1
Итак, шаг сделан, пусть и первый.
Дух авантюры побеждён.
Рассудок верен. Рвутся нервы.
Таков уж логики закон.
Да, впрочем, то и глас Минервы,
Что слышен тем, кто посвящён.
Герой постиг всю безнадёжность,
Но как понять то молодёжи?
2
И шеф глух к доводам ума.
Ему любые важны результаты,
Когда б имелась явно новизна,
Пусть недостойная еще трактатов.
Быть на плаву – вот цель ему нужна,
И раз-другой скататься в Штаты.
А Дон Кихот уже в капкане
Игры, что держится обманом.
3
С тяжелым сердцем он согласен,
Чтоб первый шаг был повторён,
Хоть результат и так уж ясен,
Другой проблемой занят он.
Раскол так глуп и так опасен,
И наш герой так удручён,
Что отойти готов от дел,
Давно превысивших разумности предел.
4
Он слишком прост для руководства,
Не бережёт своих идей,
Не жаждет в деле превосходства,
Не терпит мелочных людей.
Он ищет в людях благородство,
А не предательских затей.
Но не таков тот мир застойный
Науки, некогда любви достойной.
5
Как он похож на древнего Сервантеса героя…
Вся мерзость правды жизни – это исключенье.
И не беда, коль зло на время правду скроет,
Трудом и подвигом ей дать освобожденье,
Готов труды удвоить и утроить,
Пусть даже светит пораженье.
Но поднимать соломинку под видом штанги –
Нет горше жребия столь мудрого обмана.
6
Давно опутан мерзкой паутиной
Талантом одарённый скромный ум.
Идеи обрастают тиной.
Другое дело – сверху бум:
Богатый физик-буратино
Швыряет деньги наобум.
Силён веленьем бюрократа,
Не признает идеи брата.
7
Чем грандиознее проект,
Чем больше черновой работы,
Тем больше бесконтрольных лет,
Тем лживей и важней отчёты,
А результатов ярких нет,
Лишь изредка нам объяснят просчёты.
Конечно, виноват не ум убогий,
А недостаток новых технологий.
8
И в коллективных жерновах судьбы
Талант оригинальный вмиг измолот.
И результат безумной молотьбы
В том, что сосуд идей расколот.
Не жаждет проигравший будущей борьбы:
Два раунда – и он уже не молод.
Он парус в гавань направляет
И сильных ветров не желает.
9
Столь запоздало пониманье
К герою нашему пришло.
Попыток рабских прилежанье
Одно расстройство принесло.
Для бюрократа притяжанье
Того, что в руки так и шло.
Когда ж герой пресёк поток,
Тот не понравился урок.
10
Разрыв готовился давно.
И академик не помог*.
Он понял не добыть руно.
Сосуд не склеить, он не бог.
Мир был возможен даже, но
Столь очевиден был итог:
Судьба героя решена...
Так переменчива она.
11
Так десять лет попыток смелых
Вдруг к осознанью привели,
Что горек вкус плодов незрелых,
И времена не те пришли.
Возможно ль с группой неумелых
Вдруг обогнать всех физиков Земли?
Но шеф, как тот осёл, упрям,
Не видит очевидных ям.
12
Здесь случай преподносит шутку злую:
Опять проблему века разрешать.
Герой на грабли наступать рискует.
Ну, что ж, ему не привыкать.
Едва ль романтик даже обоснует,
Так резко в жизни путь менять.
Оставив сердца потрясенья –
В проблеме он землетрясений.
13
Поистине то спуск с высот на землю.
В который раз откат от юности идей.
Он гласу разума не внемлет,
Опять в плену сомнительных затей.
Сомнительный начальства план приемлет
Воз путанных идей осилить, как Антей.
Однако снова силы распыляет
И постепенно интерес к Земле теряет.
14
Но как же этот мир однообразен,
Опять в интриги глупой он клубке.
Неужто мало видел грязи,
Начальник высший держит на коротком поводке
Его и остальных. Но разве
Не должно начальство, пусть в совке,
Ученых в возрасте хоть как-то уважать,
Поменьше труд их притяжать?
15
Опять известный бюрократии итог.
Стандартный путь – ученых разделенье.
А что чиновник от науки выдумать бы мог?
Отточено давно подобное уменье...
И опыт, что бездарности помог
Достичь успехов суеты лишь напряженьем.
Читатель видит сам легко,
До истины здесь, как до неба, далеко.
16
Но здесь уместно снова отвлеченье.
