"ЯЙЦЕКЛЕТКА"
ЧАСТЬ 1. МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ, КОГДА СУДЬБА НЕ ПРОТИВ
- Ощущения есть реальность?
- Да…
- Как я могу это проверить?
- Ты? Никак…
- Реальность может не совпадать с ощущениями?
- Конечно…
- Тогда какой смысл в моих ощущениях?
- Иллюзия реальности тоже реальность…
ГЛАВА 1
Книга слегка припорошена снегом.
Томик в жестком переплете на две сотни страниц, заботливо вложенный в одноразовый шуршащий пакетик. Сквозь матовый полиэтилен просматривается название: «Неизвестная Стихия». Имя автора почти неразличимо, мешает покрывальце из снежинок. Рядом алеет пара свежих подмерзших гвоздичек. Положили утром. Петр незаметно огляделся. У церквушки толпится народ, окружив скорбной полуподковой выход. Кому до старика дело?
С трудом присев, он торопливо сгреб в мусорный мешок засохшую массу старых цветов, несколько пластиковых стаканчиков и огарки разноцветных свечек. В основании обелиска под слоем снега неожиданно обнаружился плоский флакончик элитной водки, облепленный ледяной крошкой. Усмехнувшись, Петр отправил бутылку в мусор. Сняв рукавицы, еще раз привычно стрельнул глазами по сторонам, быстро подобрал книгу, отряхивая снег. Разогнувшись, поправил старомодный клетчатый шарф, упихивая выбившиеся концы за пазуху.
Книга надежно легла во внутренний карман. Даже видеонаблюдение вряд ли заподозрит неладное. Обычная ежедневная возня персонала на рабочих местах. И – он точно знает – в этой части кладбища видеонаблюдение не предусмотрено. Пройдясь веником по седому граниту, Петр окончательно уничтожил следы преступления. С дорогого обелиска за ним внимательно наблюдает мужской барельеф.
«Прости, братан, – неожиданно родилось мысленное обращение. – В моей коллекции этого сборничка нет. Тебе ни к чему, а мне будет, о чем подумать». Вытянув из валенка мягкую щетку, он смахнул снег с барельефа. В очередной раз придирчиво оглядел литое изображение.
Распахнутый ворот джинсовой рубашки, высокий лоб, зачес коротких волос. Открытое, без морщин лицо, полуулыбка. При желании можно разглядеть искорки в глазах. Очень жизнеутверждающе. Памятник появился в позапрошлом сентябре, ровно через два года после смерти. Заказная работа не местного исполнения в виде энциклопедического тома невероятных размеров. Беломраморное страничное нутро в шикарной толстой обложке из черного карельского гранита. Под барельефом объемная вязь почерком усопшего: «Глеб Параллельный». Золотом посмертный стих-посвящение, даты входа и выхода. Немного не дотянул до сорока пяти…
Петру нравится памятник, хотя лицо выглядит чрезмерно оптимистичным, даже несколько беззаботным. Этакий баловень пера – сел, придумал, написал. Если бы все было так просто, читающие дамы и господа…
– Иваныч, ты часом не знался с ним? – неожиданно раздался сзади прокуренный голос директрисы.
Петр сунул щетку за голенище, неспешно поднял заметно потяжелевший мешок. Отряхнув веником валенки, одернул засаленный пуховик. Неловко развернулся всем корпусом к начальнице, чуть прихрамывая на левую ногу. Поправляя линялую кроличью ушанку, он невзначай надвинул ее на глаза. Впрочем, это перебор. Надо быть естественней. Марго весьма сметливая баба.
– Это вы про что, Маргарита Львовна? – негромко спросил заместитель, сгорбившись в учтивом полупоклоне.
– Не про что, а про «кто»! – Директриса куталась в куцую песцовую шубку с капюшончиком, стараясь не повредить прическу. Фасон «для работы с клиентами». В ближайшем проезде высился служебный джип «лексус». – Ты меня, Иваныч, за лохушку не держи! Я давно заметила, как ты тормозишь у могилы, будто примагниченный. Поди, из одной бутылки вдохновение черпали, а?
– Господь с вами, Маргарита Львовна! – хохотнул подчиненный, утирая рукавицей налет инея с бородатого лица. – Кто он, и кто я? Да с чего вы взяли, что покойный алкал? Говорят, он книжки интересные слагал, вон цветов-то сколько тащат, не переставая. Посему и приходится чаще других внимание уделять. Вы меня первая к ответу призовете, ежели непорядок с захоронением случится…
– Еще как алкал! – назидательно воскликнула директриса, зябко притопывая модельными полусапожками из белой замши. – Они, творческие натуры, все бухари! По пьяному делу и представился, прости, Господи, за речи бранные! А насчет порядка, ты верно заметил! Глаз не спускай. А то вдовушка-то писательская в момент разгон учинит! Нельзя, чтоб народная тропа зарастала. Поклонники таланта, понимаешь, с могилки должны прямиком в лавочку, да книжек прикупить. Память тоже приносит прибыль! А иначе, какой толк с покойника?! Только чем она думала, когда в бюджетном углу место покупала?
– Зачем вы так, Маргарита Львовна? – удивленно протянул Петр. – Лицезрел я вдовушку неоднократно. Вроде неплохая женщина. Скорбит по усопшему…
– Ага, как же не скорбеть! – язвительно поддакнула начальница, настойчиво обернувшись в сторону «лексуса». – Она теперь вдова литературного гения! А когда-то была женой обыкновенного алкаша-графомана. И за что некоторым бабам так фартит?!
Тонированное стекло автомобиля наполовину опустилось. Упитанная физиономия водителя-охранника заученно изрыгнула, перекрывая шум ветра:
– Маргарита Львовна! Вас к телефону!
– Извини, Иваныч, земные дела ждут! У нас еще будет время о вечном посудачить. – Директриса засеменила к машине. – Да, сегодня важного человека хоронят. Вон, уже отпели. Пригляди там, чтобы по-людски закопали! Да соседних могил не потопчите, знаю я вас! Мне потом отбрехиваться от родственничков! Сейчас дурных нет, все бабки считают. Ты понял?
