Знамение гл. 26

Владимир Орлов3
ЗНАМЕНИЕ Гл.26




Выйдя из института, Наташа направилась к остановке трамвая и, дождавшись восьмерку, легко вскочила на подножку. Устроившись слева у окна, она стала смотреть в окно, ощущая мерное покачивание железного монстра. Мимо проплывали знакомые очертания старинных зданий и новостроек, парки, скверы, магазины, рынки...И вдруг поймала себя на мысли, что едет не в общежитие, а на квартиру Алексея, как к себе домой. Она так быстро привыкла и срослась душой с этим новым своим жилищем и его хозяином, что уже считала это частью ее, собственной жизни...

- Странно, - подумалось ей, - ведь все началось с простого визита к одинокому мужчине. Так сказать, покувыркаться...Его развлечь, по просьбе Светланы, да и самой встряхнуться...А переросло как-то быстро в такое серьезное чувство, что ей даже страшно стало при мысли о том, что вдруг что-то, непредвиденное, может разрушить эту гармонию двух сердец и тел...Конечно, Алексей не был похож ни на кого из тех, кого она знала раньше и в последнее время...Да, оригинален, неповторим по своим взглядам на жизнь, отношению к женщине, по своей образованности, поиска смысла жизни, разгадки таинственного слова ИСТИНА...

- Но полюбила-то его я не за конкретные какие-то качества, а всего целиком, со всем тем, что в нем живет и в физической, и в духовной природе, - продолжала анализировать она. - А еще он красив и пишет хорошие стихи, которым не придает серьезного значения...Так, получается, что в моем представлении он какой-то идеальный! Но этого же не может быть? Или моя любовь так его идеализирует?..Что-то я совершенно запуталась: чего я хочу?

Найти какие-то отрицательные черты в его характере, чтобы доказать, что он - такой же, как все? Но я уже отметила, что он - не похож ни на одного из моих знакомых...Тогда что же меня неосознанно тревожит?..Если честно признаться, то где-то глубоко внутри меня живет неуверенность в том, что я могу ему соответствовать.

Конечно, прежде всего - духовно. В физическом плане мое тело, по-моему, доставляет ему удовольствие, особенно некоторые интимные места, хотя я уже и сама стала получать от них свою долю наслаждения. И потом он же не принуждает меня, а я сама хочу сделать ему приятное. Да и вообще по любви и по согласию можно чем угодно заниматься в постели, а если это будет еще и разнообразно, то монотонность нам не грозит...Но это всё не то...

В душе какая-то тревога, сомнения, вопросы... Можно ли удержать любовь? Но это уже вопрос будущего, а его нет, потому что всё разрушает настоящее...А настоящее состоит из бесчисленного количества самых разнообразных ситуаций, которые еще и постоянно изменяются. Оно, как шахматист, имеющий право в любой момент смахнуть фигуры со стола и расставить новую партию...

И все мы так неповторимы, и так сложны... и так одиноки...Нам кажется, что жизнь начнется завтра, а его может просто не быть...Это ужасно...Нет, ни в том смысле, что исчезнет жизнь, а в том, что судьба человека может коренным образом измениться из-за двух слов, одного жеста, да мало ли чего, и никакое завтра уже не наступит, такое, которое планировалось заранее. Но в этом и есть интерес жизни, ее интрига, убаюкивающая сознание доброй надеждой на то, что всё будет хорошо...

Но будет ли? Стоит только начать рассматривать жизнь более пристально, как сразу же отмечаешь, что она устроена плохо, в ней столько несчастных...Это просто какая-то паутинка, которую ветер судьбы швыряет из стороны в сторону по своей прихоти. Куда ее занесет? Кто может на это ответить?..Никто. Ведь даже тот, кто рядом, которого сжимаешь в объятиях, деля с ним последние судороги страсти - та же паутинка, которую в любой момент может унести в неизвестном направлении. А это была опора...

