– Ты смотри, пятница, а народу до хрена! – ругался таксист, застряв в автомобильной пробке на выезде из Москвы. – Ну, епт, куда прешь! Ошалели, что ли! Ноябрь месяц, бля, не протолкнуться. Че, епт все дачники что ль разом собрались, не пойму? Глянь, все номера московские.
Дорога была забита суетливыми и беспомощно скачущими из ряда в ряд автомобилями, рвавшимися за пределы Москвы, как табун обессиленных лошадей, которых разом выпустили из загона.
Быстро добраться до дома не получалось. Игорь уже пожалел, что поймал частника, а не воспользовался общественным транспортом. Таксист к тому же оказался болтливым стареющим типом, что с трудом терпел уставший Игорь, которому недоставало тишины после, очевидно, «последней» встречи с Юлией.
– Что за город? Что за страна? Епт, когда жить-то начнем? Где, бля, эти пчеловоды? По Европам разбежались?! Сидят, значит, там на лужайке, цветочки нюхают, а мы тут трахаемся. Как же так можно? Как такое вообще быть-то может, я не пойму нихера? – сокрушался таксист и приглушил радио, «настраиваясь» на длительную социальную беседу с пассажиром. – Угораздило же нас здесь родиться! А?
– Ну, что теперь делать? – спокойно ответил Игорь, не желая молчанием раззадоривать таксиста.
– Да, теперь уже ничего не поделать, теперь, епт, уже все, труба Москве. А эти, значит, там и с кувшинчиками и с дудочками наши миллиарды прожирают, пока мы тут в заднице сидим! Сколько себя помню, ну, всю жизнь в дерьме! – в голосе таксиста зазвучали откровенные «народные» нотки. – Сами в дерьме и детей, епт, туда же растим.
– В каком смысле? Какая дудочка? – удивился Игорь.
– Вот я своей младшенькой вчера сказку читал этого, как его… тьфу, черт, забыл! Да какая разница. В общем, «Дудочка и кувшинчик» называется. Охренительная сказка. Будь моя воля, я бы всех заставил ее еще в школе выучить, чтобы потом легче жилось.
– Что за сказка? – поинтересовался Игорь, бесцельно посмотрев в окно.
– Там суть в том, что маленькая девочка нихрена не хочет ягоды искать. Сейчас все такие, все, епт, на халяву хотят. Насмотрелись, бля, херни по телевизору, и давай им подавай все за так. Так вот у нее вся семья раком ползает по поляне во главе с папашей, а папаша еще и приговаривает там, типа, одну ягодку беру, на другую че-то смотрю что ли, третью замечаю, а четвертая, епт, мерещится. – Таксист выговаривал каждое слово присказки, войдя в роль «папаши». – А дочь все равно ленится. Ягоды, значит, надо было в кувшинчик собирать, поэтому и сказка так называется. Ну и вдруг появляется какой-то старый сморчок-боровичок на пеньке и начинает с ней за кувшинчик торговаться и менять его на дудку. Дунешь, говорит в дудочку, появятся все ягоды на поляне, ходи и собирай. Только, значит, кувшинчик давай взамен. Дуреха обменялась, ягоды повылезали, а собирать их некуда, кувшинчика то нет. Так мурыжил он ее несколько раз: то кувшинчик даст взамен на дудочку, то дудочку взамен на кувшинчик. В общем, так нихрена она и не набрала и стала вместе со всеми ползать раком.
Таксист громко и заразительно засмеялся, что заставило Игоря искренне усмехнуться.
– Что, что вы смеетесь?
– А меня Светка и спрашивает: «Папа, почему она сама все ягоды не съела, когда у нее дудочка была?» Представляешь!
– Да, забавно, – задумался Игорь.
– Вот и я говорю, забавно, – таксист закашлялся и выбросил сигарету в открытое окно. – Так и мы торгуемся с кем-то всю жизнь, надеемся на что-то, а внутри знаем, что один хрен ползать раком будем за этими ягодками и старичок этот, сморчок, смеяться над нами будет. Смешно, правда?
– Я не очень понимаю, – ответил Игорь
– Не понимаешь? Ну, ты даешь, студент, вроде не маленький, – серьезно сказал таксист, вырулив из пробки на дорогу к Городу. – Че, правда, не понимаешь, что во всей этой истории главное?