Героя драматические дни
Совпали с днями всей империи крушенья,
И после августа надежды лишь одни
Питали всех безумным опьяненьем,
Ведь слепо верили они
Тем дилетантам, что свободу обещали,
Но власти денег, силу хаоса не знали.
17
Никто не знал всей глубины паденья,
Что приготовил нам марксизм,
Обманом, скрытым в поученья
Науки дряхлой под названьем вульгаризм,
Рождённый догмы оформленьем
В воинствующий дилетантизм,
Ведущий к полному народа оглупленью
С прямой дорогой в катаклизм.
Он коммунизмом назван был вождём,
Как в дантовом аду, мы побывали в нём.
18
И вот простейшая из догм дает осечку.
Правители, забыв элементарный страх,
Ослабили правления уздечку,
И конь взметнулся тенью – Карабах.
А дальше ...Глупость, нерешительность, беспечность
И полный кавардак в сбесившихся умах.
Месть застарелая проснулась у армян,
И следом запылал Азербайджан.
19
Затем Прибалтика, Тбилиси и Баку
Решительность центральной власти испытает.
Корабль империи давно уж на боку,
И силы, что безумно тратили, уж тают.
А колесницу власти в стену времени на всем скаку
Генсек беспечный смело правит.
Итог: шестая тверди часть
Готова в будущем пропасть.
20
Империя трещит по швам.
Раскол в ЦК все нарастает.
И вот корниловский позор и срам:
«Болезнь» генсек в Форосе коротает.
А Ельцин бьет путчистам по рукам,
На время президента власть спасает,
Но тот уже не политический жилец,
Империи ускорит сам конец.
21
КПСС распустит – мощную опору власти
И Беловежской пущи примет хор.
Империя падёт на части.
Немыслимый истории свершится приговор.
Но для людей то будет век напасти,
Как если бы лишился дом опор.
И дилетантов лепет про СНГ пространство
В сатрапиях родит разгульной власти пьянство.
22
И год еще российскую корову
Сосут сатрапии через привычные сосцы.
Когда ж Россия выпустит рублей обнову,
То будут отданы концы,
И в море экономики суровой
Отправятся беспечные пловцы.
Для мафий очень выгодный развод,
Родились состоянья через год.
23
А вот Эстонии разительный пример,
Как чемпионом мира меди стала.
Пока в плену спала экономических химер
Ленивая Россия, по госцене та медь наворовала,
Когда за взятку, например,
Дирекция по старым ценам торговала.
И пухли биржи, что служили этой цели,
Пока товаров реки не мелели!
24
Вначале коммунисты смело
Ненужную отдали власть.
Пусть демократы, коль сумеют,
Преодолеть застоя грязь.
Они же рученьки погреют,
Над дилетантами смеясь.
Когда ж народа кончится терпенье,
Наступит снова коммунистов время.
25
Но это глупый был расчёт.
Людские беды хоть безмерны,
Но так велик кровавый счёт,
Что страх пронизывает гены.
И терпит, терпит наш народ,
Ругая бывших за измену:
Как быстро эти коммунисты
Чрез власть – теперь капиталисты.
26
А ты, стареющий науки кандидат,
Держи в зубах пять сотен центов.
Гайдар свободных цен свободный ад
Подарит без излишних сантиментов.
Мы не в обиде, каждый «рад»:
В квартал имеем сто «процентов»
Зарплаты рост. Но цены не стоят
И расслабляться не велят.
27
Конечно, всё неоднородно.
В науке появились гранты,
Что можно получить, коль модным
Признают труд, или расцвет таланта...
И, впрочем, то весьма доходно.
Но более доходно квартирантом,
Хотя бы временно в Европе, скажем, стать,
Статьи с их бюрократом от науки пописать.
28
Премьер Гайдар недолго продержался.
Совет Верховный его съест.
А Хасбулатов властью упивался,
Изъездил всю страну окрест.
Противоречием закона наслаждался,
Занял дающий власть насест.
И на обломках партии всевластья,
Как в Октябре, маячит двоевластье.
29
Раздор двух бывших демократов,
Делящих аппарат страны,
Опасен. Хитрый Хасбулатов
Интриг перетянул струны.
Всё ж Ельцин ближе к аппарату,
И дни чеченца сочтены.
Вновь Ельцин переходит Рубикон,
Совет Верховный распускает он.
30
Не тут-то было. Осмелели депутаты.
Патент российский – в революцию игра.
