Рыбак - дважды моряк. Глава X. Еще год в Анголе

Гертруда Рыбакова
   СНОВА АНГОЛА

 В начале марта 1988 года я уже знал, что еду работать по контракту на год в рес-публику Ангола. Была возможность поехать в Мозамбик, но несколько позже, а я почему-то решил, что в Анголе я уже бывал, мне там все знакомо, вот и дал согласие  ехать туда. И впоследствии очень  жалел об этом.  Год работы в Анголе капитаном на маленьком судне - МРТР, стоил мне потерянного здоровья и нервов. Я попытаюсь коротко рассказать про этот год моей жизни.  Он, наверное, самый тяжелый во всей трудовой биографии.
 
       12 марта поездом мы выехали из Клайпеды в Москву - восемь специалистов базы Океанрыбфлот для работы по контракту на двух судах. То есть, на каждое судно ехал капитан, старший и второй механики и тралмастер, остальной экипаж будет из ангольцев. Накануне нашего отъезда у Клайпеды, не далеко от Мельнраге, буквально в километре от станции, произошла большая авария - сошел с рельсов железнодорожный состав с цистернами нефти. С окон вагона медленно проезжающего поезда мы видели ужасную картину: вывернутые железнодорожные пути, лежащие на боку огромные цистерны, везде разлитая нефть. Хорошо, что машинисты остались живы.
            
    На другой день прибыли в Москву, меня встретил Володя, он специально приехал из Ленинграда повидаться со мной и проводить меня в дальний путь. Володя  уже вышел на финишную прямую - готовился к госэкзаменам и защите диплома.   По предварительному распределению он оставался работать в Ленинграде. Я был до слез рад приезду сына. Мы устроились в гостинице “Турист”, и до моего вылета в Луанду были вместе. В Москве, на сей раз, никаких проблем не возникало, все инстанции и согласования прошли быстро. Я не упоминал, что вскоре после возвращения из Ирака был принят кандидатом в члены КПСС, а с 1981 года был уже полноправным ее членом. 17 марта вечером вылетели из Москвы, и через 10часов полета наш лайнер ИЛ-62М приземлился в Луанде. В Москве температура была около нуля, а здесь днем ртутный столбик поднимался до 35 градусов.

Через пару часов после прилета, пройдя паспортный и таможенный контроль, мы были уже на судне МРТР-317 под названием “Рио-Мулай”. Здесь мне предстояло отработать год.   Судно находилось в ремонте. С первого дня нача-лись проблемы: ангольский повар при стоянке в порту и на ремонте не положен, а своего у нас нет.   На судне не оказалось постельного белья, пришлось просить у наших моряков из ремонтно-подменной команды в долг, а потом звонить домой, и заказывать женам, чтоб выслали с оказией хотя бы пару-тройку простыней и наволочек. Большая беда с хлебом - никто из нас не умеет его выпекать, хотя мука есть и белая и ржаная. Занимали, вернее, клянчили хлеб, на других советских судах, взамен отдавая муку. Потом стали учиться печь хлеб сами, сначала не получалось, но месяца через два кое-как наладили это дело, может и не слишком хорошо, но есть было можно.

 Судов, на которых работали советские экипажи по контракту, было восемь - два экипажа из Клайпеды и шесть - из Калининграда. На первом общем собрании “контрактников”, прибывших в Анголу, меня избрали старшим капитаном рейда, хотя эта должность ничего кроме головной боли не давала, и я с трудом избавился от нее во вто-рой половине контракта. На все наши восемь судов не было ни одного разъездного катера.    Постоянно приходилось умолять капитанов РПК дать их катер для поездки на рейд к большим судам, находящимся на ремонте, чтобы помыться в душе.   На наших  МРТР были проблемы с пресной водой.   Одним словом, бытовые условия были ужасные, и я до сих пор не понимаю, как мы сумели выдержать год.