– Что? – внимательно слушал Игорь.
– То, что сморчок этот в другой книге заветы нам с тобой дал: как побороть в себе страсть к дудочке, как не засматриваться на чужой кувшинчик, как не страдать в поисках ягодок и грибочков и, главное, что не ягодками едиными жив человек, – таксист сплюнул в окно. – Только другим все разом отдал. Вот и верь после этого старичку. Вот те, епт, и вся философия… Приехали.
Игорь никак не ожидал такого «библейского» окончания в повествовании таксиста. Некоторое время он собирался с мыслями, но сказать что-нибудь уместное не получалось и в голову лезли какие-то совершенно тривиальные слова, противопоставить которые «такой» сказке было совсем невозможно.
– Заснул что ли? – с едва различимой тусклой улыбкой он развернулся к Игорю и толкнул его рукой в колено. – С тебя пятьсот. Поищи без сдачи, а то мне мелочь нужна, всю ночь еще «бомбить».
Расплатившись с таксистом, Игорь посмотрел вслед решительно удаляющемуся автомобилю, огоньки которого безвозвратно проглотила городская тьма уже через несколько секунд.
Игорь закурил и, постояв немного в раздумье, решил навестить отца, рассчитывая в субботу проваляться целый день без дела. Через квартал он добрел до его дома, каждый метр которого был знаком ему с самого детства. Во дворе возле подъезда отца он обратил внимание на старую «семерку» BMW, нарочито стоявшую посредине узкой асфальтовой дорожки, демонстрируя бескомпромиссность ее владельца. Игорь усмехнулся такой вызывающей парковке и направился к обильно чадившей сигаретным дымом толпе ребят.
– Привет, – Игорь поздоровался с ребятами, толпившимися во дворе. – Вы что, пиво что ли пьете?
– Ну, пьем, а че? – ответил толстый невысокий парень c прыщавым лицом и жидкими сальными волосами.
– Да-а, – протянул Игорь. – Пузырь, на улице уже двадцать пятое ноября, а ты все пиво сосешь. Тебе плохо не станет?
– Не станет, – недовольно ответил Пузырь.
– Смотри, горло застудишь, где лекарств на такую тушу найдешь? – сказал Игорь, пожимая в приветствии руки друзей.
– Нос, ты сейчас к отцу не ходи, – сказал Миша Терехин, отведя Игоря в сторону, – там сейчас Мазай.
– Мазай у отца? Так это его тачка возле подъезда? – удивился Игорь, посмотрев еще раз на серебристую машину. – А что он там делает?
– Шутишь, я че его спрашивал что ли! Есть тема, что он там с Гошей разбирается, а папаша твой не при делах, – ответил Миша и попросил у Игоря сигарету. – В любом случае лучше тебе не светиться. Побазарят разбегутся, а так… хрен знает, что у этого отморозка на уме.
– А ты отца видел?
– Нет, сегодня не видел, – ответил Миша.
– Я видел, – в разговор вмешался Пузырь, – он уже бухой.
– Ты что, сука, скалишься? – разозлился Игорь, увидев ухмылку Пузыря, и вновь вернулся к разговору об отце с Терёхиным. – Вот козел, когда он успел-то?! Я ему часа три назад звонил, он трезвый был.
– Долго что ли? – Пузырь нарочито засмеялся, будто его шутка всем понравилась. Пузырю никто не ответил и даже не улыбнулся. Все знали, что Игорь становился невменяемым, когда речь заходила о его отце. – Была бы водочка, а повод мы всегда найдем!
– Ты что ржешь, хряк? Давно в пятак не получал? – грозно сказал Игорь и через мгновение, отведя взор от замолчавшего Пузыря, он вновь обратился к своему собеседнику. – С кем он пил?
– Говорю же, с Гошей. Ты че, не знаешь? Они скорешились по полной, – ответил парень.
– Я этого Гошу когда-нибудь так уделаю, что он дорогу сюда навсегда забудет.
– Слушай, Нос, сто пудов Мазай за Гошей пришел. Все знают, что он у папаши твоего прописался. Пацаны говорили, что Мазай, как «откинулся», сразу Гоше денег взаймы дал. Может он его теперь и трясет, а папаша твой не при делах. Дождись, пока Мазай выйдет, зачем проблем-то на свою жопу искать.