И вдруг ее - нет...И что тогда?..Скука, обреченность, упадок духа. Фальшивое изображение веселости и счастья перед окружающими... и заплаканная подушка ночью...Как же трудно быть счастливым человеку на этой, затерявшейся среди бесчисленных звезд планете, где и сама-то жизнь является загадкой....А человек простирает руки к небесам и требует себе счастья...Какая наивность жалкой пылинки космоса...

- Ох, что-то я расфилософствовалась - прервала она поток своих рассуждений. - Понятно, что человек должен сам найти свой путь к счастью, но это такая узкая тропинка, а по краям ее такие глубокие пропасти, что выбирается далеко не каждый. Единственный маячок, который поможет ему в этом пути - любовь!

 Конечно, любовь счастливая, иначе, пропасти ему не миновать. Итак, любовь... Но ведь не было никакой любви вначале, а мне было с ним хорошо. Да, но сейчас не просто хорошо, а я просто, по-человечески, счастлива, - поправила она себя...

- Счастлива, - эхом отозвалось в ее сознании, - а завтра? А, может, не стоит думать наперед?.. Но человек должен же как-то планировать свою жизнь?..Зачем? Планируй, не планируй - жизнь решит по-своему. Как в рулетке: сколько бы не рассчитал комбинаций - выпадет та, которую не рассчитал, да и можно ли вычислить такую комбинацию?..Нет, случай, удача, неожиданная встреча - вот главные козыри счастья...Значит, не на что опереться...Мы, как тени, блуждаем в сумерках до тех пор, пока в них не растворимся...

- Что-то меня так и тянет на философию, - подумала Наташа, - наверно, начинает сказываться влияние Алексея. И мне интересно то, о чем они с Игорем и Светланой обсуждают. А почему бы, собственно, и не поговорить о чем-то серьезном? Бытовуха и так уже заела...В конце концов должен же человек порой задумываться и искать ответы на вечные вопросы!..Хотя,вечные вопросы, как правило, ответов не имеют...

Но, может быть, это только пока. Задавая такие вопросы, люди, по крайней мере, вылезают из своих убогих мыслишек на простор вселенского света Разума. Они начинают улавливать необъяснимую связь всего окружающего...

- Ох, опять я зашлась, - усмехнулась она про себя. - Нет, мои мозги явно начинают заполняться совершенно другой начинкой. Как говорится, "с кем поведешься от того и наберешься". Ну, Алексей! А, может, он специально меня подталкивает на путь знаний? Конечно, пустая балаболка его быстро утомит, но он хочет, чтобы это изменение во мне произошло естественно, так сказать, изнутри. А готова ли я?..Ага, вот я, наконец, и добралась до самой сути: готова ли я измениться?

Конечно! А почему? Потому что люблю его!.. Вот оно! Я буду грызть эти книги зубами, но добьюсь того, чтобы ему было со мной приятно не только ночью. Любимая женщина и умная собеседница - вот что его будет притягивать ко мне!..Фу! Родила в конце концов правильную мысль!..
Доехав до нужной остановки, она вышла из трамвая и почувствовала, что ей хочется бежать, а не идти. Кое-как сдержав свои порывы, не дожидаясь лифта, влетела на нужный этаж и позвонила...

- Только бы он был дома, - стучало у нее в висках.
- У тебя же есть ключ,- удивился Алексей, открыв дверь.
Обхватив его за шею, она так плотно прижалась к нему, что стала с ним как будто одно целое.
- Так, какой коршун преследовал мою птичку? - гладя ее волосы, спросил Алексей.

- Я так соскучилась...и в трамвае мне такое лезло в голову, что я еле дождалась того момента, когда смогу обнять тебя...
- Вот оно что! И что же лезло в эту прелестную головку?
- Бррр...Всякая муть.
- А точнее?
- Ну, что всё так неустойчиво в этом мире...и даже любовь, - и она подняла на него влажные глаза.
- Короче, ты предалась философии.
- Да, сколько я ее не пыталась отогнать, она упорно лезла мне в голову.