            Продукты питания нам завозили один раз в месяц. Судовая морозильная камера вмещала только одну тонну продуктов, и мы хранили там только мясо и  мясопродукты.  Все остальное: муку, крупу, макаронные изделия,  сахар, специи и прочее, хранили прямо на верхнем мостике в ящиках. Учитывая постоянную жару, трудно было сохранить все это в добром качестве, и к концу месяца часть продуктов раздавали, лишь бы они не испортились. Помню, как получали продукты первый раз 11 апреля. Подъехала к причалу грузовая машина, в ней 5 ангольских грузчиков. Эти грузчики перекидали на причал ящики, мешки, коробки с продуктами и уехали.  А мы - вновь прибывший комсостав судна,  четыре человека, должны были все это поднять на борт.  Для нас это был каторжный труд: мешки с мукой по 70кг, картофель и сахар - по 50кг, ящики с продуктами по 20-30кг весом. И сделать все надо быстро, чуть замешкаешься - моментально разворуют.

 Их и так частично разворовывали во время транспортировки или получения. Когда после первой выгрузки я проверил полученное, то оказалось, что привезли примерно на треть меньше, чем полагалось согласно ценнику. Я написал рапорт начальству, но в конторе меня подняли на смех: “Скажите спасибо, что две трети привезли, бывало, и половина исчезала!” В дальнейшем, я отправлял в день получения продуктов своего человека с судна для контроля и сопровождения, и хищений стало гораздо меньше. Совсем не снабжала нас ангольская сторона такими необходимыми на судне вещами как хлорка, ветошь, рабочие перчатки. Все это приходилось добывать самим  у наших ремонтно-подменных команд, хорошо, что нам не отказывали.  Ведь без такой вещи, как хлорка, в Анголе просто невозможно, разводятся всевозможные насекомые в огромном количестве.

     15 апреля на первом общем собрании, где присутствовали представитель МРХ СССР и директор Департамента по рыболовству Анголы, я от имени всех капитанов судов задал вопросы:
- Почему не выполняются условия контракта в части снабжения продуктами питания в полном объеме и ассортименте?
-Почему нет запчастей для ремонта судов?
-Почему ангольцы не принимают участия в ремонте?  Мы ведь прибыли сюда, как промысловики, а не ремонтники?
 -Почему ангольские матросы не стоят на берегу вахты, хотя зарплату получают  в полном объеме? Почему они не принимают участия в выгрузке продуктов на судно, а только набивают ими огромные сумки и тут же уходят домой?
-Наконец, когда будет хотя бы один катер на все наши суда?
             
     Никакого вразумительного ответа мы не получили на свои вопросы. Директор ангольского департамента через переводчика сказал, что Ангола - страна бедная и надежда только на МРХ Союза, которое обещало запчасти и снабжение.  И еще: “Вы приехали по контракту помогать нам  и воспитывать наших будущих моряков”. Дескать, вот и воспитывайте! А наши представители постоянно напоминали нам, чтобы  мы не вмешивались ни в какие ангольские дела и обычаи.

29 апреля нас поставили в док, который находился за пределами города. Общественного транспорта не было, чтоб попасть в город или наше представительство, надо сначала на катере добраться до департамента, а оттуда, на  попутной машине, если будет. Но катера не было, и мы сутками сидели на судне, изнывая от безделья, так как ремонтом в доке занимались португальцы. Доковые работы ими выполняются очень качественно. В машинном же отделении ремонт производят два наших механика, они мучаются с самого приезда в Анголу, на них жалко смотреть - всегда грязные, руки в ссадинах, помыться негде. Вначале они, было, рьяно взялись за дело, но видя, что им никто не помогает, и нет многих запасных частей, постепенно опускали руки, начинали работать с прохладцей. Вот закончат португальцы ремонт корпуса, и опять мы встанем у причала, ибо ремонту машинного отделения конца не видать. От тоски хоть волком вой. День кажется невообразимо длинным.