– Сделаем в наилучшем виде, Маргарита Львовна, не извольте беспокоиться.
– Ой, Иваныч! – Директриса обескуражено рылась в кармане шубки, торопливо возвращаясь. – Совсем заговорилась! Тебе кое-что причитается! Принимай подарочек! Будешь теперь на связи, по ранжиру положено. Платить не надо, это корпоративный тариф. Держи, пока я добрая!
Она настойчиво протягивала ему свой мобильник. В другой руке поблескивал хромом новенький смартфон. Ей, похоже, тоже обломился презент.
– Зачем он мне? – удивился Петр. – Я всегда на связи. Куда я денусь с кладбища?
– Дают – бери! – Марго сунула телефон в карман пуховика.
– Уговорили…
Петр не видел, как из-за черного стекла его внимательно сверлят безразлично-серые глазенки водителя. Бывший спецназовец Сашок вступил в должность месяц назад. Он никак не может взять в толк, зачем директриса держит около себя этого убогого калеку.
«Неизвестная Стихия»…
Быстро управились, ничего не скажешь.
Анонс в инете едва ли не на прошлой неделе появился, а книга уже в продаже. Удивительно, но авторское название сборника не поменяли. Вероятно, оно вполне устроило специалистов по литературному маркетингу. Добротная получилась книжица. Лаковая обложка, белоснежная плотная бумага, качественная печать. С дизайном слегка погорячились, романтики многовато. Престижное издательство, ух ты, мать вашу! Тираж 300 тыс. экземпляров?! Принимай поздравления, Глебушка…
Непостижимо, парадоксально, смешно…
Стихи не имели ни малейшего шанса когда-либо быть опубликованными. Этот сырой бред даже в сеть нельзя выкладывать – раздерут в клочья, размажут кроваво сопливые ошметки по виртуалу стартующим в назидание. Всей невидимой орде домашних самописцев, рвущихся к «пониманию», кто не уяснил железного правила засасывающих инетовских читален – прежде чем нырнуть, подумай, хватит ли сил всплыть обратно?
На титульном листе крупным нервным почерком: «Серега, прости нас…». Петр ухмыльнулся. Очень лаконично, трогательно и главное – вовремя. Чего же не уточнили, кого прощать, за что? Не парьтесь, ребята. Бог простит. Ему сподручнее…
Смеркается.
Он намеренно не включает свет. В это время еще положено обихаживать территорию. Десять минут назад черный «лексус» укатил в город. Как по расписанию, не позднее пяти вечера. Предварительно Сашок упихал в багажник пару ящиков спиртного, объемистые пакеты с продуктами, сложил несколько ярких разнокалиберных коробок в подарочной упаковке. Напоследок небрежно бросил на заднее сиденье огромный букет роз. Почтительно склонив бритую башку, в которой при Марго появляется резиновая дырка-улыбочка, распахнул перед начальницей дверку.
Этот спектакль без комментариев Петр почти ежедневно наблюдает из оконца небольшого полуподвального помещения, которое служит ему домом и мастерской с тех пор, как Марго взяла на работу. Взяла в тот самый день, когда он впервые увидел могилу Глеба Параллельного. Вернее, Сергея Владимировича Хлебова. Именно так было написано на табличке, прибитой к скромному дубовому кресту.
Хмуро оглядев свежий холмик, увенчанный бюджетным венком «Спаси и Сохрани», да парой усохших букетиков, он, словно пьяный, проковылял к родителям. Там и наткнулась на него бдительная директриса, заметив непонятного визитера, сидящего в позе мыслителя пятый час.
Петру в некотором смысле повезло с покойниками. Ему довольно долго не приходилось сталкиваться с погребальной стороной жизни. В городе не было родственных захоронений, поскольку родители с первым ребенком перебрались сюда в расцвете лет во второй половине прошлого столетия. Тогда это было ударной нормой – срываться семьями с насиженных мест на очередную стройку века. Спустя годы он понял, что основной причиной, толкавшей граждан великой страны на великие переселения, была нужда.
Когда стукнуло сорок два, в его жизни появилась могила матери. В тот самый год, когда он вроде как успешно воплотил в жизнь новый бизнес-проект. На радость жене и дочери. Знай наших, все вернется, все еще будет! После двухлетнего застоя он, наконец, нашел тему, компаньона с деньгами и отгрохал крутой суши-бар в центре города. За день до открытия мама умерла во сне от инсульта. Интуиция шепнула: «Это плата за возвращение… Плохой знак… Беда редко приходит одна…»
Наитие не подвело.
Оно вообще редко подводит Петра. Суши-бар заглох через полгода, когда вначале остановилась судоверфь, а затем обанкротилась мебельная фабрика – два градообразующих предприятия. От потери всего нажитого спасла порядочность партнера и история отношений, начавшаяся в средней школе. Компаньонов Петр подбирал так же не без участия внутреннего голоса. Тем не менее, кое-что пришлось отработать. Семья вспомнила, что значит, жить на зарплату.
Желанная реанимация не состоялась.
То самое личностное возрождение, на которое он возлагал внезапно рухнувшие надежды. Похоже, прав философ – невозможно войти в одну воду дважды. Но он приложил титанические усилия, чтобы это была другая вода! Захватывающая, созидательная, питающая не только оболочку, но и суть наполняющую. Этот проект должен был в корне отличаться от первого.
Его стартовый бизнес подхватил вирус вскоре после дефолта, как многие беззаботные торгашеские делишки, которыми в девяностые не занимался только ленивый или совсем тупой. Жаль, ушло безвозвратное времечко легких деньжат!
Как ни странно, шока тогда не последовало. Бизнес был примитивный – банальная перепродажа результатов чужого труда. Отупляющая цепочка купи-продайских сделок, быстро потерявшая всякий смысл. К деньгам человек привыкает обидно скоро. Индивид же, обученный ходить на работу, приносящую профессиональное удовлетворение, закисает еще раньше. Вот только близким этого не понять.