- Я же говорил, что ты у меня - философ!
- Нет, правда! Почему так?
- Потому что ты взрослеешь!
- Да ну тебя...Я серьезно.
- А серьезно...Этому подвержены все нормальные люди. Сколько у меня было таких размышлений...
- Ну, у тебя - это понятно: вы с Игорем не от мира сего, но у меня-то почему?

- Просто ты постепенно "пропитываешься" воздухом нашей атмосферы. Но к чему же привели тебя твои рассуждения?
- Не скажу, - хитро улыбнулась Наташа.
- Ну, раз мы улыбаемся, то всё самое "страшное" уже позади, не так ли?
- Да. Мне теперь спокойно и хорошо.
- Почему?
- Потому что рядом - ты! Выпытываешь всё! Неужели не понятно!

- Теперь понятно: мы оба есть друг у друга! - и он стал целовать ее припухлые губы.
- Если ты мне дашь еще что-нибудь поесть, то я буду совершенно счастлива!
- Это - запросто!
Алексей помог ей раздеться и они прошли в кухню.
- Ой, ты сжарил картошку и сделал салат! Обожаю! - принюхиваясь, ворковала она.
- Ах, ты моя голодная студенточка, - приговаривал Алексей, раскладывая картофель по тарелкам и добавляя в них салат. - Как твои успехи?

- Отлично! Учитель меня хвалит!
- Ох, как же мне повезло, что ты не школьница!
- Почему?
- Потому что речь у тебя такая же, а срок бы мне грозил не малый, - усмехнулся Алексей.
- Ну, от школьницы ты бы вряд ли отказался? - иронично заключила Наташа.
- Я ж и говорю, что хорошо, что ты не школьница.
- То есть, если бы я была школьница...


- Вот-вот, можешь дальше не продолжать...
- Приятно это слышать!
- Слышать-то приятно, сидеть потом неприятно. Малолетки - это такая проблема для мужика: и хочется, и колется, как говориться. А так: налицо школьница, но уже считается взрослой.
- Ну, ты мне льстишь, сознайся!
- Нисколько!

Она встала со стула и прижалась к нему.
- А я думала тебе нужна какая-нибудь профессорша, чтобы могла покорить тебя своими знаниями.
- Нет, мне нужна только ты, а знания придут постепенно, было бы желание!
- А желание есть...
- Ты уверена?
- Совершенно.
Алексей поднял ее на руки и понес в спальню.
- А куда ты меня несешь?
- Ты же сказала, что у тебя есть желание!
- А, ну да, пусть будет так...

Через час или около того, они сидели уже на кухне и пили ароматный чай. Приятная слабость тела расслабила и успокоила волнения и тревоги в душе Наташи.
- Какое счастье, что есть это прекрасное настоящее, - думала она. -Может, не стоит зацикливаться и положиться на судьбу? Однако и сидеть, сложа руки, не гоже. Наметила план - надо его осуществлять.

- О чем думаешь?
- Думаю, что бы почитать...А вот скажи, как ты читал и что выбирал, то есть была ли у тебя система, план, или читал то, что хотел?
- Конечно, я планировал прочтение разной литературы. Фундамент - это античная история, философия и литература. Далее - религии и их наиболее яркие представители. Потом классика, но не всё подряд, а выборочно: русская почти целиком, французская, английская, немецкая, американская - наиболее известных представителей, включая эпистолярное наследие. Современная - примерно, так же.

- А поэзия?
- В поэзии, начиная от Гомера, Данте, Петрарки, Шекспира - продвигался к современной, но здесь я уже ориентировался только на свой вкус. Если мне стихи поэта не нравились, то, несмотря на его авторитет и известность, я их закрывал и, напротив, если нравились, пусть даже это было совершенно незнакомое имя, - я отдавал должное поэту.

- А я как-то считала чтение просто хорошим развлечением и читала только то, что нравилось.
- Это тоже хорошо, но такие знания очень разрозненны и беспорядочны. Это все равно, что прочитать Пушкина, а Лермонтова или Надсона, к примеру, совсем не знать.
- И что бы ты мне посоветовал?
- Диалоги Платона, историю Геродота, сонеты Данте, Петрарки, Шекспира - на первое время.
- А потом?