– Понятно. Ладно, бывайте. А ты, Пузырь, не хами больше, понял? – Игорь попрощался и грубо ударил кулаком Пузыря в грудь.
– Боксер, ****ь, херов, – откашливаясь, Пузырь, чуть слышно выругался в сторону уходящего Игоря.
Медленным шагом Игорь приблизился к подъезду, еще раз посмотрев на BMW Мазая. Он протянул руку к входной двери подъезда, которая неожиданно распахнулась от удара ногой с внутренней стороны. Игорь одернул руку и выругался.
– Это ты мне? – грубо спросил Мазай, появившийся сразу за распахнувшейся дверью. Он остановился прямо перед Игорем, который на мгновение растерялся. Он был невысокого роста и очень крепкого телосложения. Взгляд небольших черных глаз Мазая был пронзителен и неприятен, особенно когда он злился. В такие минуты брови его словно срастались и на скуластом, заросшем черной щетиной лице воцарялся звериный оскал.
– Нет, – ответил Игорь и проводил взглядом Мазая, который направился к автомобилю.
Квартира отца находилась на последнем этаже старой пятиэтажной «хрущевки», ровно такой же, в какой обитал Игорь на соседней улице. Он любил эту квартиру, впрочем, как и сам дом. Не спеша поднимаясь по ступенькам, Игорь разглядывал новые надписи на стенах, и улыбался, когда встречал свои забытые художества. Он знал почти каждого человека в этом доме и мысленно вспоминал соседей, оказываясь на новом этаже. На третьем этаже он увидел стеклянную банку с бычками на дне и, пройдя еще несколько ступенек, прочитал несколько надписей в свой адрес.
Поднявшись на пятый этаж, он заметил, что дверь в квартиру отца была открыта. Игорь вошел в коридор и с порога споткнулся об отцовский ботинок. Отшвырнув его ногой в угол прихожей, где лежала остальная, потрепанная обувь отца, он снял с себя мокрую куртку и повесил ее на последний уцелевший крючок, сбросив на пол грязное пальто Гоши. Игорь заглянул в комнату, обклеенную пожелтевшими репродукциями картин пейзажистов, которые где-то раздобыл отец. Комната была пуста, и лишь его плащ, приютившийся на покосившемся стуле, говорил о том, что родитель дома. Вдруг из кухни донеслись чьи-то стоны. Игорь прошел на кухню, где увидел отца, сидевшего возле стола, и Гошу, его старого школьного приятеля и собутыльника, лежавшего на полу лицом вниз в небольшой кровавой лужице.
– Сынок, здравствуй, – с трудом вымолвил Сергей Юрьевич, словно был удивлен появлением Игоря, и тут же обрадовался, но выказать всю глубину отеческих чувств не сумел. Сидя на стуле с полузакрытыми глазами, Сергей Юрьевич аккуратно вытирал разбитый нос окровавленным синим платком, чуть откинув назад голову, опасаясь повторного кровотечения.
– Что случилось? – спросил Игорь, кивая на бездыханное тело Гоши.
– Это, знаешь, Георгия Владимировича только что один человек поколотил. Один очень злой человек… сволочь. Сынок, Игоречек, он настоящая сволочь. Вот гляди, – Сергей Юрьевич отвел руку с платком от кровоточащего носа, – и меня ударил. За что? Меня-то за что пинать?! Я что, собака бездомная, не человек получается?
– А кто ты? Посмотри на себя, – зло ответил Игорь, разглядывая осунувшееся и постаревшее лицо отца.
– Как это кто? Как это кто? Я… я… почему ты так говоришь об отце, Игорек?
– Ладно, заткнись… отец. Лучше помоги мне еще одного «человека» поднять, а то разбросались тут людьми, плюнуть некуда.
Вместе они перевернули Гошу на спину. Лицо его было изрядно помято. Глаза заплыли синяками, а разбитый нос распух как огромная картофелина. Гоша покряхтел и выдохнул Игорю в лицо.
– Что вы тут жрете? – отпрянул Игорь.
– Огурчики, – хрипел Гоша, сложив руки на груди как покойник.
