may
я устала.
весна – не весна.
Ночью ко мне прилетает птица-феникс и садится на мое плече.
Я чувствую прикосновения ее пальцев и когтей. Птица-феникс называет меня по имени.
Птица-феникс сгорает, когда наступает рассвет, и мне снова становится безумно одиноко.
Я знаю, что птица-феникс вернется. Или я умру, рано или поздно я зачахну от тоски, если птица-феникс не вернется ко мне.
июнь
В моей жизни появился Влад.
Красота Влада была сродни Христу, зато бухал он как сущий Дьявол.
Мы вместе спали, но не совпали графиком запоев.
ты
а ты?
я да
july, 16
В год быка я отправляюсь на родину корриды, чтобы показать ему очередную красную карточку.
Я вылетаю из Внуково, и через пять часов проведенных над облаками, я в Испании.
Я смотрю вниз.
Европейские поля отличаются от русских. Европейские поля – лоскутное одеяло, геометрический чертеж.
Русские поля это неподчиненная анархия. Здесь все вкривь и вкось, здесь все «как Бог на душу положит».
Белый самолет летит низко над Веной, над Ниццей, над Альпийскими вершинами.
С высоты нескольких тысяч футов еще видно узор, нарисованный движением. Дороги, опоясавшие земной шар линиями шрамов, царапин, порезов… Сельские проселочные тропинки, бульвары мегаполисов, высокоскоростные шоссе. Помнящие колеса телег, шины быстрых колес спортивных автомобилей, трэков skania.
Вместо прессы я считываю информацию с Земли.
Я люблю самолеты безумной фанатичной любовью, я люблю небо больше всего на свете.
Это самое красивое, что я видела. Небо… Я люблю небо за его Многоликость.
Красота может быть истинной, только если она постоянно меняется. Как расположение облачных верениц, белых усталых караванов.
Люблю подниматься над ними, там всегда светит солнце и с высоты человеческая жизнь становится яснее.
Когда мне грустно или тяжело, когда над головой нависает серое московское свинцовое небо, я всегда помню, что над этим мутным саваном есть дорога. Стоит лишь подняться выше, стоит лишь взлететь.
Я всегда помню об этом.
Мой самолет летит над лазурью средиземного моря, на расстоянии нескольких десятков километров пролетают его братья – ангелы из стали и алюминия, они приветливо машут крыльями.
Внизу белые корабли, тают сливочным мороженым в бездонном бокале blue curacao.
Я подлетаю к Jesus Atienza Serna. Первое, что я вижу - пыльное солнце и желтые дороги. Первое, что пробую на вкус — горячий ветер. Вкус свободы и жизни.
Я люблю Баселону и маленькие прибрежные городки. Вдоль всего побережья проходит железная дорога, переходящая в метро и ехать по ней до конечной станции около 40 минут.
В электричках, на манер подмосковных, под гитару поют испанские барды, в надежде нажиться на туристах. Песни они поют задушевные.
За окном проплывают иссушенные солнцем огороды, заборы с граффити, пром-зоны, типовые блочные и кирпичные многоэтажки, с бельем, сушащимся на балконах. От этого сжимается сердце. Нищета, красота и море до горизонта. То, что лучше любой вылизанности и глянца отображает человеческую душу и душу народа.
Пасмурное раннее утро, я сижу на белом песке у моря, среди деревянных лодок и ищу камень с дыркой – «куриный бог», чтобы посмотреть на небо сквозь призму мечты.
Я спокойна, как это море. Я светла, как это утро.
За спиной – маленькие дома и горы.
Я вспоминаю тех, кто далеко.
По линии прибоя, закатав джинсы, ходят два маленьких британских мальчика и бросают камни в воду. Старший брат держит младшего за руку.
В том маленьком городке на берегу стоял одинокий бар, где всегда играла хорошая музыка — от Дэвида Боуи до the Libertines. Барменами там были ребята лет шестнадцати-семнадцати.
Которые еще не успели разучиться мечтать.
Главное увлечение местных детей черного гетто — футбол и катание на старых-старых скутерах, ни о каких ретро-скутерах тут речи, конечно же, не идет. Здесь все, как в русской деревне. Отличие лишь в южной растительности и языке, похожем на птичий.
