Жадность
В каждом областном центре есть милицейская организация ОГСО – отдел государственной службы охраны. А в каждом районе города созданы подразделения ОГСО, из милиционеров, служба которым в других структурах внутренних дел противопоказана. Здесь собраны хромые, косые, не обезображенные интеллектом и просто те милиционеры, которые на вопрос : как тебя зовут? - глубокомысленно задумываются. Личный состав районных ОГСО охраняют банки, помещения налоговой инспекции, музеи , выставки.
В Жовтневом ОГСО славного города Днепропетровска, на улице Рогалёва третий год подряд несли службу по охране банка два мента . Одного звали Григорий Потебенько, другого Анатолий Куркин. Мрачный интеллект коллег дал им новые имена, на которые они охотно откликались.
Толстого, неповоротливого Григория звали Грыша Поебэнько, а худого и маленького Анатолия Куркина звали коротко – Акуркин.
Грыша и Акуркин были полной противоположностью друг другу. Грыша был толстый, грязно одетый и не всегда бритый субьект. Жил он в селе и всегда любил рассказывать, какой он зажиточный, сколько у него свиней, гусей, индюков и уток и как по нему сохнет местная учительница географии, - молодая, красивая, с неотразимой фигурой, живущая в трехэтажном собственном доме - дворце и прибывающая на уроки в школу на золотистом “ Майбахе”. По его словам, он жил по очереди – неделю с законной женой, - толстой и неопрятной Лариской, а потом неделю отдыхал душой и телом в особняке учительницы. Там он вёдрами пил шампанское, плавал в её бассейне с водой, напоминающей пляжи Лазурного берега , а вечерами занимался божественным сексом . Училка по имени Аделия, завлекая Грышу льстивыми речами о своей безумной любви, уже начала надоедать ему и он серьезно подумывал о смене этого сюжета, так как односельчане – огээсошники , при упоминании имени Аделия, начинали тупо крутить пальцами у виска и в один голос клялись: никакой Аделии в их селе сроду не проживало…
Одно было неоспоримо: у Грыши водились деньги. В воскресные дни его видели на базаре, торговавшем мясом, яблоками, живой водой, мёдом и самогонкой. Вечерами, будучи свободным от службы, он одевал свою замызганную до вонючести форму, брал полосатую палку и начинал регулировать дорожное движение в селе. В те вечера плакали все автолюбители. Штраф у Грыши за любое правонарушение был один – сто гривень.
И еще он охотно давал в долг деньги. Но с таким процентом, что местные коммерческие банки могли бы обзавидоваться.
А вот у его напарника Акуркина жизнь не заладилась. Жил он в однокомнатной квартире в старом, ветхом доме в центре Днепропетровска. Его жена – худая, высокая и синюшная тётка, с ногой 42 размера, и набором всех металлов таблицы Менделеева во рту, была некрасива, прыщава и сварлива. С ними в одной комнате проживала мать жены и с этим приходилось мириться.
Желая как-то преувеличить свой финансовый статус Акуркин с женой бросались с одной крайности в другую. Одно время в подвале дома они выращивали грибы - вёшенки. Но это не принесло им ни денег, ни радости. Однажды утром все грибы из подвала исчезли вместе с дверью, лампочкой мощностью 150 ватт и рамой от велосипеда, которая висела на стене подвала.
Потом у себя на балконе они стали держать перепелов. Перепелиные яйца в тот год были в цене… Всё, кажется. стало налаживаться. Жена даже купила себе коричневое платье и тёще – платок с красными петухами. Бизнес лопнул в одно утро. Соседка сверху, видимо, сдержала свою угрозу: перепела в одночасье повалились и больше не встали…
2 .
В то утро, сразу после инструктажа и развода Грышу отвел в сторону сержант Мухитов. Ровно полгода назад он занимал у Поебэнька тысячу долларов, и сейчас, день в день, должен был отдать как и договаривались, одну тысячу двести баксов.
Мухитов достал и передал Грыше деньги.
- Много сверху берешь, сука, - тихо сказал Мухитов, - может уменьшишь на сотню баксов ?
- Та чого цэ … Ты дывы якэ цабэ… Мы ж договорювалысь, - усмехнувшись , проговорил Грыша.
- Сука ты, - упрямо проговорил Мухитов.
- Та е трохы,- сказал Поебэнько наконец поняв, что двенадцать бумажек по сто долларов будет как раз тысяча двести баксов, - дурный ты, Мухитов… Жизни нэ бачыв…
Он спрятал деньги в карман рубашки, застегнул карман булавкой и подошел к своему напарнику – Акурку.
