Никанор Михайлович Шульгин, происходивший из рода рядовых детей боярских Луховского уезда, был к этому времени одним из самых могущественных людей в России. Избавившись в ходе «Смуты» от казанских воевод, Шульгин полновластно распоряжался на территории бывшего Казанского царства. Он вмешивался в дела других городов, казнил своих противников, жаловал сторонников и вел себя все более независимо по отношению к противоборствующим правительствам в центральной России. В его распоряжении находился крупный отряд казанских дворян и стрельцов и многочисленные служилые татары.
Александр Станиславский
НИКАНОР ШУЛЬГИН И КАЗАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО 400 ЛЕТ НАЗАД
ПРЕДИСЛОВИЕ
ЗАПЫЛИВШАЯСЯ ЯЧЕЙКА ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
В мире существует много историографических традиций, но все они сходятся в избирательном подходе к материалу, который молчаливо содержат источники. По своему произволу они выбирают сюжеты для коллективной памяти общества, по своему произволу выкрикивают имена, которые становятся общеизвестными. Одни ячейки с увлекательными историями открываются по сотне раз на дню. Другие пылятся на отшибе. И дело тут не в злой воле политиков или чиновников от науки. Просто каждый социум хочет помнить лишь определённые мгновения большого исторического процесса. Там, где социумы пересекаются или сменяют друг друга, всё это особенно заметно.
Историография Татарстана хороший пример из этой серии. Беглым взглядом здесь можно выделить несколько крупных исторических нарративов.
До 1917 года большинство текстов по истории современного Татарстана (и шире Волго-Уральского региона, Идель-Урала) исходило из русской среды. Как следствие, магистральными темами были: завоевание Казани Россией в 1552 году, колонизация приобретённой страны русским народом и распространение русской православной веры среди здешних тюрков и финно-угров. В рамках этой традиции формировалась существующая поныне некритическая уверенность в закономерности, прогрессивности и благотворности русской экспансии.
Краткий период большевистской коренизации 1920-х годов принёс отступление от прежнего способа писать историю Татарстана. В 1923 году вышли знаменитые «Очерки истории Казанского ханства» Михаила Худякова, где автор рассматривал государство, завоёванное Иваном Грозным, вне зависимости от эмоциональных оценок и клише русской дореволюционной историографии. Неизбежно получилась пламенная апология первой жертвы русского империализма.
Классическая советская историография пошла по другому пути, а представления, взращенные ею, до сих пор произносятся как общие места. Разумеется, советские историки везде, где угодно искали следы классовой борьбы угнетённых народных масс, но самая солёная специфика «Истории Татарской АССР» не в этом. Соль в том, что правильной и законной прародиной татар была раз и навсегда объявлена Волжская Булгария, а Золотая Орда и постордынское Казанское ханство воспринимались, словно инородные элементы и досадные недоразумения. Советским историкам было совсем не жалко Казанского ханства, утратившего независимость. Напротив, после его краха русские и татарские народные массы получили счастливую возможность вместе бороться с угнетателями вплоть до священного «Октября».
Историография после 1990 года – года суверенитета Республики Татарстан – это типичный пример создаваемой истории нации. Её главные герои – татары. Родина татар на Средней Волге существовала постоянно с I тысячелетия н.э., меняя лишь названия. Сначала это была Волжская Булгария, потом Золотая Орда, потом Казанское ханство. А потом (как и во всякой национальной истории) начался период тяжких испытаний, который к концу XIX века нация преодолела. Жаль только вместо Волго-Уральского Штата образца 1918 года, она получила урезанную большевиками автономию образца 1920 года, да и Суверенитету-1990 не дали развиться в полную силу. А если говорить о самой роковой и решающей дате, то это, конечно же, 1552 год.
Наверняка, помимо этих трёх с половиной традиций татарстанского историописания, можно отыскать еще какие-то. В каждой из них будут свои первостепенные события и имена, но речь не о них. Этот текст целиком посвящен тому, что во всех этих нарративах представляется «неважным», «второстепенным» и «незначительным».
Социально-политический кризис в России начала XVII века, Смутное время, Смута – кровавая и переломная эпоха. Насколько важной она представляется в общероссийской истории, настолько маргинальна она для любой версии истории Татарстана. Зачастую Казани даже нет на исторических картах, посвященных Смуте. Крайний восточный пункт – это Нижний Новгород, где Минин собрал своё ополчение, а дальше белые поля и обрез бумаги. Наиболее распространённые представления о Казани в эпоху Смуты ограничиваются лишь историей Казанской иконы Богородицы, которая была в народном ополчении, да утверждением, что «татары тоже освобождали Москву».
Быть может невостребованность этой темы объясняется просто? Быть может в Смутное время, на недавно завоёванной периферии России, ничего особенного не происходило?
Нет, напротив. Опубликованные, доступные всем источники помнят события, которых хватило бы не только на обстоятельную главу в учебнике, но и не несколько исторических романов. Битвы под Свияжском и Бурундуками, в которых сходились войска Василия Шуйского и Лжедмитрия II; грамоты в царственный град Казань из подмосковных станов Прокопия Ляпунова; загадочный дьяк Никанор Шульгин, самостоятельно правивший Казанью с 1611 по 1613 годы; разноплеменная казанская армия, наводившая страх на сопредельные земли: от Рязани до Вятки, – беглого перечисления фактов достаточно, чтобы понять насколько всё здесь было интересно. Однако история Казани и Татарстана начала XVII века всё-таки остаётся в тени других событий.
Этот текст суть авторская попытка суммировать знания о Смутном времени в Казани и Среднем Поволжье, и дать им интерпретацию. Автор не является специалистом-профессионалом по истории допетровской России, но рассчитывает на привлечение внимания к теме. В последующих главах он вместе с читателями пройдёт основными этапами политического противостояния, представит существующие в литературе взгляды на события, потолкует о причинах, по которым эту тему обходят стороной и т.д. Неизбежно, в центре повествования окажется политическая биография Никанора Михайловича Шульгина, роль которого была неординарной и для истории Смуты и для истории Татарстана.
Кто такой этот Никанор Шульгин? – закономерный вопрос относительно забытого исторического деятеля, и автор постарается дать читателю более-менее приемлемое представление о нём.
Чего хотел Никанор Шульгин? – вопрос, который не имеет однозначного ответа, и может служить хорошим поводом для гипотез и дискуссий.
Кроме этих, автора интересуют еще два вопроса. Если масштабные события Смуты в Казани не нашли достойного места ни в одной из существующих историографических традиций, быть может что-то не так с этими традициями? Быть может, следует посмотреть на нашу историю чуть иначе?