Пойду-ка я схожу к Хасану. Скучно стало. Вкус мартини приелся, самогон закончился, на дождь за окном смотреть надоело...
- Здаров, Хасан! Что делаешь?
Потусторонний взгляд холодных голубых (странно – должны быть чорными, вообще-то, и гарачими) глаз нехотя обратился в мою сторону и я погрузилась в его глубокомысленное безмолвие.
Через пять минут не выдержала:
- А, понимаю, ты, как всегда, очень занят – думаешь...
Тишина торопливо заглотила мои слова, будто пылесос вхлебнул ненужный мусор.
Я прошлась вокруг развесистой, словно роскошные брови Хасана, чинары. Прошлась раз десять. Скучно. Крикнула Софико – хоть посплетничать про мужиков, то есть про джигитов – нету красавицы, мабудь у Гоги зачем-то делает...
Хасан всё думал... И тут меня озарило – а можь это он спит так?
- Хасанчик, - я приблизилась к нему вплотную, - давай хоть поговорим что ли?..
Наверное, я приблизилась нимношка больше, чем вплотную – Хасан отшатнулся, но потусторонний взгляд обрёл некую осмысленность, подёрнутую непередаваемой тоской:
- Малчи, глюпий баба, нэ видишь – Хасан думаит...
- Ой, Хасан, это так несвойственно тебе... давай лучше займёмся чем-нить?
- Нимагу, Свэтлик, пакуда Хасан нэ паймёт, куда Сафико чачу спряталь, он нэ сможит ничем занимацца... – Хасан устало опустил голову. Давно мабудь думаит...
Я поспешила в Хасаново жилище и через пару минут вынесла оттуда стакан вожделенного напитка.
- Вай! Вот эта цимес, дарагой Свэтлик! Игде ты нашёль этот клад? Хасан нимношка свой башка павредиль, думая игде бы это должно быть? А да этава долго искаль – весь рассвет прикрасного южного солнца прапустиль.
- Да? – я подставила ладонь нежнейшей мороси, влажной поволокой окутывающей нежаркий полдень. – Рассвет говоришь? А я всё дождь в окошке вижу, когда просыпаюсь...
- Свэтлик, нимношка раньше вставать нада, - Хасан вернул пустой стакан: - Иди, женщина, и паставиль на место, читобы Сафико не дагадалься.
Вернувшись к заметно повеселевшему Хасану, я чутка заискивающе взглянула в его дивные очи и, предварительно вздохнув, сказала:
- Друг мой Хасан. Мне скучно. Давай придумаем что-нить интересное?
Хасан долго смотрел на солнце, – это ничего что облака и морось: Хасан всегда в небе солнце видит, – потом слегка поморщился с явно обозначенной досадой и произнёс:
- Нимагу, дарагой дэвачка, Сафико скоро вазвращалься будит...
- Хасан! – я смерила его богатырскую фигуру лениво-гневным взглядом. – Ты что? Совсем что ли? Я, конечно, понимаю, что у тебя всё интересное сводится к одному... Но я не об ЭТОМ! На сей раз... – добавила я уже почти миролюбиво и попыталась дотянуться до могучего плеча (не увлеклась ли я в восхвалении Хасановых достоинств?) – Хасанчик, понимаешь, когда мне скучно, то совсем не до ЭТОГО.
- Свэтлик, пачему тибе скучно, дарагой? Жизнь такой прикрасный! Гиде ты гаваришь Сафико чачу спряталь?
- Нискажу. У женщин свои секреты, - я снова непритворно вздохнула. – Помнишь, ты как-то сказал: «rock-n-roll умер, газеты с твоими первыми рассказами пожелтели, а женщины состарились…»
- Панимаю, - прервал меня Хасан. – Давай, Свэтлик, чачи выпьем – оччинь памагаит...
Я уж было подумала: а может и правда смириться перед граблями прекрасной Софико и надраться как следует? Но тут мой блуждающий взгляд скользнул по загону, в котором отдыхал Хасанов ишак. Следом скользнула мысль и не замедлила конкретизироваться в нескушный образ. Ишак подмигнул.