- Ну шо, пишлы охоронять народни гроши у коммерческий банк ?
Они взяли сумки и пошли пешком к месту несения службы, благо дело это было не далеко – метров восемьсот, не больше.
С неба падал мелкий, чуть заметный дождик, превращаясь на холодном асфальте в лёд.
Их рабочее место было при входе. За дверью. Здесь стоял стол и два стула. В углу закутка была тумбочка. Сверху стоял электрочайник. Каждый себе заварил чай. Поебэнько достал булку, разрезал вдоль и намазав маслом внутри, сложил ее и стал есть неторопливо, с аппетитом и громко чавкая. Акуркин бледный чай заедал мятной конфетой. После чая Грыша достал доллары, разложил их на столе и начал рассматривать .
- Откуда у тебя такая куча ? – с удивлением и даже со страхом спросил его Акуркин.
- Мелочь… Адэля дала …
- Ничего себе…- лицо Акуркина сморщилось и стало совсем уж жалким, - просто так дала ?
- Просто так… Ты пойми, Акуркин – мэни ци гроши як собаци пьята нога… У нас с жинкою у банку лэжить багато бильше. Так шо для мэнэ гроши – це ще одын повод подумать – куды их потратыты…
Он опять пересчитал деньги, аккуратно сложил их и спрятал в карман.
После обеда они сидя спали на своих стульях. Акуркин положив голову на стол, Грыша – закинув голову, раскрыв рот и издавая при этом мощный храп.
Вечером приезжала инкассаторская машина и они стояли у входной двери, наблюдая как в банк заносят мешки с деньгами. А когда банк опустел и они остались внутри помещения одни, разговор опять закрутился вокруг долларов Грыши. Тот снова разложил их на столе, тасовал как карты, складывал из них домик, раскладывал по возрастанию номеров и вообще вел себя финансово – увлеченно.
- От нэ знаю, шо мэни з нымы робыть ? – как бы спрашивая совета у Акуркина, говорил Грыша, - ты б шо зробыв, а ?
- Да много чего, - оживился Акуркин, - можно было бы в Крым сьездить, покутить хорошенько. Или просто каждый вечер ходить в ресторан, заказывать там бифштексы разные и пиво холодное… Или упаковаться красиво. Ну…там костюм купить, пальто чёрное и длинное и туфли с острыми носами… Фраер… Прожигатель жизни… Король эпотажа… Все девки – твои. Секи , - подьезжаешь к дому на таксичке, водила дверь тебе открывает, выходишь такой важный, как председатель правления коммерческого банка. А все соседи это видят – и баба Нюра, и тётя Циля и ссыкушка Верка из четвертой квартиры… У всех обморок…
- Можно и так розпорядыться, - задумчиво сказал Грыша, рассматривая каждую купюру на свет.
- Тебе хорошо, Поебэнько, - к тебе всё липнет: и девки богатые, и деньги и почёт с уважухой. Завидую тебе. Умеешь ты жить…
- Це вмию, - согласился Поебэнько, - у субботу узяв палку гаишну, пишов на дорогу и стою… Колы идыть кум на мотоцикле. Крычу – а ну стий ! Пидхожу, ключы херак и в карман. Почему пьяный ? Кум крычыть – ты шо обпывся оковытои, Грыша ? Я ж твэрезый и николы горилкы у рота нэ брав… Кажу до нёго – платы сто грывнив, бо подзвоню у ГАИ - буде хуже… Крычалы, крычалы однэ на одного, такы пишов додому и прынис гроши. До мэне каже: падла ты, а нэ кум… Та то такэ… Перэживём.
- А мне не везёт… Позапрошлый год послали в командировку в Сумы. Там на дороге какую-то развязку делали, ну а нас нагнали – технику охранять . Познакомился с одной . Интеллигентная – до безобразия. На “Вы” и с выходом из-за печки. Брачное агентство держала. Сначала и поила, и кормила и слова красивые говорила. Брехала, правда, много. Говорила, что у нее свой банк, и она всю Европу обьездила, а все же знали, что её Европа – это Турция… Возвращалась оттуда вся вдоль и поперёк перепаханная. Любила водки хряснуть и пофестивалить по привокзальному. А потом ваще головокружение от успехов случилось: называйте меня Элеонорой, Чёрт знает что такое. Элеонора Прыймач, - хуже только Милена Слюнява. Помнишь, по базару такая ходила ? А эта Прыймачка - толстая, прыщавая и какая-то, знаешь, пованивает...