- Ну, когда осилишь это, тогда и спрашивай.
- Как-то ты не уверен во мне, по-моему?
- Я всегда сомневался в том, что женщине нужны глубокие знания, хотя, внутренне, хотел бы этого.
- А я всегда считала, что мужчина должен быть умным, но и женщина соответствовать ему.
- Правильно, потому что у них, в противном случае, не получится диалога. Быт - бытом, но надо же и о чем-то более глубоком поговорить, мы же люди, в конце концов.
- Тогда дай мне из того, что ты перечислил что-нибудь.

- Пойдем в зал и я покажу тебе, где и что можно найти.
Они прошли в зал и Алексей показал полки, на которых стояли нужные книги. Достав "Диалоги Платона", Наташа открыла их и полистала. Потом присела на стул и углубилась в чтение.
Алексей тихо вышел, улыбаясь про себя, но внутренне рад был, по крайней мере, даже ее попытке. Пройдя в спальню, он взял одну из тетрадей своих дневников и стал просматривать.

***


Д.ЮМ - ИССЛЕДОВАНИЕ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ РАЗУМЕНИИ.

***
Идея Бога как бес­ко­неч­но разум­ного, муд­рого и бла­гого Сущес­тва порож­да­ет­ся раз­мыш­ле­нием над опе­ра­ци­ями нашего соб­ствен­ного ума (mind) и без­гра­нич­ным уси­ле­нием качеств бла­гос­ти и муд­рос­ти. Мы можем довес­ти наше иссле­до­ва­ние до каких угод­но пре­де­лов и при этом всег­да обна­ру­жим, что каж­дая рас­смат­ри­ва­е­мая нами идея ско­пи­ро­вана с какого-то впе­чат­ле­ния, на кото­рое она похожа.

Для тех, кто стал бы утвер­ждать, что это поло­же­ние не явля­ет­ся все­об­щей исти­ной и допус­кает исклю­че­ния, сущес­твует толь­ко один, и при­том очень лег­кий, спо­соб опро­вер­гнуть его: надо пока­зать ту идею, кото­рая, по их мне­нию, не про­ис­те­кает из дан­ного источ­ника. Нас же, коль скоро мы хотим защи­тить свою тео­рию, это обя­жет ука­зать то впе­чат­ле­ние, или живое вос­при­я­тие, кото­рое соот­вет­ствует дан­ной идее.
***
Но хотя наша мысль по видимости обладает безграничной свободой, при более близком рассмотрении мы обнаружим, что она в действительности ограничена очень тесными пределами и что вся творческая сила ума сводится лишь к способности соединять, перемещать, увеличивать или уменьшать материал, доставляемый нам чувствами и опытом. Думая о золотой горе, мы только соединяем две совместимые друг с другом идеи - золота и горы, которые и раньше были нам известны.

Мы можем представить себе добродетельную лошадь, потому что на основании собственного чувствования (feeling) способны представить себе добродетель и можем присоединить это представление к фигуре и образу лошади- животного, хорошо нам известного. Словом, весь материал мышления доставляется нам внешними или внутренними чувствами, и только смешение или соединение его есть дело ума и воли. Или, выражаясь философским языком, все наши идеи, т. е. более слабые восприятия, суть копии наших впечатлений, т. е. более живых восприятий.
***
Итак, у нас есть положение, которое не только само по себе, по-видимому, просто и понятно, но и, более того, при надлежащем применении может сделать столь же ясным и всякий спор, а также изгнать тот непонятный жаргон, который так долго господствовал в метафизических рассуждениях, только компрометируя их. Все идеи, а в особенности отвлеченные, естественно, слабы и неясны; наш ум нетвердо владеет ими, они легко могут быть смешаны с другими, похожими на них идеями, а если мы часто употребляли какой-нибудь термин, хотя и лишенный точного значения, то мы способны вообразить, будто с ним связана определенная идея.