– Какие нахрен огурчики! – крикнул Игорь. – Какого черта ты опять приперся? Сука! – Игорь крепко встряхнул «гостя», схватив его за грудки старого школьного пиджака, блестевшего засаленными лацканами.
– Ты что делаешь, сынок! Игорек, опомнись! Не надо! – Сергей Юрьевич ухватился за сильные руки сына, пытаясь освободить Георгия. – Не смей так делать, прошу тебя!
– Уйди, – Игорь смахнул родственника без особого труда и снова принялся трясти корчащегося на полу Гошу, – а ты, сука, вставай и выметайся отсюда.
– Я не могу, – почти шепотом сказал Гоша, – не надо… пожалуйста, не надо Игорек, сыночек!
– Сыночек! Какой я тебе нахуй сыночек! – Игорь схватил Гошу за ноги и поволок к входной двери, слыша, как он цепляется за табуретки и как его голова глухо ударилась о порожек кухни. Игорь вытащил незваного гостя в подъезд и, бросив его на этаже, вернулся в квартиру. Он злобно схватил с пола пальто Гоши и, швырнув его прямо в лицо бедолаге, захлопнул и закрыл на ключ входную дверь.
– Зачем приходил Мазай? Что у тебя с ним? Отвечай! – резко спросил Игорь.
– Сынок, о чем ты говоришь! – недоумевал Сергей Юрьевич, размахивая руками. – Какие у меня могут быть дела с этим извергом? Кто-то позвонил в дверь и сказал, что ему с Георгием Владимировичем поговорить надо. Я открыл, а он ворвался и сразу мне в лицо кулаком ударил. Вот погляди теперь, платок только выбросить осталось, – Сергей Юрьевич протянул к Игорю окровавленный платок. – Отличный платок был.
– Да выкинь ты свой платок, – Игорь оттолкнул руку отца. – Рассказывай, что потом!
– Потом он проскочил на кухню и начал бить Георгия Владимировича. Представляешь, просто так, ни за что ни про что.
– Гоша ему денег должен, вот и получил. Сколько он взял, знаешь?
– Нет, – удивленно отвечал отец. – Какие деньги?
– Слушай, а на чьи деньги вы тут водку пьете с огурчиками? Уж не Гоша ли угощает?
– Да, Георгий сказал, что ему аванс выдали. Он в продуктовый магазин сторожем устроился.
– Пап, ты с луны что ли свалился? Какой продуктовый! Кому нахрен этот «синяк» нужен!? Что он сторожит, если бухает с тобой постоянно? – Игорь понимал, что такой человек, как Мазай, опасен для отца, тем более теперь, когда выяснилось, что он вместе с Гошей пропивал его деньги. – Ты совсем мозги пропил…
– Игорек, давай все-таки Георгия вернем. Ему и так досталось, а тут еще ты…
– Никого ты не вернешь, понял? Нечего ему тут делать, чтобы я его никогда тут не видел, а то я его сам прибью, клянусь тебе. – Игорь немного успокоился и замолчал.– Налей мне немного.
– Ты что, выпиваешь? – насторожился Сергей Юрьевич. – Это очень плохо, Игорь, тебе алкоголь никак нельзя.
– Ты же пьешь уже двадцать лет и ничего, живешь.
– Водка это зло! – вскрикнул отец и стукнул в сердцах ладонью по столу. – Водка это… это…
– Ладно, знаю я, что ты скажешь. Налей и не учи меня. Тебе что, сто граммов этой дряни жалко?
Игорь выпил водки и закурил. Ему хотелось чем-нибудь закусить мерзкое теплое зелье, но все, что лежало на столе, выглядело до того отвратительно, что он просто выпил сырой воды из-под крана.
– Слушай, мне особенно некогда с тобой тут сидеть, у меня и без твоих проблем день тяжелый был. Скажи мне, у тебя деньги есть?
– Есть сынок, есть, не волнуйся.
– Сколько?
– Тысяча есть, но этого вполне достаточно, не беспокойся. Ты же знаешь, мне много не надо.
– А пожрать?
– Хлеб есть, колбаса есть, и потом я отличный гороховый суп сварил. Мне его на несколько дней хватит.