Чего еще можно желать от жизни, когда доход семьи позволяет жить так, как не мечталось крупному начальнику докапиталистической поры?! Конечно же, большего дохода! Одной машины на семью недостаточно! Современные женщины на общественном транспорте не ездят! Евроремонтом и обстановкой с иголочки в новой России тоже никого не удивишь. Толковые люди уже загородные домики под старость выстроили, да детишкам местечко для жизни обустраивают. Тряпок, барахла и побрякушек никогда много не бывает! Каждый год в отпуск за границу – это, конечно, похвально, но, сколько еще стран заморских повидать надо!
Дочка на выданье подрастает, о ней кто подумает?
Жениха перспективного разве заманишь таким несерьезным приданым? Сейчас все так живут! Только вперед, к старому возврата нет! Назвался груздем – маринуйся по полной! Не можем мы позволить себе откатиться на прежний уровень. Что люди молвят?
Дожили – в Турции отдыхаем! Кому скажешь – позору не оберешься!
Семья категорически не желала понимать, почему муж и отец спокоен как носорог, пока умные люди активно спасают мрущие стадами фирмочки и магазинчики.
Нельзя сказать, что Петр совсем ничего не предпринимал.
Во-первых, фирма с перебоями, но кормила. Кое-что отложено на черный день. Конечно, голова думала и денно и нощно. Но так уж запрограммирован Петров арифмометр, что надумать он может только то, что цепляет его за живое. Больше года он поддерживал тонущий бизнес на плаву, тщетно роясь в себе. Надолго запирался в офисе по выходным, придумав для близких несуществующие дела. Часами сидел на берегу Волги, замыкаясь на красоту великой реки. Ответ не приходил.
В один из таких дней уходящего лета он неожиданно услышал внутри себя шепот. Странные ритмические декламации. Это был первенец, контрабандно прокравшееся в сознание несмелое четверостишие на природную тему. Когда пробормоталось первое, вкрадчиво отчиталось второе. Затем третье, четвертое…
Петр навсегда запомнил неземное ощущение блаженной прострации, когда слова складываются в строчки. Он даже не пытался выдумывать рифмы, они всплывали сами, несколько штук на выбор. Тем не менее, он, будучи человеком трезвомыслящим, предпочел закончить зашедший в тупик поиск истины, вернувшись к делам. Кого накормишь баснями?
В субботу, сидя в пустующем офисе, он вновь услышал, как в голове неторопливо бубнит вчерашняя стихотворная галлюцинация. На этот раз она отличалась большей четкостью и, как ему показалось, текст явно отредактировался. Помедлив, Петр взял карандаш. Через несколько минут бумага приняла то, что явилось началом непредсказуемых изменений в его предпринимательской жизни.
Как все наивные люди, он сразу совершил грубую ошибку.
Вечером, во время семейного ужина, Петр таинственно извлек из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок бумаги. Жена с дочерью вопросительно уставились на него, нехотя отвлекшись от ток-шоу. Он приглушил звук телевизора. Заметно волнуясь, откашлялся. Глубоко вдохнув, медленно зачитал стихотворение.
Повисла бесконечная пауза.
То, что Виола немедленно поставила диагноз, отчетливо читалось по ее насмешливо-тревожному взгляду, в котором он не увидел ни малейшей заинтересованности. Скорее, наоборот. Так смотрят на тех, в чьих умственных способностях возникло серьезное сомнение.
– Пап, это чье? – тихо спросила дочь.
Семейный покой еще можно было спасти. Достаточно удачно соврать.
– Мое, Светлячок, – глупо улыбнулся Петр.
– Это ты сам написал?! – Светлана восхищенно захлопала в ладоши. – Когда, пап?
– Сегодня, – еще шире улыбнулся Петр, пытаясь вовлечь в процесс жену. – Вернее, вчера! Точнее, вчера я его услышал, а сегодня записал! Правда, классно получилось?
– Теперь понятно, чем на работе занимаешься, массовик-затейник! – Виола уничтожающе усмехнулась. – Лучше бы деньги зарабатывал, как все нормальные мужики!
– Мам, зачем ты так? – Дочь попыталась сгладить ситуацию.
Но Петр явственно ощутил, как между ним и женой неумолимо выкладывается глухая стена враждебного непонимания. Виолетта получила долгожданные сведения о делах мужа. Конфликт зрел давно, ей требовалась веская причина. Теперь она знала, в какое место наносить удары. Ее уже нельзя было убедить, что тревогу бить рано.
Она видела и чувствовала, как сокращается доход семьи. Несмотря на то, что Петр исправно оплачивал запросы жены и дочери из заначек, не давая повода для скандалов. Светлана учится в престижном колледже на дизайнера. Естественно, на коммерческой основе. К весне запланировано приобретение японского внедорожника. На Новый Год он покажет девочкам Прагу и Карловы Вары. Кто сказал, что мы плохо живем?
Виолетта не имела ничего против нового джипа и Чехии.
Но она всегда полагала себя истинной хранительницей очага. Она также свято верила в то, что в ответе за тех, кто ее приручил. Она прощала мужу сверхурочный трудоголизм, закрывала глаза на корпоративные вечеринки, зная, что Петр патологический однолюб. Виола не поддерживала снятие бизнес-стрессов парой бутылок пива, но относилась к периодическим субботним возлияниям Петра с пониманием. Мужик много работает, деньги в дом таскает. Полтора литра пива и даже сто пятьдесят капель водочки под домашние котлетки в любом случае меньшее зло, нежели с партнерами в бане коньяк глотать.
В тот вечер Виолетта привычно взяла ситуацию под жесткий контроль.
– Дай-ка сюда! – Она ловко выхватила стихотворение у Светланы, энергично превращая листок в мелкие клочки. – Чтобы это было в первый и последний раз! Лучше подумай о том, в чем мы со Светкой в Чехию поедем. Ни курток нормальных, ни сапог! В поэзию его потянуло на старости лет! А фирма, наверное, уже на ладан дышит?! Поэт доморощенный!
