природы и начал наступление на нее с упорством, достойным лучшего применения. В довольно короткие сроки (несколько сотен лет) человечество оказалось под угрозой полного краха, поскольку сосредоточенно пилило сук, на котором сидит. Это называлось «покорением природы» и всячески прославлялось. Более того, даже сегодня очень многие представители человечества продолжают придерживаться этой близорукой позиции. Большинство видов когда-либо существовавших существ и растений вообще исчезло с лица земли исключительно по вине человека, который посчитал их лишними или вовсе уничтожил, даже не заметив этого. До тех пор, пока человек не научится жить в гармонии с окружающим миром и не прекратит политику геноцида по отношению к другим живым существам, он все дальше и дальше будет сползать в ледяную и черную пропасть Вселенной, ибо у него нет другого дома, кроме планеты Земля.
Как пишет американский философ Кен Уилбер, «после того, как вы тщательно вычистили Космос от следов сознания, качеств и ценностей, вы не должны удивляться, что ваш собственный внутренний мир начинает выглядеть унылым и пустым. Жаловаться на такое положение дел – то же самое, что убить своих родителей, а затем стонать, что вы остались сиротой. Этот поверхностный редукционизм еще более коварен, если вы являетесь представителем теории систем, потому что тогда вы думаете, что вы открыли все связи и всю сущность большой «это»-системы. Вы думаете, что описали всю действительность, что поняли целое, вы думаете, что находитесь на пути к истине, тогда как, на самом деле, вы буквально теряете разум».
Другой серьезной проблемой стало стремление человечества к стадному существованию. Еще Б. Паскаль отмечал, что в этой жизни люди не знают «прелести уединения», когда можно задуматься о смысле жизни и отдать себе отчет в своих поступках. «Кто не видит суеты мира, тот суетен сам». Люди не живут, но лишь надеются жить, поскольку они вечно ожидают будущего, пренебрегая настоящим. «Все любят больше охоту, чем добычу».
В последние десятилетия это явление стало всеобщим. Великий испанский философ Х. Ортега-и-Гассет в работе «Обобществление человека» замечает, что «человеку не оставлено убежища, чтобы побыть наедине с собой, масса яростно пресекает любую попытку что-либо утаить. Быть может, секрет этой ярости в том, что масса подспудно ощущает бессилие перед судьбой и боится ее… Сегодня многие, видимо, вновь затосковали по стаду. И страстно вверяются тому, что еще сохранилось в них овечьего. Им хотелось бы двигаться по жизни плотным гуртом, загривок к загривку, в одном направлении…
Всякий, кто хочет сосредоточиться и собраться с мыслями, должен научиться тонуть в людском гомоне, быть водолазом в океане слитного шума. Человек физически не может остаться наедине с собой. Волей-неволей, он обречен быть с остальными. Проспекты и площади просачиваются безымянной разноголосицей сквозь домашние стены».
Вместо того, чтобы наслаждаться природой, человечество закрыло себя в затхлых помещениях, городах, совершенно непригодных для жизни, и, более того, уподобившись крысам, огромное количество времени проводит в мрачных подземельях метро. Как пишет Олдос Хаксли, «каждый человек… имеет свой, индивидуальный предел выносливости. Большинство людей достигают своего предела после примерно тридцати дней более или менее постоянного стресса в условиях современного боя… Сильные или слабые, все они при длительном воздействии теряют способность сопротивляться. Все они, то есть те, кто изначально был нормален. Ибо парадокс состоит в том, что в условиях стресса современной войны бесконечно долго могут держаться только психически больные люди. Индивидуальное безумие является иммунитетом к следствиям коллективного безумия».
В результате этих процессов происходит деперсонализация, обезличивание человека, механизация его поведения. Известный философ Г. И. Гурджиев в свое время сказал, что «большинство людей, которых мы встречаем на улице, мертвы. Они ходят и разговаривают, делают карьеру, занимают высокие посты, но они мертвы. Их внутренняя сущность, душа, дух – как это не называй – до такой степени погребены под хламом запрограммированности, что практически они просто машины».
Все поставлено на службу техническому развитию, которому не видно конца и цель которого неясна. Как писал А. Печчеи, «беспокоит и приводит в недоумение беспорядочный, стремительный характер этого лавинообразного человеческого прогресса, которому не видно ни конца, ни края. Точные науки и основанная на них техника достигли поистине гигантских успехов, однако науки о человеке, морали и обществе плетутся где-то далеко позади. И стала ли человеческая мудрость хоть в чем-то лучше, чем во времена Сократа».
Нельзя не согласиться с маленьким принцем Экзюпери, сказавшим однажды: «Я знаю одну планету, там живет такой господин с багровым лицом. Он за всю жизнь ни разу не понюхал цветка. Ни разу не поглядел на звезду. Он никогда никого не любил. И никогда ничего не делал. Он занят только одним: он складывает цифры. И с утра до ночи твердит одно: “Я человек серьезный! Я человек серьезный!”… И прямо раздувается от гордости. А на самом деле он не человек. Он гриб».
Даже самые богатые и развитые страны, – замечает современный исследователь М. Карпенко, – «могут похвалиться моральным упадком, ростом преступности, алкоголизмом, наркоманией, и именно в этом необыкновенно ярко, четко и зримо отразился парадокс человеческого существования, не знающего своей цели. Очень характерный пример приводит С. Н. Рерих: “Кодак, знаменитый Кодак... Он был большой меценат, любил музыку. Он много сделал, широко жил, но нечто, что дает удовлетворение и счастье, ускользнуло от него. Он покончил жизнь самоубийством. То есть все, что он имел, – это было не то. Он потратил всю жизнь, чтобы собрать то, что так и не могло дать ему удовлетворения. Не дало спасения”».
Еще древнеримский философ Эпиктет заметил, что «все то, чем люди так восхищаются, все, ради приобретения чего они так волнуются и хлопочут, все это не приносит им ни малейшего счастья. Покуда люди хлопочут, они думают, что благо их в том, чего они домогаются. Но лишь только они получают желаемое, они опять начинают волноваться, сокрушаться и завидовать тому, чего у них еще нет».