По утрам я бегал на пляж Атлантического океана, завтракал, готовил себе нехитрый обед, как умел - вот и все дела. На судне нет кинопроектора - кино не смотрим, телевизора тоже нет, как в каменном веке.   Единственная отдушина - книги, которые берем в библиотеке посольства, но и читать тоже надоедает. Иногда меня возят в рыбный порт (наши суда стоят на министерском причале), чтобы решить какие-нибудь производственные вопросы. Изредка приезжал на машине и брал меня с собой мой друг из Торгпредства, москвич Степанов Виктор Сергеевич, ездили по окрестностям или заезжали к нему домой на обед, для меня это была отдушина. Степанов жил с женой, которая всегда радушно меня принимала. Не вижу никакой пользы от нашего пребывания здесь, скорей бы закончился этот бесконечный ремонт, и выйти на промысел, там, за работой, время пойдет быстро. В Луанде периодически постреливают, а 25 мая унитовцы взорвали высоковольтную линию, предстоит ремонт недели на три, сидим без света и кондиционеров, духота!

Все мы изучили и освоили судовую радиостанцию и изредка настраиваемся на Клайпедскую волну в определенное время, через радиоцентр разговариваем со своими близкими. Конечно, не всегда это удается, все-таки расстояние огромное, много помех, но раз в месяц разговор с семьей получался, это давало заряд бодрости, и жизнь становилась более сносной. Получил сообщение от Володи, что он успешно защитился и получил диплом инженера-океанолога. Работать будет в Центральном картографическом производстве военно-морского флота, остается в Ленинграде. Очень рад за сына!
             
 Из Клайпеды получил аудиокассету с голосами своих любимых - жены, детей, внуков, целый концерт к моему предстоящему дню рождения. Прослушаю и как будто побываю дома. В Луанде три наших ремонтно-подменных команды, при смене экипажей часто бывают оказии, один-два раза в месяц обязательно.  Так что связь с домом регулярная, получаем письма и подарки, свежие (относительно) газеты и  журналы, а домой посылаем, если улетающие берут, немного ангольского кофе.  Оно здесь очень дешевое. 21 июля скромно отметил свой день рождения - 48 лет. Пригласил друзей с соседних судов, приехал Степанов, я приготовил шашлыки. Конечно, особой радости не было.  Что за праздник без родных и близких?  Да и тут обстановка не  веселая, но не-много отвлеклись. 31 июля унитовцы подорвали водонапорную башню и электростанцию. Опять живем без света и кондиционеров. На одном из судов запустили вспомогательный двигатель, чтобы запитать все суда, стоящие на ремонте, так что вышли из положения. Механики со всех судов несли круглосуточную вахту по очереди, заработали кон-диционеры, и у нас горит по вечерам свет, а в городе ни единого огонька,  все во мраке, как-то жутко.

  Наши постоянные доклады руководству стали давать результаты - ежедневно приходят на работу три ангольца и помогают нашим механикам ремонтировать главный и вспомогательный двигатели. Ремонтные дела стали продвигаться, нужно было думать о предстоящем промысле. На судне не было промснаряжения, пришлось опять клянчить. Через своих друзей раздобыл один трал, бывший в употреблении, и траловые доски. 7 сентября, по моим неоднократным просьбам, с меня наконец-то сняли полномочия старшего капитана рейда, которые мне ужасно надоели. К этому времени почти все наши суда стояли у причала и ремонтировались, моряки от безделья и безысходности стали злоупотреблять спиртным, дисциплина резко упала,  а спрос за все, как всегда, с капитана. Со своими моряками, то есть с клайпедскими, я еще как-то мог договориться, а вот калининградцы совершенно распоясались, пили по черному, не под-чинялись никаким уставам и требованиям. Поэтому понятно, что я вздохнул с облегчением после 7 сентября.
 
