Femme fatale

Григорий Родственников
               
Литературный персонаж не имеет никакого отношения к автору.


Зияющий рот могилы. Пустота. Алчная. Ждущая. Вечно голодная. Сырая осенняя земля черна, как уголь. Но вряд ли она чернее твоей души.
 
Ты говоришь, что любишь меня, но я слышу в твоих интонациях издевку. Я лишь один из сотни твоих временных утех. Тот, кем ты решила сегодня насладиться.  Выпить меня, как бокал вина, истоптать каблуком-шпилькой истерзанное любовной истомой сердце и выбросить, как испачканную перчатку. Ты уже отравила мой разум, поселила во мне сомнения и боль, ты заставила полюбить тебя. Я знаю, что больше не смогу жить, не слыша твой смех, не смогу забыть тепло твоих губ. А за глубину синих глаз, я готов отдать все сокровища мира. Избитые книжные фразы. Но других придумать не могу.  Я слишком примитивен для тебя. Грубый мужлан и хрупкая утонченность. Ты знаешь об этом и наслаждаешься моим смятением. Ты гладишь меня по щеке и шепчешь: « Мальчик мой, я так люблю тебя…». Но я слышу другие слова: « Ты уже умер. Просто еще не знаешь об этом».
Ты ошибаешься. Я знаю.

Я не могу скрыть своих чувств, и мои глаза вспыхивают злобой. Ты вздрагиваешь. Брови удивленно взлетают вверх, а нижняя губка капризно оттопыривается. Но в следующую минуту ты уже беззаботно хохочешь. Ты взмахиваешь головой, и твои русые волосы хлещут меня по лицу словно пощечина.  Ты убегаешь от меня по усыпанной осенними листьями тропинке, а я смотрю тебе вслед и думаю: Точно так же ты смеялась и бежала от моего друга. Того, кто тоже любил тебя больше жизни. И тот, кто сейчас покоится на этом кладбище.

Потрескавшиеся могильные плиты глядят на нас с немым укором. Где его могила? Я не знаю. Быть может совсем рядом. Я не пошел на похороны.

 Невидимая ледяная рука сжимает сердце. Мне душно. Эх, Пашка, зачем ты сделал это? Ради кого? Неужели ради этой бесчувственной куклы?

От порыва холодного ветра деревянный крест колышется и жалобно скрипит. И в этом скулящем плаче я слышу ответ друга:
– Да. Ради нее… Пожалуйста. Не делай ей больно…
– Нет, Паша! Не проси, друг. Прости меня, если сможешь. Ведь это я предал тебя. Из-за меня ты выпил те проклятые таблетки!
Крест скрипит, а я срываюсь на крик:
– Не проси, Паша!

Ты возвращаешься. Обнимаешь меня.
– С кем ты разговаривал сейчас?
– С ветром…
Ты удивленно таращишь на меня свои огромные глаза, а потом заходишься в хриплом хохоте.

Я крепко сжимаю тебя в объятиях. Шепчу какие-то глупости на ушко, а в моем сознании всплывают обрывки нашего разговора:
– Ты знаешь, милый, из-за меня два парня покончили с собой…
– Значит ты роковая женщина.
– Это грубое определение. Я Femme fatale – уверенная в себе. Я знаю, чего я хочу. И кого… Сейчас я хочу тебя, любимый.

А вчера я видел твой заинтересованный взгляд, брошенный на соседского паренька. Эта твоя новая жертва. Но между тобой и им стою Я.

Тебе недолго осталось ждать. Я уже близок к помешательству. Ты убьешь меня, когда бросишь. Ты знаешь об этом, но тебе наплевать. Еще один выпитый и разбитый бокал.… На твоем лице я уже давно читаю разочарование. Тебе нужна свежая кровь. Новые ощущения, бурлящие эмоции, нетронутая и неотравленная тобой жизнь. Ты будешь отбирать ее по кусочку, наслаждаясь агонией и страхом жертвы. Страхом тебя потерять. От меня осталось так мало. Но ты решила выпить меня до капли.

«Секс на кладбище! Это так заводит!».

Безглазая ночь окутывает нас непроницаемым покрывалом. Гасит звуки. Я не слышу ни шелеста мертвых листьев, ни скрипа старого могильного креста. Зато я слышу громкие удары своего сердца. Надрывные, аритмичные. А еще я слышу твое прерывистое дыхание.
 
Ты опускаешься передо мной на колени, возишься с молнией на моих брюках. А когда ты касаешься горячим ртом моей плоти, я забываю обо всем на свете. Я кричу от наслаждения и как заведенный повторяю одну и ту же фразу: Я люблю тебя, крошка! Как я тебя люблю!

Бессовестная луна выплывает из-за туч и ее похотливый желтый глаз следит за нами с нескрываемым интересом. В ее призрачном свете твои волосы кажутся золотыми...
 
За спиной с шумом падает на землю старый крест.
Я вздрагиваю. Отстраняюсь от тебя. Ты вытираешь губы рукавом и весело смеешься.
А я вижу перед глазами печальное лицо друга. И в этот момент меня охватывает ярость. А с ним у тебя тоже был секс на кладбище?! Или для него ты придумала что-то пооригинальнее?
 
Меня начинает бить нервная дрожь. Но ты не замечаешь моего состояния. Ты слишком возбуждена. Ты тянешь меня к свежевырытой могиле.
– Милый, я не могу больше терпеть! Возьми меня здесь!
Холмик черной земли. Черные ветви деревьев, черные чулки и твои неестественно белые, призывно выставленные ягодицы.

 Это неправильно. Это ненормально. Это кощунственно. Я ненавижу тебя!
Я вхожу в тебя рывком. Мне так хочется доставить тебе боль. Унизить, заставить рыдать. Но ты лишь стонешь от наслаждения.
Я с силой бью тебя по бедрам. Один раз. Другой. Плачь, гадина!
– О! Как здорово! Еще! Ударь еще!
Даже во мраке я вижу красные отметины на твоей белоснежной коже. Ты заходишься в экстазе, рычишь и умоляешь меня не останавливаться. Я продолжаю и вдруг начинаю видеть себя со стороны. Но ужас. Я понимаю, что это не я! Это тот соседский паренек крепко держит тебя за бедра, это он кричит, что любит тебя. А где же я? Не тот ли эфемерный силуэт, что медленно и печально парит над могильными плитами?

Мы обессиленно падаем на сырую, пахнущую прелыми листьями землю. Несколько минут лежим. Затем ты неторопливо  оправляешь юбку и говоришь:
– Это было здорово. Жаль, я испачкала куртку.
 
В свете луны я вижу твои глаза. И в них я читаю себе смертный приговор. Я тебе больше не интересен.  Твой взгляд устремлен мимо меня. Наверное видишь того паренька. И уже размышляешь, как завладеть его сердцем. Лицо становится хищным, а губы растягиваются в плотоядной  улыбке.

И тогда я с силой сжимаю твое горло.
 
Зияющий рот могилы. Пустота. Алчная. Ждущая. Вечно голодная. Она получает ожидаемое.

Я стою над твоим мертвым телом и плачу. Холодный ветер с воем продирается сквозь колышущую паутину ветвей. Бьет меня в грудь, засыпает прелыми листьями. В черноте ночи полыхает гроза. Моросит мелкий дождь. Но мне не холодно. Я уже умер.  Мне на встречу идет Павел. Мы обнимаемся и уходим по узкой залитой лунным светом тропинке.
« Прости меня, друг, я не мог по-другому…».

                17.10. 12.