По улице шла женщина. Самая обыкновенная. Похожая на тысячи других. Только в глазах у нее стояла такая глубокая печаль, и лицо было таким сумрачным… Она шла по солнечной улице, и слезы, которые она пыталась удержать, упрямо капали прямо из глаз.
У Светланы Павловны умер сын. Единственный сын. Недавно.
Для нее он был самым нежным и ласковым, добрым и милым, ни от кого не требовал ни любви, ни понимания, сам всех жалел, всех понимал и всем-всем помогал. А еще пахал, как ломовая лошадь, дни и ночи, все на своих плечах волок – работу, дом, семью, двух замечательных девочек – жену и дочку, без которых жизни не мыслил.
А мама, Светлана Павловна, как бы отошла на второй план, но ей нисколько не жалко было, не обидно. Она со всем смирилась, лишь бы Дмитрию хорошо было. «Я – свекровь, - так она говорила, - а нас, свекровей, заведено не любить. Не гонят нас из дома с дедом, привечают иной раз по праздникам – вот и спасибо им. Они молодые. Мы жизнь прожили не сладко, бедно, голодно, так пусть хоть у них будет радость.
Последняя радость в ее жизни пришлась на январь три года назад, когда родилась ее внученька, золотиночка, синеглазочка. Родилась тяжело, и за две недели, пока врачи отводили при встречах глаза в сторону и суховато обещали сделать для малютки все возможное, Светлана Павловна забыла, что такое ночь. И не знала, что такое день: она звонила в Волгоград, Москву знакомым врачам, вместе с сыном покупала дорогие лекарства и приносила в больницу термосы с горячим бульоном в надежде, что невестка поест что-нибудь домашнее.
Внучку спасли, и до сих пор храни Светлана Павловна фотокарточку, на которой запечатлены они всей семьей у детской городской больницы, счастливые и улыбчивые.
Так в доме сына появился крохотный розовый кулечек по имени Ксюша, перевернувший «мирную» жизнь вверх тормашками.
Весна и лето выдались жаркими, душными, комариными. Ксюша задыхалась и температурила. Светлана Павловна взяла отпуск, Дима попросил, чтобы поднять дочку на ноги. Разве откажешь, если речь идет о человеческой жизни, такой нежно и хрупкой?! Она приходила чуть свет, стирала пеленки и ползунки, кипятила бутылочки, купала внучку в прохладной воде с травами, бегала по магазинам и очень жалела Машу, невестку, что ей приходится вставать к дочке по ночам.
С грехом пополам лето пережили, а с января невестка отправилась доучиваться в институт. И Светлана Павловна опять выручала, нянчилась с девочкой, вытаскивала ее во двор гулять в коляске, покупала яркие игрушки, терла морковку, яблочки…
Дмитрий успевал на трех работах одновременно, в перерывах между бессонными днями и ночами привозил свои нехитрые подарки – крупу, консервы: «Это тебе, мам». Он никогда не ходил в отпуск, не отдыхал почти и, когда Светлана Павловна пыталась заманить его в сад «на реабилитацию», всегда отказывался, говорил, что работы по горло и необходимо забежать еще туда-то и туда-то…
Светлана Павловна пыталась его убедить, что он просто надорвется, а он ей строго объяснял, что любит свою работу, хочет для своей семьи благополучия… Когда она просила его пролечиться, записаться на при ем к хорошему врачу (Ты очень устал, сынок!), он говорил: «Мама, я взрослый мужчина. Я уже большой, понимаешь? Я сильный и здоровый. И давай больше не будем об этом».
