Страна пионерия

Леонид Волокитин
В жизни всегда есть место для подвига.
Павлик Морозов

”Волокитин, добрый Ваш приятель,
Родился на брегах Клевени…”
Опять сначала. Повторяюсь. Впрочем, ведь о том же. О жизни прошедшей. Потому и повторяюсь. Родился на брегах, детство на брегах и потом, но уже на других. Днепра, потом Клязьмы и снова Днепра, где и заканчиваю пребывание.
Но тогда на брегах Клевени. Уже нет. А была. Но очень давно. Мелиораторы ” … твою мать” - как любил говорить зам. командира части на берегах Клязьмы. И я с ним согласен.
Но тогда еще мелиораторы не развернули деятельность, и брега еще были. И все лето на брегах. Не то чтобы на брегах, но на бережке точно.
Июль начинается. Ботинки долой. И босиком по всем лужам, канавам и оврагам. И парк в помощь. Когда-то граф постарался.
Граф мне вспоминается,  так как подозреваю его участие в моем существовании. Без графа не обошлось. Тем более, что  ему еще было делать? К этому времени уже были две дочки и парк. И мне парк в наследство.
И остальным тоже. Не дочкам. Они слиняли вовремя. А то разобрали бы на кирпичики как имение, фарфоровый завод и церковь. Почему меня не разобрали?  Так о моем родстве знаю только я и дочь моя.
Но я не жадный. Пусть пользуются. Был бы толк.
Граф был предусмотрительный. Построил богадельню. Теперь школа. И я в ней учился.
В центре села три кирпичных здания. Можно сказать здания.
В одном была почта, библиотека и сельсовет.
Во втором сначала кинотеатр (смутно помню) и с другой стороны вход на второй этаж по деревянной лестнице к радиоузлу. Все это было в состоянии ”как граф построил”. А построил он в 19 столетии. И сохранилось. Правда, кинотеатр пришлось перенести в школу, а то можно было провалиться в тартарары. В радиоузел нужно было подниматься по лестнице, предпринимая неимоверные усилия по страхованию жизни.  Поэтому нас туда и  не пускали.
В почти прекрасном состоянии был сельсовет с почтой. Не потому, что ремонтировали, а выбрали так. Ремонтировать то, что построил граф, было подозрительно. Могли и замести. Шутка, но никогда не ремонтировали, это точно. Может быть, немцы ремонтировали, но этого я еще не помню.
И ”Сельпо”. Центр жизни. Почему?  Не знаю. Если думаете, что из-за водки, ошибаетесь. Это же сколько нужно денег. А самогон за 1 рубль. Но пили тут же. Может, так было приятней. Все-таки бычки в томате были. А банки за 27 коп хватало на все село.  Поэтому и место сбора было здесь. Ну а если и деньги были, то к услугам и портвейн. Но это уже 1 руб. 37 коп. Это праздник.
Кстати о ”Сельпо”. Теперь и в Киеве есть. ”Сільпо” называется. Почему ”Сільпо”, никто не знает. Я думаю, что большие знатоки украинского диалекта русского языка перевели на украинский. Они уверены, что достаточно заменить ”е” или ”о” на ”і”, получится украинский.
Для знатоков - ”Сельпо” – магазины сельского потребительского общества (кооператив сельский). На украинском ”сільське споживче товариство”.
Но что делать, если премьер говорит ”кровосісі”. Профессор уверен, что это на украинском.
Как говорил Коменчан – отец моей дошкольной подруги Тоньки: ”Місце збору біля воріт”. Но это уже когда он стал человеком, забылся плен и он смог построить себе дом, устроился в школу учителем труда. Плотником он был хорошим всегда, но его хата была одна из самых страшных.  В плен он попал в первые дни войны, и его участь был не лагерь, а  работа на бауэра. А у того дочь. И жизнь не так уж и страшна. Но освободили и домой. В хибару. Но детей настрогал трое. А в перестройку дочь бауэра его нашла и в гости пригласила. За ее счет. Съездил. Понравилось. Приехал и повесился. А может, не понравилось?
”Місце збору біля воріт” – это здесь же. Ворота перед церковью.  Опять же граф.
Я тоже много времени проводил около ”Сельпо”. Там было место встречи. Ведь одному скучно. И даже на реке. Одному скучно. Нужна компания. Друзья-то были. Но все где-то болтались. Нужно было трудодни зарабатывать. Правда, нам от этого ни холодно, ни жарко. Нам-то ничего не доставалось. Но были любители лошадей пасти, воду возить. Я тоже пробовал, но больше двух дней не выдерживал. Я больше о море мечтал. В книжках читал. Детские мечты. Уехать в Стерлитамак и поступить в нахимовское училище. Что такое Стерлитамак, до сих пор не знаю, а в нахимовское…? Оно мне надо. 
А я пионер и мне лет 10. Ну, по парку погулял. Но все пути ведут в Рим. К ”Сельпо”, то есть.