Бородатость скрыла саркастическую улыбку, вызванную воспоминаниями. Петр включил настенный светильник, устраиваясь поудобней на жесткой кушетке, застеленной старым солдатским одеялом. Самодельный обогреватель уже наполнил каморку теплом. Много ли человеку надо для счастья?
Он открыл сборник на первом стихотворении.
«Аз Трава»… Действительно, та самая, первая редакция…
Пробежав глазами по строчкам, отметил, что верстка на уровне, знаки препинания на месте. Иллюстрация не портит впечатление. В очередной раз лизнуло странное ощущение – даже заурядный стишок, облеченный в книжное исполнение, читается абсолютно по-другому, нежели экранная версия. Петр дружит со словом, это непредвзятое мнение Маргариты Львовны. Но почитание формы слишком велико. Этого уже не вышибить ничем. Если напечатано в книге, стало быть, заслуживает внимания и уважения.
Следующие два стиха оказались совсем коротенькими, с невнятной ритмикой и ускользающим смыслом. Но искреннее «Родителям» он перечитал трижды. В этом прочувствованном посвящении каждый мог услышать лишь то, что транслируется в душевно-мозговую копилку названием стихотворения. И жизненным опытом.
Родители…
Когда умерла мама, отец не смог принять ее кончину. Его хватило всего на два года. Большего одиночества не потянуло двухинфарктное сердце. Хотя, батя со своей деревенской закваской вполне мог прожить еще десяток лет.
Петр отложил книгу, вытягиваясь на кушетке.
Мама… Никогда не лежала в больнице, ни на что не жаловалась. Ее просто не стало. Вечером он поговорил с ней по телефону, а утром в его жизни уже не было матери. Седьмой год, как ее нет. Более пяти лет его личный сиротский стаж. Оказалось, к этому невозможно привыкнуть. Нельзя жить без того, что с раннего детства сопровождает нас как воздух. Это воспринимается незыблемым и вечным.
Родительский дом…
Вы больше никогда не постучитесь в родную дверь, за которой раздается неторопливое шарканье. Не сыграете с отцом в древние шахматы, не почувствуете на голове теплую материнскую руку. Вы продолжаете жить без этого. Вам будет крайне нелегко отыскать внутри себя и вовне должные противовесы для вечного груза.
Заныла поврежденная нога. Она всегда напоминает о себе, когда он копается в прошлом. Прошлое коварно и недружелюбно. Даже если извлекать из него исключительно позитивные факты и явления, оно неумолимо подтолкнет к тому, что заставит окунуться в грусть. Таково свойство человеческой натуры. Прошлое всегда отдает печалью. Чем старше мы становимся, тем меньше причин для беззаботной радости. Разве мог он когда-либо предположить, что будет доживать жизнь рядом с последним приютом родителей?
В первую годовщину смерти матери Петра постигло откровение, когда он стоял над ее могилой, обнимая беззвучно рыдающего отца. Батя старался держаться, но было видно, как он угасает на глазах, теряя остатки интереса к жизни. Петр вдруг подумал, что существует некая верховная закономерность в том, кому из двух вместе проживших жизнь уходить первым, а кому замыкающим. Этот расчет на первый-второй крайне несправедлив, но неизбежен. Он неожиданно примерил его на себя.
Из двух любящих друг друга счастливым можно полагать того, кого призовут первым. Первому ушедшему не придется испытать оглушительную горечь внезапной потери. Первый не оставляет в памяти покойную маску родного лица. Он не узнает, что такое могила любимого человека. Ему не надо стараться выглядеть в глазах детей сильным и мудрым родителем, принимающим смерть половины достойно. Уходя, он не несет этого тяжкого опыта – общение с захоронением спутника всей жизни. Он не увидит того места, где выкопают яму для его гроба. Что испытывает человек, глядя на прямоугольник земли, на котором вскоре появится земляной холм с крестом и табличкой, где начертано его имя? Насколько услужливо в таких случаях воображение?
Петр механически перекинул несколько страниц, убегая от вопросного тупика. По человеческим правилам выходит, что мужику положено уходить вторым. Хотя бы потому, что он мужик. Ему не требуется много жалости и сострадания, ему проще нацепить маску стоика. Мужику, даже одинокому, во всех смыслах и легче и проще. Есть руки, ноги, голова – Бог не даст пропасть, когда сохранился хотя бы малейший смысл оставаться среди живущих. Настоящего мужика очень нелегко потопить, даже если по всем признакам он давно считается безвозвратным топляком.
Требуется лишь одно необходимое условие. Судьба не должна быть против. Неисповедимо, что на самом деле подтолкнуло циничную торгашку, а ныне успешную бизнес-леди похоронного дела Маргариту Львовну заговорить с Петром, когда он молча делился с родителями последними новостями. Впоследствии ему не довелось замечать за ней подобных приступов необъяснимой заботы о посетителях кладбища.
– Мужчина… Вам плохо? – За показной искренностью таилось желание не иметь лишних головных болей во вверенном хозяйстве.
– Кому? – Петр вернулся в мир живых. – Мне?
– Вам, – сухо подтвердила плотная русоволосая женщина в темном деловом костюме с папкой для бумаг подмышкой. – Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, никак… – Он понял, что перед ним кто-то из местного менеджмента. – Мне не может быть плохо…
– Вам такси вызвать? – Намек более чем ясный.
– Такси? – удивленно переспросил Петр. – Благодарю, нет. Мне некуда ехать. И не на что…
– То есть? – Деловая женщина дала понять, что ее терпение и такт небезграничны. – Вы приезжий?
– В каком-то смысле… – Петр попробовал разойтись с ней, но межмогильное пространство не позволяло совершить маневр, не толкаясь. – Извините, я пойду…
Марго не уступала дорогу. Она поочередно оглядела обелиски на родительских могилах, напряженно сканируя странного посетителя проницательным взглядом. Непонятный тип. На бомжа-побирушку не похож, но приметы человека социума в нем как будто припорошены бездомным налетом странствий.