  Шла вторая половина контракта. И вот, наконец, 18 сентября мы вышли в первый рейс, точнее - в ходку. Здесь рейсы назывались ходками из-за малой продолжительности, потому что на промысле мы находились не более недели, точнее - столько, сколько требовалось, чтоб забить рыбой имеющуюся тару - ящики. В первый раз мы были в море чуть больше суток, выловили около трех тонн, больше у нас не было ящиков. Во второй раз проработали трое суток, добыли 10 тонн рыбы.  Уходить в ходку было трудно именно контрактникам, расскажу почему. Как я уже упоминал, наши суда стояли у министерского причала, а не в рыбном порту. На борту находились только мы,  4 человека: капитан, тралмастер и два механика, ангольские моряки ждут нас в рыбном порту,  на противоположном берегу бухты. Отходим так: на руле капитан, швартовы отдает на носу тралмастер, на корме - второй механик, а стармех находится в машинном отделении. Отойдя от министерского причала, следуем в торговый порт за водой, опять швартуемся вчетвером, забункеровавшись, идем в рыбный порт, где забираем ангольцев и тогда уже следуем на промысел. Такая история повторялась, только в обратном порядке, после возвращения с промысла.

   Как только мы подходили к рыб-ному причалу, сразу после выгрузки рыбы, ангольцы разбегались по домам, и мы опять оставались вчетвером, отходили от причала рыбного порта и швартовались на свое штатное место. Не соблюдались элементарные правила судовождения и техники безопасности, об этом знало, и наше начальство, и Департамент рыболовства Анголы, но такой беспредел был узаконен негласно еще до нас, и мы ничего не могли изменить. Ангольские моряки в рыбном порту входили на судно, как хозяева, всегда под хмельком, и сразу шли на камбуз.  Готовили себе пищу, ели, и лишь после этого шли переодеваться в рабочую одежду. Потом старший среди них, называемый “навигатором”, дает мне “добро” на выход в море. Теперь уже я - капитан, на руль приходит анголец, на швар-товных концах тоже ангольцы, в машинном отделении стажер механика – анголец, работает под руководством нашего стармеха.  Со мной на мостике постоянно находится навигатор.            

Опишу выборку трала. Когда мне рассказывали капитаны других судов, я думал, что они преувеличивают. Но это действительно было “зрелище!” Выбрали первый строп рыбы,  остальное болтается за бортом. Вылили рыбу на палубу, и тут, все до единого ангольца, в том числе и рулевой, и механик с машинного отделения, и навигатор с рулевой рубки, и повар с камбуза, - ринулись на палубу. Хватают ценную рыбу: зубана, мерроу, вомера, морского угря, каракатицу, и каждый отдельно откладывает свою кучку. Кто схватил, значит, рыба уже его, другой не возьмет эту рыбину. В мгновение расхватали хорошую рыбу. Оставшуюся,  малоценную, (отоперка, лист, сабля, мелкий карась) засыпают в ящики для сдачи в рыбном порту. Выбираем второй строп - “сортировка” рыбы для себя продолжается, на сдачу идет малоценная. И так было все время, в каждой ходке. Хорошая рыба оказывалась на базаре, а малоценная сдавалась госдепартаменту.

В рыбном порту есть охрана, но когда ангольцы выносят рыбу, их беспрепятственно пропускают. Когда наши капитаны пробовали докладывать об этих хищениях директору Департамента, он ответил весьма оригинально: ”Вся пойманная вами рыба будет не где-нибудь, а в Анголе!” Мы поняли, что в расхищении рыбы принимают участие и сотрудники Департамента: определенный процент от проданной на рынке рыбы каждый моряк отдает навигатору (своему старшему), а тот, собрав деньги, передает их в Департамент. Фактически мы, советские специалисты, работали на свору спекулянтов и воров, а государству доставалось то, что не сумели унести ангольские моряки.
 