Ну сидят там на скамеечках.  Ждут что-то. Мне-то дела нет до их ожиданий. Я пионер. Но появляется отец и вызывает на серьезный разговор.
Хочу ли я поехать в пионерлагерь? Как же, ”Артек”. Слышал. По радио. И даже кто-то ездил. А может, мне это кажется. Почти море. Там где-то и Стерлитамак. Но большого желания покидать родной дом  у меня нет. Пионеры Родину не предают. 
Уговоры. Уговоры. Да и недалеко это. В Путивле. Это почти столица. 16 км. Часа 2 - на лошадке с телегой  или 3 с половиной - пешком.
Автобусного сообщения еще не предвиделось. Да никто бы не поверил, что можно автобусом. Это уже гораздо позже.
Каюсь, я сдался. Мне до сих пор стыдно. Можно считать – Родину предал. Пионер ведь.
Полдня на сборы и утром с отцом  в Путивль. И ожидание чего-то необычного и восхитительного, чего никогда еще не испытывал.
Лагерь! Пионерский. Чем он отличается от других лагерей, я не знаю. Других видеть не пришлось. Но читал.
Школа на окраине Путивля. Можно считать в селе. Металлический забор высотой метра три. Зачем такой забор, я не знаю. Я и через двухметровый бы не перелез.
А у нас дома вокруг школы тоже забор. Граф построил. Но деревянный. И калитки для прохода. Со всех сторон.
А в лагере совсем другое дело. Выход за пределы считается побегом. Стреляют без предупреждения. Чем стреляют, не сказали. Винтовок не видел, но все равно страшно. Ведь пионер и Родину продавать стыдно. Но очень хочется. А там стреляют.
Пришлось смириться. Пионер ведь.
Подъем, зарядка, игры на свежем воздухе, отбой.
И все строем. И с песнями.
”На свежем воздухе” – это я преувеличил. Если собирается толпа человек до 100 на небольшом школьном дворе, какой там свежий воздух?
Здесь же и волейбольная площадка. Ну, поиграли. И что?
По утрам скандалы. Пионервожатым не нравится, что пионер писает ночью под себя. Пионер ведь. А чем громче скандал, тем чаще он писает. Они орут, а он писает. У всех занятие. Постель-то сушить нужно, а им не очень хочется. А он еще и вопросы задает. ”Што?” Даже не так – ”шшто?”. Он русский и говорит с украинским акцентом. Длинное ”ш” и ”то”, а то подумают, что он говорит ”шшо?”
Самое  яркое воспоминание о лагере. Я бы его и сейчас узнал.
Три раза за день в столовую. Километра два. Строем. И с песнями. Очень интересно.
Ура!!! Идем купаться на Сейм. Это река такая, в которую впадает наша Клевень. Но по Сейму даже катер плавает. Развлекает праздно шатающихся в Путивле.
Видел я этот катер. С места, где Ярославна рыдала. Правда, эту беседку построили после войны, но говорили, что она здесь же сидела. Мужа высматривала. Он к хану Кончаку отправился за данью. Кушать нечего было, и он решил, что тот поможет. А тому тоже нечего было есть. Кроме сусликов (про сусликов написано у Нестора). А князь Игорь сусликов не любил. А Кончак обиделся, и ну Игоря пугать. И дочку сватать. Поэтому Ярославна и переживала. Я только не понял, что она высматривала на берегу Сейма. Если вверх по течению, то это к Курску. А там  Буй-Тур Всеволод. Если вниз по течению – то это Чернигов или Киев.  Точно не Игоря высматривала. Странное место она выбрала. Впрочем, ей виднее.
Но мы купаться. И опять строем и с песнями. Но вдохновляет. Я ведь уже неделю не купался.  Километра два. Сейм. Река большая, если с Клевенью сравнивать. Но у берега мелко. А мы купаться…. Ну да. Купаться. По пять человек. Строем. Заходим. Окунаемся и по счету выходим. Считают, чтобы побега не было. Лагерь ведь. А я, как- то и не подозревал, что так можно купаться. У нас все по-простому. С берега в воду. Под куст и спрятался.  И в ”квача”. А здесь лагерь. Здесь нельзя.
На следующий день строем в столовую. Как обычно. Но тут мне сообщают, что отец приехал. Выскочил из столовой, а он уже здесь.
Нет, не быть мне героем. У меня началась истерика.  Он сначала испугался. Думал, что меня пытали, и под пытками я Родину предал. Потом уговаривал, что осталось не так и много. Недели две. Но я проявил твердость духа. И не сдался. Пришлось ему забрать меня домой. И я снова начал скучать дома. И в лагерь больше ни за что. Даже разговор об ”Артеке” у меня вызывает нервный тик.
И уже купался сам. Без строя и команды. До середины августа. В средине августа нам сообщали, что ”Илья в воду насцав” и купаться нельзя, а то ”в жопі верба виросте”. Кто такой Илья я не знаю, но мерзавец, еще тот. Зачем в реку писать?
Я конечно верил, но все равно купался, пока было тепло. И не утонул. И верба не выросла.