Швейцарский психолог К. Г. Юнг считал, что в современном мире происходит принижение и подавление человеческой индивидуальности безликой и равнодушной людской массой, склонной к разрушению, а не к созиданию. Личность становится абстрактной статистической единицей, а скопление огромного количества таких единиц и приводит к формированию бездумных толп, которые легко поддаются психическому воздействию демагогов. В среде чуждой и враждебной ему массы индивид чувствует себя одиноким и беззащитным, впадает в состояние невроза, которое постепенно охватывает всех вокруг, а освобожденная от моральных требований и запретов невротичная толпа становится способной совершить самые бесчеловечные деяния. Швейцарский мыслитель был уверен: чтобы изменить к лучшему состояние общества, нужно, в первую очередь, изменить нечто очень важное в каждом отдельном человеке, изменить его сознание и нравственные установки, ориентировать их на противостояние злу и утверждение добра. Мыслитель подчеркивал, что «реальное изменение должно начаться внутри самого человека, и этим человеком может быть любой из нас».
Американский социолог Теодор Роззак в своей книге «Создание контркультуры» (1970) писал, что одним из самых тяжелых последствий капиталистической цивилизации является духовный голод, отсутствие духовности. Он считал, что благодаря технократам все жизненные потребности людей стали расцениваться как технологические по своей природе. Возникло даже убеждение в том, что если какая-нибудь проблема не выражена в современных технических терминах, то это лжепроблема. «Колдуны-технократы» стремятся обрести сакральный, эзотерический язык, чтобы непосвященные не могли прорваться к тайнам власти. Искусственно усложненный лексикон, развернутые сложные методики, безапелляционность интонации определяют облик технократического могущества. Мозг стал рассматриваться как единственный командный и контролирующий центр всего организма. Индустриальная цивилизация создала вокруг человека духовную пустыню, поэтому рост интереса к мистицизму со стороны широких кругов населения вполне закономерен. Это выражается в стремлении к расширению сознания, равно как и в распространении сексуальной революции как специфической формы молодежного протеста. Роззак полагал, что тяга к мистическому – естественная потребность. Плохо то, что люди часто подпадают под влияние разного рода авантюристов. Отрицая ценность духовных истин, светский скептицизм сам открывает дорогу шарлатанам и мошенникам, которые провозглашают тщетность разума и призывают к слепой вере. Это, в свою очередь, укрепляет позицию скептиков, утверждающих, что религиозные убеждения духовно убоги и социально опасны.
Действительно, нельзя не признать, что нынешний цивилизационный уклад как будто имеет лишь одну цель – превратить человека в автомат. Известный немецкий философ Теодор Адорно заметил, что «форма труда при индустриальном массовом производстве – это виртуально повторение одного и того же: по идее не происходит вообще ничего нового, но те модусы поведения, которые выработались в сфере производства, у конвейера, потенциально распространяются… на все общество, в том числе и на те секторы, где труд непосредственно не совершается по таким схемам».
Естественно, что при таком положении дел у людей исчезает всякое стремление к духовной и интеллектуальной свободе. «Любая птица, научившаяся хорошо жить, – замечает Олдос Хаксли, – не имея необходимости использовать крылья, вскоре откажется от привилегии летать и навсегда останется на земле. Нечто аналогичное верно и относительно человеческих существ. Если хлеб подается регулярно и обильно три раза в день, многие из них будут вполне согласны жить на одном хлебе или на одном хлебе и цирке».
В «Диалектике просвещения» (1947) немецкие философы Т. Адорно и М. Хоркхаймер пришли к выводу, что тот печальный итог, к которому пришла человеческая цивилизация, есть результат определяющего ее лицо «духа просвещения». Под «просвещением» понимается весь процесс рационализации, осмысления человеком и человечеством окружающей их природной и внеприродной среды, с неизбежностью требовавших более или менее определенного противопоставления их друг другу. В целом, результат «просвещения» характеризуется как отчуждение человека и человеческой цивилизации, вырвавшихся из их естественного контекста и, тем самым, предопределивших свой крах. Итоги «просвещения» – это разрыв единой природы на субъект и объект, и их противопоставление; отрыв социальных отношений от природных и перенос в социальную сферу антагонизма, возникшего между человеком и природой, и – в результате – складывание антагонистических социальных отношений; раздвоение человеческой субъективности на телесную и духовную сущности, противопоставление и подчинение «низшей» телесности более «высокой» абстрактной духовности; разрыв рационального и эмоционального человеческих начал с интенцией на подавление и вытеснение последнего и т. п.
Страх перед природой ведет к тому, что человек пытается навязать природе свою волю, и одновременно становится рабом свой собственной изуродованной природы. Разум как инструмент самосохранения человека пытается заставить весь мир подчиняться определенным рациональным условностям. Таким образом, человек, сохранение и спасение которого Просвещение, собственно, и объявляет своей целью, оказывается пленником системы.
Всю историю Запада Адорно трактовал как патологический процесс усугубляющегося безумия и утраты индивидуальной свободы. Разум в силу противопоставления себя природе «сходит с ума», поэтому «счастье может заключаться только в индивидуализации, в полном уходе из общества».
В другой своей работе Адорно выявил характеристики авторитарного типа личности, которые включают пассивность, конформизм, ригидность (негибкость) мысли, склонность к стереотипам, отсутствие критической рефлексии, сексуальное подавление, страх и отвращение, вызываемое всем «не-идентичным».