Поношенный спортивный балахон, под горловиной которого спрятана седая растительность лица. Мятые застиранные джинсы, стоптанные кроссовки. Волосы скрыты черной шапочкой-чулком, хотя на дворе запоздалое бабье лето. Ощутимо прихрамывает, опираясь на палочку, из-под правого рукава торчит несвежий бинт. Устало отрешенный взгляд куда-то внутрь себя. Тем не менее, неуловимо сохранившиеся манеры интеллигентного человека. И что-то еще… Осознанная безысходность, граничащая с абсолютной свободой? Вряд ли Марго так глубоко копала, но любопытство толкало на поиск разгадки.
Иначе, как объяснить тот судьбоносный вопрос:
– Мужчина, что вы умеете делать?
– Много, чего умею… – Петр смешался, мгновенно оценивая ситуацию. – Но… У меня небольшие проблемы с ногой. Временного характера…
– Ног и рук здесь хватает. А вот с мозгами напряг! – Дамочка властно придвинулась, втягивая носом воздух. – Пьете?
– Зачем? – Петр инстинктивно отодвинулся, стараясь не задеть пышный бюст. – Не употребляю. С некоторых пор…
– Неужели? – насмешливо сощурилась женщина. – Что, совсем-совсем не употребляете?!
– У меня нет причин, – усмехнулся Петр.
– Ха! Так я и поверила! – недоверчиво фыркнула потенциальная работодательница. – У мужиков так не бывает!
– Бывает. – Он посерьезнел. – Когда нет источников причин.
– С тобой не соскучишься, философ! Как звать-то?
– Петр… – сказал он после долгой паузы. – Петр Иваныч.
– А меня Маргарита Львовна. Я директор кладбища.
– Я понял. – Петр незаметно вздохнул.
– Когда сможешь приступить к работе, Петр…э-э-э…Иваныч? – Она скосила глаза на отцовский обелиск.
– Сегодня могу приступить, Маргарита Львовна, – тихо ответил он. – Только, это… Документов нет… С собой…
– А то я не вижу! – Марго просветила его холодным рентгеном зеленых глаз. – Ты везучий, Петр Иваныч! У меня погост, а не ментовка. Но здесь я полновластная хозяйка. Мое слово – закон! Если потребуется – разберусь с кем угодно без лишних бумажек! Уяснил?
– Не дурак…
– Тогда следуй за мной, Иваныч-не дурак, обсудим контракт детально.
Устный «контракт» оказался не просто взаимовыгодным. Марго не ожидала, насколько прозорливым оказалось ее чутье. Начав согласно табели о рангах с рытья могил, Петр уже через пару месяцев стал неформальным лидером бригады местных разнорабочих. При нем разношерстный контингент очистился от мародеров, пьяниц, лодырей и прочих любителей скоротать сложный отрезок жизни на незамысловатой работенке. Марго ни разу не слышала, чтобы Петр доказывал правоту с помощью рукоприкладства или трехэтажного диалекта русского языка. Не отличаясь богатырской комплекцией, он, тем не менее, быстро завоевал в глазах исконно беспредельной кладбищенской братии непререкаемый авторитет. Даже отсидевший за разбой крепкий тридцатилетний селянин, имевший весьма скользкую репутацию, предпочитал не связываться с Петром. Как бывший зек, парень спиной чувствовал, что за медитативной убогостью калеки Иваныча высится настолько заоблачный жизненный опыт, что пробовать его броню на прочность равносильно самоликвидации.
Как позже выразилась Маргарита Львовна, не умел Иваныч разве что принимать роды. Со всем остальным Петр был на «ты». Он легко справлялся с работой водителя, отделочника, плотника, электрика, сантехника и даже сварщика. Петр до поры не догадывался, что в штатном расписании у Марго половина кладбищенских вакансий заполнена близкими и дальними родственниками, которых она исправно «принимала» на службу по мере освоения безотказным работником все новых трудовых областей ее обширного хозяйства.
Когда Маргарита Львовна случайно выпытала у Петра про его бизнес-прошлое, их сотрудничество перешло на качественно новый уровень. Марго давно требовался толковый бумажный помощник с навыками делопроизводителя. Официально эту должность занимает ее непутевый племянник, который появляется на работе исключительно в день зарплаты. Петр не сразу принял предложение. Его основные функции, так или иначе, неразрывно связаны с организацией работы похоронной команды и уходом за могилами. Дополнительных поручений хоть отбавляй. Но дело не в количестве задач. Времени у бездомного одиночки, живущего при кладбище, неизмеримо больше, чем у нормальных людей. Он понимал, что даже эпизодическая офисная нагрузка ощутимо снизит его рейтинг в глазах людей, привыкших видеть в нем своего.
Лишние деньги ему не требуются. Того, что платит Петру начальница, вполне достаточно, поскольку тратиться обеспеченному казенным жильем, одеждой и питанием человеку особо не на что. Но упорная Марго нашла слабое место в обороне. Будучи по совместительству ночным сторожем здания кладбищенской управы, Петр добился у руководства разрешения иногда посиживать за компьютером в директорском кабинете. По официальной версии, он коротал ночные часы за нехитрыми игрушками. На самом деле, его целью является хождение в сеть. Он не злоупотреблял доверием начальства, зная, что все стоит денег. Следы вскрытия интересующих его ресурсов Петр тщательно заметал. Как опытный стратег, Марго делала вид, что не догадывается о его мелких шалостях.
Когда ей надоело уговаривать Петра на очередную трудовую повинность, она мягко намекнула, что в ее власти прекратить ночные вылазки сторожа во всемирную паутину. Наткнувшись на его стекленеющий взгляд, директриса быстро приняла сверхмудрое решение.
Недавно ей подарили бесконечный по счету навороченный ноутбук. Укомплектовав никчемный подарок безлимитным 3G-модемом, она торжественно вручила аппарат обалдевшему Иванычу. Отныне он мог пользоваться крутой техникой не выходя «из дома», но поручения по ведению входяще-исходящей переписки и сопровождение договорной базы также вошли в круг его обязанностей.
