Вовка Коробок был из тех, с кем мамка запрещала водиться. Правда, запрет этот можно назвать условным. Так, например, в тюрьму сажают условно. Человек схлопотал срок, и болтается по-прежнему по улицам. Но если проштрафиться! Ну ,там, бычки будет собирать. Или продавщица вместо пачки сигарет «Шипка» за 11 копеек выдаст воспитательную руладу, да ещё мамке накапает. А мамка знает; что подстрекал к преступлению Коробок и заменит условное наказание настоящим. Дня на три.
Коробок – небольшого роста парнишка. На год старше меня. Ему уже девять. И фамилия, конечно, Коробков. Коробок по идее должен бы быть угловатым, так сказать прямоугольным. Но с идеями у Коробка туговато и поэтому он круглый. Нет, не толстый, а именно круглый. Практически, колобок. И всё же… Коробок.
Главной купальней в нашей стороне посёлка был котлован. Квадратная лужа. Метров 50 по диагонали. Настил деревянный для того, чтобы подъезжала пожарная машина. Это, собственно, был пожарный водоём местного лесокомбината и по совместительству – лягушатник.
В тот год середина лета стояла волшебно жаркая. Мы купались вечером. На берегу было пусто. Только я, Коробок и Электрик – парнишка на год старше Коробка, а Электрик, потому что папка у него электрик.
Прыгали в воду, разумеется, без трусов, так как всем известно, что сколько трусы не выжимай, мамка всё равно заметит (вообще-то это называлось «зажопит») и всыплет.
Самое глубокое место котлована располагалось аккурат под прыгалкой. Плыгалка – доска, зажатая между скатанными брёвнами. Забираешься на неё, раскачиваешься и сигаешь. Стили запрыга: бомбочкой, солдатиком, рыбкой. Рыбкой страшнее всего. Я прыгал солдатиком. Электрик – бомбочкой. Коробок расхрабрился и сиганул головой вниз – рыбкой. Раздался характерный звук. Это называлось «ляснулся». Ляснулся Коробок пузом о воду и ушёл на дно. Секунд тридцать его не было. Мы с Электриком наложили в штаны. Стали уже орать и в воду полезли. Тут Коробок вылезает. Довольный – специально нас напугал. Но это не единственная причина радости. Разжал Коробок ладошку а в ней – Ё-П-Р-С-Т – КОЛЬЦО БЛЕСТИТ. Ну, конечно, решили – золотое. Во, повезло! На него можно целый мопед купить. Коробок кичился: «Да чё мопед, целый моцык Минский».
Стали кольцо мерить – на все пальцы надевать. Понятно, радуемся, смеёмся. А голяком ведь… Коробок возьми да и надень кольцо на двадцать первый палец. Налезло. Смешно! Ха-ха, да хи-хи, и не заметил никто, что у коробка начался естественный процесс. Эрекция. Стали снимать кольцо – а куда там: головка раздулась, красная. Коробок орёт. Тут мы с Электриком пересрали, сильнее, чем после Коробковой рыбки.
Электрик говорит: «Надо подождать. Само всё пройдёт. Ты только про это дело не думай». Легко сказать – не думай. Не думается ни о чём другом! А тут ещё электрик про ампутацию что-то ляпнул. И пояснил, что ампутация – это когда что-нибудь отрезают. Коробок ударился в рёв. Мы помогли ему одеться и под руки повлекли к дому. Он шёл, как агнец на заклание и оглашал окрестность неблагозвучными рыданиями. Показалось крыльцо коробковского дома, на котором, окружённые подсолнечной шелухой, восседали мамка и бабка Коробка.
«Дурак ядивотный» - наиболее нежное словосочетание, из обрушившейся на пострадавшего рулады отзывов старшего поколения, что вкупе с парой сочных затрещин, составило целостную картину взаимоотношений в рядовой советской семье.
Мамка пыталась кольцо стянуть – не далось, бабка тащила – а хрен там. Дед пришёл поддатый. Он у Коробка партизан был. Настоящий. С бородой. Посмотрел – и тащить не стал – бесполезно.
Поволокла мамка Коробка в больницу. Тот упирался и ревел лосём во время гона, вспоминая коварное словечко «ампутация». «Ампутация-а-а-а…» - пошло гулять по окрестным улочкам: «Слыхала, Трахимовна, Коробчихину малому хер отрезали!». «Да, не-е-е, ему Коробчиха сама оторвала, за то, что он спёр чаго-то», «Да не оторвала, а от…»…
«Вы прослушали вариации на темы русской народной песни «Потеряла я колечко», - сообщило радио загробным голосом. Щёлкнули особенные щипчики в руках белохалатного мужа. Эскулап легко разогнул и снял кольцо. Коробок, обнаружив, что его мужские перспективы не пострадали, утёр сопли рукавом и перестал плакать. Они вышли из больницы. Луна освещала полнеба. Мамка молчала. Вовка шмыгал носом: ни те мопеда, ни мотоцикла Минского. Одна Луна.
До Коробкова дома от больницы не далеко. Только насыпь высокая через железную дорогу. Бабка выглядывала из-за изгороди. На скамейке стояла крынка парного молока. Муха бухнулась в пену. Бабка ловко смахнула её. Протянула крынку внуку: «Хлеба не успела купить. Там картоха в чугунке. Будешь?». Вовка облизал молочные усы и кивнул головой.
p.s. Кольцо оказалось не золотым, а пластмассовым. Фольга, его покрывавшая, выглядела очень натурально. Столько лет прошло, а я до сих пор помню, какое оно было на ощупь. Так хотелось, чтобы оно было золотое. Коробок обязательно дал бы прокатиться на моцыке. Ну, или хотя бы на мопеде
p.s. 2. Употребляя неблагозвучное слово «пересрали», я мысленно краснею, но оставляю его неизменным: не один синоним не передаёт столь полно ту гамму чувств, которую мы испытывали с Электриком, взирая на жёлтую дужку кольца, безжалостно захватившую в плен нашего товарища.
p.s.3. Диалектизм «Дурак ядивотный» содержит во второй своей части, несомненно, производную от корня «идиот», хотя данная версия придаёт выражению очевидный плеаназматический характер. Возможен вариант с производной от корня «Яд».
Интересно, что сказала бы Коробчиха, касательно последнего поскриптума?