Еще вчера сильны были мандаты,
Проверить кровью их пора.
За них, им кажется , пойдут солдаты.
И вот беснуется толпа.
В хмельном ударе мэрию громят
И посылают взять Останкино отряд.
31
Но насмерть здесь стоит спецназ,
И пыл толпы чуть охлаждён.
Велик был страх, Экран погас.
Канал резервный был включён.
И пуль свистящих смертный сказ
Услышан был. Смутьян смущён.
Наутро белый дом в огне.
История страны на дне.
32
Конец настал тут двоевластью,
Бунтовщики с мандатами в тюрьме,
Но дорого заплачено за счастье
Не оказаться в глупой и бессмысленной войне.
Решительно огонь затушен. В одночасье
Стена поставлена бунтовщиков волне.
Сто пятьдесят сожрал кровавый пир,
И ужаснулся современный мир.
33
Чтоб положить конец российским смутам,
Вновь конституцию начнут кроить.
Как если б можно было баламутам
Строкой закона в разум вбить,
Что лучше быть послушным буржуазным путам
Закона, а не бумажной догмой покорённым быть.
По конституции чужой, почти разумной,
Совет Верховный наречётся Думой.
34
Плод "европейской демократии" вполне закономерный,
Инерция истории страны сильна.
За коммунистов – выборщик примерный,
Но больше Жириновскому поверила "страна".
Хотя успех, конечно, эфемерный,
Но видно, популизмом как страна наводнена.
Вот так растление души подобием марксизма
Плодит надолго бред и торжество дилетантизма.
35
И двоевластие частично сохранилось,
И Дума всем путчистам дом родной,
Разумные реформы "демократам" только снились,
Когда воришки и чиновники командуют страной,
Когда чиновники с бандитами сроднились
И действуют стратегией одной:
Как можно больше денег из бюджета уволочь
И за рубеж скорей сволочь.
36
Но, всё ж оскал инфляции за счёт людей стал уменьшаться.
Закат означился рублёвых пирамид.
И ваучерный бред стал быстро открываться.
Заглох Чубайса хитрый ТВ хит.
Счастливчикилишь те, кто смог в Газпром податься,
Их ваучер уж точно победит.
Для остальных был памятен урок,
"Свободной экономики" расцвет был так далёк.
37
Но вот поток металла, нефти, газа,
Из оставленной страны пошёл рекой,
(Притом коррупции зараза
Терзала) на время создали покой.
Увы взметнулась воровства проказа,
И снова август роковой:
В мгновенье экономика разбита,
Чубайса, Ельцина и Кириенко карта бита.
38
Но перед этим Ельцина великая ошибка:
И долго будет нам Чечня
Религий двух икаться сшибкой,
Страдать великая страна.
Затем позорный мир и хлипкий.
Военных трудная победа предана.
Рычащий держиморда-генерал
Амбициям в угоду миролюбцем стал*.
39
И стало ясно, Ельцину не удержаться.
Отставка брезжила давно,
Хоть он великим мнил казаться,
Всем надоел. Не суждено
Великим в памяти остаться.
Когда б ценил культуру, но
Не может же обкома секретарь
Вдруг стать стране как истый царь.
40
И вот на рубеже тысячелетий и веков
Придумал он, или не он, эффектный ход:
Уйти в отставку – вот старик каков!
И это всё под Новый Год.
Едва ль найдем в истории таких шагов.
То прецедент для наших воевод.
Ведь он сумел признать, что виноват,
И сам ушел от царских врат.
41
Читатель, мы героя не забыли.
Он верил поначалу в блеск идей.
Но под обломками страны и сказок пыли
Забрезжил крах доктрины всей,
В которой о богатстве недр лишь говорили
И забывали значимость людей.
Приём, достойный демагогов ложного марксизма,
Живущий только в стане догматизма.
42
Так вот, герой наш понимал,
Что шаг назад не очень сделать трудно.
Но сотню лет, что каждый потерял...
Что лектор с Запада доказывающий нудно
Нам ценность западных начал,
Как будто не не имел ввиду подспудно,
Что гонит нас в колоний стан
И ядерных отходов бантустан?
43
Не ясно ли, что тот ущерб природе,
Что волею вождя навязан был,
И те потери в генах стойкости народа,
И что сильнейших истребил?
Здесь нужен уж масштаб не года,
А сотни лет, но час истории пробил...
И много "стран" дождалось старта,
Но долго всем ещё сидеть за партой.
44
А красных глупый заговор директоров,
Поднявших с радостью товаров цены.
