Вернувшись из Лозанны, Радо пошел к Эдуарду и Ольге Хаммель, двум своим радистам, проживающим в Женеве. Они уже знали о начале военных действий Германии против СССР.
Супруги Хаммель держали радиомагазин. Эдуард отлично разбирался в радиоделе. Он сам собрал передатчик, который хранился в надежном тайнике. Ольга тоже умела обращаться с передатчиком. Работать ключом их обучил Александр Фут.
До начала войны Шандор Радо передавал информацию в Москву через связных. Радисты были на «консервации».
С нападением на СССР война охватила весь Европейский континент, паспортный режим становился таким, что пользоваться связными не представлялось возможным. Настало время пустить в дело передатчики.
Как всегда, в доме Хаммель Радо встретили с радостью.
В полдень они слушали Москву.
— Почему выступил Молотов, а не Сталин? — спросила Ольга.
— Очевидно, Советскому правительству надо сперва во всем разобраться. Я думаю, Сталин выступит в ближайшие дни, — сказал Радо.
Договорившись о следующей встрече, Радо поспешил домой.
Шандор рассказал Лене о встрече с Футом и супругами Хаммель. Лена сообщила мужу о том, что она договорилась о встрече с Рашель Дюбендорфер и Паулем Бехтером.
Из соседней комнаты доносилась веселая музыка. Приемник был включен. Шандор едва заметно кивнул, и Лена поняла его жест.
— Это Берлин, — сказала она.
— Веселятся, — коротко бросил Радо.
— О нападении Германии на СССР передало радио Виши, Мадрид и Стокгольм, — сообщила Лена.
Вечером Лена и Шандор отправились к Рашель Дюбендорфер и Паулю Бехтеру.
Солнце уже зашло за горы. Розовым отсвечивали облака. Со стороны Женевского озера веяло прохладой. Часто именно здесь, на набережной Женевского озера, Радо встречался с Дюбендорфер. Рашель и Пауль были единственными из помощников Радо, кто знал настоящие его имя и фамилию.
Рашель Дюбендорфер в свое время работала машинисткой в ЦК Германской компартии. Пауль Бехтер, ее супруг (хотя их брак и не был зарегистрирован), тоже знал Радо и Лену. В двадцатые годы, когда Радо и Елена Янзен решили пожениться, у них возникли трудности формального характера, и Пауль Бехтер, депутат ландтага от социал-демократической партии, быстро, своей властью помог преодолеть эти формальности.
Дверь супругам Радо открыла Рашель. Она была красивой женщиной. Ее черные волосы, искусно уложенные, обрамляли белое, немного полноватое лицо.
Лена и Рашель обнялись. Радо пожал ей руку. В это время вошел Бехтер.
— А мы уже вас заждались, — сказал он. Бехтер был выше ростом, и, разговаривая с ним, Шандору приходилось несколько задирать голову.
— Проходите, — сказала Рашель, — сейчас будем пить кофе.
В гостиной стол уже был накрыт белой скатертью. Рашель успела прихватить с собой из Германии кое-что из посуды. Небольшие в цветочках чашечки из майсенского фарфора украшали стол.
— Этот безумец решился! — начал разговор Пауль.
— Да, он зашел далеко, — согласился Шандор. — А ведь его можно было остановить.
— О чем говорить теперь, — безнадежно махнул рукой Бехтер. Это был их давний спор: почему произошел раскол в рядах немецкого рабочего движения.
— Его можно было остановить и позже, перед Мюнхеном, — заметил Радо.
— Упущено много возможностей, — согласился Бетхер.
— Сегодня вечером должен выступить Черчилль, — сообщила Рашель.
— Тогда надо включить приемник.
Лондон передавал богослужение. Но вот оно закончилось, и диктор объявил, что перед микрофоном премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль.
Черчилль заговорил негромко, но в комнате стояла такая тишина, что даже шептание листьев из сада отчетливо доносилось в раскрытое окно.
Черчилль говорил медленно, как мог говорить уже немолодой и усталый человек. Но постепенно голос его креп, набирал силу.
«За последние двадцать шесть лет не было более последовательного противника коммунизма, нежели я. Я не возьму назад ни одного своего слова, сказанного против коммунизма, но сейчас я вижу русских солдат, стоящих на пороге своего дома, где их матери и жены молятся — да, ибо бывают времена, когда молятся все, — о безопасности своих близких. Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства существования с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на все это надвигается гнусная военная машина… Я вижу также серую вымуштрованную, послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи…»
— Хорошо говорит, ничего не скажешь, — прошептала Рашель.
«Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с еще не зажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую добычу».
— Вы, кажется, правы, Шандор, — заметил Бехтер. — Англичане не пойдут ни на какое соглашение с Гитлером.
И, как бы услышав то, что было произнесено в этой комнате, спустя некоторое время Черчилль заявил:
«Мы полны решимости уничтожить Гитлера и всякое напоминание о нацистском режиме. Мы никогда не будем вести переговоров ни с Гитлером, ни с кем-либо из его банды. Каждый человек, каждое государство, которое ведет борьбу против нацизма, получит нашу поддержку. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю ту помощь, на которую способны».
— Это здорово! — не удержалась Лена. — То, к чему стремился СССР в последние годы, — образование антигитлеровской коалиции — теперь, я думаю, станет возможным.
«Гитлер хочет сломить русскую мощь, — говорил английский премьер, — ибо надеется, что, если это ему удастся, он сможет бросить главные силы своей армии и авиации на наш остров… Его вторжение в Россию есть не больше как прелюдия к вторжению на Британские острова…»
— Вот и разгадка всему, — коротко бросил Радо.
— Но в реализме ему все же нельзя отказать, — заметил Бетхер.
— Разумеется, — согласился Шандор.
«Вот почему опасность для русских — это опасность для нас и для США, точно так же как дело каждого русского, борющегося за свое сердце и свой дом, — это дело каждого свободного человека и каждого свободного народа во всех концах земли».
Речь английского премьера произвела впечатление.
— Я думаю, Соединенные Штаты Америки тоже вскоре вступят в войну? — сказала Рашель.
— Наверное. Но это будет не так скоро, как бы нам всем хотелось, — осторожно заметил Радо. — Политика изоляционизма, которую проводило американское правительство, не позволила стране подготовиться к ведению войны в широких масштабах. В Америке сейчас нет боеспособной армии. Пройдет время, пока ее создадут. Но вы, Пауль, наверное, правы, остаться в стороне американцы не могут. Интересы американцев и японцев уже вплотную столкнулись на Дальнем Востоке. Так же как Гитлер не остановился в своей захватнической политике в Европе, так и японцы не остановятся в Азии.
— Какую помощь англичане могут сейчас оказать России? — спросила Лена.
— Было бы желание, — сказал Радо. — У англичан сильный флот, сильная авиация. Но станет ли Черчилль рисковать ими? Говорил-то он хорошо. Полагаю, Черчилль будет пока выжидать и Советскому Союзу придется, по крайней мере первое время, драться с гитлеровцами один на один.