– Гороховый суп?! Слушай, а я все голову ломаю, чем так воняет, а ты, оказывается, гороховый суп сварил. Когда ты его сварил?
– Позавчера.
– Вылей его, а то соседи на тебя опять жаловаться будут. Помнишь, как ты креветок наварил? Я тогда классе в третьем, кажется, был, – Игорь улыбнулся, вспомнив, как отец приготовил испорченных креветок, желая порадовать его с мамой настоящим дефицитным деликатесом.
– Помню. Еще Семенов, царствие ему небесное, жив был. Ох, как тогда его жена шумела. – Сергей Юрьевич тоже засмеялся и потом неожиданно захныкал. Лицо его поникло, и вид стал совсем жалким и даже убогим. Серая рубашка, некогда бордовая вязаная жилетка, грязный галстук и черные засаленные брюки, из-под которых торчали старые тапки, вызвали в Игоре отвращение. Он некоторое время смотрел на всхлипывающего худого отца и, не выдержав, отвернулся и «уткнулся» в окно, за которым продолжал падать мокрый снег.
– Хватит ныть. Что ты как баба все ревешь? Вот, на, возьми пять тысяч и вылей свой суп в унитаз, – Игорь протянул деньги отцу. – Приберись в квартире и купи себе рубашку что ли. Нельзя же всегда ходить в таком вонючем рванье. Ты скоро как бомж станешь, если надо, денег я тебе добавлю. И вот еще что, завтра я не приду, у меня своих дел полно.
– Да, сынок, понимаю.
– Посмотри, какая мерзость на улице, почти зима. – Игорь отступил от окна и не поворачиваясь продолжил. – Пап, я скоро уеду из Города.
– Как уедешь? – Сергей Юрьевич замер и слезы вновь наполнили его глаза. – Надолго?
– Навсегда, папа, навсегда. – Игорь присел за стол напротив отца и посмотрел на него. Он будто физически почувствовал боль родителя, услышавшего неожиданную новость. Ему хотелось утешить его, но ничего не приходило на ум. – Пап, я уже никогда сюда не вернусь, не могу. У меня нет сил терпеть эту серость. Еще немного и я свихнусь здесь.
– Игорь, сынок, ты что такое говоришь? – нервничал Сергей Юрьевич. – Разве можно такие вещи говорить? Ты же провел здесь лучшие дни: родился, вырос.
– Лучшие дни? Ты о чем, пап? – Игорь усмехнулся и задумался, вспомнив недавний сон. – Знаешь, мне тут как-то сон приснился, вообще мрак. Я сижу дома один и слышу, как кто-то стучится в дверь. Стук такой назойливый и монотонный. Я посмотрел в глазок и никого не увидел. Странное чувство охватывает меня, что-то вроде страха. Я подхожу и открываю дверь. За ней стоят одинаково одетые кривоногие карлики. Представляешь, все на одно лицо, как клонированные. Они мгновенно врываются ко мне и бегут через комнату на кухню, а там выпрыгивают в открытое окно. Я понимаю, что они погибают, падая вниз, и пытаюсь поймать и спасти хотя бы одного из них, но мне это не удается. Они как безумные мчатся и смеются таким противным детским смехом. Обегают меня слева, справа и вот уже, казалось бы, я схватил одного, но он буквально выскальзывает из рук. Я бросаюсь на кухню и высовываюсь в распахнутое окно, чтобы посмотреть на их разбившиеся тела. Меня пугает мысль о том, что их внизу должно быть уже несколько сотен, а под окном никого нет, понимаешь, совсем никого, ни единого карлика…
– Игорек, что с тобой происходит? – взволнованно спросил отец.
– Не знаю. Меня на прошлой неделе так перекосило, что я одного человека чуть не прибил, – Игорь закурил сигарету. – Вот такие дела, папа. А ты говоришь, дни. Я так в психушку нахрен загремлю.
– Игорек, какого человека? Ты что? Какая психушка? – тревожился Сергей Юрьевич, слушая сына.
– Ладно, не парься. Жив он, здоров. Не повторится больше, обещаю.