Заметный вклад в данное философское движение внес и другой немецкий мыслитель Г. Маркузе. В начале 1960-х он провозгласил знаменитую формулу «одномерной вселенной». Так он назвал духовное пространство культуры общества потребления, стабилизированного собственным самодовольством и лишенного стимула к изменению. В формировании «одномерного человека» повинны наука, просвещение, образование. Сознание индивидов полностью определяется господствующей системой ценностей: индустриальное развитие, рациональность как безусловная доминанта, все возрастающее стремление к потреблению, клишированное повторение лозунгов, утративших смысл и движущую силу. Маркузе пишет, что индивидуумы куплены материальными благами, в результате чего в духовном и интеллектуальном смысле они остаются пленниками навязанного мышления. Способы формирования сознания в массовом обществе через прессу, радио, телевидение, рекламу, моду и т. п. порождают манипуляции не только мнениями и потребностями, но и внутренним миром индивидуума, его страстями и неосознанными реакциями. Системой запланирован даже плюрализм мнений. Процесс утраты негативного мышления — критической силы разума — является идеологическим подобием материального процесса, поскольку сила прогресса подчиняет разум «реальным фактам».
Проявления молодежного протеста против сложившейся ситуации в данном случае едва ли стоит принимать во внимание, поскольку чувство «стадности» там еще более сильно, нежели у взрослых. Теодор Адорно был уверен (и он знал, о чем говорил), что этот тип возмущения «взращивается и эксплуатируется бизнесом, рассчитанным на teenager’ов. Протеста едва ли хватает надолго; у многих остается только покорность – готовность следовать за другими».
Впрочем, некоторые попытки улучшить сложившуюся ситуацию все же имеют место. Американский экономист Хейзл Хендерсон в книге «Создавая альтернативные модели будущего» (1978) отмечает, что установившиеся модели экономического развития направлены на неограниченный рост, теряющий всякие разумные пределы. Это ведет к экологической катастрофе, избежать которую может помочь переход от культуры «Нефтяного века» к культуре «Солнечного века», основу которой составят экологические, женские, гражданские движения, движение за мир, настаивающие на отказе от принципов корпоративной экономики. Здоровый баланс женских и мужских ценностей должен помочь обществу решить надвигающиеся проблемы. Если для мужчины поощряемыми нормами являются независимость, индивидуализм, активность, решительность и т. д., то женщине предписываются: самоотверженность, самопожертвование, эмоциональность, мягкость, заботливость, преданность семье. Такая социо-культурная установка в обществе должна наложить и накладывает свой отпечаток на все сферы жизни, диктуя им приоритет отношений «власть – подчинение». Например, история пишется глазами мужчин и для мужчин и потому войны, революции и другие потрясения составляют ее основное содержание так, как будто в человеческой истории насилие составляло главную движущую силу развития. Прославляется разрушение, а не созидание.
Хейзл Хендерсон пишет, что современная экономика основана на системе мышления, которая уже устарела и нуждается в радикальном пересмотре. Экономика – лишь один из аспектов экологической и социальной структуры. «Экономическая наука, – пишет Хендерсон, – возвела на престол самые непривлекательные из наших страстей: стяжательство, соперничество, обжорство, гордыню, эгоизм, узколобость и, наконец, обычную жадность». Высокие темпы роста не решают социальных проблем, но, наоборот, сопровождаются повышением уровня безработицы и общим ухудшением социальных условий. Экономика будущего должна основываться на экологических принципах и новой системе ценностей. «В большинстве индустриальных обществ, – продолжает американский исследователь, – гигантские корпоративные институты контролируют предложение товаров, создают искусственный спрос посредством рекламы, имеют решающее влияние на национальную политику. Экономическая и политическая мощь этих корпоративных гигантов пронизывает каждую область общественной жизни. Свободные рынки, управляемые спросом и предложением, давно канули в лету».
Как совершенно справедливо пишет С. Хантингтон, «нововведения в одной цивилизации часто применяются другими. Но это, как правило, либо технологии, начисто лишенные каких бы то ни было культурных последствий, либо мимолетные причуды, которые приходят и уходят, не изменяя базовой культуры заимствующей их цивилизации. Эти импортные штучки «расходятся» в цивилизации-реципиенте либо потому, что это – экзотика, либо они навязаны… Выдвигаемый аргумент о том, что распространение по всему миру поп-культуры и потребительских товаров олицетворяет триумф западной цивилизации – это опошление западной культуры… И о чем, в самом деле, говорит миру о Западе то обстоятельство, что его жители идентифицируют свою цивилизацию с газированными напитками, потертыми штанами и жирной пищей?».
Американский физик Фритьоф Капра заметил, что, по мере того как люди «делают все больше и больше денег, они не становятся богаче; наоборот, они все более нуждаются». Блез Паскаль считал, что, прежде всего «нужно познать самого себя, если это не поможет найти истину, то, по крайней мере, поможет хорошо направить жизнь, а в этом и заключается вся справедливость».
На фоне постоянного улучшения качества жизни происходит неимоверная духовная деградация, растет насилие, частыми становятся всплески агрессии. Это является прямым результатом игнорирования нравственных и духовных запросов личности. Сьюзан Холбиш пишет, что «у большинства из нас есть “потерянный ребенок”, скрытый где-то внутри, который нуждается в такой же большой любви и заботе, как и любой другой ребенок. Одним из первых шагов в исцелении этого ребенка является общение с ним и принятие его таким, какой он есть. Фактически, если бы мы могли общаться с нашими детьми, приговаривая: “Я люблю тебя, даже если мне не всегда нравится то, что ты делаешь”, вместо того, чтобы говорить: “Ты испорченный, гадкий, ужасный ребенок, посмотри, что ты наделал!”, то мы отделили бы то, чем является ребенок, от того, что он делает, и создали бы у ребенка совершенно другое отношение к самому себе…
Может быть, мы сердимся и расстраиваемся именно потому, что когда другие обращаются с нами так, как будто мы не существуем, то возникает… странный примитивный страх. Мы разражаемся бранью и бессознательно хотим сделать что-нибудь такое, что выражало бы: “Смори, я все же существую. Я что-то значу. Я важен”… Если мы сможем обращаться друг с другом с любовью и заботой, принимая как данность, что мы важны и значимы, хотя бы с этого момента нам, может быть, никогда больше не придется увидеть друг друга, то мы начнем исцелять эту рану…». Кейт Томпсон в этой связи замечает, что «всех нас преследует присутствие нашей Тени, того, что внутри и вокруг нас отказывается легко покоряться жадной центральной точке, именуемой “Эго”… Древние знали, как важно сохранять близкие отношения и общение со своим двойником (daemon), которого латиняне называли genius, христиане – ангел-хранитель, шотландцы – reflex man, норвежцы – vardorg, а германцы – doppelganger. Идея состояла в том, что если заботится о развитии своего “гения”, это духовное существо будет помогать человеку на протяжении всей смертной жизни и в последующем существовании». Ныне эта духовная связь в большинстве случаев прервана.