    Однажды произошел такой случай, правда, не на нашем судне. Ангольская инспекция по охране природы наложила штраф на нашего капитана, за то, что 70 процентов сданной рыбы - мелочь, а положено не более 10 процентов. Капитан сумел доказать, что стандартная рыба продается на базаре, он показал судовой документ о количестве выловленной рыбы и сданной в порту. Вмешался Департамент, и инцидент замяли. Как-то я пригласил с собой в ходку представителя департамента. После первого траления, как только выбрали первый строп и вылили его, этот представитель первым ринулся на палубу отбирать себе крупную рыбу. Больше я вопрос о рыбе не поднимал. А на судне во время выборки трала предложил такой вариант: отбирали хорошую рыбу в одну кучу, потом ее делили поровну на всех ангольских моряков. В этом случае рулевой, повар,  механик и навигатор не покидали своих рабочих мест.

  Ангольцы хвалили меня за такую “рационализацию”, и в порту преподнесли мне бутылку бренди. А в дальнейшем стали делить рыбу с учетом нас четверых. Наш контракт подходил к концу, и мы решили не отказываться, как говорится - “оборзели”. Свою долю мы могли отдать, продать, выбросить за борт - так распорядился навигатор, и конфликтов по рыбе у нас больше не было. Своей рыбой мы угощали друзей (тех, кто работал на берегу, в представительстве), меняли на бренди или кофе, иногда отдавали свою долю навигатору, а он приносил нам деньги. Так мы, советские специалисты, нашли общий язык с ангольцами, обе стороны остались довольны, и жалоб на наше судно не было. После каждой ходки я отсыпался, так как на промысле спать удавалось не более трех часов в сутки,  не раздеваясь, во время траления. Навигатору я судовождение полностью не доверял. Наши ходки зависели от многих факторов - получения топлива,  пресной воды, льда. Часто не было того или другого, иногда ангольцы во время не придут, срывы были постоянными.

Настало время дождей, льет как из ведра. На судне везде течет, рубка в воде, света нет. Появились различные ползающие и летающие насекомые, опять можно заболеть малярией. Ливни обычно бывают в первой половине дня, после дождя мгновенно ус-танавливается жара, и через пару часов все высыхает, как будто воды и не было. Готовимся в очередную ходку. Хотя там и трудно, но я стремлюсь на промысел - время бежит быстрее. Но мои моряки настолько обленились, что выход в море для них испытание. Механики при малейшей поломке чего-либо в машинном отделении пишут пространные докладные, и опять ставят судно к причалу на ремонт. В ноябре из восьми судов только наше выходило на промысел.

Руководство Департамента рыболовства Анголы, видя бесперспективность ремонта этих старых, разваливающихся судов МРТР, решило закупить в Испании 6 новых промысловых судов большей грузоподъемности. На приемку этих судов и последующую работу с продлением контракта еще на один год решено было послать наших же советских специалистов. В состав каждого экипажа входили  советский капитан, старший механик и тралмастер, а остальные - ангольские моряки. Здесь заведомо нарушалась безопасность мореплавания, не обеспечивалась надежная штурманская вахта.  Ведь не может один капитан стоять на мостике круглосуточно, а ангольский навигатор не имел штурманского образования и, конечно, не мог отвечать за судно. Мы предупреждали об этом и наше и ангольское руководство, но наши замечания игнорировались.

 В результате, во время перегона первого же судна из Испании в Анголу, произошла авария, новое судно столкнулось с проходящим крупным торговым лайнером, изрядно помяло свои борта, хорошо еще, что не было пробоины, и оно не потеряло хода.  Но по приходу в Луанду судно сразу было поставлено в ремонт. Как выяснилось, авария произошла ночью, по вине навигатора. Мне было также предложено продлить контракт и лететь на приемку четвертого судна. Неделю я думал, поговорил по телефону с Герой, и мы решили не испытывать судьбу. Всех денег не заработаешь, а здоровье в этой стране угробишь окончательно. Я отказался, и очень рад даже сейчас, что поступил тогда правильно.