– Ну, слава Богу. – Подбородок Сергея Юрьевича задрожал и он обхватил голову руками, – Ты поезжай, конечно. Ты может и прав. Ты молодой, что тебе здесь делать, одни вон алкаши кругом. Обо мне не думай. Обо мне не надо думать, я как-нибудь тут сам проживу. У меня отличная пенсия и, посмотри, у меня все есть: телевизор новый ты мне купил, холодильник еще работает. Что мне еще надо? У других и этого нет. Живу я очень экономно, без этого теперь никак нельзя. Ты же сможешь приезжать ко мне иногда? Правда?
– Наверное, смогу.
– Вот и хорошо, а мне больше ничего и не надо, сынок. Можешь ко мне совсем редко приезжать, я не обижусь. Только вот будет возможность – и приезжай, я всегда рад буду. Ты только не забывай меня, – Сергей Юрьевич дрожащими руками налил себе немного водки и, всхлипывая, опустошил стакан, – и прости, прости меня за все, сынок. За то, что я…
– Пап, не надо, – Игорь прервал отца, – Бог простит.
– Бог уже не простит, я знаю это точно. – Взгляд Сергея Юрьевича опустел. – Некого уже прощать, понимаешь?
– Простит, простит, не переживай. У Него на таких, как ты, все и держится.
Игорь докурил и прошел в коридор. Одеваясь, он заглянул в комнату и увидел пепельницу, набитую затушенными папиросами, на тумбочке у изголовья кровати.
– Ты зачем в постели куришь?
– Что ты, сынок! Это я так, только когда почитать чего-нибудь лягу, могу и выкурить папироску, – Сергей Юрьевич проследовал за Игорем.
– Ты с этим делом кончай, это опасно! – резко произнес Игорь. – И смотри, про Гошу я не шучу – сам его удавлю.
– Понял, сынок, понял. Не волнуйся, все будет в порядке. Я пол помою и все уберу, а ты иди домой. Позвони мне, как доберешься.
Игорь повернулся к отцу и вновь почувствовал необходимость утешить его. Поддавшись нахлынувшим чувствам, он неловко обнял его. Сергей Юрьевич растерялся от такого поведения Игоря.
– Пока, пап. – Игорь ослабил объятия и вышел из квартиры. – До отъезда еще есть время. Увидимся. Закрывай дверь.
Через полчаса Игорь был дома. Нехотя он разделся и снял обувь по пути на кухню. Кухня была пуста и чиста, словно декорации в кукольном театре. Солонка, перечница, сахарница и чистая чашка стояли с аккуратным расчетом, которым руководствовалась Ирина Дмитриевна, уборщица из детского садика, нанятая матерью Игоря для присмотра за квартирой.
Ирина Дмитриевна врывалась в беспорядочный мир Игоря два раза в неделю и каждый раз, добросовестно убираясь, наводила «невыносимый» для нормального человека порядок. Она была из тех людей, которые бьются с грязью в частности и с хаосом в целом вовсе не за деньги, как это может показаться сначала, а из неведомых простому обывателю принципов. Пыль, грязь и мусор у таких людей вызывают в некотором смысле физические недуги, аллергию, отчего борьба с ними происходит жесточайшая. Игорь всегда поражался ее упорству. Однажды он на спор «перевернул» полквартиры и выиграл свои деньги, когда изумленный спорщик уже через день увидел в квартире идеальный порядок, наведенный Ириной Дмитриевной.
Игорь включил чайник и открыл в холодильник. Холодильник не содержал ничего «домашнего» и предложил Игорю стандартное меню из паштетов, сыров, колбас и нарочито положенных на самое видное место сосисок. Игорь улыбнулся.
– Уж не думаешь ли ты, милая моя Ирина Дмитриевна, что я в силах сосиски варить? – произнес вслух Игорь, достав из холодильника «докторскую» и плавленый сыр. Намазав на черный хлеб тонкий слой сыра и положив сверху толстый кусок колбасы, он сел на табурет и налил чай. Ему вдруг стала тягостна «вылизанная» Ириной Дмитриевной кухонная тишина, и он включил телевизор, который редко смотрел внимательно. В своей комнате он вообще настроил только музыкальное телевидение, не утруждая себя другими каналами. Одно время Игорь пытался следить за новостями, особенно криминальными, но обилие обнаженной крови и изуродованных тел, так легко показываемых на экране, вызвало в нем отвращение к новостям навсегда. Однажды он даже разругался с Федором Андреевичем, утверждая, что порнография теперь гораздо нравственнее любых новостей.