Ведь при свободе рынок наш готов
Дешёвый импорт проглотить. «Измена» –
Мы слышим коммунистов громкий рёв,
Но людям надо жить, и перемены
Покажут, как работать надо,
А не устраивать парады.
45
Но больше всех наука пострадала.
Она и раньше при смерти была.
Умом лишь теоретиков еще дышала
И по теченью старины плыла.
Сильнейших вмиг "свобода отсосала",
Она ж слугою сильного слыла.
Итог: всего-то через десять лет
Имеем доживающий скелет.
46
Да, да, скелет, вилять не будем тут мы.
А как назвать останки институтов,
Когда сотрудников поменьше раза в два?
Когда в правление полезли лилипуты,
Да и у них полна лишь голова
Идей не упустить, коль подвернутся
Возможности использовать права,
Чтоб съездить иль остаться за границей,
Журавль дороже, чем отечества синица.
47
Учёный слаб, наивен, как простушка:
А сколько институтов суть дирекции кормушка.
Живёт неплохо прихлебатель и ловкач.
В науке может быть, как чушка,
Но процветает, как когда-то подленький стукач.
Вот так науки сбита мушка,
И что тут делать, хоть ты плачь.
И движется она навстречу вымиранью,
И протестует академик Страхов голоданьем.
48
Но сохраняется вся прежняя возня.
И если кто-то исхитрился
Взглянуть по-новому, то ждет его резня.
А если диссертацией вдруг разразился,
То мир ученый, извините уж меня,
Что слово неудачное сказать поторопился,
Счастливца жаждет закидать шарами,
Не белыми, как вы поймете сами.
49
Но чаще простеньким трудам дорога
Открыта, но я за них немного дам.
Не стоит думать, что сужу я строго,
Я склонен к авантюрам сам,
Но скользкую не буду тему трогать,
К героя скоро подойду трудам,
В которых он скорее фантазёр,
Чем премий будущих призёр.
50
Увы, герой отброшен от большой науки.
Теперь он близок так к Земле.
Всё чаще он подвергнут скуке.
Сам виноват, что изменил себе.
Хоть мысль мелькнёт, что то разлука,
И он вернется к юности судьбе.
О, вечная утопии игра.
Но к делу, нам давно пора.
51
Представить мысли новые героя,
Как дать теорию землетрясений.
Но колебаний я не скрою,
Понятны ль будут вам те разъясненья,
Что постепенно вам открою.
Простите, от читателя потребую терпенья.
Надеюсь, будет прок,
Если терпения окупится урок.
52
Вы помните, герой пришел из микромира.
Частиц там нестабильных много есть.
Помыслим же и мы пошире:
Вдруг захотим очаг землетрясенья счесть
Объектом колебательного мира,
Но то лишь к вероятности отнесть.
Тогда нам квантовый потребен формализм,
Чтоб вскрыть землетрясенья механизм.
53
Здесь блочная коры структура
Мир колебательный рождает.
Движений сложная фактура
Возможностей нам веер предлагает.
Законов квантовых натура
Не только в малом управляет.
Идея эта будет очевидна,
Когда подобие в случайном станет видно.
54
Идея эта сумасшедшей
Должна казаться знатокам.
И наш герой, её нашедший,
Готов её критиковать и сам.
Но дух дискретности, обретший
В волнах, доверивших теории листам
Свой нрав, что оператор*) покорить сумеет,
Когда случайность колебание навеет.
55
Но я не прав, наверное, читатель.
Зачем о сложном толковать?
Чтоб показать, что наш герой мечтатель?
Но это мог ты ранее понять.
Оригинальных мыслей он копатель,
Того, что только он сумеет отыскать.
Понятно, за научную робинзонаду
Признанием расплачиваться надо.
56
Всё чаще уступает мудрости обычной,
Избегнуть, якобы ненужных, осложнений,
И воли лень становится привычной,
Жизнь заменяется все чаще рассужденьем,
Что красота, успех подобны девушке публичной…
Как близок в те минуты к принципов забвенью!
Порой сомненье в нужности сверхбыстрого прогресса
Согласно с замедленьем в организме жизненных процессов.
57
Тебе, наверно, много интересней
Узнать, что думал он о том,
Как лебединой грустной песней
Наука плакала, и разрушался дом,
Которого на свете нет чудесней,
Ума мечтателями был населён,
Но вмиг подарен бюрократам,
Как бы в насмешку за поддержку "демократов".