Играть на контрастах - уверена, это особенный талант, свойственный лишь самой жизни и гениям.
На окраине городка, у моря, располагался дом престарелых, пыльным белым кораблем жарящийся на солнце. Корабль старости, плывущий по волнам времени. Он напоминал застывший кинокадр, похожий на больницу из фильма «Падение»
И, знаете, все это невозможно не полюбить за неповторимую поэзию, если ваше сердце не черство.
В нищете столько искренности, сколько искренности может быть в обнаженном теле.
июль, неизвестный день и число
Средиземное ночное море, которое будто огромная черная дыра.
Масляная краска, мятный тягучий сироп. Магнит.
В этой бездне - Сила.
Море говорит на всех языках мира,
как и любовь.
Море все знает и все помнит, впитав в себя потоки дождей, воду, привезенную со всех краев земли. Пропустив сквозь себя время.
Кто мы на этом берегу? Животные, населяющие планету.
Я смотрю на звезды и учусь мудрости у них, я ищу ответы в бутылке «малибу».
Думаю, что только в бутылках с алкоголем живут волшебные джины.
Сознание, единственное, что мы имеем нескованного. Я тоскую по свободе. Но еще не время.. Лишь смерть физического тела – абсолютная степень свободы. Еще не время..
( бутылка почти допита и мысли разбросаны, будто камни по линии прибоя )
Хэй хэй, Владик
привет тебе из Барселоны!
Я сейчас лежу на песке, смотрю на звезды и пью «малибу» из горла.
Хочешь послушать море?
В трубке мобильного шумит испанское море.
На другом конце Европы.
night
Говорят, на Сицилии лучшие мужчины.
По крайней мере, так говорят они сами.
July 22, Barcelona
Я сижу в своей любимой церкви St.Maria del Mar долго-долго. Я не размышляю о жизни, я просто выключаю голову и наполняю ее органной музыкой, светом солнца, проглядывающего сквозь цветное стекло витражей. Я люблю прислониться щекой к древним серым камням.
Я обязательно вернусь в город, на берег, где золотой песок, будто частички самого солнца стали золотыми брызгами.
В город, где резные желтые листья на бульварах - упавшие звезды. Упавшие к нашим ногам.
Город на краю Европы, место, где смешиваются европейская, американская и африканская культуры. Это создает неповторимый коктейль линий, изгибов улиц, форм зданий, узоров лепнины. Что касается самих испанцев, то они считают свою культуру наиболее близкой к культуре народов Мексики и юга Америки.
Город, где осыпанная штукатурка соседствует с золотом, где мусор выносят прямо на брусчатку узеньких улиц, а монастыри производят сладкие тягучие ликеры.
Играть на контрастах - уверена, это особенный талант, свойственный лишь самой жизни и гениям.
Город скутеров и кривых извилистых переулков, в которых затерялось множество балкончиков с цветами.
Город черных шлюх, дешевых наркотиков и эмигрантов из Северной Африки и Азии.
Город кораблей, причал полуденного солнца. Город больших раскаленных площадей, похожих на сковороды.
Город кафедральных соборов и сюрреалистичных домов Гауди. Город опавших золотых листьев. Упавших звезд.
Мне он представился именно таким. Грязно-красиво-причудливо-позолоченым.
the end of july.
А еще в Барселоне есть снег. Много-много снега.
Который я повезу в Москву, чтобы не растаял, пряча в коробки со сладостями.
По ночам улицы на El Raval, Barri Gotic и Born наполнены индийскими и пакистанскими купцами, которые продают снег. Правда не за золотые монеты, а за бумажные евро.
Везти через границу кокаин – дело опасное, но не требующее больших усилий.
Дело для отчаянных и отчаявшихся.
Купить кокаин в Барселоне можно везде и всегда. Фасуют его в лимонно-желтые, розовые и нежно-зеленые полиэтиленовые пакетики, напоминающие о воздушных шариках, мыльных пузырях и карамельных цветных леденцах. Очень мило.
Моя записная книжка полна номерами людей, к которым мамы не разрешают и близко подходить своим дочерям.
Ночь закупки и я отправляюсь на встречу, одев питодоэртичную шляпу и серую длинную майку собственного производства с бахромой и двумя черными крестами. Один из них перевернут.
Меня встречает человек, провожает до места и уходит. Меня уже ждут.