- Знаешь, дорогой... – не сводя глаз с животного, которое, кажется пыталось бесстыдно флиртовать, я нимношка подумала и быстро выпалила: - а и ничего не надо знать. Запрягай-ка лучше своего ишака, да посади Светлика впереди себя на расшитую шёлком подушку, да увези её на вершину самой высокой горы. Отщипнём клочок от облака и протрём затянутое туманом зеркало мира, чтобы увидеть в нём Господа. Схватим Его за бороду и не отпустим, пока не исполнит заведомо неисполнимое...
- Красиво гаваришь, дарагой Свэтлик, - Хасан зевнул, потянулся... – а можыт всё жы в пивнушку за углом?.. Ай, ладна, женщина... тибя легче убить, чем убедить. Иди в дом, бери падушку, садись на мой ишак, атвезу тэбе в горы. Хасан – джигит, жилание женщины для ниво закон, билят... – джигит срубил рукой воздух и пошёл седлать вконец обнаглевшую скотину.
Я сидела, удобно устроившись на мягкой подушечке. Ишак изредка поворачил морду и многозначительно подмигивал. Сабака... За моей спиной Хасан мудро вещал основы рационально-эмотивной терапии:
- Свэтлик, ты пачиму такой тёмный, а? Ты дажы фишка пра стакан нэ знаишь.
Я качнула головой, типа не знаю – пусть потешится. Мужчина становится сговорчивее, когда думает, что он умнее...
- Панимаишь, дэвачка, ты всталь слишкам позна, солнца нэ видель... Зато увидель полстакан мартини на стале – чито ты падумаль? Правильна, ты вздахнуль пичальна: всиго палстакан мартини... А Хасан праснулся када нада, паискаль рукой Сафико... патом ещё нимношка паискаль... – Хасан задумался, тряхнул кудрявой головой и вдохновенно продолжил: - Сафико ему за это стакан чачи принес. Маладэс, Сафико! Хасан палавина махануль нэ глядя, а патом пасматрэль: хвала Всевышнему! Ещё целых палстакана асталься!
Надо сказать, эффект от Хасановой психотерапии проявился незамедлительно: я еще улавливала через раз обрывки слов, но туман укутывал ватной тишиной, всё больше прижимая меня к широкой груди моего друга, и, наконец, голова моя коснулась того уютнейшего в мире места, где билось теплое сердце Хасана, а ритмичное покачивание завершило работу – сознание слегка крутанулось, мир переступил с ноги на ногу и воссияло солнце на вершине самой высокой горы.
- Приехали, - приятным баритоном сказал ишак. Я почему-то не удивилась и сошла в изумрудную траву. Хасан снял свою бархатную тюбитейку и стал протирать ею пространство над головой, не переставая глаголить:
- Ты, упрямый странный баба, сам нэ знаишь чиго хочишь. Чито ты будишь у Всевышнего прасить?
Я смотрела на сверкающие горные пики, вдыхала чистейший янтарный воздух, следила глазами за свободным парением неподвижного, будто выточенного из гранита, орла. Поющая хрустальными ручьями тишина ублажала душу покоем. Хасан, как всегда, оказался прав – я забыла, что хотела просить у Бога. В окружении таких сокровищ не имели значения ни ушедшие пристрастия, ни забытые рассказы, ни стремительно надвигающаяся старость...
Кажется Хасан свободно владел моими мыслями:
- Панимаишь, душа – это птица без возраста. Нада только научиться випускать её из клетки.
- Хасан, а что неисполнимое ты будешь просить у Бога?
Хасан прищурил острый, как у гранитного орла глаз, задумался, сурово сдвинул брови... я затаила дыхание – сейчас прозвучит сокровенное желание моего друга... даже серце упало в аритмию – мало ли чего? Гордо пронзив сильной рукой пространство, Хасан уверенно произнёс:
- Читобы мой аул вашель в число гарадов-арганизатарав ЧМ 2018, а сабака Мутко пас овец на склоне той дальней гары! Баран!
Наверное, в горах не нужно так громко говорить – вершина под нами вздрогнула, ишак споткнулся, и я проснулась, а эхо продолжало радостно плясать по пыльной дороге аула: ран, ран, ран...
- Приехали, красавица, - на всякий случай Хасан галантно подал руку, затем повёл меня, безмолвную пока, в темную утробу пивнушки. Ну это надолго...