Спать Грыша пошёл на свое привычное место – в приемную председателя правления банка на продавленный огромный диван, обшитый дермантином.
- Будешь на боку лежать, - пистолет не погни ! – вдогонку крикнул ему Акуркин.
3.
Утром Грыша курил на крыльце. В красно-белой пачке из под “Marlboro” у него лежали сигареты гораздо меньшей цены и низшего качества, но пачка из-под дорогих сигарет в руке, по мнению мента, всегда повышала статус курящего.
Грыша накурился и зашел в помещение. Акуркин , как младший смены, мыл полы в закутке за дверью.
- Чуеш, Акуркин ! А на вулыци гололёд страшный. Як до конторы добэрэмось ?
- Дойдём… - как-то тихо и обреченно ответил напарник.
- Оцэ б тыщи баксив не пожалив бы тому, хто донис бы мэнэ до конторы…
Акуркин прекратил мыть полы. Разогнулся. Коротко спросил :
- Гонишь ?
- Чому гонишь зразу… Сказав – тыщу баксив виддам – и виддам…
Акуркин подошел к Грыше. Был он бледен и решителен.
- Давай я тебя отнесу к офису… На спине… За тысячу долларов…
- Шо ? – Грыша засмеялся, - по дорози ласты склеишь, а я у тюрму ?
- Не склею ! – задорно, по пионерски, выкрикнул Акуркин, - не такие грузы таскал на себе и не загнулся… Спорим на тысячу – донесу ! Ну ? Ссышь ?
- Нэ сцю…
- Ну так спорим ? – опять насел на Грышу напарник.
- Давай… Тилькы так… Остановок не делать, а нэсты звидсыля и до самои конторы ОГСО… И якшо впадэшь, або нэ донэсэшь – то на разводи будэш крычаты: - Я пидар комнатный и конь педальный… Тры развода подряд… Идет ?
- Идет… Всё по-честному, - ответил Акуркин.
Вскоре пришла им смена – двое таких же неопрятных, занюханных стражей порядка.
Грыша зашел в женский туалет, из ящика достал две пустые двухлитровые бутылки из-под кваса, наполнил водой и глубоко засунул их в карманы брюк. Злорадно усмехнулся, застегнул шинель и вышел на крыльцо.
- Сидаты ? – спросил у Акуркина.
Тот три раза глубоко вздохнул, присел, подвигал узкими плечами , повернулся к нему спиной и бодро сказал:
- Такси подано. Садись. Уговор помнишь ?
- Тилькы нэ жэны як скаженный, командир ! – прохрипел Грыша, залазя на спину напарнику. Акуркин подхватил его под коленки и осторожно ступил ногой на скользкий асфальт улицы имени Рогалёва.
Начался тяжелый затяжной подьем до улицы Ворошилова. Асфальт был скользким. Прохожие с удивлением смотрели на происходящее. Некоторые смеялись. Акуркин тяжело дышал. Голова его была опущена.
- Добрэ ихаты… Ты нэ жэны, Акуркин, так швыдко… Дай мэни налюбоватысь окрестностямы… Ты ще жывый ?
Напарник молча нёс его вперед. На улице Ворошилова они повернули направо и пошли по направлению к центральной улице Днепропетровска – проспекту Карла Маркса. Народу тут было больше. Было утро и работающий люд спешил на мероприятия, облагораживающие человека. Некоторые прохожие предлагали свою помощь, но Грыша спокойно гасил энтузиазм масс:
- Граждане ! Усэ нормально. Отрабатывается кросс по пересечённой местности… Просьба не мешать… Спасибо за внимание.
Акуркин уже не дышал. Он хрипел. Но шёл вперед. У него на ходу свалилась с головы шапка, кто-то поднял её и на ходу надел её на голову Акуркину – криво и на самые глаза. Тяжело, медленно, с хрипом и несуразностью происходящего они дошли до проспекта, пересекли дорогу, потом трамвайные пути и снова дорогу. До цели оставалось два квартала.
- Ось пройшлы магазин “Харчи”, - засмеялся Грыша,- помнишь, Акуркин, яка там водичка продаецця – холоднэнька, та солоденька… Може збигаты, узяты пляшечку ? Водычкы хочецця ?
Акуркин молча тащил на себе напарника. Его шаги стали короткими, ноги дрожали, спина согнулась почти параллельно земле. Шапка снова слетела у него с головы, но теперь поднимать её никто не стал. Может ее взяли на сувенир, как память о человеческой глупости. Волосы на голове Акуркина были мокрыми и всклокоченными. Ближе к темечку была хорошо заметна плешь. Голова парила на морозном воздухе.