Я дегустирую товар, он действительно чист. Как первый снег в России.
Самое сладкое это азарт. Будто заниматься сексом с ножом, приставленным к горлу.
Перед регистрацией я замечаю нереально красивого чернокожего мужчину, летящего в Нью-Йорк. Он едет по эскалатору и, обернувшись, прожигает меня не отрывающимся долгим взглядом.
Черт подери.
Мысль о том, что я буду задержана копами в аэропорту, горячит кровь похлеще местного отличнейшего хереса. Но я спокойна как никогда, на моем лице улыбка, а в руках пакеты с сувенирами и пакеты из dirty free. Я говорю таможенникам «Ola!» (испанский привет), я просто юная миловидная туристка.
Ха-ха, таможня пройдена. Теперь можно расслабиться.
Спасибо небо за многоликость.
So, welcome to Spain.
Я сижу в аэропорту Домодедово абсолютно одна.
Вокруг встречаются и прощаются люди. Американцы, японцы, русские, англичане, французы, арабы, немцы, индусы.. Семьи и бизнесмены, туристы и дипломаты..
Они улетают в разные страны. А я вернулась в место, которое должно быть моим домом.
Мои приятели и родственники живы и здоровы. Но моя жизнь давно уже идет отдельно от них. Мы неплохо общаемся, но между нами пропасть, мы слишком разные люди.
Я абсолютно одна в этом городе.
Мне кажется, что он стал совсем чужим.
Чужой дом.
Не знаю, почему.
Я сижу в одном из девяти московских аэропортов совсем одна.
У меня с собой чемодан с кокаином, кружевным бельем и бутылка испанского вина.
И мне хочется разреветься, как маленькой девочке.
Не знаю, почему.
По каким-то космическим, неизвестным науке, причинам.
Может быть оттого, что поэты умирают, а их слова живут.
Ах, родина, какой я стал смешной!
На щеки впалые летит сухой румянец.
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.
(с) Есенин Сергей
Москва встречает меня дождем. Пока еще теплым, августовским дождем. Именно в это время в Россию приходит осень. Осень, от которой мурашки бегут по коже.
Именно в это время в России начинают желтеть листья.
Москва встречает меня дорожными пробками, как обычно, как повелось.
Мне нравится ехать по шоссе в дождь. Я люблю смотреть на капли, текущие по оконным стеклам соседних автомобилей. Будто они - лодки в огромном серебряном океане безразличия. И нежности.
Я приезжаю в свой дом. Чужой дом.
Первым делом я достаю из чемодана привезенный снег и пересчитываю его.
Это то, на что мне жить ближайшее время.
Когда наступают сумерки, я понимаю, что находиться в квартире невозможно.
Я набираю номера людей-воспоминаний, тех, которые были мне дороги.
Каждый из них отвечает, но эти голоса теперь звучат откуда-то издалека.
Аппарат абонента навсегда недоступен.
Я знаю, что наши дороги уже разошлись. Я знаю, что рядом с ними другие люди.
Я знаю, что у меня никого нет. И я знаю, что мне наплевать.
За окном идет дождь. Океан безразличия и нежности.
Я выхожу на улицу и ловлю машину. В сумерках огни отражаются в мокром асфальте. Когда я была маленькая, я прищуривала глаза, и эти огни – светофоры, фары машин и неоновые вывески, смешивались в одно светящееся пространство, заполненное всеми цветами радуги.
Я делаю это до сих пор, стоит лишь прищурить глаза, и все огни мегаполиса превращаются в северное сияние с тысячами лучей, в звезды далеких галактик за миллион световых лет…
Из колонок «жигуленка» доносится отечественный рэп, что-то из серии «Кровостока», водила одет в майку с надписью «Россия» на которой изображен медведь, держащий автомат Калашникова, нарочно не придумаешь. Улыбчивый такой водила, со светлыми добрыми глазами. Простой русский парень.
Который искренне верит в счастливое будущее России, как я ему завидую…
Я еду по городу, который я любила. Город, который навсегда останется в памяти.
Город, который меня вырастил.
Сейчас я готова поцеловать каждый его проспект…
Город воспоминаний. В котором живут люди-воспоминания.
Здесь нет моей жизни. Здесь нет будущего.