И, наконец, жирную пятерку с плюсом по человековедению Маргарита Львовна получила около года назад, когда Петр неожиданно проявил себя в стихосложении. На кладбище исправно функционирует мастерская по изготовлению надгробных памятников, принадлежащая ее брату. Обелисковые посвящения в стихах и прозе слал по электронной почте неизвестный автор. Как-то раз, возмутившись явной халтурой, Петр собственной рукой почиркал очередное соболезнование, внеся правки в текст. Марго не оценила его порыва, хотя и отправила заказ на доработку. Но когда он забраковал бессмысленную водянистую оду в честь пятидесятилетия ее мужа, – крупного чиновника в областном правительстве, – талант Петра вырвался на широкие просторы. Отныне Маргарита Львовна более не тратилась на гонорары дипломированному сказителю. Она целиком доверила ответственное направление Петру, не забывая подкидывать задания по случаю праздников, свадеб, дней рождения и прочих торжеств в многочисленных списках родни, партнеров, друзей и хороших знакомых.
Петр задумчиво листал сборник.
«Любимой…» Когда его осенила блестящая идея посвятить стихотворение Виоле? Спустя семь или восемь месяцев, когда в багаже уже насчитывалось более сотни стишков, стихов и даже оформилась пространная юмористическая поэма о великом и могучем языке.
Странно и глупо…
Почему не написал раньше? Возможно, все пошло бы по другому пути. Но тот запоздалый, отдающий юношеским максимализмом стих, уже не мог ничего исправить. Виолетта, конечно, постаралась выглядеть растроганно благодарной, но глаза говорили о другом. Она поняла, что с мужем все гораздо серьезнее, чем казалось вначале.
Насколько тяжелой оказалась болезнь, не догадывался до времени сам Петр. Понимание шло частями. Первые месяцы из него буквально круглосуточно лезли стихи, которые он торопливо фиксировал на чем попало. Далее неуклюжие стиховыбросы различной объемности перекочевывали в память компьютера. В офисном шкафу быстро пухла папка-скоросшиватель. Темы стояли плотной очередью, не давая возможности осмыслить происходящее. Иногда он набрасывал по две-три задумки одновременно.
Рифмо-извержение длилось более года.
Петр, как мог, скрывал затяжной недуг от семьи, надеясь, что гейзер стихийной эмоциональности рано или поздно иссякнет. Он уже не записывал идеи подряд, как в первые недели. Наметился некоторый спад, внушающий слабую надежду на избавление от цепкой зависимости. Но, обследуя перед стирками его рубашки, Виола нередко натыкалась на мелко исписанные листочки. Накануне долгожданной стихотворной паузы, она в очередной раз попыталась вразумить мужа, обнаружив в книге закладку в виде незаконченного «О смысле жизни».
– Когда это кончится?! – раздраженно воскликнула жена. – Ты в этом месяце хоть что-нибудь заработал?! У Светки все подруги давно на колесах! Она тебе не скажет, но я-то вижу, что ребенок себя ущербным чувствует! Про себя даже говорить не хочу! Тебе всегда было плевать на мое мнение! И на меня тоже! Разуй глаза, писатель! Ты не видишь, в чем я хожу?! Когда ты последний раз давал мне денег?!
– Виол, если нужны деньги, скажи, сколько надо! – Он привычно отбрыкивался, чувствуя, как с каждой ее репликой увеличивается пробоина в корпусе семейной лодки. – Я знаю, что Света хочет машину. Я работаю над этим!
– Над чем ты работаешь!? – Виола заплакала, разворачивая листок. – Вот над этим? «О смысле жизни»! Вы посмотрите на этого мыслителя всех времен и народов! Тебе сколько лет! Неужели ты до сих пор не понял, в чем смысл жизни, балбес великовозрастный?! Еще скажи, что ты мечтаешь опубликоваться! Стать известным и заработать на этом детском лепете кучу денег, да?! Имей в виду, – если не прекратишь заниматься ерундой, – я с тобой разведусь! Мне позор на старости лет не нужен! Я не собираюсь кормить нищего графомана!
– А кто тебя просит?! – Он огрызнулся, понимая, что аргументировать нечем. – Я сто раз объяснял, что специально ничего не пишу! Этот само происходит!
– Мне фиолетово, как это происходит! – Виола бросила стих в мусорное ведро. – Но если я еще раз наткнусь на твой гениальный бред, пойдешь жить к родителям! Ты понял?!!
«Ах, Виолонька, солнышко ясновидящее! – Петр отложил «Неизвестную Стихию», собираясь встать. – Если бы ты знала, как точно сбываются твои пророчества! Я в самом деле живу с родителями. Только насчет денежек ты не угадала, мой маленький маркетолог. Жаль, что я не могу напомнить тебе тот разговор, жаль…»
Он прошел к столу.
Присев на табурет, включил ноутбук.
Зайдя на популярный литературный портал «самострел», открыл знакомую до мелочей страницу Глеба Параллельного. Подмигнув отфотошопленной фотографии, машинально прочел заглавный анонс: «Писатель и поэт Глеб Параллельный трагически погиб…»
Когда-то это была одна из сотен тысяч виртуальных страниц, куда рядовые самиздата всея Земли скидывают «бессмертные» сочинения. Командируют в сеть, ибо большинству из них девать «шедевры» некуда. В реале до их душевных мук и рукописных выплесков никому нет дела. Ни ближним, ни, тем более, дальним. Реал, как тысячи лет назад, живет по закону хлеба и зрелищ. Пусть темно-черство-плесневелый, но хлебушек. Пусть кастрированно-бессмыссленные, но зрелища. Потому что, так живется легко и понятно. Так живут все.
Раньше здесь не было фотографии автора.
Псевдоним не уберегал от опознания по фото, а идентификация Глебу требовалась меньше всего. Ему достаточно было просто иметь этот надежно спрятанный угол внутренней неприкосновенности. После четырехлетнего стихо- и прозо-метания между черновиками и самодельными компьютерными распечатками своя страничка в инете была чем-то из области фантастики.
Почему не выкопал землянку раньше?
