Был у моего мужа белый кабинетный рояль – «Diederichs Freres». Достался он ему от матери, но не по наследству, а по прямому назначению: специально для обучения детей музицированию и был приобретён. Учительницей стала Эмма Давидовна Фейертаг, крепкая маленькая дама, которую иначе как Эммочкой никто не называл. В молодости она, выпускница Ленинградской консерватории, играла на барабанах в джазе у Цфасмана, и сила у неё в руках была редкая: гнула хозяйка этими ручками ручки чугунным утюгам.
Но к рояльным клавишам относилась с нежностью.
Когда-то купили этот рояль у доброй знакомой, в рассрочку – и мать мужа Ольга Сергеевна ежемесячно честно выплачивала долг. И когда вся сумма была уж отдана – знакомая возьми и умри внезапно, оставив после себя дочь.
А дочь – та доброй не оказалась: сходу заявила своим растерянным знакомым, что никаких рояльных денег в глаза не видела, и что на мужниной матери висит полный за него долг.
Мать расстроилась страшно: не столько денег уже отданных было жалко – да и их, конечно, жили-то бедно и трудно – сколько обидно ей стало, что дочь столь близкого человека обвинила её в нечестности.
Обратились в суд, но что тут поделаешь? Деньги отдавались приватно, из рук в руки, без расписок и свидетелей – какие между друзьями могут быть свидетели и расписки?
Советский суд присудил отдать несуществующий долг.
Деньги наскребли, назанимали – и вторично отдали долг. Но Ольгу Сергеевну это подкосило, уж очень верила эта женщина в правду и справедливость, в честь и человеческое честное слово.
Вскоре заболела она, и оправиться от болезни так и не смогла.
А рояль в доме остался.
После многих перипетий он был перевезён в 13-метровую комнатушку в старой питерской коммуналке, где окончательно обосновался его молодой владелец.
Там мы и поселились после свадьбы.
Рояль был потёртый, видавший виды: украшавшая его лепнина местами облупилась, гладкая поверхность покрылась трещинками. На крышке виднелись следы от горячих кастрюль и сковородок, он ведь и блокаду в питерских коммуналках пережил, когда вся жизнь была сосредоточена как раз в комнатах, вокруг спасительной буржуйки…
Но звучал рояль хорошо – особенно вечером или в зимних сумерках, когда ёлка со свечами дышит смолой в крошечной старой комнатушке, и трепещут зыбкие тени, всколыхивая затаившееся по углам прошлое.
Правда, наши пьющие соседи в рояльном звуке не находили большой радости.
М`еста для жизни было мало, и мы схитрили: отвинтили ножки от тахты и положили её прямо на рояль, там и спали. Чтобы сподручнее было залезать на эту высокую лежанку, я вставала на табуретку.
Вскоре у нас наметилось потомство. Перед родами, как-то спозаранку, зашла меня проведать патронажная медсестра – и выпучила глаза: «Как? На пианине спите?!»
Потом, с появлением дочки, участь рояля стала печальна – пришлось поставить его на бок, отвинтив ножки. И больше никакой музыки…
А куда денешься? Иначе никак, в 13-то метрах, с ребёнком…
Порывались продать инструмент – да был у рояля изначально небольшой брак: треснутая дека.
Собственно, с ней мужнина мама его и покупала.
За двойную цену, как оказалось, несовместимую с жизнью.
Спец по инструментам вынес приговор: продать рояль вам вряд ли удастся. И переживёт он только один переезд, дальше его музыкальная участь весьма сомнительна.
На счастье, один друг, увидев у нас страдающий рояль, воскликнул: «Да вы с ума сошли, обалдуи, рояль на боку мучить!» И забрал его к себе: у него в квартире как раз была просторная комната, даже с небольшим камином.
Перевозили рояль забавно: явившаяся бригада грузчиков бодро спросила «На какой чердак балалайку заносить будем?» На проф_жаргоне они называли этаж «чердаком», рояль «балалайкой», а пианино – вообще «гармонью»: рассказывали, что один легендарный грузчик на «слабо» взгромоздил на себя пианино на двух лямках, точно гармонь – и втащил по лестнице на нужный «чердак».
Рояль под именем балалайки тоже был взгромождён на нужный «чердак», но с трудом – уж очень узкой оказалась лестница
Там, на новом месте, в светлой комнате с камином, Дидерикс прожил много лет, наверно – больше двадцати: и хозяин на нём музицировал, и обе дочки его играть выучились.
Мы иногда бывали там в гостях…
Но семья разрослась, а известно: в России семьи могут расти, дети могут расти – одна лишь жилплощадь катастрофически стремится к уменьшению. Да к тому же теперь полно в продаже компактных электронных инструментов, на любой вкус и кошелёк.
В общем, стал рояль мешать и там.
И нашёлся для него новый владелец: художественная школа. Мужа позвали помочь с перевозкой, проследить за грузчиками на узкой лестнице.
Они явились и, как и прежде, называли рояль балалайкой, этаж – чердаком.
Правда, старое пианино, которое с другого адреса везли в ту же школу, гармонью уже не величали.
И попал рояль в тот питерский дом на Вознесенском проспекте, что в народе прозвали «Носом»: он у Гоголя в его повести «НосЪ» упоминается, и на фасаде об этом есть табличка, тоже носатая, с надписью «Нос майора Ковалёва».
Так что теперь многострадальный Дидерикс обосновался в гоголевском носу.
И то славно: лучше быть роялем в носу, чем бельмом в глазу или ярмом на чьей-то понурой шее…
Эх, как же портит нам всем жизнь «квартирный вопрос»!
Всем. Даже роялям.
_________________________________________________
* Нос майора Ковалёва в Санкт-Петербурге
http://www.spbmuzei.ru/neob_mesta.htm
* Н.В. Гоголь «Нос»
http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0100.shtml