…Девятого августа Дима попал в реанимацию. Врачи предупредили: « Если будете плакать, мы вас на свидание не пустим». И Светлана Павловна не плакала, а говорила, еле сдерживаясь: мы вместе, мы сильные, мы обязательно выберемся и победим. И рассказывала веселые байки из жизни знакомых и родных. Сын глядел на нее печально и нежно и молчал. Ему делали операцию за операцией, она отпаивала его минеральной водой и обтирала лицо кусочком льда, а столбик ртути в термометре, как заговоренный, не спускался с отметки 40. И она плакала в коридоре, вспоминая, что Димка всем помогал, всех спасал, а его никто не может спасти. Она готова была продать квартиру, чтобы вызвать консультанта из-за границы, хотя местные врачи говорили, что и так делают все необходимое. Но в мировой практике от этой болезни погибают 99,7 больных… И только мама надеялась на крошечные эти, спасительные «три десятых». Она пролистывала все медицинские справочники дома и в библиотеке, но и те выносили свой беспощадный, суровый приговор.
Как-то вечером Светлана Павловна, как всегда, позвонила невестке и начала плакать и расспрашивать, как Дима, что он говорил, как чувствовал себя в те минуты, когда ее не было рядом. Маша немножко рассердилась и сухо ответила: «Что вы все плачете, Светлана Павловна? Что вы все накручиваете? Все хорошо у него. Слышите? Все хорошо!»
А наутро Дима умер.
Похорон Светлана Павловна не помнит, хотя и не принимала успокоительных таблеток: надо все пережить самой, так на решила. У могилы невестка Машенька сказала, что не оставит в горе родителей мужа, част о будет их навещать с внучкой и заботиться о них, а самое главное – поклялась всегда жить в этой квартире, чтобы каждая половичка, каждый гвоздь, вбитый Димой в стену, напоминал бы ей о прежней счастливой жизни. Хорошие были слова. Но Светлана Павловна их не слышала. Это ей люди потом рассказали, да еще прибавили: мол, золотая у вас невестка, искренняя, милая, и как она Диму любит…
Сразу же после поминок Маша уехала к своей маме, хотя могла остаться с родителями мужа. И Светлана Павловна не осуждала ее, она просто как каменная сделалась – ее под руки увели в машину и увезли домой. И она начала учиться жить по-новому. Без Димы.
Потом наступила осень, дни стали короткими, пошел дождь со снегом. И Светлане Павловне иногда казалось, что она сходит с ума: сутками сидели они с мужем в пустой квартире, не зажигая света, и слушали кассету с голосом сына – вот и все. Наконец супруг осторожно спросил: «Может сходим к Ксюше?»
Дверь им не открыли, а окна меж тем светились, значит, дома кто-то был. Телефонную трубку в ответ на их звонки невестка давным-давно не поднимала, и если старикам удавалось иной раз «прорваться», она не говоря ни слова, тут же бросала ее на рычажок. Как-то раз, пробившись, наконец «на прием» к невестке, Светлана Павловна попробовала завести разговор о памятнике на могилку сына и об оградке. Маша сказала, что не нужно собирать всякую ерунду, что ничего хорошего старики-пенсионеры купить не смогут, и вообще, о могиле мужа она позаботится сама. Когда родители попытались что-то возразить, Машенька открыла дверь и закричала: «Вон отсюда, вон! Теперь нас с вами ничто не связывает!» Оторопевшей внучке тоже приказала: «Ксения, скажи им, чтобы уходили». Старикам пришлось убраться. Невестка так и не позволила им попрощаться с внучкой. Потом своим родственникам она сказала: «Свекровь со свекром приходили, напали на меня. Совсем из ума выжили со своим горем». И родственники, разумеется, поверили ей.
С внучкой Ксюшей с той поры им запретили встречаться. Старики унижались, как могли: они приносили в детский сад подарки – конфеты, платьица. Когда Ксюша болела, они приходили к соседям и просили передать ей кулечки с яблоками, апельсинами, сладостями. Потом они долго стояли под окнами сыновнего дома, как старые нищие, утирая рукавом горячие слезы.
А вскоре девочка и вовсе переменилась. Бабушка, приходя на свидание в детский сад, видела, как та стоит в уголке, растерянная и маленькая, и, прикладывая пальчик к губам, просит: «Ба, уходи скорее отсюда. Мне мама не велит с тобой встречаться. Она говорит, что нам не нужны от вас с дедом никакие подарки, что мы и без них проживем. И не надо водить меня ни в цирк, ни в театр».