Обладая колоссальным самомнением, человек провозгласил себя вершиной развития живой природы. Между тем, сознание и, следовательно, мировоззрение, типично не только для человека, но и для любого живого существа. У каждого животного или растения есть свое «я», свое мировоззрение. Утверждать, что только homo sapience имеет душу, а все остальные – нет, абсолютно безосновательно. Такая позиция уже привела мировую экосистему на грань катастрофы.
Представители греко-римского общества называли всех отличенных от себя людей «варварами», поскольку считалось, что «другой» не способен членораздельно говорить и рассуждать, даже если его и признавали человеческим существом. В Новое время эта позиция была применена к животным. Например, Рене Декарт считал, что животные лишены разума, поскольку не могут говорить. В этом и заключается их коренное отличие от человека. Поэтому животные представляют собой автоматы, действующие лишь в силу расположения своих внутренних органов. Ясно, что Декарт внес колоссальный деструктивный вклад как философию, так и в мировоззрение человека в целом. Даже сегодня некоторые ученые утверждают, что человек, в отличие от животных, обладает способностью к понятийному мышлению, то есть формированию отвлеченных, абстрактных представлений о предметах, в которых обобщены основные средства конкретных вещей. В основе же поведения животных якобы лежат генетически заложенные программы поведения – инстинкты. Поэтому делается вывод о том, что только человек является носителем высшей формы отражения мира – сознания. Между тем, как иронизируют известные американские ученые-популяризаторы А. Уиггинс и Ч. Уинн в книге «Пять нерешенных проблем науки», «на Земле многие виды выказывают разумное поведение, порой это относится и к людям».
В период механизации науки именно животные стали «исходным материалом» для различных опытов, во время которых было уничтожено огромное количество ни в чем не повинных существ. Как в оправдание этого писал Анри Пуанкаре, «физиологи без малого угрызения совести производят вивисекцию, и с точки зрения большой части старых дам это преступление, которое не могут оправдать никакие прошлые или будущие благодеяния науки. Из этого заключают, что биологи, столь неумолимые в отношении животных, должны стать жестокими и в отношении людей. Но они, без всякого сомнения, ошибаются, я знал среди них очень мягкосердечных».
Нельзя не задаться вопросом, а как бы реагировали эти «ученые», если бы эти опыты проводили на них самих или на их детях? Как выглядел бы и что чувствовал академик И. Павлов, будучи расчленяемым собственными же собратьями? Думается, что тогда, вероятно, естественники изменили бы свои взгляды на вопрос о проведении опытов над живыми существами.
Вспомним события недавнего прошлого – эксперименты нацистов над людьми. Заключенные принуждались к участиям в этих экспериментах и, как правило, эксперименты приводили к смерти, обезображиванию или потере дееспособности. В Освенциме и других лагерях заключенные подвергались различным экспериментам, которые были разработаны для того чтобы помочь немецким военнослужащим в боевых ситуациях, разработать новое оружие и методики лечения немецких солдат, получивших ранения.
Нацисты были разгромлены в 1945 году, но их прилежные ученики до сих пор продолжают свои злодеяния, только экспериментируют они не на людях. По данным Центра защиты прав животных «Вита» ежегодно миллионы жизней животных уносят различные эксперименты. Подопытных животных обжигают, ошпаривают, отравляют и замаривают голодом, подвергают электрическим разрядам и приучают к наркотикам; вызывают язвы желудка, артрит, рак, диабет, сифилис, СПИД. У них хирургически удаляются глаза, вызываются переломы костей и повреждения мозга. В военных исследованиях животных отравляют газом, цианидами, расстреливают пластиковыми пулями и снарядами. Например, испытание косметических средств выглядит так: кролику наносят на роговицу глаза испытуемый продукт и ждут, пока не наступит повреждение роговицы. Кролик обездвижен и не может потереть лапой глаз, разъедаемый нанесенным веществом. Мучения животного прекращаются только после того, как наступит помутнение оболочки, погибнет глаз.
При этом давно доказано, что разница протекающих в организме человека и животных процессов делает тестирование лекарств на животных бессмысленными. Современная медицина насчитывает до 150 препаратов, прошедших испытания на животных и оказавшихся непригодными для человека.
Экспериментальные животные до сих пор используются во время учебного процесса. Студентов принуждают вскрывать животных или проводить над ними опыты. Естественно, что молодые люди становятся безразличными ко всему живому, поскольку приравнивают животных к одноразовым инструментам.
Огромное количество животных по-прежнему уничтожается при рождении, на промыслах и на любительской охоте. Образ «охотника» стал приравниваться к образу «настоящего мужчины», но можно ли действительно называть настоящим мужчиной того, кто хладнокровно расстреливает с дальнего расстояния беззащитных живых существ?
Приведу по этому поводу обширную, но яркую, цитату из книги М. Карпенко «Вселенная разумная»:
«Кроме хищников есть еще очень милые, приятные зверюшки, на которых, в большинстве, также очень приятно смотреть, но их беда заключается в том, что они, попросту говоря, вкусны или обладают каким-либо имуществом, которым не прочь поживиться человек шубой или рогами, или какими-нибудь удивительной красоты перьями, без которых человек вовсе уж и не чувствует себя человеком. По этой причине вышеуказанные зверюшки или, к примеру, рыбки подлежат полному и безоговорочному уничтожению...