Напротив, все впечатления, т. е. все ощущения, как внешние, так и внутренние, являются сильными и живыми, они гораздо точнее разграничены, и впасть относительно них в ошибку или заблуждение трудно. Поэтому, как только мы подозреваем, что какой-либо философский термин употребляется без определенного значения или не имеет соответствующей идеи (что случается весьма часто), нам следует только спросить: от какого впечатления происходит эта предполагаемая идея? А если мы не сможем указать подобное впечатление, это только подтвердит наше подозрение. Рассматривая идеи в таком ясном свете, мы надеемся пресечь все споры, которые могут возникнуть относительно их природы и реальности.
***
Замечено, что в самых различных языках, даже в тех, между которыми нельзя предположить ни малейшей связи, ни малейшего сообщения, слова, выражающие самые сложные идеи, в значительной мере соответствуют друг другу; это служит верным доказательством того, что простые идеи, заключенные в сложных, были соединены в силу какого-то общего принципа, оказавшего одинаковое влияние на все человечество.
***
Хотя тот факт, что различные идеи связаны друг с другом, слишком очевиден, чтобы он мог укрыться от наблюдения, ни один философ, насколько мне известно, не попытался перечислить или классифицировать все принципы ассоциации; между тем это предмет, по-видимому, достойный внимания. Мне представляется, что существуют только три принципа связи между идеями, а именно: сходство, смежность во времени или пространстве и причинность
***
Все объекты, доступные человеческому разуму или исследованию, по природе своей могут быть разделены на два вида, а именно: на отношения между идеями и факты.
***
Все заключения о фактах основаны, по-видимому, на отношении причины и действия. Только это отношение может вывести нас за пределы свидетельств нашей памяти и чувств. Если бы вы спросили кого-нибудь, почему он верит в какой-либо факт, которого нет налицо, например в то, что его друг находится в деревне или же во Франции, он привел бы вам какое-то основание, и основанием этим был бы другой факт, например письмо, полученное от друга, или знание его прежних намерений и обещаний.

Найдя на пустынном острове часы или какой-нибудь другой механизм, всякий заключит, что когда-то на этом острове побывали люди. Все наши рассуждения относительно фактов однородны: в них мы постоянно предполагаем, что существует связь между наличным фактом и фактом, о котором мы заключаем на основании первого; если бы эти факты ничто не связывало, наше заключение было бы совершенно необоснованным.
***
Ни один объект не обнаруживает в своих доступных чувствам качествах ни причин, его породивших, ни действий, которые он произведет; и наш разум без помощи опыта не может сделать никакого заключения относительно реального существования и фактов.
***
Итак, мы напрасно стали бы претендовать на то, чтобы определить (determiner) любое единичное явление или заключить о причине и действии без помощи наблюдения и опыта.
***
Самая совершенная естественная философия лишь отодвигает немного дальше границы нашего незнания, а самая совершенная моральная или метафизическая философия, быть может, лишь помогает нам открыть новые области такового. Таким образом, убеждение в человеческой слепоте и слабости является итогом всей философии; к этому итогу мы приходим вновь и вновь, вопреки всем нашим усилиям уклониться от него или его избежать.
***
Все умозаключения могут быть разделены на два вида, а именно: на демонстративные, или касающиеся отношения между идеями, и моральные, касающиеся фактов и существования.
***
Задумываясь о суетности человеческой жизни и постоянно размышляя о пустоте и мимолетности богатства и почестей, мы, быть может, потворствуем при этом своей природной лени и. ненавидя мирскую суету и тягости деловой жизни, только ищем подходящего предлога для того, чтобы полностью и бесконтрольно предаваться этой склонности.

 Существует, однако, один вид философии, кажется, не приносящий подобного вреда, ибо философия эта не потворствует никакой необузданной человеческой страсти, не поощряет никакого природного аффекта или стремления. Такова академическая, или скептическая, философия. Академики постоянно толковали о сомнении и воздержании от суждения, об опасности поспешных решений, о необходимости ограничить исследования, предпринимаемые нашим разумом, очень узкими пределами и об отказе от всех умозрений, выходящих за пределы обыденной практической жизни.