«Конечно, Ксеничка, - соглашалась Светлана Павловна, - конечно, моя родненькая. Я уйду. Сейчас уйду. Только вот посмотрю на тебя немножко и уйду. И мама ничего не узнает».
Она шла по грязному тротуару, не различая ни неба, ни земли, и шоферы кричали ей вслед из кабины с перекошенными лицами: «Куда прешь, старая карга? Жить надоело?!» Они не знали, как она ей действительно надоела, эта ужасно несправедливая жизнь – без сына. А теперь оказалось еще и без внучки.
Дома Светлана Павловна все вспоминала, какая их Ксюха веселенькая и разумная, как она учила их с дедом говорить по-английски и удивлялась, что они не умеют включать магнитофон. А еще вспоминала, как она гладила маленькими ладошками ее мокрые щеки и просила: «Бабушка, ты не плачь. Тебе жалко своего сыночка, я знаю. Когда у моего зайчика оторвалась лапка, я тоже плакала. Послушай, бабушка, папа скоро ко мне вернется. Только ты не плачь о своем сыночке, ладно?» И бабушка кивала головой? «Ладно, Ксеничка, ладно, моя лапочка!»
И только дед, расстроенный, кричал иной раз: «Мы будем видеться с внучкой! Я добьюсь свиданий через суд. Я не позволю ей так над тобой издеваться! Я не позво…» И принимал валидол. Потом Светлана Павловна отпаивала его лекарствами. Больше всего на свете она боялась того, что не сдержится, и в день памяти сына погонит невестку с могилы прочь, как та когда-то выгнала ее из квартиры.
Светлану Павловну сломало. Подкосило. Не осталось в душе ничего. Все выжжено. Только одного она понять не в силах: за что невестка, которую она любила и жалела, словно дочку, так топчет ее живую душу. Ведь она тоже – мать!
Я тысячу раз обещала себе, что не буду больше вмешиваться в чужие истории, потому что никого я жить не научу и никому я не судья. Когда я предложила Светлане Павловне сходить на работу к невестке и спросить, почему она так обошлась с ней, та от моего предложения сделалась белее снега, и приложила палец к губам, будто ребенок, будто внучка ее Ксюша: «Тихо! Тихо» Не надо вам никуда ходить. Это Машеньку только озлобит, и она совсем перестанет нам давать внучку. Лучше расскажите о нашей истории в газете. У меня нет другого способа поговорить с ней: дверь она нам не открывает, на телефонные звонки не отвечает. Пусть она прочитает и поймет, насколько нам больно, пусть она посмотрит на себя со стороны. Ведь мы ничем не оскорбим ее, верно? Мы даже не называем ее имени и отчества. Но, может, что-то шевельнется в ее сердце, и она узнает, как нам с дедом тяжело и одиноко на этом свете. Мы оставим ей все – и дом, и нашу старенькую машину, и сад. Все! Нехорошо так говорить… Вы можете подумать, что мы покупаем любовь Ксюши. Что ж, пусть так, пусть покупаем. Но мы нужны ей, пока она маленькая. Ведь когда внучка вырастет, она сама отойдет от нас. Так дайте же нам возможность долюбить друг друга! Это единственное, что нас держит на этой земле!»
Я рассказала эту историю в надежде на то, что однажды воскресным утром в тихой бабушкиной квартире раздастся долгожданный звонок, - и защебечет, закружится на пороге их синеглазая Ксюша. И они пойдут с дедом катать мяч по полу, а потом почитают сказку и будут пить чай с вареньем и пирожками. Ведь бабушка такая мастерица! И Светлана Павловна даже не вспомнит прежние обиды и недоразумения, простит злые слова снохи, и воскресение это сделается «прощеным» навсегда, неважно, на какой день оно придется. Главное, жизнь опять наладится, ради внучки старики согласны и на эту игру, на эту видимость счастья.
В конце концов, у Маши все еще впереди – она молода, умна, образована, хороша собой. Она еще выйдет замуж. И у нее есть дочка. А у стариков не осталось никого…