Игорь хаотично переключал каналы до тех пор, пока не остановился на прогнозе погоды. Он внимательно посмотрел на экран, где глянцевая девица докладывала о погоде в Красноярске, соблазнительно поворачиваясь то одним, то другим боком к карте. Невероятная девушка была чем-то далеким, таким же далеким как город Красноярск со всеми своими морозами. Ее холодная красота заняла весь экран. Предостерегая страну от циклонов, она обнажила в улыбке свои белоснежные зубы, отблеск от которых, кажется, отражался на ее светло-розовых, влажных губах.
– Как же тут не согрешить да не покаяться, – произнес Игорь, увидев лежащую на подоконнике библию Ирины Дмитриевны в аккуратной белой рукодельной обложке.
Словно услышав эти похотливые слова, девушка покинула экран, оставив завороженных зрителей рассматривать телефоны спонсоров выпуска.
Чуть приглушив громкость телевизора, Игорь прислушался к странному шуму, доносившемуся с лестничной клетки. Желание посмотреть проигрывало усталости, но вновь повторившийся шум заставил его подняться. Нехотя подошел он к двери и посмотрел в глазок. Напротив его квартиры стоял его сосед, школьный учитель Федор Андреевич Плетнев, и разговаривал с высоким и хорошо одетым молодым мужчиной лет тридцати пяти. Федор Андреевич выглядел возбужденно и нервно жестикулировал, а собеседник тем временем сложил руки за спиной и внимательно его слушал. Дверь в квартиру Федора Андреевича была открыта.
– Федор Андреевич, что-нибудь случилось? – спросил Игорь, открыв дверь.
– А-а, Игорек, добрый вечер. Ничего страшного, ко мне вот гости приехали, – суетился Федор Андреевич. – Игорь, кстати, у тебя нет немного сахара, а то я совсем позабыл купить.
– Конечно, есть. Сейчас принесу, – Игорь исчез в квартире и вернулся буквально через несколько секунд. – Вот…
Федор Андреевич и молодой мужчина тем временем беседовали с присоединившейся к ним девушкой.
– Ну вот и сахар! Теперь и чаю попьем, – радостно воскликнул Федор Андреевич. – Лена, познакомьтесь, это Игорь, наш сосед.
Игорь машинально протянул и отдал пачку сахара Федору Андреевичу, не сводя глаз с Лены. Слова Федора Андреевича, казалось, звучали уже где-то совсем на другом этаже.
– Здравствуйте, – поздоровалась девушка и посмотрела Игорю прямо в глаза. Так невольно их взгляды столкнулись на несколько секунд, – меня зовут Лена.
– Здравствуйте, – ответил Игорь и, смутившись, пожал, протянутую Леной руку. – Игорь.
В такие «божественные» секунды еще слабая, но яркая искорка бесшумно проскальзывает между людьми. Закрадываясь в их блуждающие души, она прожигает себе путь в одинокие сердца сквозь громоздящиеся там истины, правила и принципы. Душа болезненно трепещет в ожидании сжигающего до пепла огня, и неведомой силы чувство овладевает человеком и порабощает его. Одинокие души еще не верят в чудо: не признаются себе, что это любовь, и не боятся страшной игры судьбы, которая их ждет впереди, когда не помнишь и не видишь вокруг себя уже ничего. В эти «божественные» секунды люди обретают то потерянное предназначение, для которого они и были созданы.
Игорь стоял ошарашенный и не мог сдвинуться с места. Он продолжал смотреть на Лену, не выпуская ее руки, чем привлек внимание нахмурившегося Артема. Ситуацию разрядил телефонный звонок в его квартире.
– Я пойду? До свидания.
– Ступай Игорек, ступай, – сказал Федор Андреевич. – Спасибо тебе.
Игорь еще раз вскользь посмотрел на девушку и прошел к себе, закрыв дверь. Небывалое, почти физическое тепло вспыхнуло в его груди. Он посмотрел на себя в зеркало, висящее в прихожей. Приблизившись к нему почти вплотную, он впервые всматривался самому себе в глаза, примечая самые мельчайшие детали.
– Неужели это Она?