 Приближается Рождество и Новый год. С 24 декабря по 2 января в Анголе рождественские каникулы, так что работы никакой не будет. Перед Новым годом закупали продукты по безналичному расчету в специальном магазине “Джумба”, где отовариваются только дипломаты всех рангов из разных стран, и товары там значительно дешевле, да и ассортимент больше. Советским морякам - контрактникам сделали предновогодний подарок, выдав пропуска в этот магазин. Так что на праздник имели шикарный стол, но было так грустно, хотелось домой, к своим, я никогда еще так не скучал по дому, как в этот раз. Мои друзья Степановы накануне Нового года улетели домой, в Москву, у них закончился двухгодичный контракт, а других близких друзей у меня не было. 1989 год встретили на судне, вчетвером. После нового года нам, наконец-то, дали ангольского повара. Готовит он по-своему, но едим, не ропщем, так как давно сами перестали гото-вить, питались в основном консервами.

        Из дому, от наших жен, и из газетных публикаций, узнаем о неспокойной обстановке в Союзе и особенно в Прибалтийских республиках, которые требуют выхода из состава СССР. В Клайпеде, судя по сообщениям, идут митинги, всевозможные собрания и конференции, народ спорит о принадлежности Клайпеды. Ведь Клайпеда - бывший Мемель, была до 1945 года в составе Германии, и русскоязычное население надеется, что в случае выхода Литвы из состава СССР, Клайпеда останется советской, отойдет к Калининградской области. Неужели придется покидать Литву и уезжать в Россию, ко-торую я почти не знаю? Но и национализм меня пугает. На душе неспокойно, стал плохо спать, покалывает сердце.

После нового года нас, контрактников, осталось на судне трое, так как по новому Договору между МРХ СССР и Анголой на 1989 год упразднили должность второго механика на МРТР, а людей направили на новые суда в должности электромехаников, чтобы они могли доработать контракт. Мы от этого особенно не страдали, так как стояли опять в ремонте, и в 1989 году, до конца контракта, на промысел больше уже не выходили. Я попросил у представителя МРХ разрешить сходить мне в одну ходку на вновь прибывшем испанском судне из чисто профессионального любопытства. Мне разрешили, и я как наблюдатель пробыл 10 дней на промысле.

 Судно понравилось, особенно рулевая рубка с новейшим штурманским оборудованием японского производства: авторулевой, два эхолота, два радара, управление главным двигателем из рулевой рубки. Каюты одноместные для комсостава и двух, четырехместные для матросов, просторная кают-компания с телевизором, кондиционер, общий на все судно. И все же я не жалел, что не остался на второй год, накопилась какая-то усталость, хотелось в просторную квартиру, чтоб все вокруг было свое, родное, соскучился по жене, детям, и особенно по внукам. В феврале начали готовиться к возвращению домой, покупаем подарки, сувениры, вылет назначен на 16 марта. Считаем оставшиеся дни, с нашего экипажа никто не захотел остаться на второй год. 16 марта в 22 часа прибыли в аэропорт Луанды, нас провожали все представители МРХ СССР и два ангольских чиновника, напутствовали добрыми словами, желали успехов дома, мягкой посадки в Москве. Наконец-то кончилась эта бестолковая командировка, прощай, Ангола!

      17 марта утром были в Шереметьево-2, нас встречали наши жены, спасибо им, они побеспокоились о гостинице, так как официально нас никто не встречал. К вечеру подъехал из Ленинграда Володя, на один день, чтоб повидаться со мной, так как работа не позволяла задерживаться.   Я был так рад, что мои любимые со мной!  Как всегда, на оформление всевозможных бумаг и документов в Москве ушла неделя. Машину в этот раз мы не покупали, как после Ирака. У нас была старенькая машина - ВАЗ - 2102,  с новой решили повременить.  Теперь с покупками за валюту стало проще, можно было купить в Каунасе любую машину, не надо гнать из Москвы.