Те же корни питали и достигший поистине апокалиптической мерзости и злодейства фашизм, – замечает М. Карпенко. И совсем не в том дело, что истинные причины всех раздоров, войн и насилия были совсем другими. Важным было и остается оправдание собственной гнусности в глазах окружающих и, что, наверное, еще более важно, – в своих. И придумывали, и убеждали и себя и других в том, что варвары – грязные, что мусульмане – нечестивцы, а христиане – праведны, что арийцы имеют право на жизнь, а унтерменши – нет и т. д. и т. п. Та же самая логика является базисной и определяющей отношения человека с животными, и венцом теоретических изысканий, обосновывающих немыслимое превосходство человека, стало учение И.П. Павлова…
Хищник из “Мира животных”, спокойно поедающий серну перед объективом камеры и не ищущий оправдания этому в своем видовом превосходстве, по крайней мере не лицемерит, чем, кстати, и вызывает наше отвращение. Между тем стараниями в основном сентиментального и гуманного человека за последние 100 лет исчезло 75 видов млекопитающих, 600 видов обречено на вымирание. Под угрозой сейчас находится большинство оставшихся высших видов растений и животных. Те же из них, которых человек выбрал для удовлетворения своих потребностей в пище и сырье, давно уже гибридизированы и приспособлены к его нуждам. На них больше не распространяется закон естественного отбора и генетической эволюции. Последствия же селекции, производимой человеком, до сих пор неизвестны, и неясно, в какой степени одомашнивание и селекция снижают сопротивляемость к заболеваниям и паразитам.
Если бы это хоть кого-нибудь волновало, можно было бы говорить о планомерном геноциде, осуществляемом человеком в животном мире. А поскольку любой геноцид обязательно сопровождается пропагандой, направленной на создание мнения об объекте геноцида как о неполноценном существе, то учение Павлова как раз и выполняет роль такой пропаганды превосходства высшей – человеческой расы. Вознеся человека до богоподобных высот и низвергнув животное в пропасть неразумности, учение Павлова возвело баррикады, по одну сторону которых оказался человек, по другую – весь остальной живой мир».
Сегодня, – пишет далее Карпенко, – «высокообразованный интеллектуал, всем своим воспитанием подготовленный к убийству, берет многозарядный карабин и лупит контактера промеж рогов. Ведь на его стороне классики: и Тургенев, и Хемингуэй, и многие другие певцы бессмысленного убийства, поэтизировавшие его и превратившие в утонченное, романтичное и извращенное удовольствие. Как прекрасен чудесным ясным солнечным утром катящийся в своем последнем прыжке подстреленный заяц, как красива, как похожа на натюрморты знаменитых фламандцев алая кровь на черных перьях глухаря, как могуч настоящий мужчина, в спортивном азарте убивший самую большую рыбу, как великолепен предсмертный рев расстрелянного тигра и какими стеклянными и отчужденными становятся его глаза, какая изумительная картина, когда целая шайка пикадоров, матадоров и прочих оров под рев обезумевшей от восторга смерти толпы тиранит, терзает и убивает ни в чем не повинного быка. Какие страсти! Какие эмоции! Какое геройство! Какие люди! А зверье дурное, оно считает человека добрым и идет, бывает, с нуждой своей к человеку за помощью. И так редки примеры этой помощи, этого понимания и сострадания в человеке, что пишут о них газеты, как о снежном человеке, в рубрике “Это надо же!”».
Может быть, кто-то скажет, что излишне помогать животным, в то время как столько людей нуждается в поддержке; но такая позиция свидетельствует лишь о нравственной деградации и интеллектуальной близорукости. Настало время понять, что эпидемии и болезни, которые обуревают нас, появляются из-за того, что мы уничтожаем тех, кого на самом деле должны любить. Мир совсем не таков, как обычно его представляют, и мы все несем коллективную ответственность за всё когда-либо рожденное зло. Следует пересмотреть многое – науку, политику, этику и т. д., и лишь тогда у нас появится шанс на выживание. Современный мыслитель Брайан Свимми пишет: «Представьте себе: наши пытливые предки в Европе семнадцатого века спокойно наблюдали за кричащими от боли животными, будучи убеждены в том, что животные не обладают чувствами. Если бы мы спросили их, в чем причина такой черствости сердца, они объяснили бы, что эти животные подобны поврежденному механизму, и их крики – всего лишь скрип, издаваемый сломанной машиной. Мы – их потомки, и в нас сохранилась все та же извращенная чувствительность. Иначе как бы мы могли оставаться безучастными, когда все живое на планете корчится в адских муках?».
Некоторые воображают, что животный мир держится исключительно на жестоком естественном отборе. Это не так. У многих животных существует склонность к оказанию бескорыстной помощи представителям других видов и, в этом отношении они намного человечнее человека, истребляющего себе подобных с помощью атомной бомбы. Как и среди людей, в животном мире всё зависит от индивидуальных характеров: среди одного и того же вида есть «плохие» животные и есть «хорошие». Гуманность свойственна не только человеку, но и животным. Говорить о том, что жизнь животных определяют лишь инстинкты – это абсурд. Им присуще проявлять благодарность и участие, помогать не только представителям своего вида, но и других, даже своим естественным «противникам». Не так давно в прессе появилась история о Максиме – единственном коте, выжившем в блокадном Ленинграде. Еле живой от голода, кот забрался в клетку к своему товарищу – умиравшему попугаю, и пытался обогреть его своим телом. Таких историй миллионы, но сторонники теории инстинктов намеренно скрывают их.
Огромное количество животных сегодня вынуждено существовать в ужасающих условиях. Собаки и кошки ютятся в подвалах, питаются на помойках, подвергаются жестоким издевательствам. Многие из них стали инвалидами, их лишили даже права на простейшее счастье. И, тем не менее, они не ропщут, они продолжают жить. Пусть читатель, в миг недовольства своей судьбой, пожелавший с ненавистью пнуть окружающий мир своим сапогом, опустит его и вспомнит об этих несчастных, которым хуже, чем нам. В I веке до нашей эры в Египте толпа растерзала на месте римского посла, убившего кошку; сегодня о таком развитии событий можно только мечтать. Вероятно, эту проблему можно решить лишь путем сакрализации животных как части Природы, что должно стать одной из основ будущей глобальной религии. Тогда животные снова окажутся под надежной защитой.