Они подошли к последнему препятствию на своем пути – улице Шевченко. Тут для перехода дороги нужно было сделать три шага по ступенькам. Опуститься, пересечь дорогу и опять подняться на три ступеньки вверх. Дальше уже был ровный тротуар по улице Клары Цеткин, где слева по ходу, в полуподвальном помещении находился офис ОГСО Жовтневого района. По улице Шевченко, мимо Художественного музея, нескончаемой рекой неслись автомобили. Светофора тут не было и каждый ехал как хотел, быстро, напористо и попутно смачно плюя на все существующие правила.
Глыба из двух человеческих тел остановилась.
- Писец, Толю, - сказал весело Грыша и плюнул в сторону, - тут тоби и картина Рэпина “Приплыли” называецця… Давай так : ссажуй мэнэ туточкы и за мною пивлитра самогону… Чуешь ?
Акуркин медленно ступил на первую ступеньку спуска. Машины замедлили ход. Проход трех ступеней занял несколько минут. Почувствовав твердь асфальта, Акуркин безбашенно ступил на проезжую часть дороги. Взвизгнули тормоза, завыли сирены и клаксоны, послышались трубные голоса водительских проклятий. Неестественная фигура из двух человеческих тел медленно двигалась вперёд. Движение автомобилей прекратилось… Наступила мертвая тишина. Водители с удивлением наблюдали, как через дорогу маленький, сгорбленный милиционер без шапки нёс на себе огромного сержанта милиции – веселого и с красной мордой, похожей на рыло хорошо откормленного борова..
С огромным трудом они поднялись по ступенькам. Впереди было 100 метров ровного тротуара. И тут Грыша понял, что он выиграл. Сто метров тротуара были превращены в каток студентами сварочного техникума, который находился рядом с помещением ОГСО.
- Ну шо будэмо робыты, Толик? - участливо спросил Грыша, - ссажуй мэнэ та пишлы пистолэты здавать. Ну а со следущого разу почнэш крычаты як договарювалысь… Ты ще нэ забув слова крычалкы, а , Толю ? Ото посмиемось…
Нога Акуркина чуть проехала по льду, он зашатался, Поебэнько радостно заржал:
- Плохому танцору яйця мишають…
Медленно, черепашьим шагом они дошли до подьезда ОГСО. Акуркин упал. Грыша ступил на землю, плюнул с досады и зашел внутрь помещения. Дежурному он сдал свой табельный пистолет, переговорил с друзьями и вышел на улицу. Акуркин сидел на земле, прислонившись спиной к фасаду здания.
- Гони баксы, гнида… Я выиграл…- зло прохрипел Акуркин. Из уголка его рта тонкой струйкой текла кровь.
- Та хто ж против ? Виддам сей момент, - быстро ответил Грыша, с трудом влазя в свою красную “копейку”. Двигатель взвизгнул и он быстро уехал в свое родное село Ново – Александровку.
С тех пор между бывшими напарниками и друзьями началась вражда. Их быстро развели по разным местам несения службы. Во всевозможные милицейские инстанции полетели жалобы. Одна сторона требовала деньги и взывала к совести, другая стояла на своем – такого нэ було. Начальник Жовтневого ОГСО вызывал еженедельно к себе на беседу обоих виновников грандиозной склоки, но помирить враждующие стороны не смог. В областной газете вскоре появился фельетон на эту тему, но и он не внес ясности в конфликт.
Жена Акуркина написала письмо министру Внутренних дел. И одновременно с мужем записались на приём к нему, но сьездить в Киев им было не суждено: приказом того же министра оба сержанта были уволены из рядов МВД за дискредитацию высокого звания украинского милиционера.
Акуркин после этого запил, потом у него сгорел балкон и стал протекать потолок в квартире. Врач, осмотрев тещу, в очередной раз ввел в бешенство главу семейства своим дигнозом: жить будет еще долго…В последний раз его видели на автостоянке. Там он, вроде бы, охранял машины.
А Грыша – тот хорошо. Тот не пропал. Свиньи поросятся, куры несутся, овцы стригутся, жиночка потихоньку погуливает, теща пристрастилась к вишнёвой наливочке. По дороге Ново – Александровка – Солёное его часто видят в милицейской форме и с полосатой палкой в руке. Помогает милиции, так сказать. Несёт службу как самый бесстрашный милицейский волк: в одиночку и немногословно. По трассе часто слышится его голос, напоминающий чавканье борова:
- Нарушаем, уважаемый ?... Двести грывэнь з вас….