Мы с Герой все продумали, прикинули, и решили часть моего годового валютного заработка потратить на строительство кооперативной квартиры для Володи в Ленинграде. Тогда существовало положение, разрешавшее внеочередное приобретение кооперативной квартиры за валюту, ( надо было внести валютой первый взнос, 40 процентов стоимости).В Москве побывали в соответствующей фирме “Соврыбфлота”, все узнали - какие документы необходимы, какая сумма, сколько времени ждать. Вова жил тогда на частной квартире, ему обещали общежитие, а насчет приобретения квартиры, конечно, ему пришлось немало побегать по различным инстанциям. Но все труды наши окупились сторицей, и теперь мы живем в этой квартире, официально принадлежащей Володе.

      25 марта мы с Герой приехали в Клайпеду. Были радостные встречи со всеми - с семьей Кости, любимыми внуками, заметно подросшими за год,  с родственниками и друзьями. У меня до конца июля предстоял отпуск и отгулы, решили поехать отдохнуть куда-нибудь по путевке. Обсудив различные варианты, выбрали  Болгарию, хотелось побывать в этой благодатной стране. Поехали в Вильнюс, и в Туристическом  агентстве приобрели две путевки на июнь месяц,  без всяких проблем.

               ОТДЫХ В БОЛГАРИИ.
 
      Поездка в Болгарию была рассчитана на 18 дней, из которых 12 дней были   экскурсионными  по городам, а 6 дней - отдых на курорте “Солнечный берег”. Группа формировалась в Вильнюсе, люди были со всей республики, как литовцы, так и русские, но особой неприязни не было, хотя и дружбы тоже не возникло. Как-то сразу обособились маленькие группки, мы сдружились с одной хорошей женщиной из Вильнюса - Ниной, и в основном все время проводили с ней. Ехали в Болгарию на поезде.  В Киеве была пересадка и ночевка, так что нам удалось съездить на автобусную экскурсию по столице Украины, полюбоваться этим замечательным городом. Киев очень понравился.  Можно было понять людей, не захотевших покидать свой город после Чернобыльской трагедии, хотя говорили, что в Киеве высокий уровень радиации. Дальше ехали через Молдавию, из окна вагона любовались природой. Очень долго стояли на границе с Румынией, где меняли колесные пары, так как европейская железнодорожная колея уже, чем наша. Было очень интересно смотреть, как это делается. Наконец, через двое суток пути (от Вильнюса), 11 июня, прибыли в Софию, где нас встретил наш гид - групповод Саша, он был и переводчиком, прекрасно говорил по-русски.  Саша сопровождал нас все время, пока не привез на курорт “Солнечный берег”, и не устроил нас там в гостинице.

    Первую ночь мы ночевали в небольшом городке Ботевград, куда нас отвезли на автобусе после ужина.  Он запомнился  необыкновенно красивыми тротуарами, вымо-щенными белым и розовым мрамором, обилием цветов и чистотой. Потом два дня мы осматривали столицу Болгарии, нас возил комфортабельный автобус. София очень богата культурно-историческими памятниками,  их более 250, и конечно все осмотреть за два дня невозможно. Глубокое впечатление оставил кафедральный собор Великого Князя Александра Невского, построенный на народные пожертвования, в честь русских воинов – освободителей. Проект собора принадлежит видному  русскому архитектору из Санкт-Петербурга А.Н. Померанцеву.  Торжественное освящение храма состоялось в 1924 году.  Внутри храма прекрасные настенные росписи и иконы болгарских и русских художников.

После Софии мы  почти каждый день переезжали в новое место, редко, где ночевали две ночи. В Пловдиве, втором по величине городе Болгарии, находится крупнейший в стране античный театр второго века нашей эры, построенный из мрамора, хорошо сохранившийся и отреставрированный, так что там периодически устраиваются пред-ставления.  Побывали мы там же, в Пловдиве, и  у памятника русскому солдату Алеше, про которого поется в песне: “Стоит над горою Алеша, в Болгарии русский солдат”.