К счастью, существует большое количество людей, которое заботится о животных и защищает их. Вот письмо с одного интернет-сайта, рассказывающее нам о великой борьбе простой русской женщины за своего кота: «Через полтора месяца начались проблемы. Во время сна котик соскакивал и кричал, как будто его режут. Происходило это и днём и ночью. Ветеринар не могла понять, в чем дело и постоянно выписывала не те лекарства. Ничего ему не помогало. Когда наступил последний приступ, это было что-то ужасное. У меня и сейчас слёзы накатываются при воспоминании об этом. Он кричал, катался по полу, пена изо рта, глаза на выкат. Потом затих и застонал как человек, будто умирает. В его глазах был клик о помощи. Что мне пришлось тогда пережить, не пересказать словами. Ветеринар сказала, чтобы я срочно дала валерьянку. После этого приступа, у моего котика, отнялись задние лапки. Сделала рентген у лучшего специалиста города. На снимках он обнаружил дефект в позвоночнике и дал заключение, что дефект этот генетический, защемление нерва. А врачи говорили, что это он что-то не то съел, и выписывали всё от кишечника. Я стала котёнка лечить. На сегодняшний день котик окреп, лапки стали сильными, но на задние лапки так и не может встать. Иногда встаёт, шаг сделает и падает. Но я борюсь и очень хочу чтобы он встал. В туалет вожу сама. Я стала бороться за его здоровье и возить на процедуры и всё возможное. На протяжении этого времени он потихоньку стал приходить в себя. На сегодняшнее число он окреп, и у него ничего не болит, единственное, на задние лапки плохо встаёт. Говорили, усыпите его. НО ОН ЖЕ РЕБЁНОК, РАЗВЕ МОЖНО ДИТЯ ВЗЯТЬ И УСЫПИТЬ, НЕ ПОПЫТАЯСЬ ПОМОЧЬ ЕМУ????????????????????? Я об том даже говорить всё это время не могла, просто, будто клочок сердца вырвали».
Американский философ А. Лавджой считал, что «ни одно создание не было предназначено… только для того, чтобы служить благополучию расположенных выше на лестнице. Каждое создание имеет свое независимое основание для бытия; в конечном счете, ни одно не является более важным, чем другое; и каждое, следовательно, имеет право на уважение и внимание, право жить своей жизнью и право на обладание всем, что может быть необходимо для исполнения своих обязанностей, для пользования привилегиями и прерогативами своего положения». Иначе говоря, «между Эйнштейном и человекообразной обезьяной нет никакой разницы, поскольку оба они являются совершенными образцами того, чем им назначено быть».
Вспомним Маяковского:
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось -
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
В наше время доказано, что представление о животных как автоматах, мягко говоря, опровергается многими фактами поведения этих существ. Еще Блез Паскаль заметил, что даже очень маленькое животное (например, клещ) поражает нас своим сложным и уникальным строением, до последних элементов которого столь же трудно дойти, как и объять необъятное.
Современный российский исследователь М. И. Штеренберг замечает, что «дельфины и китовые обладают высоким интеллектом и памятью. Зачастую люди из разных соображений: для добычи мяса, для избавления от пищевых конкурентов и т.п. безжалостно истребляют и тех и других. Трагедии, которые происходят, когда убивают кого-либо из членов их семьи, не уступают, как рассказывают очевидцы, шекспировским. Но людям они не мстят. Более того, существует много задокументированных случаев, когда дельфины спасали людей, потерпевших крушение, толкая по несколько дней плотики с пострадавшими и вступая даже в битву с акулами, защищая людей. Все это похоже на то, что ими исполняются библейские заповеди, до чего еще подавляющему большинству людей весьма далеко».
Исследовав простейших, американский физик Ричард Фейнман написал, что у него «создалось впечатление, что книги чрезмерно упрощают поведение таких организмов. Оно вовсе не столь механистично и одномерно, как там утверждается. Следовало бы описать поведение этих простых организмов поточнее. Пока мы не увидим, насколько многомерным может быть поведение даже одноклеточного животного, нам не удастся полностью понять поведение животных более сложных».
Организация живой природы превосходит человеческое воображение. Морис Метерлинк пишет:
«Вероятно, существует столько же видов или форм разума, сколько есть живых существ и существ вообще, поскольку те, которые мы называем мертвыми, точно так же живы, как и мы; и ничего, кроме нашей заносчивости и слепоты, не доказывает, что одно из них выше другого. Человек – лишь пузырь небытия, мнящий себя мерой вселенной.
Впрочем, отдаем ли мы себе отчет в том, что изобрели термиты? Не станем лишний раз удивляться их колоссальным сооружениям, их общественно-экономической организации, их разделению труда, их кастам, их политике, переходящей от монархии к самой гибкой олигархии, их снабжению, их химии, их планировке, их отоплению, их восстановлению воды и их полиморфизму; коль скоро они опередили нас на несколько миллионов лет, спросим себя, не прошли ли они через те испытания, которые нам еще, вероятно, предстоит преодолеть? Откуда нам знать, не заставили ли их климатические потрясения в те геологические эпохи, когда они обитали на севере Европы (так как мы находим их следы в Англии, Германии и Швейцарии), приспособиться к подземному существованию, постепенно приведшему к атрофии глаз и отвратительной слепоте большинства из них? Не ждет ли нас такое же испытание через несколько тысяч лет, когда нам придется укрываться в недрах земли, чтобы отыскать там остатки тепла; и кто может ручаться, что мы преодолеем его столь же искусно и с таким же успехом, как они? Знаем ли мы, как они понимают друг друга и общаются между собой? Знаем ли мы, каким образом, в результате каких экспериментов и проб пришли они к двойному перевариванию целлюлозы? Знаем ли мы, что это за личность, или коллективное бессмертие, которому они приносят неслыханные жертвы и которым они, похоже, обладают непостижимым для нас образом?».