Поэтому что может больше противоречить беспечной лености нашего ума, его безрассудному самомнению, его непомерным притязаниям и полной предрассудков доверчивости, как не названная философия? Она подавляет всякую страсть, за исключением любви к истине, а последняя никогда не доводится и не может быть доведена до чрезмерно высокой степени. Поэтому удивительно, что данная философия, почти всегда безвредная и невинная, бывает предметом стольких неосновательных упреков и клеветы.
***
Какое же заключение сможем мы вывести из всего этого? Очень простое, хотя, признаться, и весьма отличное от обычных философских теорий. Всякая вера в факты или в реальное существование основана исключительно на каком-нибудь объекте, имеющемся в памяти или восприятии, и на привычном соединении его с каким-нибудь другим объектом. Или, иными словами, если мы заметили, что во многих случаях два рода объектов-огонь и тепло, снег и холод- всегда были соединены друг с другом и если огонь или снег снова воспринимаются чувствами, то наш ум в силу привычки ожидает тепла или холода и верит, что то или другое из этих качеств действительно существует и проявится, если мы приблизимся к объекту.

 Подобная вера (belief ) с необходимостью возникает, когда ум поставлен в указанные условия. При таких обстоятельствах эта операция нашего духа (soul) так же неизбежна, как переживание аффекта любви, когда нам делают добро, или ненависти, когда нам наносят оскорбления. Все эти операции представляют собой разновидность природных инстинктов, которые не могут быть ни порождены, ни подавлены рассуждением или каким-либо мыслительным и рассудочным процессом.

На этом мы вполне могли бы прекратить свое философское исследование; в большинстве вопросов мы и не можем пойти дальше ни на шаг и во всех вопросах после самых неустанных и тщательных исследований должны наконец здесь остановиться. Но, быть может, нам извинят нашу любознательность или даже одобрят ее, если она приведет нас к дальнейшим изысканиям и заставит еще более внимательно рассмотреть природу упомянутой веры и того привычного соединения, на котором она основана.

Таким путем мы, может быть, придем к некоторым объяснениям и аналогиям, способным удовлетворить по крайней мере тех, кто любит отвлеченные науки и может найти удовольствие в спекулятивных размышлениях, которые, как бы верны они ни были, все еще сохраняют долю сомнительности и недостоверности. Что же касается читателей с иными вкусами, то остальная часть этой главы не предназначена для них, и дальнейшие исследования могут быть вполне понятны, если даже оставить ее без внимания.
***
Подведем теперь итог нашему учению и допустим, что чувство веры есть не что иное, как представление, отличающееся большей интенсивностью и устойчивостью, чем это свойственно простым вымыслам воображения, и что этот способ представления возникает благодаря привычному соединению объекта с чем-нибудь наличествующим в памяти или восприятии; я думаю, что после этих предположений не трудно будет найти другие операции ума, аналогичные вере, и свести все эти явления к еще более общим принципам.
***
Таким образом, помимо того что соединение мотивов и волевых актов так же правильно и единообразно, как соединение причин и действий в любой области природы, это правильное соединение всеми признано и никогда не было предметом спора ни в философии, ни в обыденной жизни.
И вот, поскольку мы выводим все свои заключения о будущем из прошлого опыта и заключаем, что объекты, соединение которых мы постоянно наблюдали, всегда будут соединяться друг с другом, может показаться излишним доказательство того, что это познаваемое путем опыта единообразие человеческих поступков и есть источник, из которого мы черпаем свои заключения о них.

- Однако, надо бы пойти проведать мою студентку, - подумал Алексей, закрывая дневник. - Загрузил мозги девчонке, конечно, но пусть читает, если захотела.

Он прошел в зал, где сидела Наташа, подперев голову рукой.
- Устала?
- Да, немножко.
- Пойдем перекурим?
- С удовольствием.