Как все самонадеянные новички, Глеб тоже наивно трусил, что его непревзойденные мысли сопрут, уведя из-под носа мировое признание, ж/д составы с тиражами и счета в условных единицах. Много позже, во время путешествий по страницам уже погрузившихся, он принял спокойное решение присоединиться, ибо терять было нечего. Время и опыт заставили трезво оценить кучность попадания холостых выстрелов душевного самопала. Пусть прочтет хоть кто-то. Пусть крадут, не жалко! В конце концов, это уже своеобразный показатель! Все равно лежит мертвым грузом, теряя смысл и актуальность. Иначе, как перелопатить отвалы пустой породы, чтобы наткнуться на горсточку золотого песка?..
Более глубокое осмысление скачка в сеть произошло спустя несколько месяцев после вырубки собственной ниши. Те немногие тысячи раскиданных по планете читателей, случайно натыкающиеся на страничку Неизвестного Автора, какое-то время застилают глаза пишущего одиночества миражами востребованности искренне-корявого творчества. Большинство самописцев рано или поздно осознают абсурдность «детских мечт», наглядно убеждаясь, что даже виртуальное признание завоевать адски сложно. Пусть виртуал и состоит из обнадеживающих миллионов заэкранных личностей, незримо формирующих ветры предпочтения. Но сквознякам тем ничего не стоит раздуть как почитание явной серости, так и навсегда притушить очевидный талант. Как правило, направление кристаллизации этих тенденций предугадать заранее невозможно. И только к единицам счастливчиков иногда спускается с вершин его величество неожиданный издательский случай.
Финалом следует либо протест, либо стеб. Чаще на помощь приходят испытанные народные средства. Как безобидный вариант – уход в иллюзию полноценного общения с братьями по разуму. Пока сохраняется избыток времени, здоровья и гаснущей мотивации…
Тишину ночи разорвал резкий незнакомый стрекот.
Он вздрогнул… Верещал подаренный мобильник. Петр взял трубку.
– Не спишь, Иваныч? – Голос Марго томный, слегка запинающийся.
– Как можно, Маргарита Львовна, – пробормотал Петр. – Бдим-с…
– Сильно не бди! – В трубке раздался пьяный смешок. – Охрана свой хлеб тоже должна отрабатывать. Хотя, ты прав… Иногда лучше пере…бдеть, ха-ха-ха!
– Как скажете…
– Я вот чё звоню, Иваныч. – Начальница взяла серьезный тон. – Хотела сюрприз тебе устроить, но ты мужик обстоятельный. Я подумала, будет лучше, если я тебя подготовлю.
– К чему, Маргарита Львовна? – Петр рефлекторно окинул взглядом комнатенку.
Половина второго ночи.
Из вещей только сумка с книгами, да ноутбук. Деньги, документы… Если не мешкать, за час можно выйти к федеральной трассе. Вот только шансы тормознуть январской ночью фуру со скучающим дальнобойщиком весьма невелики.
– Ты чего напрягся, Иваныч? – удивилась директриса. – Ты за мной, как за каменной стеной! Расслабься, у меня приятные новости для тебя…
– Слушаю, Маргарита Львовна.
– Мне только что звонила вдова Глеба Параллельного. Она послезавтра будет в городе. Очень просила организовать встречу с тобой…
– Со мной? – Петр не узнал свой предательски севший голос. – Зачем?
– Она мечтает персонально отблагодарить моих сотрудников, которые поддерживают порядок на могиле мужа. Смекаешь?
– Что значит, отблагодарить? – Он устало сел на кушетку, машинально нашаривая под ней дорожную сумку.
– Старомодный ты, Иваныч! – Марго наслаждалась его замешательством. – Нынче одна благодарность приветствуется. Ма-те-ри-аль-ная! Уяснил? Откроет вдовушка счет в банке на твое имя и… Заживешь как человек! Лови момент, динозавр отсталый!
– Благодарю, Маргарита Львовна. – Петр задвинул сумку под кровать, возвращаясь к компьютеру. – Зачем мне лишнее, у меня все есть, слава Богу. Передайте вдове мое искреннее спасибо. Опять же, сами понимаете, не могу я перед банками светиться с моим резюме.
– Иваныч, обижаешь! – Марго напирала. – Забыл, кто тебе паспорт подкатил? Не левый, настоящий! Ты у меня в штатном расписании официальным замом числишься! Чего теряться? Возьмешь налом, ей какая разница? Или натурой, ха-ха! Она бабенка еще ничего, сочная! Ты, кстати, когда последний раз живую-то бабу тискал, а, Иваныч? Не надоело под старого импотента косить, ха-ха!
Петр громко засопел в трубку, чувствуя, как в висках забухали кувалдочки гнева.
– Иваныч, не злись, – жалобно взмолилась Марго. – Я хочу как лучше. Для тебя стараюсь! Не век же тебе при кладбище куковать? Подумай о дне завтрашнем…
– Обязательно подумаю, Маргарита Львовна, – буркнул Петр. – Когда наступит, тогда и раскину мозгами.
– Четвертый год бок о бок работаем, а привыкнуть к твоим тараканам так и не сумела, – задумчиво пробормотала начальница. – Странный ты. Чего думать-то? Во-первых, от нее не убудет. Во-вторых, человек специально из Голливуда прилетел, все дела бросил. У нее подписание контракта с «Андерграунд Пикчерз» на носу, а она благотворительностью занимается ради таких остолопов, как ты. Думаешь, ей больше делать нечего?
– Неужто, из самого Голливуда? – Петр затаил дыхание. – Откуда такие подробности?
– Из первых рук! Откуда еще? – Марго лукаво усмехнулась. – Нам, деловым женщинам, надо иногда разгонять скуку. Ты представляешь, договорилась безутешная вдовушка с американцами на экранизацию бредней покойного мужа! Ну почему людям все с неба валится, а я за каждый кусок хлеба должна пырять?! Так что, Иваныч, скоро твой потенциальный спонсор переедет на ПМЖ в Калифорнию! Плакала пенсия! Смотри, как бы локотки грызть не пришлось!