58
Теперь учёный средний – нищий.
Конечно, если судим по зарплате.
Но если он заполнит нишу
Поближе к телу бюрократа,
Коллег упрёков не услышит,
То сможет пользоваться грантом.
И есть источник за границей,
Когда б идеями готов был поделиться.
59
Герой типичным был идеалистом,
На физики Олимпе побывал.
Вначале строгости ценитель истый,
Науки средний стиль не признавал.
Как не любил пройдох-эквилибристов,
Хоть сам отнюдь не идеал.
Он ненавидел около науки копошенье,
К успеху лёгкому испытывал презренье.
60
И потому, когда нелепое деленье
Единого на части вдруг пошло,
Он думал, что то даст освобожденье
От лишнего, что к телу приросло.
На деле ж было боссов размноженье,
Да и к растаскиванию денег привело.
Конечно, кой-какие плюсы были,
Но к счастью, скоро все восстановили.
61
Отметим, приступ "демократии" нелепой
Как раз тогда происходил,
Когда начальники ломали репу,
Урвать поболе у учёных-простофиль,
И деньги тратили на дачу-крепость.
Гнев без зарплат оставшихся наверх переходил.
До демонстраций даже доходило,
Ай умники, ай "демократы", вот как мило.
62
Под носом у себя не видите пройдох,
Что ваш пирог растаскивают лихо.
Увы, но каждый будто бы оглох,
И хоть кричи, сидит, как самый умный, тихо!
Учёный – раб, по новой фене лох,
Поистине, в науке жизнь – шутиха.
Вот значит то, что мысль на поводке –
У ласкового подлеца судьба учёного в руке.
63
А вспомним, здесь не тот ли след,
Что нам хозяйственник оставил,
Когда, чем хуже и поболе будет бед,
Тем вероятнее, чтоб люд заставил
Вернуть коммунистический весь бред,
Чтоб вновь он дураками правил.
Но, видно, метит шельму Бог,
России выстоять помог.
64
Вот почему герой наш Робинзон.
В науке он не видит жизни зрелой.
Увидит, как порой хамелеон
Гордится демагогией умелой,
И мысль его разит, как скорпион,
Кому открыть мечту хотел он?
И лень безмерная все чаще им овладевает,
И интерес к науке он теряет.
65
И тошен долгий и упорный труд,
Чтоб встроить собственное достиженье
В науки пройденный маршрут,
Что часто лишь авторитетов мненье.
Ну, как не вспомнить умным тут
Остроконечников и тупоконечников боренье.
И задаешь вопрос, а нужно ли тебе
Отдаться добровольно этакой судьбе?
66
Не лучше ли признать,
Что зря с Олимпа ты спустился.
Точнее, не поднялся заново опять,
В долине долго копошился,
Не смог гордыню уломать,
В долине так и не прижился
И смотришь в выси гор с сомненьем,
Довольно ль сил и разума хотенья.
67
Но, кажется, не только он
Слывёт среди учёных чудаком.
Герой наш слышит камертон,
Да, с этой песней он знаком.
Директор страстною идеей поглощён.
Как юноша, в борьбу он вовлечён.
Герою нравится столь яркое горенье
И Страхову*) дарит стихотворенье:
68
«О, муж, рождённый не для брани,
А для спокойного борения идей.
Но, остро чувствуя страданья,
Стараешься умом зажечь людей,
Идешь на муки голоданья,
Готов терпеть, как Прометей,
Коллег брезгливое непониманье,
Привычное холопов прилежанье.
69
Жаль, глас твой вопиёт в пустыне
И с гидрой борешься один,
Но будут и сторонники отныне,
И будешь, будешь положенья господин,
Когда б неумной государственной машине
Ты прописал волшебный витамин,
Ум провиденья подарил
И уважение к народу возродил.
70
Настал твой час, ты пренебрёг молвой.
Как прежде, дух твой радостен и молод,
Доволен сложной, но завидною судьбой.
Ты зло готов крушить, как молот.
Пусть в отдалении стоят они толпой,
Чей ум расчётливый расколот
Меж правдой и безвольным подчиненьем.
О, если бы зажглись они твоим гореньем».
71
А может, нам оставить здесь героя.
Скажу вам, молодцу уж шестьдесят.
Кто знает, может, новую страницу он откроет,
Ведь молод он душой от головы до пят.
Тогда от вас его успех не скрою
И думаю, что мне простят,
Героя что оставил я на перепутье,
Но согласитесь, должен отдохнуть я.