Весьма примечательными являются результаты экспериментов по миграции соловьев. Так как эти птицы летают главным образом ночью, выводок был высижен в специально спроектированной исследовательской клетке внутри планетария, где птицы жили в иллюзии непрерывного лета. Без каких-либо внешних намеков о времени года, когда наступила осень, они начали беспокойно летать ночь за ночью, как будто проинформированные внутренними часами, что пришло время сниматься с места. Более того, эксперименты определили, что они перелетают по звездам с помощью точного чувства времени, которое дает им возможность соотносить картину неба в любое время года с географией земной поверхности.
Как замечает Кен Уилбер, «человек получил власть над природой, но только радикально отделив себя от нее. На протяжении жизни всего лишь десяти поколений он впервые в истории присвоил себе сомнительную честь быть способным взорвать всю планету, включая и себя самого. Небо над землей так закопчено дымом, что птицы уже не хотят жить в нем; озера настолько засорены нефтепродуктами, что некоторое из них могут сами возгораться; океаны столь перенасыщены нерастворимой взвесью химических отходов, что рыба задыхается и всплывает на поверхность; а выпадающие кое-где на земле дожди способны проесть листовое железо».
«Неужели и с природой человеку придется проститься, как он уже простился с малыми ее частицами?», – вопрошает известный художник-мистик Е. Березиков. Эти мысли он вложил в картину “Прощание с природой”, изобразив на фоне космоса животное, напоминающее одновременно и верблюда, и осла, и лошадь. «Задние конечности животного превращены в механические рычаги, на которые надеты колеса, а круп, похожий на лошадиный, тоже состоит из механизмов и блоков: какие-то передаточные валы, шестеренки, а к ним уже подключена целая энергетическая система. Восседает на этом чудовище человек-покоритель и преобразователь природы. Животное, склонив шею, поедает последнюю травинку, на много метров вокруг – ни капли зелени, а человек, как бы ничего не замечая, склонился к своим приборам, которые уже стали и частью животного, и частью самого человека».
Эту тему Березиков продолжил и в других картинах. Одна из них называется “Горящий волк”. «На спине у бегущего зверя полыхает пламя, оно уже выжгло ему бок, и спасения ждать неоткуда, человек обложил его, как флажками на охоте, городами, стройками, электролиниями, лесоразработками, и он, гонимый страхом, бежит куда глаза глядят. Животное, когда-то сильное и красивое, в ужасе. Таким же предупреждением людям является картина “Идут кислотные дожди”, где из квадратных туч падают, выжигая все живое, кислотное дожди. Все это, увиденное в жизни, тревожит и на картинах, волнует до глубины души, так и хочется крикнуть: “Человек, остановись! Опомнись!”».
Как это схоже с репортажами из горящих по вине человека лесов летом 2010 года: «Из горящего леса вышла медведица, за ней чуть поодаль – два медвежонка, шерсть на них уже в пламени. Мать увидела людей, начала “кричать”. Словно о помощи просила. Одни растерялись, другие испугались, разбежались. А малыши скулят, огонь по ним ползет, дальше идти не могут. Медведица вернулась к детям, и они все сгорели».
Не мы должны покорить природу, а природа должна покорить нас своей красотой и гармонией. Человеку пора научиться не противопоставлять себя Вселенной, а почувствовать себя составной ее частью, коей он на самом деле является. Человек и окружающий его мир не столь противоречивы, как это может показаться. Просто в течение многих сотен лет мы столь усердно провозглашали себя повелителями природы, что сами поверили в это абсурдное утверждение. Чем все это закончилось известно. Изобретение ядерного оружия и мировой экологический кризис поставили под сомнение дальнейшее существование человечества. В этих условиях другого пути, кроме как вернуться к природе, нет. Следует превозмочь свою гордость и признать, что любое другое живое существо имеет такое же право на существование, как и homo sapience. Предложения по созданию некой «техносферы», где человечество сможет выжить в условиях полного уничтожения всех остальных видов естественной природы, лишь приведут к еще более безнадежной ситуации. Они безответственны и преступны, как и проекты по переселению на другие планеты после того, как мы превратим Землю в объект, непригодный для дальнейшего существования. Сказывается паразитическая сущность человека. Только создание устойчивой и сбалансированной экосистемы и установление жесткого контроля над техническим «прогрессом» способны спасти ситуацию.
Справедливости ради следует отметить, что уничтожение природы не является характерной чертой только лишь Нового времени. Этот процесс начался гораздо раньше. С самого начала своей истории человек начал вмешиваться в природные процессы, трансформируя их под свои потребности. Уже около 10–12 тыс. лет назад человек истребил большую часть животных, составлявших его пищу. В результате истощения растительности и почв в процессе земледелия, особенно подсечно-огневого, а позже ошибок при построении и эксплуатации ирригационных сооружений природе был нанесен колоссальный урон, произошло образование и расширение пустынь. Как справедливо пишет Уилбер, «мужчины и женщины всюду и всегда грабили окружающую среду, главным образом, по причине простого невежества. И даже высокоразвитая культура майя исчезла в значительной степени из-за вырубки тропических лесов континента». В наш промышленный век последствия этого процесса стали необратимыми.
Таким образом, мы видим, к чему привело стремление «завоевать» природу и подчинить ее своим интересам. Мы забыли, что путь к истине и процветанию не всегда проходит через страну рациональности. «Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем… У сердца свои законы, которых разум не знает», – заметил Паскаль.
Римский клуб указывает, что острота глобальных проблем, связанных с противоречиями между обществом и окружающей средой, обусловлена их связью с безопасностью земной цивилизации. Современная высокоразвитая технологическая цивилизация потеряла способность к саморегенерации, которой обладали более примитивные древние и средневековые общества. Если она рухнет в результате какого-либо катаклизма, то восстановить ее будет практически невозможно. Даже если человечество при этом выживет, оно не сможет вернуться в «век железа», поскольку большинство запасов основных полезных ископаемых уже истощено до такой степени, что для их добычи потребуются сложные технологии, требующие металлоемкого оборудования. В случае гибели нынешнего «мира техники» новая цивилизация сможет быть только аграрной, но никогда не станет промышленной.