– Со своими локтями я разберусь, Маргарита Львовна. – Он уже набивал в поисковике «Глеб Параллельный экранизация произведений». – Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
– Не торопись! – Директриса аккуратно поставила Петра на место. – Утро вечера мудреней. Подумай хорошенько. Кстати, не удивляйся, если она тебе лично отзвонится.
– Мне?!! – хрипло выдавил Петр. – Зачем мне???
– За тем! – победно заключила Марго. – Я ей сразу доложила, что ты упертый отшельник и неподкупный аскет. Она попросила номерок. Как я могла отказать, ха-ха…
– А меня забыли спросить, многоуважаемая Маргарита Львовна?!! – проорал Петр в трубку, выключая телефон.
Поиск по экранизации ничего не дал.
Штурм сайта кинокомпании также не увенчался внятным результатом. Это не мудрено, такие сведения лежат в плоскости коммерческой тайны. Но в творческих планах «Андерграунд Пикчерз» на будущий год кое-что просочилось. Запланированы съемки фантастической трилогии по мотивам произведений некоего иностранного автора. Тема не комментируется, поскольку переговорный процесс не закончен. И – возможно – фантастический боевик по одноименному роману того же автора.
Петра охватило предвкушение охотника. Подкравшаяся сонливость разметалась вбросами мощных инъекций адреналина. Он возбужденно заходил по подвальчику, сосредоточенно скребя бороду. Впервые за много лет воздержания ему отчаянно захотелось сигарету.
Так-так-так…
Неужели мы дожили до экранизации, г-н Параллельный? Да не где-нибудь, а в самом Голливуде! Если, конечно, это на вас намекает «Андерграунд Пикчерз». Так-так… Трилогию можно отснять исключительно по роману «Своя Чужая Миссия».
Но! Но! Но!
Глеб Параллельный успел написать только первую книгу «Миссии», господа киношники! Кто вам сказал, что есть продолжение? Вторая часть, будучи на доработке, так и не попала в сеть, не говоря уже о третьей! И почему такие скудные масштабы? Глеб не ограничивался рамками трилогии. Он мечтал о серии романов! Он сам не ведал, насколько его хватит, несмотря на то, что уже вполне ясно представлял концовку похождений главного героя…
Что же касается техно-приключенческого триллера с элементами политического криминала, то в этой теме Глеб не успел засветиться. «Определитель желаний» остался в черновиках и сегодня не имеет к нему отношения. Это теперь не его головная боль…
«Что-то не складывается… – Петр сел за компьютер. – Или… Или, Глеб, все наоборот. Слишком хорошо выкладывается. Точнее, очень гадко для тебя накладывается. Одно из двух. Либо Глеба посмертно кидают на авторство, подобрав достойного продолжателя сюжета. Либо… Кто-то раскопал? Но кто? Это не Виола. Иначе ты бы не грелся в теплом подвале…»
Вновь зазвонил телефон.
«Номер засекречен»… Петр долго не брал трубку.
Звонок не утихал. Наконец, он включил связь, с трудом отвлекаясь от срочно-важных раздумий.
– Алло, Петр Иванович? – Знакомый до судорог женский голос отдался пушечным выстрелом в барабанной перепонке. – Это вдова писателя Глеба Параллельного. Меня зовут…
В следующее мгновение он швырнул телефон на кровать и – как был без верхней одежды – опрометью выскочил на мороз, к посту наружной охраны кладбища. Через несколько минут дрожащая фигура, сопровождаемая сигаретными вспышками, вернулась в убежище.
Выспаться не удалось, хотя выкуренные полпачки быстро вогнали мозг в безразличный тупизм. В шесть утра он, перебирая в голове обрывки странных снов с участием голой Марго, еврофуры в виде гигантского мобильника и тонущего круизного лайнера с Виолой на капитанском мостике, услышал настойчивый стук в дверь.
На пороге топталась Маргарита Львовна.
– Можно к тебе? – Она виновато проскользнула в помещение.
– Могли бы не спрашивать, – зевая, буркнул Петр. – Заходите. Тут не убрано…
– Не прибедняйся, Иваныч, – устало попросила директриса. – Я хочу извиниться за ночной разговор. Выпила я, сам понимаешь…
– Бывает. – Он включил чайник. – Забудьте, Маргарита Львовна. Чаю хотите?
– Налей. – Марго подсела за стол. – Звонила?
– Да. – Петр достал из шкафчика мед. – Разговора не получилось.
– Догадаться не трудно.
– Вы извините, Маргарита Львовна, на завтра я беру отгул.
– Зачем?
– В город съезжу. Дела накопились.
– Не хочешь встречаться?
– Я говорю, дела накопились…
– Она не приедет…
– Почему?
– Она не приедет, потому что ты бросил трубку, дурень! – Марго поставила недопитый стакан на подоконник. – Скажи, тебя в этой жизни еще можно хоть чем-то удивить или порадовать?
– Если только внуками, Маргарита Львовна… – Петр задумчиво прихлебывал из алюминиевой кружки. – Да видит Бог, не суждено…
– Внуки-то есть? – нерешительно спросила директриса.
– Не знаю…
– А дети?
– Дочь… – Он посмотрел на дверь. – Взрослая…
– Чего тогда киснешь? – Марго улыбнулась. – Будут внуки! Всему свое время!
Спустя несколько минут молчаливого ожидания, она грустно добавила:
– А у меня деток нет… Не дал Господь…
Вновь повисло тягостное молчание.
– Одичал ты, Иваныч, среди мертвецов. – Маргарита Львовна подавленно вздохнула, направляясь к выходу. – Совсем отвык от простого человеческого внимания. Пора тебе в люди.
– Вы меня, что же… Выгоняете?..
– Ты сам сбежишь, – обернулась в дверях Марго. – Мы, бабы, разлуку сердцем чуем.
– Не каркайте…
– А я к тебе привыкла, Петр Иванович, – тихо донеслось из коридорчика.
«Этого нам только не хватало… – мелькнуло в тяжелой обкуренной голове. – Богатые тоже люди? Что на нее нашло сегодня? Совсем баба расклеилась…»
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/10/21/1585