 Посетили Габрово, где есть,  наверное, единственный в мире, музей смеха – Дом юмора и сатиры. Габрово прославилось своими неповторимыми шутками и анекдотами.  Там мы провели целый день и после музея долго бродили по живописным улицам этого небольшого городка. А на следующий день  экскурсионный автобус привез нас на гору Шипка. Там находится храм-памятник «Шипка», построенный в честь русских солдат и болгарских ополченцев, погибших при обороне Шипкинского перевала в августе 1877 года в ходе Освободительной русско-турецкой войны.   Рядом, на вершине Столетова, воздвигнут памятник свободы, один из самых величественных в стране.

 Вообще в Болгарии мы встречали к себе только хорошее отношение со стороны жителей, всегда нам доброжелательно отвечали, если мы что-то спрашивали. А если не всегда понимали нас (наши языки - русский и болгарский, хотя и похожи, но все-таки не всегда можно понять, о чем речь), то объясняли жестами. Два дня отдыхали на горном курорте Пампорово, расположенном на восточных склонах Родопских гор. Здесь зимой занимаются горнолыжным спортом. Но так как было лето, то там вместо спортсменов были просто туристы.  Мы поднимались на специальном подъемнике на вершины гор и любовались окрестностями. Вечером в шикарном ресторане был устроен вечер дружбы для нашей и еще одной советской групп. После Пампорово мы ездили в старинный Рильский монастырь, очень красивый. Он как бы врезан в горы, часть его келий вырублена прямо в скалах, а внешний двор обнесен ажурными легкими каменными арками, что создает неповторимое впечатление.

         А знаменитая Казанлыкская долина роз! Благоухание ощущается еще издалека, воздух напоен нежным ароматом. Здесь, в долине, со всех сторон окруженной горами, образовался своеобразный микроклимат, благоприятный для выращивания различных сортов масличных роз. Еще выращивают лаванду, так же идущую для получения ароматического масла. Розовое болгарское масло очень ценится в парфюмерной промышленности всего мира, и один грамм этого масла стоит дороже грамма золота. В музее Долины роз нам показали, как производили розовое масло прежде, как его  выжимают сейчас, хотя в этом процессе самое главное - правильный сбор роз. Розовые лепестки собирают на утренней заре,  пока не испарились капельки росы на цветах, и строго в определенный период цветения.

 В  общем, двенадцать дней путешествия были так насыщены впечатлениями, мы увидели столько нового и интересного, что даже немного устали. И были очень рады, когда нас привезли в конечный пункт маршрута - на курорт “Солнечный берег”. Здесь начинался наш отдых у моря. Разместили нас в хорошем отеле «Гданьск»,  в двухместных номерах со всеми полагающимися удобствами, с телевизором и телефоном. Море было буквально рядом, только спуститься на берег по ступенькам. Погода стояла чудесная, вода теплая, как парное молоко, так что все время, за исключением обеда, мы проводили у моря, купались и загорали. Однажды только съездили в город Варну, который был близко, чтоб купить кое-какие подарки домой. По вечерам ходили в различные ресторанчики, коих на курорте великое множество, пили знаменитые сухие болгарские вина. Особенно понравился ресторан “Медвежья поляна”, где прямо на наших глазах повар готовил слоеные болгарские пирожки. Нам никогда не приходилось видеть такого оригинального способа “раскатывания” теста. Повар быстро-быстро вращал его то над головой, то кидал справа налево, и тесто становилось тоньше бумажного листа. И пирожки были изумительные!

         Да, отдых в Болгарии получился прекрасным! Правда, на обратном пути наши “литовские товарищи” устроили в поезде такую грандиозную пьянку, и так себя без-образно вели, что чуть не испортили все впечатление от отпуска. Но мы решили не об-ращать на это внимания.
        После возвращения из Болгарии Гера вышла на работу, ее отпуск закончился, а я отдыхал еще почти весь июль. По субботам и воскресеньям мы всегда старались куда-либо выехать, или к морю в Гируляй, или в Палангу, иногда отправлялись и подальше, например, в Каунас, посмотреть Музей чертей. Но отпуска, какими бы долгими они не были, всегда кончаются, подошел к концу и мой отпуск.