Ариэль

Нэлли Новикова
   Грозит невесть  что. У меня возникло беспокойство, предчувствие какой-то неясной опасности. Потом я пожалела, что не поверила возникшему чувству тревоги.
   И все же гром грянул...
Однажды утром позвонил Вениамин и сообщил: «Я сам прооперировал Игоря». Я затаила дыхание... Приветливый голос из трубки, успокаивая меня, убеждал, что операция прошла блестяще.
  - Сейчас Игорь спит, не надо волноваться, ведь я за ним наблюдаю.
Еще день, и знакомый перестук сабо остановился у дверей моего кабинета. Стремительно вошел возбужденный Вениамин.
«Мне неловко говорить, –   нагнувшись ко мне, произнёс он, –  но Игорь явно похож на наркомана и регулярно требует обезболивающие средства, причем не простые –   тут он поднял палец – это существенно. И если не дают наркотики, он бастует: не ест, не пьет, не спит... И вообще, у него отвратительный характер...»
   Откровенно говоря, у меня эти сведения вызвали оторопь. Неужели, Игорь –  наркоман. Я уже готова была поверить Вениамину, но решила посетить Игоря.
   Игорь лежал, закрыв глаза и стиснув зубы. Видеть его было тяжело. Состояние настораживало. Нужны были разъяснения, и я пошла разыскивать Германа Федоровича.
   Действительно, все тайное становится явным.
Приобщившись к Бахусу во время ночного дежурства, Вениамин, как говорится, переборщил. И когда весь мир для него окрасился в радужные цвета, ощутил, что ему по плечу любое дело, что он могуч, как Уран, и даже более того: решил, что может заставить всех движущихся вместе с Ураном, вращаться в противоположном направлении вместе с собой. Он захотел на фактическом материале доказать талантливость  давно задуманной операции. Ее он разрабатывал персонально для себя, желая покончить с хромотою. Поддежуривавшие с ним Наташа и Дима пытались удержать его от задуманного, но безуспешно.
«Ты знаешь, –  говорила Наташа, –  ни сил, ни слов, ни прав не хватило, ни у меня, ни у Димы».
   Возбужденный, он не стал искать больного с подобным переломом. Соблазнив беднягу Игоря уникальностью операции, которая якобы поставит его на ноги, он добился его добровольного согласия.
Наташа опустила голову.
-Может они вместе приобщались, а может уж очень сладостную картину Вениамин нарисовал.
   Вобщем, под наркозом Вениамин создал Игорю искусственный перелом... Так что получилось, что буквально наломал дров...
Хорошо, что он не был в операционной единственным оперирующим. Повреждения «материала» были чудовищны. Это и вызывало у Игоря острейшие боли.
   Протрезвев,  Вениамин делал все, чтобы скрыть истину.
Я с досадой подумала о том, что была права, давая ему прозвище вертлявого Ариэля, ближе всех подобравшегося к отцу титанов... Но, купаясь в энергетическом поле Урана, его спутник Ариэль не был ни к чему способен « по египетской мифологии», кроме как контролировать соблюдение наказаний в Аду... Вот и Вениамин –   ведь как ловко все придумал. С какой скоростью вертелся, чтобы отвертеться от обвинений. Сам обвинял, крутился между кабинетами и сумел-таки вывернуться. «Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое», –   говорит апостол Павел о людях обладающих совестью. Не было у Вениамина ни скорби, ни печали на душе.
   Открутился и прощай. В ответ на мое негодование он только пожал плечами, обольстительно улыбнулся и произнес: «Неудачи –  это естественная убыль, предусмотренная в науке».
Расстроенная, я шла по коридору и неожиданно столкнулась с Наташей, которая затащила меня в ординаторскую.
- Дима, успокой ее, скажи, что Герман Федорович исправит. Он – асс! (она подняла большой палец) гений! Ты, конечно, не знаешь, что Вениамин сейчас не выходит от начальства.
-А что ему еще делать, если он не умеет оперировать?
-Как это не может? Я слушала его доклад.
«Мы тоже слушали, –   усмехнулся Дима. – Приехал-то он с готовой работой. Зачитал и слайды показал. На первых порах Герман Федорович обрадовался, отыскал ему подходящую больную, мечтавшую стать длинноногой, и поспешил созвать на смотрины хирургов, но операция прошла неудачно. В следующем случае –  тоже».
«Вот мы и засомневались, –   продолжала Наташа, –   да был ли он хирургом первой руки?»
«Знаешь, что такое –  вторая рука?» –  спросил Дима.
Я отрицательно покачала головой.
«Ну, вот в театре бывает первая, основная роль –   и вторые роли, –  объяснял Дима. –  Так и при операции».
- Но ведь вы могли открытым текстом сообщить мне ваши опасения!
« Ты бы на себя посмотрела тогда, ты же прямо под гипнозом была. Что могли, то и сказали, – мрачно произнесла Наталья, –  а, кстати, ты, помнишь Мишу из нашего отделения? Золотые руки, а вылетел, не задержался в институте... Работа Вениамина».

И все же я ловлю себя на тайной мысли, видя как Вениамин  копошится в ортопедической мастерской, что-то меняя в приспособлениях. Мне хочется, чтобы у него появились какие-нибудь ценные человеческие качества, которые пока не дали о себе знать.
Вероятно, эта надежда таится где-то в подсознании, откуда же еще возникает это неукротимое, женское желание видеть в каждом мужчине благородного героя...