Список глобальных проблем сегодня таков:
• бесконтрольное распределение человека на планете и увеличение числа городов;
• мания роста;
• деградация окружающей среды и изменение климата;
• проблема захоронения ядерных отходов;
• энергетический кризис и недостаток природных ресурсов;
• инфляция и распад международной торговой и финансовой системы;
• неравенство и неоднородность экономического и социального развития;
• бунты среди молодежи, отчуждение, преступность и наркомания;
• пренебрежение законом и порядком, политическая коррупция и бюрократизм;
• взрыв насилия и ужесточение полицейской власти;
• опасность мировой войны;
• упадок моральных ценностей и утрата веры;
• социальная несправедливость, голод и недоедание;
• широкое распространение бедности, неграмотности и безработицы.
Если так пойдет и дальше, то все живое на Земле будет уничтожено, наступит то, что так ярко описал Герберт Уэллс в своей «Машине времени»: «Невозможно описать это жуткое безмолвие. Все звуки жизни, блеяние овец, голоса птиц, жужжание насекомых, все то движение и суета, которые нас окружают, – все это отошло в прошлое».
На сегодняшний день существует ряд авторитетных предложений по поводу выхода человечества из экологического и духовного кризиса. Футурологи говорят о том, что будущая новая цивилизация должна быть низкоэнергичной, высокоустойчивой, экологически чистой, полностью демилитаризованной и подлинно гуманной. Первым шагом к реализации этой идеи должен быть отказ от индустриализации и промышленного роста, поскольку потребности никогда не могут полностью удовлетворяться в системе, ориентированной на рост, так как потребности растут быстрее, чем производительные силы.
Предполагается, что общество будущего будет состоять из небольших поселков до 2 тысяч жителей с коттеджами на одну–две семьи. К ним будут примыкать земельные участки, на которых будет выращиваться все необходимое для жизни. В городах будут преобладать небольшие ремесленные предприятия и коммунальные мастерские, автострады будут упразднены, а основными средствами передвижения станут велосипеды, электромобили и электропоезда. Нулевой экономический рост остановит технический прогресс, а различия в доходах людей будут преодолены. Общины и города будут жить своей замкнутой политической жизнью, а федеральное правительство будет заниматься лишь общенациональными и международными проблемами.
Город как промышленный центр прекратит свое существование и будет заменен городом-садом. Впервые эта идея была описана в книге «Города-сады будущего», написанной английским социологом-утопистом Эбенизером Говардом (1898). Говард считал, что современный город изжил себя. Критике подвергался хаотичный, ничем не ограниченный, рост промышленного города, его антисанитария, и, в более общем смысле, антигуманность. В качестве альтернативы были предложены небольшие города, сочетающие лучшие свойства города и деревни. В соответствии с описанным в книге проектом численность населения нового города должна была составлять 32 тысячи жителей. Города должны были образовывать более крупные группы с единым центром. Общее население такого «созвездия» городов должно было составлять порядка 250 тысяч жителей. Идеальный город Говарда представлял собой структуру из концентрических круглых зон. В самом центре такого города находится парк, его окружает жилая зона, состоящая из малоэтажной застройки с приусадебными участками. Радиус зоны с жилой застройкой должен был составлять примерно один километр. На периферию выносилась промышленность и сельхозугодия.
Следует развивать и экологические поселения, создаваемые для организации экологически чистого пространства для жизни группы людей, исходящих из концепции устойчивого развития и организующих питание за счёт органического сельского хозяйства. В большинстве сельских и пригородных экопоселений их жители стремятся сами выращивать для себя экологически чистые продукты питания, с применением технологий органического сельского хозяйства. В некоторых экопоселениях удается создавать собственное производство так же одежды, обуви, посуды и других вещей, нужных для жителей.
В области экологии необходимо создание и поддержка системы особо охраняемых природных территорий; организация охраны редких и исчезающих видов растений и животных; достижение сбалансированного природопользования; сохранение лесов, включая переход к неистощимому управлению лесными ресурсами вне охраняемых территорий; поддержка природоохранного просвещения и образования; полный запрет охоты, пушных промыслов и экспериментов над животными. Необходимо проведение мероприятий по защите почв от эрозии, засоления и заболачивания, загрязнения отходами животноводства, удобрениями, бытовыми и промышленными стоками и отходами; рекультивация земель, повышение плодородия почвы, охрана вод, и перевод предприятий на альтернативные источники энергии.
Сегодня «ученые»-материалисты заняты лишь тем, что в припадке остервенелого сумасшествия пытаются бросить зажженный факел Прометея в пороховой погреб Вселенной. Нельзя допустить, чтобы наш мир превратился в поле экспериментов для таких «ученых», как Менгеле, профессор Доуэль, Франкенштейн или Владимир Демихов, уродующих природу так, как им заблагорассудиться. Говорить о том, что подобные вещи делаются «во благо человечеству», «с целью продлить жизнь» – абсурдно, поскольку не такой эгоистической ценой сокрушать нам природу, забывая о моральных и нравственных ценностях. Начать работать в этом направлении следует уже сейчас, ибо завтра будет уже слишком поздно. А. Уайтхед сказал, что «сейчас философия должна выполнить свою главную функцию. Она обязана искать мировоззрение, способное спасти от гибели людей, для которых дороги ценности, выходящие за рамки удовлетворения животных потребностей».
Предпринимающиеся ныне попытки предотвратить крах живой природы подобны действиям коровы, которая машет хвостом с целью отогнать назойливых мух, в то время как к горлу животного уже поднесен нож, чтобы забить его.
Проиграв сегодня сражение за экологию, мы автоматически проигрываем войну за наше собственное существование, но это еще не самое страшное. Мы теряем честь и предаем память тех наших предков, которые жили в гармонии с природой и завещали нам то же самое.