Закурив, они сидели друг против друга, но в мыслях были еще в том материале, который только что читали.
- А ты что читал?
- В основном, Ницше. Выписки из его сочинений.
- Ой, когда я еще до него доберусь, а хочется. Но сегодня уже не буду читать ничего сложного, а вот стихи твои почитаю.

- Да и не надо напрягаться. Просто просматривай, отмечай что-то главное, а потом, при повторном просматривании, некоторые моменты уже будут знакомы и читать будет легче.
- Так, сейчас ты мне прочтешь несколько своих стихов - и я пойду спать, хорошо? Завтра мне надо на первую пару в институт не опоздать.
- Да иди ложись, если устала.

- Нет, ты меня убаюкай стихами.
- А баю-баюшки баю - спеть?
- Нет, я уже взрослая.
- Я это уже заметил.
- Тогда прочти что-нибудь.
Алексей сходил в спальню и вернулся с тетрадкой стихов. Они снова закурили и Алексей стал читать:

Ну, здравствуй, добрая печаль!
Подруга дней моих суровых!
Опять куда-то рвусь я вдаль,
Ищу каких-то знаний новых!

Что ж, посидим, попьем вина.
Тебе поплачусь я в жилетку,
Что правда в жизни не видна,
Что все играем мы в рулетку.

Я знаю: ты не дашь совет,
Но мы приятно потолкуем
И, может быть, забрезжит свет,
И жизнь одарит поцелуем.

Пусть ненадолго, хоть на миг,
Но вспыхнет искрами надежда,
Что я еще не всё постиг,
Что мир, как модная одежда:

За ней не в силах поспевать,
Но надо к этому стремиться!
У нас есть право выбирать!
Нельзя в пути остановиться!

- Ну, это почти твое кредо.
- Можно и так сказать. А вот как тебе такое:

Мне снился чудный сон!
Цветной и очень яркий!
Толпа со всех сторон
И день, довольно жаркий.

Как будто, я на рынке
У рыбного лотка.
В аквариуме - рыбки,
Вода - неглубока.

И в нем, как будто, выступ
У поверхности воды,
И на него упала рыбка,
По прихоти судьбы.

А рыбка непростая:
Вся золотом блестит!
Ну, вообщем, золотая!
О помощи молИт!

Я взял ее рукою
И в воду опустил,
И свежею водою
Дыханье оживил.

И вдруг в ней вижу женщину!
Такую же, как рыбка!
Красивую, беспечную
И на лице - улыбка!

Она в воде плескается,
Весело кружась!
Изящно изгибается,
Радостью светясь!

Сама - всего с мизинец!
Играет, как дитя!
Такой вот мне гостинец
Сон подарил, шутя!

- На самом деле такое приснилось? - удивилась Наташа.
- Ну да.
- С ума сойти!
- Но самое интересное это то, что она так ласкалась и так гладила мой палец, а взглядом показывала, мол, что она бы хотела и большего, но размеры не позволяют.
- Да, тебе пришлось бы самому стать маленькой рыбкой.
- А вот это - философская лирика:

Пуста дорога.
Даль без конца.
Всё есть у Бога,
Но нет лица.

Миры и дали,
Закон судьбы,
Есть дни печали
И дни беды.

И радость встречи,
Любовь, мечты,
Но нету речи,
Что скажешь Ты...

И блекнут звезды...
И даль пуста...
Бессильны слезы...
Мораль проста:

Живи, надейся,
Но знать - не знай,
Надеждой грейся
И...умирай.

- Да, грустно. Конечно, хотелось бы видеть и слышать Бога, но это из области фантастики.
- Так вот то ж, - улыбнулся Алексей. - Ну, что - спать?
- Да, - сладко потянулась Наташа. - И ты?
- Нет, я еще немного посижу.
Обняв его и нежно поцеловав, полусонная, она побрела в спальню, задев за косяк двери. Алексей улыбнулся, ощутив прилив бесконечной нежности и радости за то, что она у него есть...